Вкус порока

– Признайтесь, Дмитрий Сергеевич, вам бы хотелось заглянуть в ее богатый внутренний мир?

Я не остался в долгу.

– Человек, по Фрейду, эротическое существо, управляемое бессознательными инстинктами.

– Но ваши инстинкты вполне осознанные, – доктор сардонически засмеялся.

Я бы нашел, что ответить, но тут возникло очередное непорочное создание, сообщило ангельским голоском, что все собрались, мы можем зайти, и очень жаль, что нам пришлось ждать. Доктор Краузе устремился в узкий коридор, забыв на диване плащ. Я хотел его окликнуть, но передумал: был приказ помалкивать. Спустя минуту мы находились в огромном кабинете. Половину пространства занимал стол и приставленные к нему стулья. «Офисным талисманом» служила морская черепаха, смотрящая дурными глазами из аквариума. Очевидно, неприязненные отношения сложились у доктора не только с кошками: он брезгливо покосился на «Тортиллу» и обошел ее дальней дорогой.

– Ба, кого мы видим, – сказала бледная дама средних лет с замысловатой прической, – Поприветствуем, господа. Доктор Краузе. С каких это пор наше руководство прибегает к услугам психоаналитиков? Ах, простите, гениальных психоаналитиков. Какими судьбами, добрый доктор? – очевидно, эти двое встречались не впервые, и встречи не доставляли обоюдного удовольствия.

– По объявлению в газете, мэм, исключительно по объявлению… – Краузе улыбался располагающей улыбкой. Я не верил своим глазами – разве этот человек способен улыбаться располагающей улыбкой?

– Вы обзавелись биографом… – продолжала издеваться дама.

– Присаживайтесь, Дмитрий Сергеевич, – Краузе показал на стул в углу, – Это мой помощник, господа. В некотором роде, практикант. Давайте сделаем вид, что его здесь нет.

– Я ничего не понимаю, – проворчал упитанный низкорослый субъект с физиономией бульдога, – Генеральный отправил меня сюда, сказал, что так надо. Что тут, ради бога, происходит?

– Я тоже не понимаю, – подал голос субтильный нервный тип примерно моего возраста, – К нам пришла переаттестация? Как в полиции? Нас теперь проверяют на благонадежность и профессиональное соответствие посредством психоанализа?

– Генеральный считает, что нам нечем заняться, – бледная дама демонстративно взглянула на часы, – Ну, давайте, гениальный вы наш, переходите к групповой терапии.

– Рад приветствовать вас, господа, – продолжал источать любезность Краузе, – Предлагаю не ссориться, а просто поговорить. Просьба учесть, что все происходящее – инициатива вашего руководства, отнюдь не моя. Почему такое происходит – один из вас понимает, остальным не стоит ломать головы. Считайте это психологическим тестом на профпригодность. У нас всего час. За это время никто из кабинета не выйдет. А если попытается, об этом будет немедленно сообщено гендиректору. Просьба не нервничать, не возмущаться, отвечать на вопросы – какими бы абсурдными они ни казались. Желающие могут говорить правду… впрочем, дело ваше – говорите все, что хотите. Это не испытание на детекторе лжи.

– Безобразие, – сказала дама, – Занимаетесь подработкой? Вам не хватает денег?

– Мы в засаде, – неуверенно пошутил «бульдог», – Не понимаю, что за блажь нашла на генерального. Что-то случилось в фирме?

– Что бы ни случилось, я буду жаловаться, – визгливо пообещал тощий.

