Сон Василия Петровича
Ярко светило солнце. Была зима. Василий Петрович собирался на прогулку. Прогулка по хвойному лесу на лыжах – что может быть лучше в это декабрьское утро. Он оделся по-спортивному и вышел на крыльцо. Две огромные собаки кинулись к нему навстречу, приветливо лая и виляя хвостами – это были его собаки. Предстоящая прогулка для них была пределом счастья. Собаки вообще любят погулять, а уж по зимнему лесу и говорить нечего. Василий Петрович знал, что он для своих собак был сейчас источником счастья. В свою очередь собаки для него были тем же источником. Присев на корточки, он дал себя облизать. Собаки шумно лаяли и прыгали на него. В этом дружеском порыве, они чуть не опрокинули его. Он взял лыжи и они пошли.
Лыжня начиналась сразу от калитки и уходила в лес. Напоследок, он обернулся, ему почему-то захотелось посмотреть на дом. Это был не его дом в деревне. Он увидел настоящий дом богача.
Большие и цельные витражные стекла придавали значимость и породистость строению. Мраморное крыльцо с резными перилами и почти такого же цвета облицовочный известняк – все это создавало единый и вписывающийся в окружающую среду ансамбль. Словом, все было выполнено в стиле «а-ля».
Чуть правее дома на стоянке стоял новенький дорогой джип, поблескивая в лучах утреннего солнца, и это была его машина.
Они вышли за калитку. Василий Петрович надел лыжи, и они покатили, углубляясь все дальше и дальше в лес. Он шел коньковым ходом, вдыхая морозный и свежий хвойный воздух. Чувствуя каждую клетку своего тела. «Это и есть настоящая жизнь», – так думал он. Отталкиваясь и дыша, они катили вперед. Собаки попеременно обгоняя и отставая, делали все свои дела по пути.
Лес кончился. Пошло поле, лыжни не было. Затем кончилось и поле, и перед ними лежала широкая река покрытая льдом. На льду они двигались размеренно, не спеша, давая отдых мышцам. Иногда под ними лед постреливал, приятное ощущение легкой опасности охватывало его. Собаки, высунув языки и хватая снег на ходу, бежали рядом. Снег местами заканчивался, освобождая под ними чистое пространство льда. Василий Петрович остановился, пора поворачивать назад. На той стороне реки была деревенька. Из печных труб деревенских домов уютно валил дым. Пахло баней. Над деревней возвышалась заброшенная церковь, а вместо куполов на ней были снежные маковки, как будто сама природа старалась укрыть человеческое невежество.
Василий Петрович, опираясь на палки, стоял посреди реки, любуясь видами. Затем он достал из внутреннего кармана куртки припасенный на дорожку апельсин и медленно, получая удовольствие от каждого движения, начал его чистить. Брызнул сок, попадая на одежду и лицо. Одна капелька попала на губы, он облизнулся, почувствовав ярчайший из всех вкусов. Избавившись от кожуры, Василий Петрович принялся есть его, как яблоко, не деля на дольки, а кусая целиком. Это было самое лучшее, что он, когда-либо пробовал. Вкус был божественный. Состояние невероятного счастья с каждой капелькой сока переполняло. Вдруг он увидел девушку, она шла к нему. Одета она была в беленький тулупчик с оборками, валенки с черными глянцевыми калошами и разноцветный белый платок на голове. Словом, настоящая русская красавица. Девушка, улыбаясь, несла два ведра с водой на коромысле. Собаки заискивающе метались и ластились перед ней, признавая новую хозяйку. У Василия Петровича аж дух перехватило, какая она была ладная красавица. Он стоял, не шелохнувшись, боясь спугнуть. Проходя мимо, словно плывя по льду, она вдруг ни с того ни с сего, резким и неестественным движением обратилась к нему и грубым голосом пробасила:
– Але! Эй! Але, гражданин! Оплачивать будем? – ухнуло над рекой.
Реальность
– Просыпаемся гражданин! – гремело в зимнем воздухе.
