Весы Правосудия Божиего. Книга первая

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Жоры дома не оказалось, а то, кто знает, как и где он закончил бы тот роковой вечер.

Ясно было одно, уголовное дело на них заведено, и суда уже не избежать, ему в то время до восемнадцати лет оставалось еще несколько месяцев, то есть есть малолетка, хотя был он, кажись, самый выдающийся ростом и силой из молодежи в ближайшей известной округе.

Третий из их компании был моряком, ходил на сухогрузах по странам мира и дома появлялся хорошо что раз в полгода, а то и раз в год, так что теперь стали ждать его прихода в родную гавань, где и было решено повязать злоумышленника, а пока наши герои жили прежней жизнью, но в ожидании гуманного советского суда…

После раздумий о содеянном Бронька не стал обвинять никого, ведь за руку-то его никто не тянул, мог бы, но ведь не стал отказываться от предложения ради поддержки друзей, солидарность, как учили везде в Союзе, один за всех и все за одного… короче, сам виноват, и точка.

Тем временем в колхоз пришла командировка на Одессу.

Исходя из ситуации нехватки рабочих рук на производстве, был брошен клич на весь Союз, где «предлагалось» по одному человеку из каждого района в обязательном порядке полгода отработать на заводе по выпуску сельскохозяйственной техники, ну а затем, разумеется, труженик гордо вернется, везя за собой целый вагон им же произведенного дефицитного продукта, в виде плугов, сеялок и культиваторов, которые должны прослужить долгие годы на плодородных нивах его родного колхоза.

Вот такая организация труда была в Советском Союзе.

Железную руду брали на Урале, плуги с лемехами делались в Одессе, отовсюду, даже из Владивостока, за тридевять земель командированными рабочими со всей страны советов, а потом готовую продукцию везли обратно в тот же регион, откуда и брался исходный материал, в общем, так, туда, сюда, обратно, обоим нам приятно…

Но зато не было безработных, если делать нечего, то перекладывай кирпичи с места на место и будешь занят всегда… а главное, за это еще и платили длинным рублем.

Поскольку ни один из пожилых мужиков не был в восторге от такого предложения, ехать на край света, а молодых не пускали, кого подруги, кого и тем серьезней, жены или мамы, а у некоторых просто кишка тонка, то командирован был Броня, хотя и находящийся под подпиской о невыезде, и несмотря на то, что пока еще он был официально малолетний, но ему на вид уже смело давали двадцать один и водку в магазине, да и не боялся он ни черта, и так как этих достоинств, по мнению директора колхоза, было вполне достаточно, то ему и прописали эту ответственную и полную комсомольской гордости миссию.

Он с удовольствием согласился, вовсе не ради комсомола, а ведь с детства мечтал о дальних странствиях и, миллионом поцелуев Инны покрытый, полон гордости за себя, улетел в город-герой Одессу-маму…

Опять начался период писем и ожиданий… трепетной любви.

В Одессе все шло как по маслу, вместо обещанного общежития, из отдела кадров его послали в частный дом за Пересыпский мост, видимо, там и в те суровые времена, когда частный бизнес был полностью запрещен, а я вам говорю, самые шустрые одесситы так-таки умудрялись подзаработать на стороне, несмотря на строгие законы о неурочных доходах, что посрамляло честь и совесть советского гражданина, оставляя клеймо в паспорте на всю оставшуюся жизнь – не дай Бог судим… да еще и за спекуляцию… ну страшное дело.

Ну и ничего страшного, по прибытии на адрес его встретили шумной компанией, где опять он был самым молодым и самым большим из семерых постояльцев.

Там, в отличие от севера, откуда он приехал, над двором висел спелый виноград – ешь не хочу, хозяин привозил помидоры с полей целыми прицепами на своем старом «москвиче», и, засоленные, они стояли прямо в бочках, домашнее вино почти за бесценок было доступно днем и ночью, благо он этим особо не увлекался, но все ж в компании взрослых дядек уже попивал, так что жизнь удалась там аж вот на славу.