Началась беседа… и меня неудержимо потянуло в сон. Я сидел в углу и искренне недоумевал, почему я здесь? Но инструкции помнил – следил за доктором. Он восседал на стуле, выбрав «правильную» позицию: за спиной никого, все трое – перед глазами. Имен и отчеств я не запоминал, уловил лишь, что бледная дама является одним из замов генерального, нервный и тощий – ведущий специалист по IT-технологиям, а «бульдог» руководит отделом внешних коммуникаций или что-то в этом духе. Несколько раз эта троица бунтовала, дама дерзила, тощий грозился карами, «бульдог» порывался уйти – но дверь так и осталась закрытой. Постепенно бушующее море улеглось, и под расплывчатые ответы на бессмысленные вопросы я вступил в решающую фазу по борьбе со сном. Доктор Краузе выяснял у присутствующих их отношение к коллегам по работе, довольны ли они зарплатой, имеют ли предложения по повышению эффективности, как относятся к руководству, ценят ли его. Спрашивал о семье, об увлечениях вне работы. Отвечали не хором – а тот, к кому обращались. Я проснулся на вопросе: привлекались ли господа к охране коммерческих секретов фирмы. Краузе гневно косил в мою сторону: не спать! Они ворчливо отвечали, сыпали специальными терминами. Доктор слушал, что-то записывал в блокнот. Спросил про любимый цвет, прослушал ответы. Поинтересовался отношением аудитории к серебристо-желтым оттенкам. Выслушал гневные рулады, снова что-то записал. И вся эта муть продолжалась минут сорок. Потом он громко кашлянул – я вскинул голову. Доктор сидел ко мне левым боком, блокнот лежал на коленях, левая рука свисала к перекладине стула. «Ложное срабатывание», – подумал я. Присутствующие угрюмо взирали на своего мучителя. Бледная дама превращалась в статую Снежной королевы, «бульдог» готовился залаять, худосочный невротик ломал пальцы. И тут из сжатого кулака доктора Краузе выстрелили четыре пальца. Через секунду – еще один. Это мог видеть только я. Он покосился в мою сторону, убедился, что я не сплю. Повторил манипуляцию: четыре пальца, один палец.

– Ладно, господа, – вздохнул он, – У нас осталось двадцать минут. Проведем их с пользой. Имею еще ряд вопросов… Жарковато у вас… – он посмотрел вокруг себя, сморщил лоб, – Странно, неужели я оставил в холле свой плащ? Дмитрий Сергеевич, – повернул он голову, – не откажите в услуге, принесите, пожалуйста. Я оставил в кармане свой платок. Надеюсь, ему не приделали ноги? – последний вопрос адресовался аудитории.

– В нашей фирме не принято красть, – проворчал «бульдог».

– Кому он нужен, ваш плащ? – фыркнул невротик.

– Хоть бы украли… – размечталась дама.

Я вспыхнул – из меня делали мальчика «принеси-подай». А доктор Краузе уже забыл, о чем просил, стал допытываться у дамы, не хочет ли она уехать в страну, где нет экстрадиции? Дама перестала бледнеть, покрылась румянцем – цветом стыдливости и оскорбленной добродетели. А я уже пробирался к выходу, проклиная свою мягкотелость.

Живых существ в «пальмовом раю» не было, плащ доктора лежал на диване в свернутом виде. Я взял его… и удивился. Под плащом лежал листок, вырванный из блокнота. Тот самый, на котором Краузе что-то писал. Я еще раз осмотрелся. Мелькнула мысль: не читать, сунуть в карман, вернуть доктору. Всему есть предел. Мы даже незнакомы! Излишне говорить, что я прибрал записку и прочитал. У доктора был мелкий, волнообразный, но в целом разборчивый почерк. «Дмитрий Сергеевич, это серьезно, отнеситесь ответственно. Я вынужден на вас положиться. Номер, показанный пальцами – идите в этот кабинет. По крайней мере, попытайтесь в него попасть. Виновного я вычислю, но знания – ничто, если нет доказательств. Ищите диск с серовато-желтым напылением на нерабочей стороне. Повторяю, это важно, об ответственности не думайте. Вам заплатят».

Это походило на бред сивой кобылы. Как меня угораздило? Ведь Юрий Иванович доходчиво объяснил, от кого следует держаться подальше!