Он, еще не веря в это, стоял и смотрел, не понимая, что волшебный замок вот так запросто может рухнуть. Раздался сильный треск ломающегося льда. В голове заскрежетало. Снег разом сошел с маковок церквей, а из деревенских домов повалил черный дым. Собаки ощерились, обнажив клыки.
– Да что же ты будешь делать?! Опять пьянь нанесло, – ругалась кондуктор трамвая на весь вагон.
Василий Петрович с большим трудом разомкнул глаза. Перед ним стояла суровая толстая тетка с выщипанными бровями и глазами навыкате. Она при этом еще и тормошила его.
–Ты будешь платить или нет? – уже переходя на «ты», не отставала она.
Спросонья Василий Петрович полез в карман и выгреб мелочь. На билет не хватало. Как же это он забыл, что на сто рублей, которые у него были, он купил пирожки с картошкой.
– Чего это ты мне суешь? – негодующе, с полным правом победителя, хлестко и грубо бросила она ему. Трясущимися руками, Василий Петрович с виноватым лицом полез в другой карман, в надежде исправить положение, но лучше бы он этого не делал. Он достал сто долларов и протянул их ей. Тетька-кондуктор взорвалась. Поток отборнейшей вагонной брани обрушился на него. Вид стодолларовой банкноты сработал, как красная тряпка на быка. Если бы он просто сказал, что забыл деньги дома, она бы, потеребив его все равно бы отстала, дав ему доехать, но то, что он козырял тут долларами, вывело ее из себя. Такое прощать было нельзя.
– Нет, вы посмотрите на него! Ты че, специально так взял, чтоб сдачи не было?! Ты со своими деньгами езжай на такси, если богатый такой. Ну, ты че сюда залез то? Денег нет – давай освобождай место, – все шире и шире открывая рот, орала кондуктор.
При этом она не забывала его шпынять и с каждым разом шпыньки становились все жестче.
– А ну давай, че расселся?! – не унималась она раздухарившись.
Василия Петровича грубо выперли на ближайшей остановке. Так он и остался стоять с зажатой в кулаке стодолларовой бумажкой.
Голова болела страшно. Хотелось пить. На душе было жутко. Тело ныло. Вдруг, внезапная мысль как выстрел пронзила его.
«Деньги. На месте ли деньги?» – нервно и судорожно бросился к карману. Слава богу, деньги были на месте. Василий Петрович шумно выдохнул. Он пересчитал еще раз. Однако надо было что-то предпринять. План не менялся, срочно к куму. Он зашел в ближайший пункт обмена, которые были на каждом шагу, и разменял сто долларов, заодно удостоверился в их подлинности. Он опять столкнулся с той же ситуацией – к куму в таком помятом состоянии нельзя. Сто грамм водки могли исправить положение. Рядом с пунктом обмена было строение, напоминающее ларек начала девяностых, с покосившийся вывеской «Фиалка». Наверняка здесь можно было купить «чекушку» и прямо там же выпить. Василий Петрович зашел. Внутри стояли два столика, как раз для таких целей. Опытная продавщица сразу определила, что ему нужно. Василий Петрович по прошлому знал, что чувство жажды пока можно подавить, оно пройдет после водки. Он взял чекушку и сосиску в тесте. Продавщица, с неприятным звуком выдавила ему остатки дешевого кетчупа на пластиковую тарелку. Кетчуп плевком вылетел из красной бутылки.
«Сейчас поправлюсь и сразу к куму. У-у-у, жирная ведьма. Вот доведет же», – пережитое в трамвае ни на секунду не покидало его. Подойдя к столику, который находился тут же, и переведя дух, он прямо из горла выпил примерно половину содержимого бутылки. В продаже сто граммовых не оказалось и пришлось брать в два раза больше. Водка была дешевая. Занюхав сосиской, он отломил кусочек мякиша, помакал его в кетчуп и положил в рот, медленно пережевывая. Сосиска в тесте была такой же дешевой и дрянной, как и водка, впрочем, как и само это заведение. Он постоял минут десять, заметно полегчало. Рядом на батарее сидел черно-белый пушистый кот, который подавал ему знаки. Василий Петрович отломил еще кусочек и положил, приглашая того закусить. Кот подошел, сначала обнюхав предложенное, затем не спеша начал есть, выражая признательность урчанием.