На заводе трудиться легче, чем на тракторе солому толкать, пока шеей не повернешь, и зарплаты две платили сразу, одна собиралась на депозит в родном колхозе, а вторую, и тоже немалую, давал завод, так что Бронислав в первый раз в жизни почувствовал себя достойным мужчиной, у которого и проблемы должны быть по ходу дела, и денежки водиться, а главное, женщина дома верно ждать, то есть полный букет удовольствий…

Прошло полугодовое время командировки, и он, вернувшись, обнял свою невесту, которой еще полтора года надо было учиться до окончания средней школы, ну ничего, они были счастливы, и, может, даже больше, чем раньше.

По мнению молодежи, разлука проверяет и даже укрепляет их чувства, да, это, скорее всего, так, но она не должна быть слишком длительной, а то забываются глаза даже самого близкого человека.

Так вот что доказывает его величество время – если уже не помнишь любимых ты глаз, то значит, что чувства ушли… но пока что мы не об этом, не о самом страшном, оно, мой дорогой читатель, у них еще впереди.

Давай наберись совсем немного терпения, ведь скоро жизнь нашего героя будет бурлить как неутомимый гейзер, и кто знает, быть может, заинтригует тебя и повлечет за собой, как русалка в пучину, что, говорят, порой случалось даже с закаленными в штормах всех океанов морскими волками.

Простите за беспардонную фамильярность, но почему-то мне кажется, что нам пора переходить на упрощенную форму общения, ведь мы уже достаточно знакомы, для того чтобы сбросить с себя путы никому из нас не нужной тут субординации, а давайте быть равными, хотя бы на то время, пока мы следим за нашим героем, а пройти за ним, конечно, если вы захотите, нам придется по разным местам, и в основном по таким, где не говорят в уважительных формах, привычных высшему обществу, и посему давайте быть проще, как говорят в русском народе, и люди к нам сами потянутся.

Глава 6

– Встать, суд идет, – эти слова прозвучали ударом плети, хлестко и отчетливо, зал встал и замер на несколько секунд, из шумного улья превратившись в безмолвную гробницу.

– Садитесь, – и началось рутинное течение судебного заседания. Повторение тех же вопросов, да, уже давно всем хорошо известных, в протоколы допросов пишущей машинкой следователя вбитых ответов.

По негласному договору между подсудимыми, Бронька как малолетка взял на себя груз организатора, а двое остальных как будто бы не знали о том, что он таким являлся, так как, судя по его росту да поведению, уж и в голову прийти-то не могло бы, что дело паровоза-организатора, свят, свят, свят, взял на себя несовершеннолетний пацан, ну талант уголовный и только…

Глядя на не очень уж толстый том содержания этого простейшего уголовного дела, государственный обвинитель-прокурор был очень и очень взволнован.

Но ведь именем закона, чего же можно ожидать от этакого малолетнего акселерата, что из него вырасти-то может через, скажем, еще несколько лет, если не пресечь его уголовные наклонности прямо теперь, на корню, в малолетстве, когда еще можно повлиять на развитие пошатнувшейся личности и моральный облик советского гражданина способом общественных начал, а то ведь необузданные амбиции теперешнего уголовничка-малолетки вполне реально могут конвертироваться в злодея несусветного. А посему его, пусть на недолго, скажем, хоть бы на годик, но надо бы закрыть в исправительную колонию, дабы повидал, чем там жизнь пахнет, иначе добра не ждите, граждане…

Чертило как в воду глядел… колдун этакий, ну надо же.

Броня, бедолага, подтвердил свои показания, и вскоре суд удалился на совещание для вынесения приговора.

По-видимому, вердикт был уже написан заранее, а само заседание суда – это понты для приезжих, ну чисто формальность, поскольку уважаемый судья вернулся в зал заседания спустя всего пять минут с якобы только что написанным решением принятых им мер наказаний на всех троих подсудимых.

