Браслет неудачи

Маша-Мария

Народы Урала, мастеря своим детям тряпичных кукол, никогда не рисовали тем лица. Считалось, что то, у чего есть глаза и рот, получает душу, а значит, в качестве артефакта может вытянуть оную душу и из живого существа. Ещё они считали, что нельзя прерывать детей, когда они играли в куклы. Они думали, что до тех пор, пока продолжалась детская игра, сохранялся и лад в семье, и мир не мог бы погрязнуть в войне.

2015

В лавке «Анти-КВА» рабочий день шёл своим чередом. Хозяин лавки с рано поседевшими волосами уткнулся в какие-то таинственные рукописи, происхождение которых он никак не желал раскрывать своей жене. Света спокойно относилась к его уходам в себя – всё равно ведь рано или поздно охочий до её внимания антиквар всё расскажет. Сама же она занималась обычными для магазина хозяйственными делами. Нужно было сделать кое-какие заказы, убрать следы пальцев на стёклах витрин и так далее.

И вот настала та волшебная минута, когда муж отложил безымянные манускрипты и хитро посмотрел в её сторону.

– Веришь ли ты, бесценный Цветик, что вещи могут быть живыми? – спросил он вдруг.

– А разве ты сам в это веришь?

– Я, скромный торговец антиквариатом, стараюсь быть приземлённым и толстокожим ко всякого рода мистике. Однако товар наш с тобой весьма специфичен, – Осипов задумался. – И ты так и не ответила.

Света улыбнулась.

– Я, как и ты, верю в энергетику вещи, которую передал ей прошлый хозяин. Однако её может передать и сам мастер, который изготовил вещь. Не зря ведь ходят целые легенды о проклятых дарах…

– Угу, – ответ его удовлетворил. – Посмотри в очередной раз на витрины нашего «Анти-КВА». Какие из наших товаров кажутся тебе наиболее загадочными на вид?

Света не стала томить его ожиданием, а послушно осмотрела стеклянные витрины, на которых не было ни пылинки. Медведи, книги, часы, монеты не вызывали у неё никакого мистического настроения. Взгляд её задержался на верхней полке. О! Вот что!

– Я могу назвать только кукол.

– Почему?

– Куклы – это как маленькие человечки. Вот уж о ком ходят самые страшные легенды иногда.

– Я тоже так думаю, – он хлопнул в ладоши. – Хорошо, у нас мысли сходятся! А что ты чувствуешь, глядя на эти копии мальчиков и девочек?

– Некоторую неловкость, – призналась жена. – Кажется, что они следят за мной. Но мне от этого не страшно и даже не тревожно, это совсем не беспокоит. Этих пупсов сделал кто-то один?

– От пупса и слышу, – шутливо обиделся Матвей. – Нет, это замечательные редкие куклы. Но сделаны они одними руками, тут ты угадала. Мастер передал дело торговли антиквариатом моему отцу, а тот – мне.

– Ух ты! – восхитилась она. – Значит, их всех сделал Моисей?

– Именно он, мой дедушка.

– Расскажешь мне их историю?

– Обязательно расскажу. Пока работы немного!

Матвей мог говорить о семейном деле часами, но это ни разу не утомляло. Как раз за это Света и полюбила его. Его и самого подстёгивало говорить присутствие столь внимательной слушательницы в его жизни. Осипов достал с верхней полки витрины мальчика-куклу в костюмчике матроса и начал рассказ.

– Моисей редко давал им имена, вот что важно. Разве что однажды он сделал Тристана и Изольду, вон они стоят. Этим развлекался маленький я, когда дед показывал мне свои творения. Незадолго до Второй мировой войны и во время неё он служил подмастерьем у кукольных дел мастера Иконовича. Мастер передал ему своё умение, но войну не пережил, увы. Дед говорил, что самая любимая игрушка ребёнка может впитать в себя его эмоции и забрать себе боль, страх… весь негатив, что испытывает малыш. Во время войны он делал детям, оставшимся без мам и пап, куклы-скрутки и дарил им просто так. Кукольник и его ученик считали: пока дети играют в куклы – мир не погрязнет в войне совсем.

– Почему?