– В конце концов, ну обругали меня, ну выперли, ведь ничего такого страшного не произошло, а даже совсем наоборот. И мне кроме как радоваться, ничего не остается сегодня, – добрел он на глазах, быстро забывая недавнее приключение.
Василий Петрович посмотрел на бутылку:
«Допью, в самом деле не оставлять же ее здесь? От ста грамм хуже не будет», – подумал он, поднося бутылку к губам и запрокидывая вверх. Осушив одним махом содержимое и занюхав, он доел сосиску, тщательно собрав весь кетчуп с тарелки. Василий Петрович обдумывал, как ему поступить дальше.
«А что, собственно говоря, мне мешает доехать до кума на трамвае. И деньги сэкономлю. Куму надо тоже поставить, ведь не с пустыми же руками к нему ехать. Зачем тратиться на такси? Спешить мне все равно некуда. Предупреждать и звонить на работу не надо – сегодня вызова не было, а то, что я шел туда, так это я шел сам – дома сидеть надоело. Пожалуй, так и сделаю», – так думал он, стоя в этом отстойнике большого города. Ему совсем похорошело, голова прошла, снова хотелось жить. Теперь это место не казалось таким ужасным, а продавщица так и совсем была ничего. Дикая музыка, которая сначала била по мозгам, звучала сейчас в унисон с его настроением.
– Мало!
Подходя к продавщице, он заметил, что она слегка улыбается ему. «Люда» – прочитал он на бейджике ее униформы. В свою очередь и он тоже немного улыбнулся, чтобы не казаться невежливым. Он взял еще чекушку, пластиковый стаканчик, два пирожка с мясом и картошкой. Продавец с приветливой улыбкой достала новую бутылку кетчупа и обильно полила на тарелку.
– Вам разогреть? – поинтересовалась она.
– Спасибо я привык пить холодной, – пытаясь пошутить, ответил он.
– Я оценила, так греть? – еще раз спросила она.
– Да, если можно, – ответил он.
Она подогрела пирожки в микроволновке. Пошел вкусный аромат выпечки. Забрав и расплатившись, он двинулся к своему столику. Чинно расположившись на столике, он отломил добрую половину и предложил коту присоединиться к его трапезе. Кот подошел, при этом вставая с места, потянулся, демонстрируя всего себя, понюхал, но есть не стал, а отвернулся и начал лизать лапу.
– Ладно, не хочешь не надо,– немного обиделся Василий Петрович на кота. Налив в стаканчик и залпом выпив, он закусил пирожком, не забывая предварительно обмакнуть в кетчуп. Кетчуп был определенно лучше предыдущего. Обстановка навевала времена молодости и он решил еще взять кильку в томатном соусе. Продавец на удивление быстро согласилась ее открыть и сделала это очень умело. Под кильку грех было не выпить, и он налил еще. Водка под кильку шла хорошо. Он кинул одну рыбку коту, доставая ее пальцами и капая на стол и пол соусом, килька шмякнулась о пластик, который укрывал батареи и подразлетелась в разные стороны, кот даже ухом не повел, продолжая следить за своим хозяйством. Допив остатки водки, он расправился с консервой, густо запачкав стол соусом.
– Поеду, – решился он. Выйдя на улицу, он подошел к дороге и поднял руку. Машины как на зло проезжали мимо не останавливаясь.
– Да что за день такой! На трамвае не доехать, машину не поймать, – то, что он нашел сегодня деньги, отошло на второй план.
– Эй, але шеф, ну куда! Э-эй, стой, ну ты че… – дальше шла нецензурная речь. Такими словами он провожал очередную проезжающую мимо машину. Вдоволь наматерившись, ловя попутку и приняв это для себя как знак, он решил добавить «соточку». Продавщица при виде его еще больше заулыбалась. Василий Петрович заметил, что у нее не хватало одного переднего зуба.