Моряку выписан был срок на три года принудительных работ на вольном поселении, то есть море утеряно навсегда, и трудиться придется отныне где-то на северных «комсомольских» стройках под лозуногм «на свободу с чистой совестью», прокладывая шпалы для железнодорожных путей с целью освоения Уренгой-газа или, даже того интересней, валить вековые кедры где-то на Иртыше.

Жоре, безумному наезднику Зверя, щедро отвалили два года условно, как это и было обещано, учитывая его чистосердечное признание, глубочайшее раскаяние, да плюс ко всему еще и скорую женитьбу подсудимого, который, судя по всему еще даже не дождавшись справедливого суда, сам добровольно встал на путь исправления…

Заметьте, по совету адвоката он даже постарался забацать документально доказанную беременность, в соседней деревне добившись взаимной любви одной из девиц того разряда, кто особо-то не утруждают себя при выборе половых партнеров и посему за годы своей «бурной» молодости успевают познать многие премудрости извращений половой жизни, но, к сожалению, на склоне своих галопом прожитых лет особым уважением бывших ухажеров вовсе не пользуются.

Броня получил строго, но «честно, по заслугам» два года условно, удерживая двадцать процентов от заработной платы в пользу Советского государства, по-видимому в назидание другим, чтобы неповадно им было, и конфискацию мотоцикла, кстати, за который еще даже кредит не был полностью погашен… но эта немаловажная деталь уважаемым судом так и осталась незамеченной.

Вот такое вот вершилось правосудие, а скажи он правду, так Жора сидел бы за совращение малолетки на уголовное преступление, долго и далеко за Уралом валил бы деревья на благо Советской Родины… лет этак семь, быть может, тогда из его жизни хоть что-нибудь да получилось бы путное, а так и вправду жаль парня…

По какому-то роковому совпадению его призвали на ликвидацию последствий аварии Чернобыльской атомной электростанции, где за рулем КамАЗа-бетономешалки он подвозил раствор прямо к разрушенному реактору, который аж по швам трещал от излучаемой им радиации, там по военному приказу, не щадя жизней людских, в авральном режиме работ строился саркофаг, закрывающий взорвавшийся энергоблок.

 

Жора отбарабанил там три месяца, а когда вернулся оттуда серьезно облученным, жизнь его вскоре пошла под откос, он стал тонуть в алкоголе, утверждая, что спиртное якобы вымывает из тела радиацию, а спустя пару-тройку лет стало сдавать его здоровье, и закончил он свою дорожку мирскую на дне бутылки дешевого спирта, заливая горе душевных страданий и боли заживо разлагающегося тела.

А восторжествуй на том суде истина, и жизни их пошли бы другим путем, надо было сказать всю правду, но как мог Бронька так предательски поступить, ведь Жора же брат его невесты, а будущего родственничка надо было спасать.

По крайней мере, ему, Брониславу Климову, как настоящему товарищу, казалось, что в такой щекотливой ситуаци надо самопожертвоваться, но выручить, спасти от тюремного заключения своих подельничков, зато сам без мотоцикла остался, а кредит, за который выплачивать-таки пришлось еще чуть ли не полгода, и пятую часть от зарплаты два года отдавать государству.

При условном осуждении очередной годовой отпуск был не положен, ни тринадцатая зарплата тем более, и в рабочий стаж это время не учитывалось… вот сколько «благ» могло быть в одном приговоре, а вы о «сникерсе» скепсисом разбрасываетесь, там и шоколад, и орехи, консерванты и чего только нет… Да, чуть не забыл, до кучи еще и в армию не брали до конца срока условного, зато потом если даже возьмут, то в строительный батальон, куда попадали не самые лучшие представители из народа, для примера такие, кто с трудом считали до ста или ростом не вышли… такая компания чести не делала, пусть даже и бывшему, но все же курсанту весьма престижного мореходного училища.

Перспективы не из светлых, но все же лучше, чем тюрьма, а то ведь мог же судья взять, отмерить и дать пару годков за организаторские способности лишения свободы в колонии общего режима рабоче-воспитательного лагеря, где-нибудь с киркой пару годков помахать, да так, чтобы на долгую память.