Ноги понесли, хотя я им ничего не приказывал. Помещение под номером сорок один располагалось в глубине полутемного коридора, где почти не появлялись сотрудники. Я дошел до двери на ватных ногах, выглянул на лестницу. Сердце сжалось. Я вернулся. На двери висела табличка, но буквы плясали, я не мог их прочесть. Мимо прошмыгнул незнакомый тип с папкой под мышкой – и воцарилось безмолвие. Это было просто глупо! Я потянул дверь, она открылась. Поздороваюсь и уйду… За дверью находилась приемная. Боком ко мне сидела секретарша – крупная, мужеобразная, основательно за сорок. Повернула голову… но я уже закрыл дверь, обливаясь потом и горя, как маковое поле. Что и требовалось доказать. Я тронулся в обратный путь, на выходе в холл сделал остановку… и мимо меня прошла та самая секретарша! Покосилась – что за тело перекрыло дорогу? Под мышкой она сжимала стопку скоросшивателей, а плечом вдавливала в ухо трубку радиотелефона.

– Да, Ангелина Юрьевна, через пару минут я спущусь в архив, уже собрала материалы, отберете нужные… – у нее был скрипучий голос, и я удивился – неужели бывают такие секретарши? Видимо, только у трудоголиков…

Дама исчезла в боковом ответвлении, загудел лифт. Бес вцепился в ребро. Несколько минут в распоряжении, вдруг она не закрыла дверь? Я помчался обратно, дернул ручку. Открыто! Испарина градом. Я повертел головой, вошел. В приемной не было ничего интересного (в записке про приемную не говорилось). Дверь справа от стола секретаря – солидная, тяжелая. А ведь разбудили во мне авантюриста! Я потянул за ручку, дверь открылась. Кабинет был небольшой, но стильно обставлен. Тумбочка с аппаратурой, два плоских монитора на массивном бюро, серые шкафы из IKEA, занавеска между шкафами, несколько выбивающаяся из контекста. Из форточки доносился уличный гул. Отступать было поздно – я начал обшаривать помещение. Выдвинул ящики из бюро, проигнорировав не распечатанную бутылку французского коньяка, перебрал содержимое – в основном, канцелярскую продукцию. Распечатал несколько коробок с дисками, проверил дисководы у компьютеров. Пробежался по тумбочке – внешние накопители, мультимедийный плеер (у этих штук вообще никаких дисководов нет), принтер, сканер, LCD-телевизор. Кинулся к окну, снял экран, прикрывающий батарею, чертыхаясь, установил обратно. Метнулся к шкафам, начал выхватывать папки. Да здесь просто «прозрачный» человек работает! И похолодел… В приемной покашливали. Секретарша вернулась! Я схватился за голову – спалили, Дмитрий Сергеевич! И похолодел еще сильнее: скрипнула половица под дверью. Я не закрыл ее до конца. Инстинкты работали: я отпрянул от шкафа и метнулся за занавеску, запахнул половинки. Чуть не раздавил компактную раковину и вешалку, на которой висела легкая куртка. Застыл, уставившись в щель. У секретарши имелось чутье. Дверь приоткрылась, объявился настороженный лик. Она вошла, крадучись, потянула зачем-то носом. Такая и прибить может, – со страхом подумал я. Она скользнула цепким взглядом по предметам обстановки, шагнула влево, глянула за тумбу. Сместилась вправо, подошла к окну, посмотрела за штору, отогнула вторую… и что-то зацепила. Рассыпались листы, женщина, присев на корточки, стала их собирать. В это мгновение я выскользнул из закутка и скорчился слева от бюро. Она не слышала – заглушали звуки с улицы. Секретарша шагнула за занавеску – с таким лицом, словно уже хватала за шиворот злоумышленника. Пауза, возник озадаченный профиль. Она задумалась, потом пожала плечами, прошествовала к выходу. Постояла у порога, прежде чем выйти, скрипнула дверь.

Я обливался потом, ждал. Секретарша не возвращалась. Я вскинул руку с часами. Восемь минут прошло, осталось семь. Я на цыпочках подлетел к стеллажам, стал выхватывать скоросшиватели…

Через пять минут я понял, что осмотрел ВСЁ. Прощупал куртку за занавеской. Вот теперь точно ВСЁ. Встал посреди кабинета, заново огляделся. Доктор ошибся – других объяснений не было. Но раз уж взялся за эту сомнительную работу… И тут мой взгляд опять уперся в медиа-плеер. Аппарат не требовал внешних устройств, но к нему можно подключить что угодно. И внутри имеется полость для установки жесткого диска… Это было единственное, что я не проверил. Устройство отключили от всех разъемов. Им не пользовались. Манипуляция рычажком… и с колотящимся сердцем я уставился на серебристо-желтый диск в прозрачной упаковке, уютно обустроившийся в выемке…