– Я знала, что вы вернетесь, – сказала она ему, явно давая понять, что может быть и продолжение. Пребывание на свежем воздухе немного его отрезвило.
«В самом деле, не познакомиться ли мне с ней поближе?» – так же быстро подумал Василий Петрович. Мысль была соблазнительной, ведь он столько лет себе во всем отказывал.
«Ну, потрачу тысячу рублей, ну и что? Деньги все равно халявные», – уговаривал он себя пустится во все тяжкие: «В конце концов, на работе и дома меня сегодня не ждут, а завтра будет видно. И в самом деле, что это я все к куму, да к куму? Ну, приеду я к нему, выпьем, посмотрим телевизор. Кум опять начнет новости перечислять, кто с кем и как. В общем, вечер будет безвозвратно испорчен. А тут перспектива, какая никакая, ну да не модель она, не красавица, но зато и денег много не потрачу. Не тряхнуть ли мне стариной? Вспомню молодость. Эх, были же денечки! Но тогда денег по большей части не было, а сейчас-то мне – самое оно, потрачусь малость. Может у меня и в жизни такого больше не будет?» – стоя в грязном ларьке, рассуждал Василий Петрович.
– Я сегодня до пяти, если хочешь, подожди меня, пойдем ко мне, – сразу напрямую выдала она ему. То ли она почувствовала, что у него с собой есть деньги, то ли ей просто захотелось гульнуть. Кто ее знает? Людмила в определенных кругах была особой известной. Брала, что хотела, когда и сколько, но контингент, с которым она водила «дружбу» сам был рад предоставить ей все для этого.
– Заходи сюда, – пригласила она, поднимая стойку и открывая дверь в подсобку. Он прошел за стенку, здесь был стол и один стул, на котором он и расположился.
– Посиди пока. Два часа осталось до конца смены, – сообщила ему Людмила.
Василий Петрович ей не поверил и полез за телефоном, желая удостовериться во времени. Он явно потерялся, ему показалась, что прошло не больше часа с того момента, как они нашли деньги с незнакомцем. Люда увидала телефон и отметила про себя – телефон у Василия Петровича был не из дешевых. Откуда-то взялась бутылка водки и закусь, они выпили вместе и закусили теми же пирожками. Люда поставила на стол их изрядное количество. Василий Петрович даже не догадывался, что пирожки были просроченные и Люба торгует ими из под полы. Она сама брала просрочку в пекарне возле дома, у нее там соседка работала, с которой они частенько и выпивали.
Василий Петрович сидел, медленно пережевывая просроченные пирожки. А здесь не так уж и плохо, как показалось ему сначала. Стол был накрыт клеенкой. Клеенка была старая, но чистая и без дыр. Людочка налила по рюмке себе и гостю. Выпили.
Обилием клиентов заведение не страдало. Оно стояло на дороге, как последнее ископаемое среди множества супермаркетов, с их дешевым изобилием товаров. Ларек непонятно за счет чего еще держался. Цены были выше, и качество обслуживания было не на высоте. Скорее оно напоминало огонек, на который слетались последние мотыльки огромного мегаполиса. Мотыльки не могли не прилетать, опьяненные тусклым светом, они падали здесь же, подломленные своим божком.
Люда тем временем, налила только себе и выпила, видимо, как-бы желая догнать собеседника. А может, давая знак, что она рассчитывает сегодня на нечто большее, и как бы сберегая силы мужчины, для великих свершений. Она что-то болтала, но это Василия Петровича не особо интересовало, все плыло. Оба хотели поскорее домой, чтобы забыться в алкогольном экстазе. Пришла сменщица, переоделась и встала за прилавок.
– Привет, – бросила она, обнажая передний ряд своих золотых зубов.
– Еще и зубы золотые, ну точно динозавр и откуда их таких добывают, – сменщица в своем прикиде была олицетворением прошлой эпохи, ушедшей от нас навсегда, но почему то сохранившейся до наших дней вместе с этим ларьком как единый целое.
– Пошли Василий нам пора, – сказала ему Людочка.