Моряк вскоре уехал по «комсомольской» путевке куда-то на северо-восток отбывать свой срок вольного поселения, и дальнейшая судьба его нам осталась бы не известна… если бы некто однажды, правда уже не из первых уст, но все-таки передал, что он, мол, не глядя на весьма северные широты тех мест, поставив теплицу на приусадебном участке, серьезно занялся выращиванием помидоров и на этом якобы даже добился успеха, остался убежденным холостяком, а в моря так больше и не подался.

Жора, он после Чернобыля правда женился и тоже уехал счастья искать в некий неблизкий поселок глуши просторов Отчизны с той же, выступившей со справкой о беременности на заседании суда, молодой и многообещающей супругой, а там вскоре оба крепко подсели на стаканчик граненый… который и довел их до печального конца, но до того успели-таки родить себе сына, из которого впоследствии все же вырос приличный человек.

Броньке-Брониславу ничего не оставалось, как жить и работать там, где он был привязан любовью.

Мотоцикл судебные приставы увезли в неизвестном направлении, а платить-то было надо и кредит, и присужденные двадцать процентов, так что о новом железном коне пока что мечтать даже не стоило.

В следующем году Инна закончила среднюю школу и поступила в политехнический институт на факультет информатики и строения аппаратов.

Бронька тоже поехал в город, ну не мог же он оставаться в селе трактористом, да еще и без нее.

Он начал работать на автокомбинате слесарем, что означало мизерную зарплату, полностью в масле да саже, да так, что под конец рабочего дня только зубы блестели, а по вечерам, до бела отмывшись, учился на курсах шофера, и так шесть месяцев подряд, последних из своего условного срока, ни за что ни про что…

Всему есть начало и обязательно будет конец, лишь вот какая штука, смотря какой он, неизбежно грядущий финиш, ведь каждый из нас, да, и это вполне нормально, задумывался о нем хотя бы однажды, но никто не в силах предвидеть события, быть может, за исключением редких, избранных Богом, вроде бабы Ванги из Болгарии, кто, будучи полностью слепой, все же могла заглянуть за пределы дозволенного нам, простым обывателям… а значит, все-таки есть такие вот люди, кому дано значительно больше других, и посему мистику мы все же не смеем полностью прям отрицать.

Повестку он получил на работе, старший мастер-механик выдал ее утром на планерке. Где лаконично стояло писано по белому черным, что 11 апреля ему надо явиться на медкомиссию в военкомат.

Судя по слухам, с судимостью в серьезные войска не берут, а тут и судимость да плюс драка в мореходке, в анкете ведь еще тогда отметили, мол, морально неустойчив данный юноша и так далее…

С такими мыслями он стоял по стойке смирно перед комиссией в совершенно обнаженном виде, и на вопрос, в каких войсках предпочел бы служить, он без колебаний ответил:

– На флоте.

– Ну, сынок, во флот обещать не могу, – сказал майор, – а вот в морскую пехоту с твоим-то ростом определить будет несложно, вы посмотрите, каков же атлет, иди одевайся.

Так вот в одночасье наши судьбы вершатся, он вышел из военкомата со свежей повесткой в кармане, где стояло черным по белому: через четыре дня в шесть утра должен быть на этом же месте для отправки на службу Отчизне.

Осталось как раз достаточно времени, чтобы съездить домой, повидать родных и Инну в институте.

На работе выдали расчет, и шоферские права были к этому времени сдадены успешно, но они ему вряд ли пригодятся, морская пехота все-таки, а это не шуточные войска, он не то что почти, а на самом деле гордился, рассказывая об этом отцу и братьям, а те уже тоже хоть и мал мала меньше, но подходили к совершеннолетию.

На самом деле все они родились почти в одно время с интервалом в два года, так что Иван уходил в армию этой же осенью, и признаться, тоже не из робкого десятка, высокий и сильный пацан, ну а Петьке с Пашей еще все было впереди.

Посидели все вместе, потолковали отец и четыре сына, которые вскоре один за другим покинут родное гнездо, чтобы свить каждый свое где-то на белом свете.

