Камертон Фа-диез. фантастика-мистика-фентэзи

БАЛЛАДА О ЕВДАЗИИ

Давным-давно, когда мир еще был полон неизвестных возможностей, простиралась далекая страна под названием Евдазия. Там мечты пробужденных людей сбывались с удивительной легкостью, а наука вязала нити магии. Народ Евдазии пользовался благоденствием, которое сегодня называется «утопическим» или «нереалистичным». Уверенные в себе и постоянно вдохновленные, они творили чудеса, которые в остальном мире считались бы недостижимыми и даже невозможными.

В источнике мира и изобилия слова одного древнего учения текли в ритме, отражаясь в сердцах всех, кто там жил.

– Равенство – это звездный ключ к гармонии, – шептал ветер, – а те, кто любит истину, будут стремиться делиться своими дарами, чтобы проложить путь своим душам.

Их щедрость построена как хрустальный дворец, доброта и сострадание плетут ткань из блеска знаний. Уверенные в себе кометы, они прослеживают небо судьбы и вдохновляют всю мерцающую жизнь на то, чтобы отправиться в великое творение.

Их руки – эти инструменты композиционной мощи, которые переплетают магию технологического искусства. Как волшебники знания, они открыли дверь к новым инновациям, где реальность сливается с мечтами, а время становится пространством откровения.

Но, несмотря на великолепие, их путь освещен светом вечных поисков.

– Эмпатия – это туман, который очаровывает наши души, и только те, кто разделяет ее пламя, могут осветить путь другим.

В своем преклонении и благоговении перед жизнью они даровали богатства и украшали судьбы других, как маленькие звезды.

– Любовь – главный ключ к богатству души. —Голоса пророков были всепроникающими – Те, кто разделяет объятия радости, растут, пока не станут единым целым со Вселенной.

В бесконечной реке просветления и изобилия слова предков вплетались в души всех и записывались как волшебные ноты космической мелодии.

– Ключ к гармонии лежит в звездах равенством.– Ветры продолжают петь, принося послания из мифической эпохи – Те, кто влюблен в истину, стремятся завещать свои дары, чтобы проложить путь к единству.

Слова были подобны хрустальному ключу, открывающему дверь в сокровищницу мудрости. Эти слова распространяют веру в блеск ума, который не знает границ и разделяет сердца других.

– Сердце, соединенное в гармонии, является звездным клубком нашего богатства, а те, кто разделяет радость, становятся единым целым с огромной завесой общества.

Так ветер нес мудрость, закручивал слова древних и распространял их, как пульсирующие семена, по почве веков.

– Гармония это путь к свету. – И шепот ветра продолжал нести ключ к вечной истине. – Тот, кто продолжает искать равновесие, знает, что в равновесии лежит сердцевина жизни.

Так ветер дул, как вечный поток, мудрый страж древних знаков. Его слова растаяли волнами Вселенной, но каждый с открытыми ушами и сердцем мог слышать их, вибрируя как песня, соединяющая прошлое, настоящее и будущее.

Очарованные его величием, евдазийцы показали, что настоящая магия их страны чудес не взорвалась из-за какой-то сверхъестественной машины, потерянной в облаках, и не была сосредоточена на быстром изобретении, таком как механизм кристалла, который путешествует по земле. Настоящая магия существ существовала в их нетерпеливой жажде равенства и сочувствия, в их бескорыстной заботе даже о незнакомце.

– Любовь подобна неземному богатству, удваивающему наше духовное богатство, – пели пророки. Радость делиться растет как стихия, которая изгоняет искушение эгоизма.

Более глубокие искры заполняли этот текст, как будто скопление звезд на небе вплеталось в гигантский свиток. Отражая голоса прошлого и пророчества будущего, он призывал к бескорыстию и воле к созреванию истинных ценностей в каждом.

– Ум, который сливается в общий ритм, создает богатую мозаику звезд – говорили мудрецы, повторяя песню света – а те, кто готов поделиться своим вдохновением, становятся более великими, чем величие каждого отдельного человека.

Исчезающая лента временности приближалась к тому моменту, когда незнакомое и знакомое должны были встретиться, довериться равенству и злонамеренной ревности. В результате мудрость древних светилась как мистический знак на ночном небе, призывая людей вести себя и других через тьму к рассвету нового дня.