Оставалась минута до окончания «сеанса», когда я завис у двери, не зная, что делать. Выйти, как ни в чем не бывало? С женщиной удар случится. А потом применит силовой прием и сдаст, куда положено. А посиделки под стражей меня не вдохновляли. Четвертый этаж, парашют отсутствовал. Я потянул дверь. Секретарша стояла у окна и поливала орхидею из плоской лейки. Я юркнул к выходу на цыпочках. Она услышала шум – но я уже выскочил в коридор, перехватил ее ошарашенный взгляд…

В крайнем возбуждении я скатился по лестнице, пролетел вахту, пока эта «добрая» женщина не догадалась оповестить охрану, и через несколько минут, сгорая от стыда, сидел в машине и окуривал салон.

Доктор Краузе объявился минут через восемь. Уселся, как ни в чем не бывало, мазнул меня взглядом и высказал никем не оспариваемое мнение:

– Ну, и вид у вас, Дмитрий Сергеевич.

– Во что вы меня втянули? – взорвался я.

– Не орите, – поморщился доктор, – Давайте к делу.

– Вот ваше дело! – я швырнул на панель добытый непосильным трудом диск.

– Ага! – вскричал Краузе и стал похож на великовозрастного ребенка, – Я не ошибся в вас, Дмитрий Сергеевич! Излагайте обстоятельства.

Я изложил – пыхтя от злости.

– И во что я ввязался по вашей милости? Завтра во всех криминальных новостях? Эта мымра меня видела! Там повсюду мои отпечатки!

– Спокойствие, только спокойствие, – заурчал Краузе, – Все в порядке. Взлома с проникновением не было. Небольшая халтурка по заказу руководства фирмы «Эпсико». Вкратце, кто-то сливал информацию конкурентам. Поняли давно, но не могли вычислить «крота», продающего секреты. Назначить виновного – не выход. Диск – приманка, идея службы безопасности, вернее, парочки ясных голов в этой службе. Информация на диске – ложная. Перезапись с него – невозможна. Распечатка на бумаге – много шума и макулатуры. Не буду посвящать вас в тонкости, но местные сыщики выяснили, что к «заимствованию» диска могут быть причастны трое из руководства фирмы. Вы их видели. Всё произошло вчера – из здания диск не выносили. Возникло предположение, что «крот» и не будет его выносить – по крайней мере, пока. Спрячет в здании. А вот в своем кабинете или где-то еще – этого не знали. Решили все сделать в «семейном кругу»… Да, я выявил виновного посредством динамического анализа, но анализ – это, извините, не доказательство. Я импровизировал. Подобрал вас, можно сказать, на улице…

– Вы за час посредством болтовни выявили похитителя? – не поверил я.

– Да, у меня есть способности, – не стал скромничать Краузе, – Наблюдаю, слушаю, слежу за лицами, странностями поведения.

– То есть один из присутствующих беспокоился больше прочих?

– Нет. Двое из присутствующих были злы, раздражены и не понимали, что происходит. Три минус два – остается один. Позвольте не озвучивать методику? Я наблюдатель. Руки фигуранта, особенно пальцы – отличный индикатор тревоги и защиты от тревоги. Несоответствие смысла речи и жеста, сосудистые реакции, распределение пятен на лице и шее, различные ошибочные действия, забытые слова, оговорки – можете считать это слабостью памяти. Уверяю вас, ничего случайного в психических реакциях нет. Каждая эмоция, любое настроение и состояние человека могут быть представлены в только ему присущей мимике, а также в позе, жестах. У прочих эмоций и настроений мимика с жестами другая. И даже каменные маски на лицах не могут скрыть эмоциональные проявления. Возьмите на заметку: если человеку страшно, он бледнеет, а не краснеет. А краснеет – если лжет. Активно поступает кровь и вызывает покраснение кожных покровов, в первую очередь ушей.

– И эта ваша записка… Вы были уверены в успехе?

– Не был, – фыркнул Краузе, – Могло закончиться ничем.