Как водится во все времена, хоть бы один из сыновей оставался в отцовском доме на жизнь, но это не тот случай, да, впрочем, мы теперь не об этом.

Тогда они никак не могли знать, что уже больше никогда так не встретятся, чтобы всем вместе посидеть за столом в своем отцовском доме.

Пусть тут и бывало всякое, но это все-таки родное гнездо, и по большому счету мы не вправе судить своих стариков, самим свою жизнь надо прожить, да хоть бы попытаться так, чтобы достойно, а не приниматься обсуждать другую.

Отец, он и вообще ведь сын войны, родился в 41-м, он видел своего родителя лишь из колыбели, а тот был убит, будучи на фронте связистом, говорят, на скрипке играл… вот и представьте, какое у него могло быть солнечное детство… а получилось так, как и получилось, в те времена почти из каждой семьи хоть кто-то, а не вернулся из боя, а потом еще и режим социалистического строя…

Они и выпили все вместе, и закусили, спели песню, что, судя по слухам, любил погибший на войне их дед, но настало время встать и разойтись, чтобы не сесть за этот стол в доме отцовском всем заодно, наверное уж, никогда.

Глава 7

Служба не дружба – есть такая поговорка, да, там надо попотеть, изучая азы и буки военного дела, но жаловаться некому, и тянут солдаты эту нелегкую лямку, да и в конце-то концов, оно все же весело, ведь все молодые.

А вы знаете, почему молодые даже на войны уходили с залихватскими песнями в строю, да потому, что они за свой короткий век еще толком-то и нагрешить не успели, и на подсознательном уровне им смерть не страшна, поскольку души молодых еще чисты… а то есть в случае смерти в бою их путь лежит прямо в рай… и ведь немало же пацанов полегло.

Вроде бы мирное время текло на просторах страны, но, «исполняя интернациональный долг», в «дружеских» Афганистане, во Вьетнаме, на Кубе, в Лаосе, и не только там, стоят могилы нашим братьям.

Русский солдат, да где он только и не был, пока великие мира сего вояшку на топографических картах разыгрывали.

Советская армия на самом деле была многонациональна и сильна, несомненно, все лучшее из науки и техники, впрочем, как и во все времена, шло впервые на армейские нужды, кто не был в войсках, тот трудно сможет представить масштабы этого всепоглощающего монстра, сколько ресурсов уходило содержать такую многомиллионную военную машину, да и все еще уходит, ведь по сей день хоть на полигонах, а все-таки воюем.

Мы всего лишь люди, а нам подобные всегда, с незапамятных времен воевали и воюют, мы все так и не можем сесть однажды мирно за стол и договориться, мол, не воюем больше, и точка, вот было бы чудо, да нет, этого не будет, ведь до сих пор, даже в данный момент, на планете Земля хоть где-то, а идут военные действия. Насколько же это глупо, люди добрые…

Служба закончилась скорей, чем предполагалось, ведь всего лишь два года, а опыта у молодого мужчины набирается на всю его жизнь. Теперь он солдат, который знает достаточно много, чтобы в случае войны быть достойным защитником своей Родины.

Инна уже оканчивала институт, но работу по специальности найти даже не надеялась, надвигались смутные времена, распадался Советский Союз.

Он приехал к ней в общежитие прямо из армии, еще в форме морской пехоты, которая у этих войск тогда была особенно красива.

Через несколько бурных дней, проведенных в студенческой общаге, походов в театры, оперы и другие высококультурные мероприятия, по этикету требующиеся для приличного времяпрепровождения интеллигентного общества областной элиты, к коим автоматически причислялись, конечно, и студенты последних курсов.

Он устал от города, да и время пришло, ему было необходимо ехать домой, чтобы отметиться в военкомате, повидать родственников, маму, что заждалась сыночка, отца-старика и братьев, один из которых был на службе на данный момент, так что всех уже не будет в комплекте…

Провожая, Инна взяла его за руку и вполне серьезно спросила:

– Бронька, ты женишься на мне, я устала без тебя, хочу быть всегда рядом с тобой, давай уже нарожаем деток и заживем по-человечьи.