В Евдазии живые существа были подобны цветам божественного гения, который рисовал картину бесконечности. Их глаза сияли вспышками, отражающими внутренний огонь. Их кожа была как самая нежная ткань, переплетенная золотыми нитями, выражающими сердечную нежность, которая искрилась в их душах. В богатстве планеты люди жили в гармонии с природой и с собой. Их работа была не простым трудом, а демонстрацией, которая исходила от сердца и души. Каждый жест, вдохновленный любовью к работе, превращался в искусство и оставлял свой отпечаток на будущем.

– Труд создает волшебство – так звучат улыбки уверенности в процветании страны.

Их отношения строились на дружбе, а семейная взаимность была их самым ценным сокровищем. Симпатия между ними была похожа на гравитационное притяжение звезд, образующих созвездие в их душах. Семья была наполнена добротой и поддержкой. Пересекалась с другими как волшебная ссылка на сообщество.

«Дружба – Ключ к вечности, а семья – Звездный мост в будущее!» – великолепный девиз, прокладывающий магистрали к величию жизни —

В их сердцах росло сияние неугасающей любви, и даже лица и движения счастливых, беззаботных людей возвышались. Глаза сияли, как фонари, когда они говорили о своих близких, а их улыбки отражали богатств душ. Их руки, творившие чудеса, обладали не только навыками, но и каплей настоящих эмоций.

– Любовь, это вечное пламя, которое оживляет нас – голос мудреца прозвучал в очередной раз.

Так, с сердцем в руках и светом в глазах евдазийцы продолжали освещать мир, оставляя искрящийся след любви к дружбе, семье и работе…

…Но зло не всегда спит под камнем, как хотелось бы хорошим людям. Тьма таялась в глубинах космоса, раскинувшись, как крылья мотылька. Он называется Инвидион – суровый и угрожающий, высасывающий жизнь, как черная яма для пожирания. Своей теневой надменностью господин Инвидион, завистливый и ненавистный, посылал подданных на войну в попытке подчинить Евдазию под пальмой послушания. Он был окружен рядом слуг-солдат, бесчисленными тенистыми последователями в доспехах и оружием, нанятыми для того, чтобы нести его агрессивный беспорядок, его стремление обладать без разбора отдаляло его от мудрости любви и солидарности.

– Зло – это огонь тьмы, который сжигает наши души – объявляли евдазийские пророки.

Зло – хозяин собственной тьмы. Пророки посмотрели на границу и сказали:

– Зло ведет душу на тот путь, с которого нет пути назад.

Затем наступил день, когда тень Инвидиона вошла в Евдазию с мрачными намерениями уничтожения. Небеса окутались туманом, и невидимые злые силы поднялись из адского пространства. Воздух наполнился тревожной какофонией, рассеянной болезненными криками отчаяния среди бури.

С поразительной скоростью машина разрушения обрушилась на Евдазию как лавина хаоса и разрухи. Металлические звуки смешивались с резкими криками людей, пронизывая эфир Евдазии. Самые величественные человеческие творения, рожденные любовью и вдохновением, были уничтожены за считанные минуты. Евдазийцы обладали разнообразными технологическими средствами, но они предназначались не для разрушения, а для активного созидания.

Жители Евдазии были, по сути, обречены этой агрессией и эмоционально настроились на страх, но и на сопротивлиние. Их глаза сияли решительно, а их сердца бились в унисон с их волей защитить свое творение. Пламя их сопротивления не угасло бы, какими бы темными ни стали облака.

– Стремление к власти ведет к гибели, – провозглашали пророки гласом знамений в ночь битвы, – забвение зла ведет к гибели.

Волшебные ветры несли эти слова как крылатые послания, в то время как евдазийское правосудие смело занимало позицию и прокладывало путь к выздоровлению и искуплению.

Но, как давно доказала история, добро не может восторжествовать над злом. С дикой яростью машина разрушения повернулась, как демоническая буря, наступившая на маленькие пятна солнечных кроликов. Разрушительное пламя охватило небеса, вдохнув смерть в великие творения еврейской гениальности. Сверкающие города и сверхтехнологические механизмы рассеялись, как виртуальные сны, и превратились в черную пустошь, покрытую плачущими, грустными тенями.

