Весы Правосудия Божиего. Книга первая

Глава 8

Однажды возвращаясь с очередной поездки и уже будучи мысленно дома, так как оставалось проехать лишь километр через его собственный лесок, он вдруг издали заметил старого «жигуленка», хозяин которого возился под поднятым капотом.

– Эй, брат, что сломалось, могу ли тебе чем-то помочь? – Бронька остановился с ним рядом.

Незнакомец извлек руку из-за пазухи, а в ней был зажат пистолет Макарова.

– Слышь, барыга, мать твою за ногу, давай гони, что там наторговал, мы налоговая инспекция, – оба грабителя заржали над своей «супершуткой».

Нет, это не был рэкет, а просто самое банальное вооруженное ограбление, они выгребли все, что было у него в карманах, в машине и багажнике, не побрезговав даже запасным колесом.

Двухдолларовая античная купюра 1936 года, лежавшая в бумажнике как бы на счастье, и та исчезла вместе с содержимым, грабители даже не скрывали своих лиц, что говорило об особой дерзости и цинизме этих «ребят».

Оно случилось в конце октября 1992 года.

Переход из социалистического строя на демократию вызвал невиданный доныне всплеск криминала в народе, свои уголовные способности и неслыханную жестокость теперь демонстрировал каждый, кому только было не лень и позволяла совесть.

Молодые люди собирались в банды, организуя на самом деле серьезные криминальные сообщества, ситуация в стране, жаждущей свободы, грозилась выйти из-под контроля.

Ну не совсем из-под контроля, а суперкоррумпированные структуры власти все же контролировали уголовные массы, тех, кто совсем забывался и начал заходить слишком далеко, попросту убирали, на место них ставили новых молодчиков из народа, так осуществлялся и контроль над братвой, и сколачивались сверхприбыли.

Да, наверно уж, только таким, жестким, образом было возможно контролировать обезумевшую толпу, да и на самом деле благодаря отстрелу все же смогли установить относительный порядок в тотально разнуздавшемся криминальном обществе.

Да уж, тогда, в начале девяностых, Россию-матушку делили, на средства не скупясь, не все ли равно, как кто смог хапнуть кусок побольше, люди словно звери, нет, звери так не поступают, а мы рвали свою страну на куски, отталкивая слабых от добычи, а те, обделенные, опять-таки вспоминали старую добрую пословицу «Бог создал больших и маленьких людей, а Сэмюэл Кольт сделал 38-й калибр и сравнял их шансы».

Так вот, про Кольт-то было, но в Америке, а россияне пользовались своим родным Калашниковым, который эти шансы сравнивал еще равнее…

Это были воистину страшные годы, страну, в недрах которой, вы только представьте себе, находятся бескрайние залежи минералов практически всей таблицы Менделеева, все сорта на планете Земля доступных энергоносителей, колотило, ее рвали на части все те, кто только имел хотя бы малейший доступ, ведь для них закон не существовал, они сами делали эти новые законы, а морали, что вы говорите, вообще не стало быть, как таковой, и впомине.

Нефть, газ, металлы всех сортов пошли на экспорт уже от частных предпринимателей, каждый маскировался под честного бизнесмена, а на самом деле в крови были все до одного или, по крайней мере, действовали чужими руками за деньги, да потом еще убирали с пути и самих киллеров, то есть полностью расчищая себе дорожку в светлое будущее…

Миллиарды долларов, промыв российскую экономику, высылались в офшорные зоны, складываясь на личные счета уже не бандитов, а господ… это был дикий, дикий восток, конец двадцатого века в России, да и Бог с ними, благо прошли…

Страна терпела не только финансовый крах, но и нечто побольше – интеллектуальный, ведь ученые бежали от этого ужаса, поняв, что тут добра ждать не стоит, закрывали, сворачивали разработки и увозили за границу, чтобы хотя бы там воплотить в жизнь свои, порой бесценные идеи.

Бывшие товарищи, заправилы партии КПСС, ну или их сыновья, надели малиновые сюртуки, разделили между собой золотоносные жилы и в одночасье стали господами, олигархами.

