– Мы хотим сплотить граждан, – ответил Андрей. – Объединить вокруг православия. Когда не останется в стране противников, общество будет однородным, стремящимся к одной цели.
– Неужели не видно, что это самое общество раскалывается от ваших усилий?
– Пусть кто-то отколется, зато оставшиеся объединятся. И их будет больше.
– История повторяется? Вспомните, реформу Никона в семнадцатом веке. Он тоже хотел объединения всех православных: и русских, и константинопольских. И что из этого вышло? До самого двадцатого века преследовали старообрядцев. А поначалу действовали, как самые настоящие инквизиторы: резали противникам языки, отрубали руки и ноги, сажали на кол, сжигали десятками человек за раз! И сейчас хотите такое устроить?!
– А вот это уже ни в какие ворота не лезет, – напрягся Андрей. – В православной церкви никогда не было инквизиции. Тебе вино в голову ударило? Приведи мозги в порядок.
– Тебя вышвырнуть нафиг или сам уйдёшь? – побагровел Витя, готовясь к прыжку.
– Так, давай поспокойней, – презрительно скривив губы, бросил Савва. – Здесь тебе не село. Весь вечер как в курятнике…
– Ты чо сказал?! – дёрнулся Витя. – Ты – мне? Б…
– Смирнов! – Андрей схватил за рукав Витю и медленно встал со стула. – Я как дружинник тебя предупреждаю. Сядь на место… Пошли со мной, – позвал он Савву.
Выйдя в пустую кухню, Андрей накинулся на друга:
– Ты что творишь, Савка?! Ты хочешь, чтобы они все завтра тебя в полицию сдали за богохульство? Ты же видишь: один слабо разбирается в Писании, а второй вообще бык деревенский без тормозов, даром что милюзга. Какого хрена было затевать эти заумства?
– Дык я что ли начал? – справедливо возмутился Савва. – Тимоха полез со своими вопросами, вот и пришлось объяснять.
– Что объяснять-то? Откуда вся эта хрень взялась? От профессора этого?
– Ну, Трофим Сергеевич мне давал книги, статьи. Если ты прочитаешь, тоже увидишь, что «Библия» во многом не права…
– Окрутил тебя всё-таки Нелюбов! – с отчаянием воскликнул Андрей. – Вот сука! Давно надо было на него заяву накатать. За пропаганду атеизма. А я дурак – поверил тебе!
– Никакой пропаганды не было, – отрезал Савва. – Он только давал мне книги и отвечал на мои вопросы. Инициатива была исключительно моя. Не обвиняй человека в том, чего он не делал. К тому же я атеистом не стал, как ты видишь. Я просто с иной стороны взглянул на христианское учение.
– И что теперь прикажешь с этим делать?
– А ничего. Между прочим, православие официально даже эволюцию не отвергает. Многие священники трактуют первые главы «Бытия», как правдивое описание эволюционных процессов. Так что ничто не мешает мне быть верующим и одновременно эволюционистом.
– Ты уверен, что православие допускает такой подход? – усомнился Коржаков.
– Я говорил об этом с отцом Димитрием.
– Н-да, – потирая подбородок, хмыкнул Андрей. – Ладно, пойдём отсюда. Я сейчас только за одеждой схожу. Меня на Новый год в клуб приглашали. Пойдёшь со мной?
– Нет уж, хватит с меня веселья. Домой поеду.
– Ну, смотри…
– Кстати, твоё предложение о совместном патрулировании ещё в силе?
– О как! – удивился Андрей. – С чего это вдруг?
– Да так, есть причина. Ну что?
– Конечно, всё в силе, Савка! – обрадовался Коржаков. – Вот стану в феврале полноценным дружинником, возьму тебя курсантом. Ну, я за вещами…
– Постой. А Катя с нами не поедет? Она ж вроде девушка твоя.
– Да какая там девушка! Так, пригласил за компанию. Но я спрошу у неё.
Савва остался на кухне один. Продолжала греметь музыка, иногда откуда-то доносился хохот.