Пламя ужасной ярости рассеяло отвратительные страсти по земле утопического мира. Сама машина убийства превратилась в стражу апокалипсиса, окутанную темной вуалью. Красивые вещи были уничтожены, а надежда угасла в пламени невыносимой боли.

Евдазийцы были убиты, порабощены и обречены на мрак и безжалостное отчуждение. От их светлых душ осталось лишь бледное сияние, затерянное во тьме собственного забвения. Столетия усилий и сотрудничества превратились в пепел и пустоту. Их лица были холодными и бледными. Они были похожи на остатки того дня, когда надежда рухнула, как хижина, под напором урагана.

Тьма покрывала Евдазию как непроходимый бетонный плотин, господствуя над природой, душой и разумом. Ночное небо растворялось в бесконечной черноте, обещавшей мрачные дни и непрекращающийся ужас. Ночью вздыхали пророки, голоса потерянной истории, которые предсказывали, что однажды свет снова взойдет, напоминая нам о вечной борьбе между тьмой и светом.

Но даже в самые мрачные моменты истории где-то оставался проблесковый остаток. Он был как искра нежной звезды, мерцающей в полумраке обещанной бездны. Идея обновления доброты, скрытой в сердцах выживших, не была полностью утрачена, подобно мерцающей свече, противостоящей холодному порыву бурного ветра.

Пророки провозглашали, что надежда – это вечное пламя, которое никогда не погаснет, даже в самых темных уголках Вселенной. В сердцах людей надежда существовала как путь, ведущий к вновь найденному миру.

– Свет возвращается отовсюду, – толкуют мудрецы, – история рисуется сотрясениями и борьбой.

…Эта легенда, как и древняя мудрость, содержит уроки для будущих поколений. Она напоминает нам, что в будущем могут появиться новые просвещенные и творческие общества, которые обновят мир так же, как были такие страны, как Евдазия, наполненные светом и прекрасными идеалами. Возможно, они существуют сейчас где-то в необъятной галактике. Между светом и тьмой, между добром и злом легенды продолжают переплетаться, как морщины, на лбу обреченной богини.

Смотрите на свет истины и никогда не забывайте. Настоящая жизнь – это плод сердца, связанный с другими сердцами в бесконечной ткани братства.

ГРИМАСЫ

Как будто боги забыли этот город, а жители решили ответить им тем же. По обломкам древних храмов ползали пауки, змеи и всякие твари, целебные источники давно высохли, а как звали последнего жреца и древнейшие жители уже не помнили. Не было даже сказок и легенд о змеях, принцах и колдунах, с помощью которых матери могли усыплять своих немирных детей у дымящихся очагов. Люди работали молча, нахмурились, сузили брови мрачно шли по утрам к своим рабочим местам на тоже мрачных улицах. Сотни лет не было слышно смеха за серо-коричневыми каменными стенами, даже младенцы рождались хмурыми, а детские игры больше походили на гимнастические упражнения, которые молодежь выполняла при несении обязательной военной службы. Иначе голодных не было, хотя сытость воспринималась неоднозначно, по крайней мере, в физическом смысле – хлеб был для всех. Разница была обнаружена только в посуде, которая для разных каст была из другого материала, и это, возможно, вызывало морщины на лицах более бедных, а что заставляло богатых хмуриться, можно было только догадываться. Преступления не совершались, потому что объекты кражи были у тех, кто держал бразды правления вооруженными людьми гвардии, чье оружие бряцало металлом в ночи уснувшего города и тяжело опоздавшему, не встречавшему заката в собственном доме.

Однажды утром через Западные ворота вошел молодой человек с мешком на плече, едва-едва ступая с потрескавшимися до крови ногами. Он исходил оттуда, где Истина – Молчание, а Знание -Одиночество. Босые ноги передавали сердцу горе, пронизанное камнями и воздухом города, но тем не менее, он улыбался всем, кто был на этом пути. Граждане с удивлением воспринимали эти незнакомые им гримасы незнакомца и за его спиной делали неприличные жесты, постучали по лбу или поворачивали раскинутые пальцы к голове. До того, как он добрался до центральной части, где жили богатые, слухи о странном поведении опередили его.