Ловко же забацали перестроечку господа партийные боссы, теперь крадут официально, присвоив народные богатства. Ну молодцы, гении, блин, вот только народу-то легче не стало. Купаетесь в золоте, а не стыдно ли за Россию, как не было, так и нету дорог, а сколько бурьяна растет под покосившимися заборами деревень, из которых сами вы родом. В цивилизованном мире такого бардака не отыщешь, как ни старайся.

Поверь мне, мой дорогой читатель, допустим, ты можешь сказать о себе, что имеешь очень хорошо развитое воображение, но даже тогда смею заметить, что никакой фантазии не хватит, чтобы представить, насколько обширна эта страна, а что там происходило в девяностые годы прошлого века, и пером описать-то почти невозможно, даже будучи активным участником всей той катавасии.

Те, кто были, застали те времена, то знают не понаслышке, а вот если сам лично не был там и не пытался делать хотя бы какой бы то ни было бизнес, то представить ту страшную действительность вряд ли возможно.

Не так красиво все было, как в фильмах, теперь разукрасить пытаются те, кто на самом деле и не нюхал пороха тех страшных времен.

Это было время неограниченной власти криминального влияния на любое дело, везде и каждому надо было отдавать определенный налог рэкету, в открытую грабили, а пожаловаться было просто некому. Менты от бандитов отличались только формой одежды.

Так вот, Бронька вернулся домой с пустыми карманами и, разумеется, в душевно подавленном состоянии.

Никогда он не обращал внимания на мелкие неприятности вроде недостатка денег, волею судьбы имел опыт выживания и без них, да и не в деньгах было дело, предприятие процветало, так что доход, пусть не какой-то фантастический, но приходил ежедневно.

Угнетало другое, ведь, однажды узнав о нем, эти бандиты же не отстанут, и вымогательству, несомненно, будет продолжение.

Беспокойство росло, поскольку, по слухам, а теперь уже и на личной практике было известно, что начинается вот такого рода действие по всей стране, бандитские группировки беспредельно грабят, да потом еще и облагают данью, уже и сельскохозяйственных предпринимателей.

Что-то в глубине души подсказывало, грядут, брат, большие перемены в твоей личной жизни.

Ферма его находилась в пяти километрах от населенных пунктов, пару лет назад удалось прикупить старый дом-хутор в сказочном месте, где вокруг поместья простирались поля на двести гектаров. Лишь триста метров пройдя по пологому склону плодородного поля, можно было сесть на берег небольшой реки и, забросив удочку, помечтать, глядя через спокойно текущие воды, где начинался вечный седой лес сказочной матушки-тайги.

Там грибов и ягод набрать было просто за счастье, он за прожитые тут четыре года уже знал самые лучшие места, где клюквы, брусники, черники, малины было навалом.

Дерево для строительства и дров зимой он сам напиливал в этом бескрайнем лесу и на своем же тракторе запросто таскал через замерзшее русло реки домой.

Рай при жизни: тридцатиметровой ширины речка кипела от рыбы, охота, о какой можно мечтать, да и вообще кабаны, лоси, косули сами приходили на этот берег, чтобы полакомиться его посевами, ну тогда-то приходилось стрельнуть, уж хочешь не хочешь.

Поля пшеницы и покосы сена для скота, ни единого камня в земле, обо что при пашне можно бы лемех сломать, – не это ли мечта хлебороба? При том всем красавица и умница жена, родившая им и сына и дочь.

Колодец чистейшей воды на дворе, самим им построенная дорога до крыльца и хозпостройки.

Проект нового дома уже был утвержден, и материалы во дворе ждали весны, чтобы за короткое лето поднять стены их нового семейного гнезда.

– Что-то случилось, дорогой?

Инна вырвала его из этих размышлений.

– Да, милая, случилась беда.

Он, обняв ее за плечи, решил рассказать свои злоключения.

– Вот так вот, мало хорошего, но будем надеяться, что это были случайные гастролеры, хотя верится в это с трудом, так как они стояли в километре от нашего дома, эти нелюди ждали меня на нашей дороге, понимаешь?