Они вышли. В ста метрах была трамвайная остановка, с которой его так много уже связывало. Ждать долго не пришлось. Сверкая чистенькими стеклами, подошел новый трамвай. Василий Петрович с Людочкой зашел в вагон, его качало. Свободных мест, как назло, не оказалось, а он очень рассчитывал. Люда держала его с боку. Он встал на задней площадке вагона, двумя руками облокотясь о перила. Народ, стоявший здесь же, заметно раздвинулся перед ними. Трамвай тронулся, было душно. Подошла кондуктор приятной наружности с бровями на месте. Люда сама рассчиталась за него и за себя. Слава богу, ехать пришлось только две остановки. Они вышли, Василия Петровича после душного трамвая подразвезло и прогулка пошла ему на пользу. По пути зашли в пекарню – в ту самую, где Людочка брала просрочку у Зиночки. Набрав очередную порцию несвежих пирожков, и намекнув на то, что та может заходить сегодня попозже, они покинули заведение. По пути они зашли в нормальный магазин «У дома». Люда набирала «по полной». Васе было уже все равно. На кассе он равнодушно и медленно начал доставать бумажник, Люда ему помогла. В бумажнике лежали деньги, оставшиеся от размена ста долларов. Остальное было глубоко спрятано в недрах его одежды. После покупки продуктов и двух бутылок дорогого коньяка, от ста долларов почти ничего не осталось.
Утро
Голова сильно болела. Хотелось пить. На душе было жутко. Тело ныло. Кто-то лежал рядом, тяжело дыша. Проснувшись окончательно, Василий Петрович обнаружил, что он совершенно голый. Одежда в беспорядке валялась на полу.
– Деньги! – было первой его мыслью. И прямо так, не одеваясь, он бросился искать куртку. В ней был потайной кармашек. Куртка висела в прихожей на вешалке. Судорожно, трясущимися руками он полез открывать замочек за подкладкой. «Фу-у» – выдохнул он, деньги были на месте, не считая, конечно, тех ста долларов, что он вчера пустил в оборот. Он вернулся и сел на кровать. Сопящее тело по-видимому было вчерашней жуткой продавщицы из той тошниловки.
«Кошмар! Как я тут оказался? Скорее к жене и детям. Что я скажу на работе? Хотя на работе ничего говорить не надо. Домой, быстрей домой или все-таки лучше к куму? Как я появлюсь дома в таком виде? Что скажет жена? Нет, я не могу ее расстраивать», – стучало у него в голове, похмельным синдромом. Только сейчас, он увидел, что на столе стояла чуть початая бутылка с «Хеннеси». Конечно, он прекрасно понимал, что не надо пить. Нужно срочно рвать когти к куму, там отлежаться и домой, но на столе стояла бутылка дорогого напитка.
– Ау! Я здесь, я не куда не ухожу. Прошу вас в гости, мы принимаем строго по утрам. Желательно, с похмельным синдромом. Я вас жду со вчерашнего вечера, – приветливо сказала ему бутылка.
– Ну, в самом деле, не отказывать же гостям, когда тебя само «Хеннеси» зовет. Просто, как-то даже неудобно перед людьми. Загляну, только ради приличия, с визитом вежливости, – Василий Петрович налил пол стакана.
– Ну! За знакомство, – и опрокинул залпом. На кровати что-то зашевелилось.
– Вась ты уже проснулся? Плесни мне тоже, – с хрипотцой сказало зашевелившееся существо.
День пролетел не заметно. За ним еще один и еще. Средства, что естественно, были пущены в оборот. Общество шептало и пело. Через месяц Васька был выдворен за ненадобностью. Он уже не соответствовал запросам и задачам данной публики. Прощай Вася! Мы расстаемся с тобой навсегда. К своей прежней жизни и семье ты больше не вернешься.
Глава 4. Человек и козел
Павел Иванович открыл книгу. Это была короткая Абхазская сказка, которую он давно хотел прочитать. Называлась она «Человек и Козел». Вообще у него в кабинете было довольно обширное собрание сказок народов мира, которые он периодически перечитывал – это успокаивало и хорошо отвлекало от рутинной работы.