Встретили гвардейцы и под одобрительным шепотом толпы ввели в казарму…

…Через несколько дней глашатаи объявили по всему городу, что будет казнь чужеземного шпиона, приехавшего в город, чтобы получить сведения о его оборонительных сооружениях. День публичного казна был объявлен нерабочим, чтобы каждый мог насладиться могуществом и силой правящих олигархов…

…Толпа кричала экзальтированно и вылупляла семечки. Босые, потрепанные ноги оставляли коричневые следы на сером булыжнике, но улыбка не сходила с опухших после пыток губ. Не слышали от них ни слова, а то что он говорил своим мучителям, знали только они.

Толпа кричит все время, и только секунды, отмеряющие ход топора, не отщепляют семечки. В продолжение дня все прокомментировали событие, поговорили о нем еще несколько дней и как раз начали процесс забвения, когда глашатаи объявили во всеуслышание об огромной ошибке, совершенной убийством Мессии, пришедшей помазать их благодатью Божией, несущей в сумке книгу Слова Божьего. Виновные будут строго наказаны, а со следующей недели по одному члену каждого домохозяйства будет бесплатно работать на строительстве. Было приказано самым быстрым способом построить храм улыбающегося молодого человека. Граждане обязаны работать, ходить и даже спать улыбаясь. Нарушители будут наказаны по всей строгости закона.

Город улыбнулся. Люди даже с улыбкой умирали и до конца своих дней не упускали возможности помолиться и оставить свою лепту в одном из десятков храмов, посвященных Мессии. Голода почти не было, только сосуды были неравными. Если же где-то и был физический голод, то он компенсировался эйфорией пышных религиозных ритуалов, совершаемых еще более пышными священнослужителями и жрецами.

Однажды утром из восточных ворот вошла одетая в черное женщина. Она едва двигала свои покрытые ранами ноги по серому булыжнику. Ее лицо напоминало по цвету уличное покрытие, и она взяла на себя всю тяжесть и горе путешествия. Шла стиснутыми зубами в измученной гримасе, не обращая внимания на улыбающиеся и приветливые лица, мимо которых проходила.

До того, как она добралась до центральной части, где жили богатые, слухи о ее странном поведении опередили ее…

ХОРОШО БЫТЬ КОРОЛЕМ

Как всегда в одном и том же месте и в то же время. Как всегда полускрыт и готов к своему коронному ленивому прыжку с галантным поклоном. Но не так, как он всегда думал о фильме, где король восклицал: «Хорошо быть королем» и мгновенно перефразировал его на «Как хорошо быть мишеловым». Затем сосредоточился на зрелище, когда они ползали по Бульвару мышам и мышам. Все они там были – красивые, красиво обруфенные, не совсем такие, полутакие и даже откровенно уродливые, но к их чести все шли демонстративно-наперстянки в своем самопредложении, граничащем с эсхибиционизмом. Канюк попал в досаду и съедобно трясет головой, чтобы отогнать эту временную оттепель, приглашая его к изменению повторяющегося до тошноты сценария. Теперь он наметит какую-нибудь подходящую по видению самку, что и две, а затем сделает свой пресловутый номер внезапным и гипервежным появлением, знакомством без возможности отрицания и уже под рукой с очарованной фиолетовыми глазами жертвой или жертвой отступления в сторону уютного гнездышка. Там все супер и предварительно устроено со всеми дополнениями для разгула, и абстрактными удовольствиями, которые приведут головокружительных мышей от алкоголя, наркотиков и любви к неизбежному и крайне неприятному концу. Но эти вещи они, естественно, не могли предвидеть из-за отсутствия жизненного опыта, типичного феминистского любопытства и наивного тезиса, что «именно нам?»…

А потом он увидел ее – белую до боли в глазах, выделенную среди общего серо-черного гмежа, гладкую и совершенно потрясающую, олицетворение первичной невинности и дистиллированной чистоты. Он пошел на прыжок и чуть не упал на ее идеальные ножки. Тем не менее, ему удалось чтобы прийти в себя, выполнить представление по меркам Джакомо Казановы и заглянуть в ее гипнотические неповторимые глаза, обнаружив, что они также полностью соответствуют своим размерам и пестроте. Сердце Мышелова заперлось в учащенной неритмичности, ноги ввели в походку легкий вальсовый привкус и хорошо, что альбиноска уловила его под рукой в логической ловкости, иначе он стал бы для смеха малым и большим по всей Бульваре. В любом случае, гнездышко тоже дрожало в рыдающем ожидании…