– Да, – вздохнул Васильев. – Криво как-то год начинается.
Февраль 2043 года. Россия, Воронеж
Было уже за полночь, когда Савва и Андрей вышли из круглосуточного кафе, где согревались чёрным чаем с пирожками. Четыре часа назад друзья впервые вместе заступили на дежурство. Поэтому Васильев был в гражданском, имея только нарукавную повязку, и без оружия. А у Коржакова на чёрной с меховым воротником куртке красовалась бляха дружинника, и на кожаном ремне болталась дубинка.
– Ну что? – спросил Савва. – Куда направимся? По маршруту от начала?
– А давай-ка снова по последнему участку пройдёмся. Не будем настолько уж предсказуемыми.
И друзья зашагали по хрустящему свежевыпавшему снегу в темноту межквартальных проездов. Завернув за угол очередной многоэтажки, Андрей резко остановился и удержал Савву:
– Смотри, – прошептал он, указывая на хорошо освещённую спортплощадку.
Площадка была огорожена трёхметровой металлической решёткой, внутри стояли футбольные ворота и висели баскетбольные кольца. Под одним из них, взобравшись на пару деревянных ящиков, стоял мужчина в синей куртке и пытался отпилить кольцо от щита. Внизу ожидал второй – более крупный, в тёмном полупальто и надвинутой на глаза кепке.
– Вот сволочи! – прошипел Васильев.
– Повезло тебе, Савка, – с завистью ответил Коржаков. – Первый выход, и сразу задержание!
– Не говори «гоп»…
– Да ладно! Тёпленькими возьмём.
– Там что, над площадкой камер нет?
– В этих дворах почти нигде нет. Ещё не оборудовали.
Коржаков отстегнул дубинку:
– На, держи.
– А ты как же? – удивился Савва.
– Ручками, – усмехнулся Андрей, доставая кастет. – Во, видел? Петька подарил – от козла того достался, что ему челюсть своротил. Помнишь, я рассказывал?
С этими словами друзья медленно двинулись к спортплощадке, стараясь не шуметь. Оказавшись у входа, Андрей шепнул:
– Оставайся здесь, чтоб не удрали. – А затем громко сказал: – Бог в помощь, мужички!
Оба любителя металлолома резко оглянулись на неожиданно появившихся дружинников и на секунду замерли в замешательстве. Затем события стали развиваться стремительно. Не издав ни единого звука, мужик в кепке отшатнулся в сторону от кольца и заходящего слева Андрея, а после кинулся прямиком к выходу. Савва замахнулся дубинкой, однако нападавший успел увернуться, потеряв кепку, и обеими руками отшвырнул Васильева на решётку. Андрей обернулся на шум, но увидел только мелькнувшую снаружи между деревьями тень. Воспользовавшись этим, второй мужик соскочил с ящиков, подбросив верхний в сторону Коржакова. Пока тот уворачивался от ящика, охотник за кольцами рванул к уже вставшему на ноги Савве. Но ни тут-то было: Андрей в два прыжка догнал преступника и, вцепившись в рукав его куртки, резко дёрнул на себя. Мужик, однако, не растерялся, развернулся и со всего размаха влепил Коржакову в глаз. Андрей, не удержавшись на ногах, покатился по снегу. Но в этот момент подоспевший Савва приложил дубинкой преступнику сначала по спине, а затем по затылку. Тут уже вскочил Андрей и уложил мужика точным ударом в челюсть. Затем, перевернув его на живот, защёлкнул на запястьях наручники.
– Всё-таки отличная это вещь – кастет! – воскликнул Коржаков, утирая кровь с лица. – Жаль, второго упустили.
– Да уж… Вёрткий гад оказался.
– Ничего, полицаи отловят. Посмотри, что у меня с лицом?
– Бровь разбита.
– У, сука! – пнул преступника Андрей. Тот промычал в ответ. – А, очнулся? Погоди, родимый, сейчас за тобой приедут, – Коржаков вынул телефон и позвонил в дежурную часть.