«Жил в горах пастух. Было у него небольшое стадо, состоящее из овец и одного козла. Из молока пастух делал сыр, тем и питался. Иногда спускался он с гор к людям, чтобы постричь овец, продать шерсть, пополнить запасы и опять возвратиться в горы. В горах был у него маленький домик, где он жил некоторое время и хранил припасы, пока вновь не пускался в путь со своим стадом. Он не был угрюмым и мрачным человеком, любил горы, а с людьми чувствовал себя не очень хорошо. Козел же был у него за друга и собаку. Вечером, когда разжигался огонь, козел, отделялся от стада и подходил к пастуху. Пастух чесал его специальной щеточкой, вычесывая колючки и при этом разговаривая с ним. Человек искренне радовался, когда козел проявлял ответные чувства. Особенно приятно было, когда козел подставлял свою бороду, предлагая очистить ее от колючек. Козел был вожаком стада, и все овцы шли за ним. Бывало, овца родит ягненка и козел звал человека.
Случай свел в горах двух друзей. Вечером, расположившись возле костра, они пили вино, закусывая овечьим сыром. За разговором пастух решил поправить лезвие на ноже, который он затупил дня три назад о ветку старого дуба. Они обсуждали события, произошедшие в селе, много ли нынче собрали урожая, где кто видел улей диких пчел. Когда изрядно подвыпили, пастух начал рассказывать про своего козла. Он рассказывал, что когда совсем холодно они спят, прижавшись друг к дружке, о том, что когда они заблудились, козел вывел их и многие другие истории о достоинствах своего товарища. Козел никогда не засыпал прежде, чем заснет его хозяин и как обычно лежал поодаль. Козел смотрел, как хозяин точит нож и что-то недоброе чудилось ему в движениях людей. Человек рассказывал про то, как забавно козел подставляет свою бороду для чесания и они с гостем опять рассмеялись и посмотрели на козла: вот мол, какой красавец! В этот вечер поселился у козла страх, страх за свою жизнь.
Рано утром товарищ ушел со своим стадом.
Вечером козел не пришел к пастуху как обычно, тогда пастух сам пошел к нему, прихватив щеточку. Козел немного вздрогнул, заметив приближающегося к нему человека.
– Что ты так испугался? Это же я! – спрашивал его человек, не понимая, что происходит. Козел же думал, что не зря вчера точен был нож и смеялись, поглядывая на него, люди. Сегодня вечером человек его точно прикончит. Козел смирился с этим и ждал удара, думая при этом, что человек чешет его, чтобы поближе и поудобнее добраться до горла.
Так и пошло. Вечером человек сам шел к козлу и каждый раз козел вздрагивал, думая, что сегодня все будет кончено. Козел все больше укоренялся в мысли, что человек оттягивая время казни, хочет насладиться его страхом. Так проходили дни, недели, месяцы. Козел становился мрачнее и угрюмее, корень недоверия захватил и терзал его. Не видя другого пути, козел решился на предательство, задумав уничтожить человека и освободиться.
В один из дней, переходя на другое пастбище, когда пастух повернулся к нему спиной, козел разбежался и столкнул его в пропасть. На короткий миг он ощутил эйфорию от свободы. Но через минуту пришло девятикратное осознание от сделанного поступка, он понял, что время не пустить вспять и нет возможности что-либо исправить, виновник же сему он сам. С тяжелейшим чувством вины пришла и полная безысходность. Спала пелена с глаз и козел понял, что на него никто и не думал покушаться, а наоборот желали только добра. К полной безысходности прилипло чувство тоски и уныния. Яды начали разрушать его.