…Утром глаза открылись непривычно трусливо и с неприкрытым любопытством, потому что все воспоминания были полностью истощены, а вместо них была только одна белая до боли в глазах занавеска. Потихоньку он начал подстраивать события и смог притянуть их к двери гнезда, но с тех пор уже никак не мог восстановить время до утра. Он чувствовал себя каким-то особенным и совершенно запутанным, но категорически предполагал, что все идет не так. Опустил взгляд вниз и увидел, как после одеяла тянется длинный и толстый мышиный хвост. Не поверил, закрыл глаза и снова ококнул их, но серый, толстый хвост не исчезал. «Не может канюк превратиться в мышь, это сон», – закричал Канюк и отверг легкое одеяло.

В постели больше никого не было…

ИЗОБРЕТЕНИЕ ОЖЕРЕЛЬЯ

Плитка во дворе была влажной от крови потрепанных рабских пяток. Рабы были привязаны железными цепями друг к другу, и у каждого была по одной тоньше на шее. Они были разделены на три отдельных синджира-мужчин, женщин и детей. Правитель рассматривал с балкона всю человеческую гмежь и сомневался, стоит ли самостоятельно их распределять или оставлять эту нелегкую работу своим подчиненным. В конце концов, самодисциплина сказала свое слово, и за ним последовала охрана, которая предстала перед пленными. Судьба детей была решена очень быстро: более слабые – как ратачи, а крепкие и умно выглядящие шли в военное училище, которое создавало гвардии царства. С мужчинами процедура была куда длиннее, потому что нужно было потрогать каждую мышцу, подглядывать в каждый рот, вводить в каждую пару глаз. Тем не менее, когда он закончил, он был доволен выбором – немногие рабы пошли на корм диким животным из личного зверинца. Остальные разбежались по рудникам, гребным кораблям и тяжелым строительным работам. Настала очередь женщин-десертов, как она их называла в себе. Он любил быть грубым и демонстрировать свою волеизъявленность, свою волю и могущество, что почти приводило его к оргазму, давая ему неповторимое наслаждение бескомпромиссного и подчиняющего самца. Выбирал себе держанек как обычные крестьяне покупали рыбу в гавани, с той разницей, что они платили.

С самого начала казалось, что что-то ударило его по затылку, перерезало ему глаза и оставило рот открытым. Красные кожаные сапоги едва удерживали размягченные ноги. Должно быть что выглядел очень глупо, и поэтому силой своей воли он выпотрошился, чтобы получить еще более глупый вид…

Ее одежда, несмотря на пыль и многолетний пот, не полностью утратила своего великолепия. Лицо было смуглым и испачканным, но никто не мог устоять перед взглядом, чья синева не имела ничего общего с небесами и морями, с метафорами и гиперболами, выходящими под перья придворных думоплетков. Правитель мгновенно понял, что эта женщина коренным образом отличается от всех, кто осчастливил его ложе. Он приказал немедленно доставить ее в гарем, а остальных предоставил для распределения Первый Советник.

Ночь был на коленях у ее ног.

– Я никогда не чувствовал того, что сейчас во мне. Я не хочу тебя насильно. Настаиваю, чтобы ты была моей первой и единственной женщиной. До сего дня у меня были только наложницы, но отныне ты жена моей жизни, и ты родишь будущего правителя моей страны. Проси и получишь все, даже мое живое сердце!

– Ты привел меня сюда в плен, убил моих близких, разорил мою страну, а теперь ты хочешь, чтобы я любила тебя. Буду рожать твоих детей, помогать тебе быть справедливым и добрым властелином, но никогда не забуду мою Родину и то, что ты с ней сделал. Я знаю только, что должна жить, чтобы кровь нашего древнего рода не стерлась, и искренне верю, что она облагородит добротой и мудростью наших потомков. Перед всеми я буду твоей любящей женой, но ты знай – для тебя я всегда буду рабыней. И чтобы не забыть об этом хочу, чтобы пока я жива несла на шее кусок цепи, и он постоянно возвращал меня к моей сущности.

Так было придумано ожерелье.