Вскоре подкатили патрульные, загрузили задержанного, записали показания дружинников, обработали бровь Андрея средствами из аптечки и уехали.
– Ну, с почином! – Андрей хлопнул по плечу Савву, сидящего на скамейке. – Теперь Васильев – гроза преступности! Ну, и я где-нибудь рядышком присоседюсь, – улыбнулся Андрей.
Савва ухмыльнулся:
– Чайку бы горяченького. Пропотел, а теперь мёрзну.
– О чём разговор?! Заслужили. Пойдём.
– Какие мы всё-таки молодцы! – не унимался Андрей по пути в кафе. – Отлично сработали! Мы с тобой, Савка, напарники хоть куда будем. Как ты его дубинкой-то! – ткнул Коржаков друга кулаком в плечо. – А меня всё-таки достал, сволочь! Эх, надо было ему посильней вломить!
– Куда уж сильней?
– Таким мало не бывает. Второго бы поймать – уж я б на нём «оторвался»!
Тут неподалёку из подворотни вывернул долговязый парень в короткой куртке с капюшоном на голове и быстрым шагом направился в сторону дружинников. Когда они поравнялись, Андрей крикнул:
– Эй, парень, куда спешишь?
Тот чуть замедлил шаг и, обернувшись, бросил:
– Домой.
– Постой-ка, – прицепился Андрей. – Паспорт покажи.
Парень протянул Коржакову пластиковую карту, а тот провёл ей по небольшому прибору с цветным экраном, где сразу же высветились данные владельца карты.
– Так, – задумчиво произнёс Андрей. – Платон Кондаков, младший менеджер… ага… атеист. Так так…
Коржаков спрятал прибор, а карту положил в нагрудный карман.
– Паспорт верните, – попросил парень.
Андрей зашёл за спину Платона, явно что-то замышляя. Тот повернулся боком, чтобы держать в поле зрения обоих дружинников.
– Значит так, атеист Платон Кондаков. Сейчас мы тебя крестить будем, – подмигнул Андрей Савве. – Троекратным окунанием в снег.
– Не имеете права.
– Да ладно! Не слышал что ли о госпрограмме всеобщего крещения? Мы теперь вас всех можем в снегу крестить прямо на месте, где поймаем.
– Нет такой программы, – твёрдо ответил Платон. – У нас пока ещё не христианское государство. Конституцию никто не отменял.
– Какие мы все грамотные, а! – взмахнул рукой Андрей. – Ты посмотри только! Говорят же ему: покрестись и иди домой спокойно. А он отпирается. Паспорт мы ж тебе изменить не можем, дурья твоя башка. Ночь, тишина – никто не увидит. Ну, давай, становись на колени, перекрестись, я тебя в снежок окуну тройку раз, и пойдёшь, куда шёл.
– Это произвол. Здесь наверняка висят камеры. А я обязательно напишу заявление в полицию. Верните паспорт.
– Напугал! Выкинут твоё заявление. Давай не задерживай. Перекрестись, наконец!
– Я не буду…
– Андрей, – вставил Савва. – Дай-ка мне его паспорт.
Коржаков протянул карту другу, а тот сунул её парню:
– Держи.
– Ты что, Савка?
– Поиграли – и хватит.
– Да ну тебя, – бросил Андрей и обратился к Платону: – Значит, ты идейный. Даже в темноте ночью перекреститься не можешь?
– Не хочу. Не хочу вам подчиняться. Сами рабы и других рабами видеть хотите. Хрен вам. Идите сами у своих идолов на коленях стойте.
– Савка, ты слышал, что эта мразь говорит?! – вспылил Андрей. – Это мы рабы? Это у нас идолы? Да ты понимаешь, что сейчас сделал? Ты себя под статью подвёл, придурок! Оскорбление религиозных чувств. Понял? Руки! – приказал Коржаков. – Давай руки сюда. В камере сегодня спать будешь!
– Эх, дружиннички, – скривился Платон. – Больше прицепиться не к кому было? Никуда я с вами не пойду. Нарядились в форму и ходят важные. Клоуны, блин!