– Фигурантов не удивило, что я не вернулся с вашим плащом?

– Двое удивились. А третий забеспокоился.

– Кто же покусился на секреты вскормившей его фирмы? Кто этот ренегат? Подождите, сейчас догадаюсь. Это… женщина?

– Нет. Хотелось бы, но, увы…

– Тогда это нервный суетящийся тип.

– Снова промахнулись. Господин Ванин, самый невозмутимый и респектабельный в компании. Он чем-то похож на бульдога… Все в порядке, Дмитрий Сергеевич. Репрессий против вас не последует – их некому чинить. Руководство «Эпсико» разберется с предателем в своих рядах, они пришлют гонца за диском и объяснениями. Уголовного преследования не будет, разберутся по-семейному… Послушайте, Дмитрий Сергеевич, вы меня не отвезете…

– Нет! – вскричал я, – Многовато для одного дня, Александр Петрович.

– … Домой, – закончил Краузе.

– Нет, – отрезал я, – Не могу, неотложные дела, я давно должен быть в другом месте. Закажите такси по телефону.

– Понятно, – рассмеялся Краузе, – Кстати, еще возьмите на заметку: если человек лжет, его тянет потереть или потеребить свой нос. Ложь – это стресс, знаете ли. А стресс заставляет сердце работать активнее. Лицо снабжается кровью по малому кругу кровообращения, кровь к носу поступает быстрее, сдавливаются нервные окончания, что вызывает покалывание и зуд. Поэтому тянутся предательски руки… Ладно, – психоаналитик манерно вздохнул, – Буду заказывать такси в этом ужасном городе. Я вам что-нибудь должен?

– Сто тысяч, – буркнул я.

– Рублей? – густые брови психоаналитика поползли на лоб. Он растерялся. Это было лучшей наградой.

– Нервных клеток, Александр Петрович. И давайте сделаем так, чтобы наши пути больше не пересекались.

Пятая знаменательная встреча состоялась в середине мая. Фирма «Эпсико» в новостях не значилась. С гражданкой Шпагиной мы прекратили «противоестественные» отношения. Я отчитался по собранной информации, довел до ее сведения мнения медицинских светил, и мы расстались – весьма недовольные друг другом. Я обедал в ресторане «Анадель» в Скатертном переулке – зал был полупустой, бесшумно работали кондиционеры, всё было неплохо, пока за спиной не раздалось знакомое бурчание:

– Да вы, батенька, гедонист… – и в кадре образовалась массивная фигура психоаналитика.

Я испытал скоротечный приступ паники. Это был четвертый дорогой костюм, который я на нем видел. Он сидел, как влитой. В остальном без изменений – ухоженная грива, лощеное лицо, взгляд, обнажающий пороки и комплексы. А еще я обратил внимание на его руки. У доктора Краузе были длинные музыкальные пальцы с остриженными под корень ногтями. Безымянный палец правой руки украшал перстень с бриллиантом – не такой большой, чтобы выглядеть пошло, но и не настолько маленький, чтобы его не заметить.

– Не возражаете, если я присяду рядом?

«С чего бы?» – подумал я, – «В этой точке пересекаются параллельные миры?»

– Почту за честь, Александр Петрович. Давненько мы с вами не пересекались.

– Дела, знаете ли, – Краузе сел напротив, сделав знак официанту, заказал черепаший суп, рубленые котлеты, «немножко Бордо», – Странно, что мы с вами раньше не встречались в этом заведении. Впрочем, не такое уж оно исключительное. Грибной суп, который вы едите, явно пересолен. Вы в курсе, чем закончилась история с пациенткой Васюковой?

– Нет. Лично я свою работу сделал, собранные материалы передал заказчику. Случилось что-то страшное?