Он даже немного опешил от такого поворота дел, думал ведь, что она хочет окончить институт и, вообще, жить и работать потом в научной среде, как это вдруг бросить, будучи без пяти минут с дипломом программистки в кармане.

– Так-так, а учеба-то как? Ты ведь…

– Не буду я больше учиться, хочу быть матерью и женой, я женщина и уверена в тебе, мы будем жить на селе, ты умеешь пахать землю, и, вообще, теперь, похоже, все будет меняться. Да и потом, это не учеба, когда профессор за оценку не требует знаний от студента, а денег или, того интересней, представь себе, расплаты натурой.

Понимаешь, нагло предлагает провести с ним конец недели на загородной даче, чтобы получить зачет, хотя в моем случае не требуются вспомогательные ходы конем, я знаю материал, но он смотрит на мои длинные ноги, а не слушает то, что исчерпывающе излагаю по сути вопроса, ставит галку на место отличной отметки и предлагает встретиться в кафе после экзамена, вот так тут учатся девушки из нашего двора.

Мини-юбки поносят пять лет подряд, а потом получают дипломы специалистов, а все, что знают, так это ножки задирать повыше и не только.

Броня, мне отвратительно это учение. Может быть, когда-то восстановлюсь на заочный и получу свой диплом, но только вместе с тобой будем на сессии ездить.

Люди обезумели, почувствовав запах свободы.

Это и вправду было на пороге развала красного монстра, который уже семьдесят лет держал за железным занавесом почти три сотни миллионов людей самых разных вероисповеданий и национальностей. Всего пятнадцать стран и еще нескольких других сателлитов Восточной Европы контролировало это чудовище под названием Союз Советских Социалистических Республик, со своим всем известным девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Да, были социально защищены, что было, то было, то есть медицина, образование, жилье – все это было доступно по всему Советскому Союзу и полностью бесплатно, но контроль границ был таков, что путешествовали лишь избранные, а так называемые массы народов даже и не мечтали об этом, слово «заграница», оно для них было реально существующим мифом в нереальном для постижения измерении. Это можно смело назвать фанатизмом, граничащим с безумием.

Это какими же мозгами надо обладать, чтобы держать взаперти целые нации!

Возникает вопрос, зачем, с какой целью надо было вот так вот закрыть в многомиллионную тюрьму народы, понимаете, целые народы, что не имели права на путешествия вокруг света.

Ну не абсурд ли был – это ведь нечто с чем-то под знаменем красным, с пеной на губах выкрикивать умопомрачительные лозунги вроде «Да здравствует КПСС!» и прочий бред среди белого дня.

 

Скажите, к какого уровня преступлениям должно быть отнесено данное измывание над целыми народами? Массами человеков, да-да, я специально пишу «человеков» только потому, что и на самом-то деле таким ведь являлся каждый лично из этой замученной многомиллионной массы, да-да, тогда так и глаголилось – массы, мол, не люди – человеки, а именно массы, статистика. Да чего уж там, зачем этим массам знать или видеть все прелести мира сего, пусть работают на заводах, куют светлое будущее для своих господ из партии коммунистической под лозунгами вроде «КПСС – оплот мира», «Нам хлеба не надо, работу давай» или, еще лучше, «Работай за себя и того парня – погибшего товарища», а самый безумный плакат в шесть метров длиной, на кумаче которого желтым шрифтом было размашисто написано и чуть ли не священным признанное изречение некого уж на самом деле безумного гения, но тем не менее распространено по всему Союзу в виде девиза «Нам солнца не надо, нам Партия светит».

Это же надо такое изречь, да уж, есть над чем задуматься, ведь правду гласит народная пословица, мол, «заставь дурака Богу молиться, так он и голову расшибет».