– Твою мать! – проскрежетал Андрей, отстёгивая дубинку. – Ты доигрался.
Лицо Коржакова исказилось и приобрело выражение, памятное Савве ещё со школы, с того самого раза, когда Андрею попытался сопротивляться Миша Гущин. Но в этот раз Васильев отмалчиваться в сторонке не собирался. Когда Коржаков взмахнул дубинкой, Савва остановил его руку:
– Что ж ты делаешь?! – и крикнул парню: – Беги отсюда!
Тот бросился наутёк. Андрей рванул за ним, но Савва ухватил друга за шиворот, и Коржаков, развернувшись, рухнул лицом в снег. Когда он поднялся, парня и след простыл.
– Савка! – взвился Андрей. – Какого хера?!
– Такого! – кричал в ответ Савва. – Тебе тех мужиков не хватило? Ещё кому-нибудь вломить захотелось? Руки чешутся?
– И что?!
– Так ищи настоящих преступников, а не бросайся на первого встречного!
– Это ж атеист! Их вообще «мочить» надо!
– Тогда можешь и меня прям тут «замочить» как эволюциониста!
Андрей в сердцах пнул сугроб:
– Б… Савка, весь вечер коту под хвост! Твою ж мать!
– Всё, – отрезал Васильев, срывая красную повязку. – Забирай, я домой пошёл.
– Да иди ты хоть к чёрту! Чтоб я ещё раз с тобой дежурить пошёл? Неженка малахольная!
Савва молча засунул руки в карманы и, не оборачиваясь, зашагал к остановке.
Март 2043 года. Россия, Воронеж
Пролетали дни. С той ночи совместного их с Андреем дежурства Савва ни разу не разговаривал с другом. Да и Коржаков не стремился снова «наводить мосты». Оба лишь бросали при встрече друг другу «привет». Витя тоже старался избегать общения с Саввой, стыдясь за своё поведение, но не желая опускаться до извинений. Прощения попросил за двоих Тимофей в первый же день занятий второго полугодья. Улыбаясь, они с Саввой пожали друг другу руки, однако прежним их общение уже не стало. Сысоев сторонился Васильева и хотя старался завуалировать своё к нему отношение, делал это настолько неумело, что Савва быстро смекнул что к чему и больше не ставил одногруппника в неудобное положение.
После баскетбольных тренировок, когда Андрей уносился домой как ураган, Савва стал чаще разговаривать с Данилой. Бывало, что, увлёкшись дискуссией, они проходили пешком несколько остановок и только потом разъезжались по домам. Обсуждали по большей части баскетбол и последние успехи ЦСКА в Евролиге, восторгались «проходами» центровых и трёхочковыми бросками защитников, спорили о правомерности назначения штрафов и о том, что судьи будто специально не замечают фолы противников.
Однажды после занятий приятели сидели в кафе неподалёку от университета и потягивали горячий зелёный чай с жасмином.
– Троф спрашивал как у тебя дела, – заметил Гусельников. – Не заходил ты давно к нему.
– Повода не было.
– Уже во всём разобрался? – усмехнулся Данила.
– Да. Ты хочешь это обсудить? – Савва поставил чашку на стол и откинулся на спинку кресла.
– Да ну! – махнул рукой Гусельников. – Здесь? Слишком народу много. Ты вот что: если захочешь поговорить, приходи к нам на собрание.
– К вам
– Да. Ты ж ведь понял. На левом берегу, в Масловке, у моего знакомого свой дом. Мы там часто собираемся. Я тебе черкну адресок потом.
– Черкни. Но ничего не обещаю. Я пока что нахожусь в полной гармонии с собой, – улыбнулся Савва, – и никакие баталии в мои планы не входят.
– Ну, моё дело предложить, – согласился Данила. – Кстати, готовишься морально к игре с педагогами? А то всего две недели осталось – не расслабляйся.
– Ты думаешь, нас вообще выпустят на паркет?