Жена, пошли, я буду тебя учить стрелять по-настоящему, на случай если такие гости нагрянут, пока меня нету дома.

Он имел охотничий карабин, купленный именно для непрошеных гостей из лесу, а то кабаны зачастую приходили почавкать большими компаниями и наносили серьезный ущерб посевам.

– Дам тебе пару уроков для обороны.

Он достал оружие из сейфа, по привычке почистил и так блестящие механизмы и ствол.

Женщину обучить стрельбе оказалось не так-то и сложно, в особенности когда она знала, что делает это ради обороны своих детей.

Она, словно опытный снайпер, выбивала высокие результаты, перезаряжала и снова стреляла без промаха.

– Удивительно, как тебе удается так прицелиться, – он не скрывал восторга.

– А я просто представляю тех ублюдков, которые тебя ограбили.

И следующим выстрелом, на дистанции пятидесяти метров, выстрелила прямо в лоб им наспех сконструированного фанерного макета человека.

– Ну ладно, это ты, похоже, умеешь.

– Еще бы, какой у меня учитель.

Она так посмотрела на него, что отказаться было бы равносильно предательству… и он прижал ее к стволу трехсотлетнего дуба, чтобы любить со страстью, подобной лавине, что сметает все на своем пути… видимо, эта стрельба ее так возбудила, что ему пришлось приложить все свои силы, чтобы овладеть этой на нем скачущей фурией, удовлетворяя ее похоть снова и снова.

Оба, здорово разрядившись, возвращались домой с одной целью – опустошить холодильник… и бутылочку красного вина.

Дети, ползая по отдыхающему папику, от счастья повизгивая, дарили дому жизнь, как же они могли представить, что над этим счастьем уже повисло черное зло и все это, вплоть до фундаментов, вскоре будет разграблено, а их самих судьба раскидает, и так далеко да надолго, что забудутся даже родные глаза…

Судьба, мы не в силах ей противостоять, и как бы нам ни было жаль наших героев, но без их страданий не быть бы и этой печальной истории… а может, лучше, чтобы ее не существовало, ну, конечно, я согласен, только, к сожалению, она уже есть, сбылась, и от этого не отмахнуться.

Делай, что бы ты ни делал, человек, но ноша твоя с тобой навсегда, надо нести ее, не поддаваясь слабости и депрессиям, ты должен быть сильным, надеяться и верить в свой счастливый конец… печально, но факт.

Как сказано кем-то раньше меня, «Господь дает нам точно столько сил, сколько требуется для того, чтобы дойти до конца своего пути»…

– Нету смысла сообщать в милицию о грабеже, они так и так ничего делать не станут. Теперь эти люди все одна банда, которая только и делает, как ищет очередную жертву.

Бронька сказал свои мысли вслух и был прав, в те дни во многих местах, если не по всей России, бандиты действовали под чутким и ненасытным в своей алчности милицейским надзором, ну а тех редких, кто хотел быть правильным стражем порядка, попросту убирали, стреляли, чтобы те ну не мешали «работать»…

В следующую поездку он готовился как и обычно, ведь уже более трех лет он занимался этим делом. При ферме, где выращивал овец, само по себе возникло предприятие по переработке мяса. Поначалу он забивал свой скот и мясо возил на базар, а соседние фермеры, узнав о том, что он успешно торгует, стали просить продать и их питомцев. Кто-то был стар для таких дел, у другого не было машины, и Бронька не отказывал, а поскольку уже располагал средствами, то платил на месте за живой вес животных, так что все были довольны. Заработок получался за счет переработки, небольшой, зато свой и стабильный. Слух о нем распространялся, и спустя совсем немного времени уже с раннего утра клиенты со скотиной стояли в очереди у его ворот.

Вскоре пришлось нанимать людей на работу, поскольку сам один с потоком продукции уже справиться попросту не мог.

Пришлось также построить отдельное здание для бойни и холодильных камер.