Вот как ловко загружали мозг бедолаги-труженика целый комплекс писателей и поэтов, драматургов и композиторов, подневольных художников – реалистов поневоле и великий союз кинематографистов, что трудились в поте лица, для того чтобы выполнить заказы партии, снимая фильмы в духе коммунизма, слагая самые абсурдные поэмы, чтобы аж в стихотворных формах отображать достижения коммунистической партии, а тех, кто посмел написать о том, что подсказывало его личное мировоззрение, просто убивали, вроде Есенина, Блока и многих других.

Я не посмею сказать – моих коллег, не подумайте, не стараюсь этим приравнивать себя и близко к тем гениям пера, сцены и ноты и не смею даже представить, что могу однажды удостоиться чести быть посаженным за их застолье в том мире, где они, надо полагать, находятся сейчас, ведь «блаженен убиенный, а значит, мученик, и посему для него уготовано царствие небесное», ведь именно так, ну или примерно так, есть сказано в Библии священной, а может, все-таки есть шанс реинкарнации, и они, переродившись, где-то снова творят, кто знает…

Вот же какая у нас, русских, философия странная: убить мастера надо непременно еще в молодости, а потом, воздвигнув ему памятник нерукотворный, ходить к нему с цветами, возложив которые, присесть на скамеечку у могилки да помянуть великого, дескать, а какой же был человек, сколько потенциала было в нем еще неисчерпанного, сколько бы он мог еще написать, о да, и о чем… вот что главное, ну что ж, умерщвлен по ошибочке, помянем-ка, братья, бедолагу да орден какой-нибудь присвоим ему, пусть уж получит, хоть и посмертно.

Ведь до сих пор неизвестно, зачем погиб или все же убили Виктора Цоя, ни о заказе на смерть Игоря Талькова, закололи морфием, посадив на иглу, Высоцкого, зачем эти гениальные ребята ушли из жизни так рано, да всех не упомянуть, простите, уважаемые братцы… ну почему ни Пушкин, ни Гоголь до старости так и не дожили… почему по сей день убиваем мы лучших артистов, да ладно, чего уж там, Россия, лес рубят – щепки летят… и героями становятся посмертно…

Немного терпения, уважаемый читатель, наша история только берет начало, и с ней мы пройдем вместе с тобой через развал Союза, и прожившим их, незабываемые девяностые годы, когда Коммунистической империи пришел конец, вызвавший перемены во всей Европе, а то и правда, что с нашей помощью даже в целом мире.

Когда реки американского доллара вымыли последние остатки и так убитой советской экономики, российский рубль падал с бешеной скоростью аж на сотни единиц за белый день.

В те времена доллар тотально завластвовал над бывшим Советским Союзом, и пришло время, когда рублями вообще никто не рассчитывался.

Американские советнички диктовали нашим престарелым русским правителям, как вести экономические отношения, ну, конечно, в их пользу, а наши олухи махали гривами, вроде цирковых лошадей, и продавали за бесценок все, вплоть до нефтяных месторождений.

Хаос был такой, что люди стали носить оружие, и поверьте, да что там, вы сами прекрасно знаете, пользовались им по назначению все чаще.

Да что же, раз уж именно на это время выпало им жить, деваться было некуда, женились и родили за три года двоих деток.

Господь им даровал и сына, и дочь – два лучика солнца, они в любое пасмурное время несли радость в дом, даже когда порой бывало совсем не под силу.

Трудно было, но, благодаря энтузиазму молодости и, может быть, его величеству случаю, мало-помалу дела на их ферме пошли на поправку, а когда колесо покатилось, то оно уже катится, подпитанное небольшим усилием.

Буквально за один год дела поправились так, что у Броньки уже работали несколько человек, помимо полевых работ, он занялся забоем скота и доставкой свежего мяса на областной рынок, где добрался уже до уровня уважения в определенных кругах за точность в делах и высоком качестве продукции.

Начал производить также и колбасные изделия, копчености, товар продавался не без дохода, и Бронька вкладывал вырученные средства, развивался, проектируя планы на жизнь.

Рынок, где восемь продавцов торговали его продукцией, не считая целой сети гастрономов, через которых уходили тонны колбас и мяса, несомненно, несли доход, он строил еще и ресторан в районном центре, дела и вправду шли в гору…