– Если б мы сейчас с тобой учились на последних курсах, я был бы более, чем уверен. А в нашем положении – это дело случая. Но даже если мячик покидаем всего несколько минут, покажем высший класс! У нас же отлично сыгранная тройка. Я настроен крайне оптимистично.
Несколько секунд друзья молча пили чай.
– Савка, – снова начал Данила, – смотрю, ты всё без машины да без машины. Папаня что ль конфисковал?
– Да не, лень замучила. А вообще-то у нас вторая есть. Минивэн. Мы его обычно для дачи используем, но когда я на «Рено» катался, отец на нём на работу ездил.
– Живёте! – присвистнул Гусельников. – Где ж у тебя папаня работает, что целых две машины в гараже?!
– В «Молвесте» начальником отдела региональных продаж.
– Молочко, значит, продаёт со сметанкой? Понятно. А у моего вот не сложилось с работой… Перед Откатом в начале 20-х отец работал программистом в крупной конторе. Женился, потом я родился. И тут грянуло: фирмы разоряются, людей увольняют, цены бешеные на всё. Хаос, в общем. Я, конечно, не помню, но родители рассказывали, что было жутко. Вся экономика к чертям собачьим. Вместе с высокими технологиями и прочими радостями. Вот тут-то патриарх расейский и понял, что упускать момент нельзя. Такой пиар развели! Народ и потянулся табунами. А они знай гайки подкручивают потихоньку. До того докрутили, что на неправославных работников не только косо смотреть стали, но и старались вообще от них избавиться. Мой отец как раз под раздачу и попал. Парадокс: пережил Откат без увольнения как особо ценный работник, а как ситуация начала выправляться – так пинком под зад! И почему? Отказался от крещения, когда директор выдвинул такое требование. Всего-то! А уволили хитро, чтоб не придраться – по сокращению штатов. Больше года отец мыкался без работы. Я это отлично помню: мне десять лет тогда было. С хлеба на воду еле перебивались. Отец зимой в летних туфлях ходил… А у меня – ни игрушек, ни друзей. Потом-то отец работу нашёл – на Мостозаводе техником по оборудованию. Хоть небольшие, но деньги. В моей же жизни ничего особенно не изменилось. Одежда разве чуть получше стала…
– Понимаю, – вздохнул Савва. – У нас в классе тоже был свой атеист.
– Тогда ты представляешь, через что я прошёл. А в то время внешность у меня была совсем иная, – ухмыльнулся Гусельников. – Ещё пару лет назад я был хилый и тощий. Представь себе! Любой одноклассник мог безнаказанно меня оскорбить или побить. Но я поставил себе цель и за полгода совершенно изменился. А к одиннадцатому классу уже никто и думать не смел подойти ко мне со злым умыслом. К тому же я неплохо играл в баскетбол и в итоге даже заслужил некоторое уважение православных товарищей, – Данила улыбнулся и откинулся на спинку кресла.
– Ну, в универе-то тебе полегче, – ответил Савва. – Здесь люди уже взрослые, никто как в школе не будет третировать.
– Это да… Хотя, я вижу, с тобой общаться не рвутся особо. Не поделили что-то?
– Врeменные разногласия, – отмахнулся Васильев. – Некоторых иногда очень трудно заставить хоть немного мозгами пошевелить.
– Ну-ну. Смотри, чтобы эти разногласия не переросли во что-то большее. А то тебе всю жизнь с такими как я общаться придётся.
– А я и не против. Если с людьми невозможно нормально разговаривать, то зачем и начинать?
– Оно, конечно, правильно, если не думать о последствиях… Ты не чувствуешь запах озона в воздухе?
– Ждёшь грозы?
– Жду, – кивнул Данила. – Жду, когда же православные власти снова возьмутся за гаечный ключ…
В университетской столовой было не очень людно, и Катя сразу обратила внимание на сидящего за дальним столом Савву. Купив чай с сочником, она подошла к однокурснику:
– Пустишь за свой столик?
– Привет. Садись, конечно.
– Андрей недавно рассказывал о твоём фиаско в роли дружинника.