Там же работали пару обвальщиков и мастеров колбасных изделий, почти постоянно дымили коптильни. Так что пару раз в неделю он на своем двухтонном микроавтобусе, пригнанном аж из Японии, груженный под завязку товаром, отправлялся в областной город за триста километров.

Выезжать приходилось на ночь глядя, чтобы по российскому бездорожью добраться до места к шести утра.

В бесконечной России расстояние в триста километров не значит ничего, то есть близко, вот только дороги, дороги, а зимой так вообще опасно, есть риск замерзнуть, вдруг чего. Весной опять-таки слякоть такая, что на середине пути можно забуксовать и повиснуть на мостах. Лето, оно всего пару месяцев, чтобы было сухо, а осень есть осень, то распутица заново, вот так вот и жил, да и по сей день живет, русский мужик, испокон веков в грязи аж по пояс.

Так что шофера русские такие, каких не сыщешь, все как один профессионалы экстремального вождения и не только…

Приморозило.

Прогнав микроавтобус через ночную метель, Бронька остановил его в очереди у ворот рынка, шесть утра, безлюдно, лишь мясники-коллеги дремлют в своих машинах.

Поземка, где-то нашедши охапку первого снега, гоняла ее по площади, и фонарь, вечный висельник, поскрипывая, словно жалуясь на судьбу неладную, раскачивался на своем столбу, как бы нехотя бросая тусклый свет на троих сутулых от холода молодых парней, нервно покуривающих явно в ожидании жертвы.

– Вот он, наш главный банкир, а вы мне не верили.

Кирилл, сплюнув, подался было вперед, но все же не сдвинулся с места.

– Cтоп, стоять, куда это меня понесло, никуда ведь не денется, пусть загонит свой товар, будет больше хрустов на кармане, пошли пропустим по сотке, у цыгана открыто всегда.

Через два часа мясная продукция была проверена в лаборатории и сдана продавцам, а Бронька, закончив дела, уже было садился за руль, когда почувствовал дуло пистолета, прижатое к пояснице.

– Зелень гони, барыга, твою мать, заколебались тут торчать по твою душу, Бронислав Юрьевич, и не думай шевельнуться, нам все равно, что ты живой, что дохлый.

Бандит полез в карман его куртки и, достав из кошелька все деньги, сунул опустошенное портмоне ему назад.

– Свободен, канай, тебе говорят, садись в телегу свою и сваливай, пока башку не отбили…

«Называли по имени-отчеству, значит, знают меня». И это ведь были те самые люди, что обобрали его на прошлой неделе на пути домой.

Он размышлял, сидя за рулем своего микроавтобуса. Ведь до сегодняшнего дня всем было известно, что уголовники фермеров не трогают, но похоже, что эта негласная конвенция уже безнадежно устарела.

И на самом деле в страну начали массово импортировать сельскохозяйственный продукт.

Господам, тем, кто стоял за рычагами управления потоком товаров, стало невыгодно местное фермерское хозяйство, ведь они плевали на своего хлебороба, а значит, и на всю страну, ведь налаженные поставки из-за рубежа им позволяли контролировать рынки почти трехсотмиллионного, хотя и распадавшегося уже, но еще пока как бы единой валютой, рублем и долларом повязанного государства, тем более что они сами же и были поставщиками, посредниками. Те самые челночники, только эти предприимчивые граждане торговали в серьезных масштабах, что по сути одно и то же. Ведь налогов не платили ни мелкие торгаши, ни крупные, и катилась страна в бездну инфляции.

Курица и яйца, баранина и шерсть, говядина и свинина – все это стало поставляться из стран и континентов, от Южной Америки аж до Австралии.

Местное сливочное масло лежало на прилавках по сносным ценам, зато дешевый маргарин прям загонялся целыми кораблями из стран, где и поныне благополучно произрастают кокосовые пальмы, хотя и практически не перерабатываемый человеческим пищеварением, но зато импортный, да еще и в пестрых упаковках.

А гражданин Советского Союза, семьдесят лет не видавший не только продуктов, а даже цветных вывесок их реклам, бросался на все, что впервые, в конце-то концов, увидел. У всех горел глаз на потоком хлынувший с заветного, сказочного, умом не постижимого Запада… да хоть с Востока, лишь бы импортный, заграничный костюмчик… с фирменным знаком на всю спину.