– В этой стране случалось и не такое, – Краузе критически уставился на содержимое тарелок. Я задумался – с такой скоростью доставлять заказ в отечественных ресторанах могут только премьер-министру, – О, боже, надеюсь, это не пищевой плутоний… Мать Васюковой при поддержке адвокатов взяла штурмом окружное управление здравоохранения, подключила связи и забрала дочь из больницы. Лечение прервали. Симптомы возобновились. Тяжелые навязчивые мысли, попытки с ними справиться. Больные понимают бессмысленность своих действий, но не могут с ними бороться. Без лечения симптомы ОКР прогрессируют до такой степени, что катастрофически влияют на жизнь человека. Это и произошло. Людей с синдромом преследуют мысли о самоубийстве, но только один процент совершает суицид. К сожалению, гражданка Васюкова в него вошла…

– Какой ужас…

– Ей поставили капельницу, не волнуйтесь. Медицина в нашей стране не бог весть какая, но ставить капельницы научилась. Лечиться ей придется долго, возможно, безрезультатно…

– Вы оказались правы.

– Я часто прав, – пожал плечами доктор, – Я практически всегда прав.

Самоирония в словах отсутствовала.

– А что у нас с господином Ваниным? – спросил я.

– А-а, с этим жадным глупцом… Его не расчленили и не закатали в асфальт. Будете смеяться, но мы живем в цивилизованном мире. Изъятие имущества, недвижимости, избавление от гнета банковских счетов… и невозможность куда-либо устроиться. Слышали про мифический «черный список»? Он в реальности существует, и фигуранты списка не могут устроиться даже дворниками в ЖЭУ.

Он начал есть, ловко орудуя столовыми приборами, ворча по поводу недостаточной наваристости супа, жесткости мяса и отсутствия в заведении специалистка по заточке ножей. Поморщился, испробовав вина. Потом уставился на меня так, словно я пришел к нему на прием с кучей неразрешенных проблем и могу стать темой докторской диссертации.

– Не смотрите так, доктор, – смутился я, – Перед вами стандартный человек со средним уровнем интеллекта и без претензий к окружающему миру. Если меня и терзают безотчетные тревоги, то вам я в них не признаюсь.

– Уже признались, – улыбнулся психоаналитик, – Не хотите пройти пару-тройку сеансов, Дмитрий Сергеевич?

– Рад помочь, – улыбнулся я, – Но, к сожалению, я не настолько много зарабатываю, чтобы развлекаться подобным образом.

– Ну, ничего, настанет час… – загадочно вымолвил психоаналитик, и я вновь почувствовал себя неуютно. Внезапно он нахмурился, уставился куда-то в сторону. Я проследил за его взглядом. В заведение вошла женщина и села за столик у окна. Особой привлекательностью она не отличалась, да и возраста была почтенного.

Тень пробежала по челу психоаналитика – он пытался что-то вспомнить. Не удалось, беседа продолжалась.

– Вы с недоверием относитесь к психоанализу, Дмитрий Сергеевич. Вам невдомек, почему эта штука претендует на решение чуть ли не всех мировоззренческих проблем. Прекрасно понимаю вашу позицию. Не стремлюсь переубедить. Но согласитесь, глубины подсознания любого человека переполняют темные силы. Человек непредсказуем – каким бы вменяемым ни казался. Грезы управляют реальностью, мы попадаем в зависимость к нашей фантазии и не отдаем себе в этом отчет. Нас терзают скрытые силы, над которыми мы не властны. Психоаналитик должен перевести подсознательные стремления клиента в сферу сознательного. Он избавляет от проблем не только клиента, но и общество, которому в случае игнорирования болезни может быть причинен ущерб. Вы согласны?

– С этим трудно не согласиться, Александр Петрович. Любая психотерапия направлена на избавление человека от проблем. Вопрос лишь в формах этой терапии. Гипноз, НЛП, арт-терапия – направления научные и посчитанные…

– Вы еще психодраму вспомните, – фыркнул Краузе, – Этакий драмкружок при ПТУ. Ролевые игры, просто цирк какой-то…

– А, по-моему, неплохо развивает творческий потенциал и изучает внутренний мир больного. Вы категорически не признаете все прочие направления в психотерапии, кроме психоанализа?

– Признаю. Больной волен выбирать, а медик – руководствоваться не только жадностью, но и тем, что подходит пациенту. Эффективна психодрама – ради бога. Если путь к пониманию проблемы находится в сознании анализанта, подойдет когнитивная терапия. Каждому свое. Но если речь идет о феноменах, находящимися ЗА пределами сознания, о потаенных, слепых, бессознательных побуждениях, противоречащих сознанию и требующих решительного устранения, то без психоанализа не обойтись.