– Это с его точки зрения было фиаско, – фыркнул Васильев. – О чём он говорил?
– О том, как ты вступился за кощунствующего атеиста и помог ему убежать.
– Понятно. О задержании мужичка, ломавшего спортплощадку, Андрей, конечно, умолчал?
– Видимо, – повела бровью Пантелеева. – По-крайней мере, я ничего об этом не знаю. Расскажешь?
– Может, потом как-нибудь. А Коржаков – мастер делать из мухи слона. Особенно, когда надо оправдать себя любимого. Я тут сплетни разводить не буду, а только в той ситуации с атеистом он повёл себя как обыкновенный гопник. Надо было кому-то поставить его на место.
– И этот кто-то – ты? Благородный рыцарь? – с улыбкой прищурилась Катя.
– Да какой там!.. – отмахнулся Савва. – Просто не люблю косность и двуличность. Когда у человека всё чётко разделено на чёрное и белое и для реакции на каждую типовую ситуацию есть программа действий, которая не меняется в зависимости от новых условий. Понимаешь, о чём я?
– Думаю, да. Андрей – робот?
– Почти. И, боюсь, мышление его так просто не изменить. Он абсолютно не способен воспринимать полутона.
– То есть вы с ним поэтому не общаетесь? Ты где-то вне его определений чёрного и белого?
– Наверное, так, – согласился Савва. – Вот смотри. Ты же не атеистка, но и не фанатичная верующая, так? Вот и я тоже. И если мне показывают логически и фактически выверенную схему эволюционного процесса, почему я должен не доверять ей, а всё списывать на козни дьявола?! Где здесь смысл?
– Так ты уже успел переквалифицироваться в дарвинисты?
– Я бы так не сказал. Но что-то вроде. Мне очень помог отец Димитрий. Оказывается в православии допускается совмещение акта творения с последующей эволюцией. Вот послушай…
И Савва пересказал Кате услышанное от протоиерея Димитрия.
– Вот так всё прекрасно переплетается и не опровергает научные данные, – подытожил он. – Ты книгу Дарвина не читала? Во-от. А там прекрасно все доказательства прописаны. Прочти обязательно.
– Все вы мужчины слишком рациональные. Всё бы вам объяснить да обосновать. То ли дело мы – женщины! Для нас главное – эмоции, мы склонны к простой детской вере в чудеса, – Катя говорила серьёзно, но Савва, заметив не особенно-то и скрываемую улыбку в её глазах, понял, что девушка с ним играет в одной лишь ей вeдомую игру. – Мне гораздо важнее чувствовать любовь и поддержку бога, чем задаваться вопросом, как сотворение мира согласуется с теорией эволюции Может быть, я не особо умна, не знаю, но, думаю, есть вещи поважнее Дарвина с его теориями. Но ты молодец! Ты ищешь бога. Хотя искать его, наверное, стоило бы не разумом, а сердцем…
– Это ты меня ещё пожалела! – хмыкнул Савва. – Знаешь, когда Дарвин пришёл делать предложение своей будущей жене и вдруг ни с того ни с сего начал ей рассказывать об эволюции, она возмущённо назвала его еретиком и потом долгое время с ним не общалась. Признаться, я ожидал от тебя подобной реакции.
– А ты тоже собираешься предложить мне руку и сердце?
– Я?.. – смутился Савва. – Я об этом как-то не…
– Да ладно! – улыбнулась Катя. – Успокойся: я пошутила.
Они молча пили чай, а у Саввы в голове продолжала пульсировать фраза: «ты собираешься предложить мне руку и сердце?» Украдкой посматривая на Катю, Васильев воскрешал в памяти её улыбку, при виде которой у него странным образом начинала «плавать» голова. Катины густые русые с рыжиной волосы всё больше привлекали Савву, хотелось уткнуться в них лицом и глубоко вдохнуть тот приятный аромат, чьи отголоски лишь слегка доносились с противоположной стороны стола. А эти искорки в зелёных глазах! Он был готов сделать всё, что угодно, лишь бы видеть их как можно чаще.