Страну напрочь заполонили импортные товары.

Западу, да и Востоку, открылся небывалый шанс, огромный рынок голодной и к тому же пьющей страны – напитки, о качестве которых речь не велась, теперь продавались повсюду день и ночь.

Эпоха ограниченной продажи алкоголя в течение многих последних лет существования Союза, когда мужики в очередях насмерть дрались, простаивая дни напролет за бутылкой водочки, ушла в небытие.

Теперь страдальцы по спиртному имели шанс пить без ограничений, и понеслась…

Спирт аж танкерами потек через океан, видимо, Россию было решено попросту споить, что, надо сказать, частично и удалось.

Чуть ли не задаром водкой торговали тут и там, а уж о ежедневно появляющихся новых разновидностях пойла разговоры велись на полном серьезе.

Да лишь бы не закончилось, в конце-то концов дорвавшись, лакали все от мала до велика, пестрые наклейки, от амаретто до «Рояля», мозолили глаз и раздирали души… снадобье всех цветов радуги продавалось доныне неслыханными количествами.

Даже те, кто раньше как бы не прилегали к стакану, теперь ради интереса все же пробовали – ну импортное ведь, а как же, попробовать-то надо…

В обществе считалось дурным тоном есть, пить, одеваться и даже разговаривать о том, что было хоть как-то связано с местным производством.

Стало постыдно работать вообще, теперь великое слово business… владело свободой действий, перегретыми умами. Миллионы интеллектуально отсталых вчерашних рабов коммунизма лихорадило от вдруг открывшихся возможностей, и тут-то началось… карусели набирали свой ход…

«Не дай Бог, слепой да прозреет» – эта пословица народная, сказанная не мною, вдруг воплотилась в жизнь, и на самом деле те, кто вчера были слугами социального строя, вдруг стали, кто как мог, загребать материальное благо, а с ним, конечно, и власть.

Даже не мечтав обо всем этом каких-то пару лет назад, а теперь внезапно получив, вдруг обезумели и стали шагать через трупы «со-человеков», чтобы укрепиться при позициях хотя бы какой-нибудь влиятельной структуры, дабы урвать кусок поболее, и не важно, какими путями. Лилась народная кровь…

Да ладно, что было, то было, прошло, и виновных уж нет, а наш герой Бронька сидел в своем бусе, обдумывая все происходящее вокруг него и, конечно же, прекрасно понимая, что эти люди знают о нем более чем достаточно, им известно, где находится его дом, как движется бизнес, – впрочем, все до мелочей, а значит, уже вряд ли отстанут подобру-поздорову.

Тут должен быть некто, знающий его лично, но точку в размышлениях поставил сам Кирилл, в данный момент стучавший в дверь пассажира.

– Ну привет, мой друг детства, представь, как же я рад нашей встрече, проходил мимо, поверь, случайно, как вдруг смотрю, знакомые все лица… дай-ка постучу, думаю, авось и признают, откроют, а тут ты, мой старый знакомый, пусти-ка погреться, а то так жрать хочется, что переночевать негде…

Процитировав всем известную народную присказку, Кирилл беспардонно плюхнулся на сиденье справа.

– Как же ты хорошо выглядишь, ну впрямь бизнесмен.

Он нагло щупал пальцами кожаную куртку Броньки.

– Должна быть цены баснословной. А то и вообще бесценная.

Он спокойно отодвинул руку наглого возвращенца из прошлого.

– Ты, вижу, не очень рад нашей неожиданной встрече, как же так, а раньше мы были сговорчивыми друзьями…

– Слушай, Кирилл, оставь меня в покое, мы никогда не были друзьями, чтобы интересоваться о делах и бедах друг друга, да ладно, как говорили предки, «кто старое помянет, тому глаз вон».

Ну так как твои дела, как жил-поживал, о твоей персоне и слуху-то не было?

– Да по-всякому, то в тюрьму, то и вон из нее, я был везде, как видишь, не менялся.