Пастух не разбился. Он упал там, где у пропасти был большой угол наклона, а толстый слой мелких камушков смягчил удар. Его тело проехало на них метров тридцать пока не остановилось. Пастух потерял сознание, ноги, и ребра были сломаны. Разум вырубил сознание, чтобы боль не убила его. Так он пролежал двое суток, пока девушка везущая кукурузу на ослике не заметила его. Скинув мешки, она положила его поперек седла. Так добрались они до ее дома. Спасительница была молода и красива и жила с родителями. Отец был гончар, славившийся на всю округу, мать, как и все женщины, хозяйкой в доме. Первым свою дочь со странной поклажей увидел отец. Он сразу все понял, взял ослика за поводья и подвел его прямо к крыльцу. Вместе они занесли пастуха в дом и уложили на кровать. Туго забинтовав ему ноги и грудь, они оставили его. Наутро пастух очнулся и сказал им, что упал в пропасть. Он и в самом деле так думал, потому что не помнил, как все произошло.
Время шло, больной поправлялся и уже выходил во двор, где хозяин дома под навесом лепил свои горшки. Отец девушки очень любил свое дело. Любо дорого было посмотреть на него за этим занятием. Работая, он затягивал песню, про высокие горы, полет птиц и небесных людей. Пастух, не замечая за собой, подпевал ему. Он думал о том, какие хорошие эти люди и почему раньше он не знал, что бывает такое счастье. Еще он думал о том, что ему некуда идти. Стада у него теперь не было, а с такими переломами вряд ли можно рассчитывать на возвращение к прошлой жизни. Все время он сидел во дворе, наблюдая за работой гончара. С другой стороны неумолимо приближалось время, когда он должен был уйти, уйти в никуда из этого дома, наполненного счастьем, где ему так хорошо и это мучило его. Это мучило его вдвойне, потому что за то время, что он был здесь, молодые люди полюбили друг друга, и он не мог ее с собой забрать в горы, даже будь у него целые ноги. У него не было своего дома, а только ветхая хижина в горах. Он смотрел на семью гончара и видел, как они радуются новому дню, радуются друг другу, восходу и закату и так каждый день.
В один из дней он подошел к гончару и попросил дать ему попробовать, его очень удивляло, как это из комка грязи вырастал стройный кувшин. Молодой человек решил попробовать сам. Гончар уступил ему свое место, пастух сел за гончарный круг – это новое занятие так увлекло его, что с тех пор он уже не отходил от круга, дни за днями проводя за этим делом. Конечно, у гончара был не один круг и теперь они оба работали под навесом. У пастуха получалось все лучше и лучше, и вот настал тот день, когда он сделал свой первый кувшин, теперь его по праву можно было назвать новым человеком. Он не представлял дальнейшей жизни без своей спасительницы и гончарного дела, которое так завлекло его, что он точно знал – это его занятие. Теперь он радовался каждому новому дню, который приносил ему праздник труда и счастья. Так он и остался в доме, наполненном счастьем, молодые поженились и на радость всем у них родились дети.
– А что же стало с козлом? – спросите вы.
– Не знаю, наверное, его съели волки».
Прочитав сказку, Павел Иванович взял в руки простенькую визитку: «Радиончик Аркадий Семенович – младший научный сотрудник…» и дальше шло длинное ни о чем не говорящее название института, что то о новых биологических видах и выживание их в агрессивной среде.
«Что бы это значило? Зачем он записался на прием? Причем сделал это так официально, заранее с курьером прислав визитку. Почему просто не записаться по телефону?» – размышлял он, сидя в своем кабинете в ожидании визитера. Ждать долго не пришлось. Павел Иванович принял позу, сидя в кресле. Секретарь сказала, чтобы тот прошел – Павел Иванович ожидает его. Радиончик вошел в кабинет, прошел вглубь, коротко поздоровался и представился. Обошлись без рукопожатий. Павел Иванович предложил сесть в кресло напротив. Одет незнакомец был крайне скромно и вещи были старые, каких сейчас не носили. Однако все было чисто и аккуратно. Из такого же старого портфеля с огромным замком он достал кипу бумаг.
«А ведь он пришел за деньгами» – мелькнуло у Павла Ивановича в голове: «Видно, что готовился и основательно, и судя по портфелю, претензии у него не маленькие. Он что-то знает, раз так открыто назначает встречу и так уверено ведет себя», – продолжал размышлять он, осматривая посетителя. У Павла Ивановича имелся телефон человека из спецслужб, он им не раз пользовался от рэкетиров и прочих джентльменов.