Он снова покосился за мое плечо, задумался, стоит ли нервничать, решил пока повременить. Водрузил на меня тяжелый взгляд, и через минуту я начал понимать, откуда берется невроз навязчивых состояний.

– Составляете психологический портрет? – поинтересовался я.

– Это не сложно. Вы неглупы, достаточно воспитаны, предпочитаете неторопливый образ жизни и работы. Временами доставляете себе удовольствие полениться. Но это не значит, что вы не можете действовать быстро и изящно. Блестящий обыск в кабинете Ванина – тому подтверждение. Мы говорим о предпочтениях, а не о возможностях организма и ума. Зарабатываете вы немного, что заметно по вашей одежде и лицу…

– Лицо без налета денег? – пошутил я.

– …Но принимать пищу вы предпочитаете в приличных… ну, или относительно приличных заведениях. И неважно, что при этом ваш банковский счет стремительно скудеет. Это говорит о вашей разборчивости в некоторых аспектах…

– На скрипке не играете? – перебил я.

– Понимаю, куда вы клоните, – Краузе кивнул с таким видом, словно ожидал этого вопроса и даже благодарен за него, – На скрипке не играю, к музыке в любом ее проявлении отношусь без пиетета. Не понимаю, что находят в ней люди, помимо источника раздражения. Трубку не курю и вам не советую. Кочергу, согнутую разъяренным посетителем, вряд ли разогну. Но кулачному бою в юности обучался и могу чисто по-дружески дать кому-нибудь в зубы. Убежден, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, хотя ума не приложу, зачем она это делает. Но давайте лучше о вас. Вы служили в армии, но не считаете эту страницу лучшей в биографии. Возможно, учились на психолога, но это было давно, и опять же не лучшая страница. Собственно, лучших страниц пока не было…

Я чувствовал дискомфорт – этот странный тип опять меня раздевал.

– Наркотики – исключены, алкоголем, рискну предположить, не увлекаетесь.

– Не пью, – подтвердил я, – если есть повод. Но не припомню, чтобы отказывался от рюмочки-другой хорошего напитка – в приятной компании и уместных обстоятельствах.

– Пиво, надеюсь, не потребляете?

– Дорогие, преимущественно темные сорта с соответствующим гастрономическим дополнением, – с достоинством ответил я. Психоаналитик поморщился, из чего я сделал вывод, что люди, потребляющие пиво, даже дорогое и благородное – низшая каста. А существует ли пивофобия? – задумался я.

– Живете в Митино, не в апартаментах, трудитесь частным сыщиком, перебиваясь с хлеба на обеды в ресторанах, не женаты… Впрочем, – Краузе усмехнулся, – аналитический ум и способность выстраивать сложные ассоциации здесь ни при чем – я говорил с доктором Турицыным. Кстати, почему вы не женаты? Прошу понять меня правильно, я охотно допускаю, что вы натурал.

Я смутился, отчего глаза визави заблестели еще ярче. Собрался возмутиться – какое ему дело до моей личной жизни? Но вместо этого забормотал банальности про семейное положение на диване, что хорошая вещь – это замужество, а женитьба – так себе; а бессмертное высказывание Дэвида Бэгли, что женитьба для мужчины не означает аннулирования его охотничьей лицензии – всего лишь самоутешение. Лучше бы я молчал.

– У вас обязательно должны быть проблемы, – с удовольствием заключил Краузе, – Приходите, выделю часок, даже денег не возьму.

– С чего такая щедрость? – напрягся я.

– Так положено, – пояснил Краузе, – Не сочтите за благотворительность. Еще Зигмунд Фрейд советовал психоаналитикам делать скидки определенным категориям населения, а пару пациентов принимать бесплатно – дабы не превращать психоанализ в исключительно коммерческое предприятие.