– Рад за твои успехи, ты, значит, чемпион в своем деле, это твой стиль жизни, и не мое до этого дело, знаешь, мне надо ехать, вот только один вопрос, Кирилл, не смог бы ты выручить старого друга, я тут слегка попал в финансовые неприятности, так вот, не одолжил бы ты мне, любезный мой друг детства, пару сот баксов, дабы благополучно добраться до дому? Насколько я помню, дело, конечно, прошлое, но однажды ты задолжал мне, не так ли, пару-тройку, да нет, теперь уж десяток лет назад, правда, незначительную сумму, конечно, но зато при особых обстоятельствах.

– Да нет проблем.

Кирилл явно респектировал его, когда остались вот так вот один на один, ведь на самом-то деле Броня мог бы взять и cвернуть ему шею за долю секунды без особых там затруднений.

Бандит, разглядывая его, вовсе не ерничал, а, видя в Броньке сильного и даже опасного соперника, говорил нормально, но при этом все же не терял своего привычного пафоса, зная, что на улице стоят его сообщнички, готовые прийти на выручку по первому зову.

Он достал из кармана куртки явно не им заработанную кучу банкнот.

– Надеюсь, этого хватит на дорогу до твоей деревни – как там она называлась? – и подал Броньке три сотенных купюры в долларовых ассигнациях, которые уже полностью властвовали над Россией, при этом то ли специально, то ли нехотя, но выронил ту самую античную двухдолларовую банкноту, намеренно небрежно обращаясь с деньгами.

– Бери смело, этой грязи теперь у меня хватает.

Он сунул пачку денег обратно за пазуху и, подобрав с пола очень хорошо знакомую Броньке двухдолларовую купюру, не спеша оглядывал ее.

– Где же ты достал столь редкую деньгу?

Вопрос Броньки был для Кирилла ожиданным вполне, у этого человека, похоже, ничего святого не было, он просто сунул старый доллар в карман и, не задумываясь о том, что он не один на свете воин, нагло проронил сквозь зубы, глядя Броньке в лицо:

– Спустя несколько дней эта бумажка почитается как мой талисман, мистер бизнесмен, вот так вот.

Совета хочешь, так вот: поезжай домой, мой дорогой, заботься о своей фамилии и, если не желаешь проблем, будешь отстегивать мне двадцать процентов от своей прибыли.

Кирилл сделал гримасу такой важности, как будто он ну как самый минимум является заседателем палаты лордов.

У Броньки сходу пришел на память приговор суда по давнему делу ранней молодости за тот злосчастный мотоцикл, где тоже говорилось о двадцати процентах от зарплаты, ох ты, судьбинушка, и платил он тогда два года этих двадцать процентов от и так уже невеликой зарплаты тракториста, а за что, за чужое похмелье, вину, которую взял тогда на себя, мать их так, нет, брат, больше этого не будет, или я полный баран.

Зарекся он тогда себе не на шутку.

– Базаром в этом городе отныне, приятель мой дорогой, занимаюсь непосредственно я, и вы, господа продавцы-барыги, все как один должны меня делать счастливым день за днем, а то вами займутся ребята вроде моих.

Он подал, видимо, заранее условленный знак, и двое мордоворотов вышли из-под проема ворот, укрывавшего их от посторонних глаз, да скорей от ветра они там скрывались, нежели от прохожих, на которых им, походу, было полное… наплевать, ведь они теперь были центром вселенной – братва… в натуре…

Кирилл покинул его не прощаясь, наверняка по болезни, одной из разновидностей шизофрении, что не исключено, то ли из-за поддержания своего имиджа он как бы вдруг забывал о своем оппоненте и, в мгновение ока переключившись на что-то другое, пошел по своим делам, даже не махнув головой на прощание, что любой нормальный человек, прощаясь, сделает попросту машинально: ну давай, бывай, мол, братан.

«Да уж, походу, это не закончится так просто, – Бронька прокручивал в мозгу ситуацию опять и снова, – должен же быть выход, выход есть из любого положения, только зависит, во что он выльется… этот, мать его, выход».