«Попробую сначала выведать, что он знает» – пока решил он.
Радиончик предложил ознакомиться с бумагами и положил их перед хозяином кабинета. На первой странице, большими буквами было написано заглавие: «Невозможность жизни клетки теплокровных после глубокой заморозки». Павел Иванович аж подпрыгнул, такого он точно не ожидал. Нет, в этот раз людей из спецслужб вызывать никак нельзя, тут придется действовать только самому. Павел Иванович впился в него колким взглядом, как паук в свою жертву.
«А не взять ли мне его прямо сейчас и не превратить ли в одного из своих пациентов?» – пришло в голову Павлу Ивановичу.
– Павел Иванович, только давайте без глупостей. Вы же, наверное, понимаете? Я пришел не просто так, – сказал спокойно Радиончик, предвидя и такой исход: – Нам лучше договориться. Пока этот труд находится у меня, и он не в единственном экземпляре. Да вы прочтите хоть немного, чтобы убедиться. Там все понятно, даже картинки есть, – Аркадий Семенович явно чувствовал себя хозяином положения, он знал, что Павел Иванович к науке никакого отношения не имеет, хотя и был доктором наук.
Павел Иванович пришел в бешенство, но он не привык терять самообладание, тем более в присутствии других людей. Не позволяя ни одной мимической мышце выдать его, он нажал специальную кнопку, чтобы ребята из лаборатории были наготове.
«Блефует или нет?» – если бы знать наверняка, с каким удовольствием он самолично упаковал бы его на сон вечный: «Нет, торопиться нельзя. Надо выждать. Хорошо, послушаем, что он хочет? Откуда он столько знает?» – стучало у него в висках. Таких раньше не захаживало и уже никаких лет как десять не захаживало, Павел Иванович всех отвадил.
Радиончик, все говорил и говорил, о том, что что-то научно доказано и эксперименты подтверждали. Павла Ивановича интересовала сумма. Он ждал, пока ему ее скажут. Вот тогда он его и сцапает. В кабинете все записывалось. Аркадий Семенович все медлил или специально, зная это, тянул резину. Наконец первым не выдержал Павел Иванович, и стремительно перейдя на «ты», спросил его прямо в лоб:
– Чего ты хочешь?
– Я, Павел Иванович, ничего не хочу. Я принес вам свой труд и хочу, чтобы вы с ним повнимательней ознакомились, – Радиончик был «тертый калач». Павел Иванович не ожидал такого поворота. Перед ним был опытный игрок, а сам он пока проигрывал.
– Но ты же не просто так сюда пришел, значит тебе что-то нужно? Возможно, у меня и есть то, что тебе нужно, и мы договоримся? – в открытую и без церемоний предложил Павел Иванович.
Радиончик разом стал очень серьезен. Вид его был даже суровым. Шутки кончились. Павла Ивановича от такой резкой перемены в собеседнике пробил холодный пот. Он вжался в кресло.
– До свидания, Павлуша, мы еще увидимся, – сказал он, поднялся с места и ушел, закрыв за собой дверь. Бригада молодчиков санитаров ждала его внизу, но так как дальнейших указаний не последовало, то они пропустили его и Аркадий Семенович покинул это заведение. Больше он сюда не вернется.
Павел Иванович так и остался сидеть в своем кресле. Впервые он был так зол. И кто взбесил его? Так, ничтожество, мелочь. Рукопись лежала перед ним на столе, видимо Аркадий Семенович специально ее оставил. В гневе Павел Иванович швырнул ее о стену. Ему показалось, что за Радиончиком кто-то стоит.
Ах, если бы Павел Иванович знал, что за ним никого нет, что даже о его приходе никто не знал. Рукопись эта была фальсификацией, придуманной специально для Павла Ивановича, и единственный экземпляр был перед ним. Все бы у него сложилось по-другому, а незваный гость сейчас бы покоился внутри одной из крио камер.