– Спасибо, осчастливьте кого-нибудь другого…

И тут произошло событие, в корне изменившее мою жизнь. Доктор Краузе вновь смотрел за мое плечо. Тень улеглась на высокое чело. Я повернулся. Рядом с женщиной за столиком у окна стоял официант с подносом. На подносе возвышался чайник с кипятком. Дама заказала только чай. Она поднялась, бросила несколько слов официанту, забрала у него чайник и решительно направилась в нашу сторону. Пульсация в голове – тревога! Ее лицо, изъеденное морщинами, было смертельно бледным, губы сжаты, в глазах блестело то, что психиатр назвал бы искрой безумия. Всё произошло стремительно. Неповоротливый психоаналитик не успевал подняться. У дамы тряслись руки. Она сняла крышку с чайника. Движение рукой уже шло – она собралась выплеснуть кипяток в лицо Краузе! Я вскочил, отбросив ногой стул, и когда она хрипло воскликнула: «Получай, подонок!», проделал что-то из боевой хореографии, схватил ее запястье и отвел атакующую длань. Выплеснулась часть кипятка – дама кричала от боли, а я стерпел. Отобрал у нее опасный предмет, поставил на стол и схватил за руки обезоруженную женщину. Она разочарованно выла, вырывалась…

Все происходило при свидетелях. Подбежали официанты, возбужденный администратор, прилично одетый вышибала. «Террористку» нейтрализовали. У нее были явные проблемы с головой – она извивалась, бормотала что-то нескладное.

– Александр Петрович, мы можем вызвать полицию! – крикнул администратор.

– Не надо, – замотал головой Краузе, – Ребята, выведите ее на улицу и проследите, чтобы не вернулась…

Сопротивляющуюся особу потащили к выходу. Наш столик перестал быть объектом внимания. Я поднял стул, оседлал его и с любопытством воззрился на доктора. Психоаналитик был испуган. Лицо, достойное кисти живописца, украшали фиолетовые пятна. Он прерывисто дышал, сглатывал. Выхватил платок из нагрудного кармана, утер вспотевший лоб.

– Кто бы подумал, Александр Петрович, – ехидно вымолвил я, – что профессия психоаналитика входит в число опасных профессий – наряду с военными, пожарными и промышленными альпинистами. Поздравляю, вы избежали возможности покататься на карете скорой помощи.

– Вы даже не представляете, насколько опасна моя профессия… – выдавил Краузе и посмотрел на меня как-то странно. Раньше он так не смотрел. Потом передернул плечами – должно быть, представил свое лицо, обваренное в кипятке.

– Прокомментируете, Александр Петрович? Только не говорите, что эта последовательница народовольцев вам незнакома.

– Неважно, Дмитрий Сергеевич… Возможно, когда-нибудь расскажу, но не сегодня…

«Только не это», – подумал я, – «Неужели мы еще когда-нибудь встретимся?»

Ночь, последовавшая за событиями в ресторане, была мила и трогательна. Я провел ее с хорошенькой девушкой, с которой познакомился в апреле. Чудо, нежный цветок, мечта любого мужчины – умница, скромница, с навыками ведения дел во многих областях (включая домашнее хозяйство) и потрясающая фантазерка в постели. Если бы мне в один прекрасный день понадобилось жениться, я бы выбрал именно ее. Всякий раз, когда мы встречались, терзала навязчивая мысль: почему подобные создания не подлежат хранению в труднодоступных местах? Провести с ней несколько месяцев, законсервировать и открыть через десять лет? Видимо, я был находкой для психолога – в тридцать четыре года испытывал страх семейной жизни. Страшился даже намека, отсекал любые попытки, и если дама с первых же дней намекала на возможные матримониальные отношения, спешил завершить знакомство.

Моя нынешняя пассия была не такой. Она жила одним днем, порхала, как бабочка, и выражала неподдельную радость, когда мы встречались. Несколько дней назад она вернулась из весеннего Парижа и цвела, как фиалка. Говорила по-французски, напевала «И где найти нам средства, чтоб вновь попасть туда?» Мы ужинали при свечах в моей однокомнатной берлоге на первом этаже, потом переместились в кровать и предавались радостям любви. В разгар идиллии, не отягощенной намеками на оковы, в прихожей зазвонил стационарный телефон. Я побрел отвечать – без всего, но в шляпе, а девушка хихикала мне в спину, уверяя, что в этой шляпе я просто неотразим.