– Дети – это будущее, а куклы – его охрана, вот так говорил дед. Впрочем, я хотел задать тебе вопрос. Какое имя ты дала бы вот этому морячку?

Света склонила голову, чтобы посмотреть на куклу, как художественный критик.

– Ну, я бы назвала его…

– Моисей! – раздался старческий голос, сливавшийся со звоном колокольчиков-оберегов.

Пара обернулась в сторону двери. В магазинчик заехала женщина в инвалидном кресле, сопровождаемая молодым парнем, одетым по погоде во всё чёрное и с лаковым зачёсом на голове – возможно, это был её внук.

– Добро пожаловать в «Анти-КВА», уважаемые! – Осипов расплылся в улыбке.

– Как такое возможно, Моисей? – продолжала удивляться женщина. – Ты совсем не изменился за столько лет!

Матвей хмыкнул, но продолжал общаться вежливо:

– Простите, госпожа! Вы, возможно, спутали меня с моим дедом Моисеем Осиповым, но я не он! Я его внук Матвей, а фамилию ношу ту же самую.

– Ах, это вы простите! – бабушка ничуть не расстроилась путанице. – Вы так похожи на него, просто невероятно!

– Здрасьте! – заговорил наконец с ними молодой человек. – Бабушка увидела вас через витрину и попросила завезти её сюда.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

– Я Алексей. Очень рад!

Женщина сказала Матвею что-то на непонятном Светлане языке, но она смогла среди слов разобрать имя – Мария. Матвей столь же бодро ответил на нём же.

– Мария, прошу познакомиться! – Матвей продолжил на русском. – Светлана – моя супруга и коллега.

Он заметил, что Мария пристально смотрит на помощницу. Также он не мог не отметить, что к коляске прикреплён кислородный баллон, а на шее у женщины висит маска для дыхания.

– Мой покойный дед ничего не рассказывал о вас, – признался Матвей. – Отец, если и знал чего о вас, тоже уже давно оставил меня. Могу ли я услышать историю вашей дружбы?

Женщина заметно погрустнела.

– Значит, Олег уже умер? Так вот почему столько лет не было писем…

– Увы! Минуло уже двенадцать годков, как я схоронил отца. А вы, наверное, из Н-ска? Мой дед работал там у мастера кукольных дел до того, как ушёл добровольцем.

– Ваш дедушка очень помог мне однажды, но я… – женщина растерялась. – Ой, я забыла, что хотела сказать.

– Ба! – пришёл на помощь Алексей. – Ты хотела пригласить к нам в гости Матвея и Светлану и показать, какую куклу сшил для тебя его дед.

– Куклу?! – Матвей оживился. – Если вы и вправду приглашаете нас, мы обязательно придём.

Он оглянулся на Свету, которая кивнула в подтверждение слов мужа.

– Спасибо, Лёшенька! – сказала старуха. – Приходите сегодня вместе после шести часов вечера в отель «Октава» на Крестинского.

Мария не скрывала радости от случившейся встречи. Но видно было, что пожилая дама уже устала.

– Вы уж нас извините, – сказал Лёша. – Мы летели из Карловых Вар с пересадкой в Питере, и бабушке требуется отдых.

– А вы, значит, из Чехии! – догадался Матвей. – Теперь всё понятно.

– Я теперь живу там, Матвей, – сказала Мария. – Скоро Лёшу с собой заберу. Он подавал на воссоединение семьи, потому что мы с дочерью – его мамой – там живём давно. А жила я и правда в Н-ске.

– Что ж, мы не будем вас задерживать, – Матвей был, как никогда, приветлив. – До встречи в семь!

Мария с внуком распрощались с ними и покинули лавку.

Глаза Матвея заблестели от азарта.

– Что ж, я всегда готов услышать историю вещи, особенно если она связана с моей родословной. Значит, сегодня мы приглашены на чай к подруге моего деда. Надо одеться поприличнее!

– Угу! – согласилась Света. – Кстати, а что это был за язык?

– Разве ты не знаешь чешского? – удивился Матвей. Света помотала головой. Он расхохотался.

– Ах, прости, я же совсем забыл, что моя жена – «немец»! Ну что ж, расскажу. Дед знал, помимо русского, чешский, иврит и хинди. Последнему его научил кукольный мастер. За последние два не скажу, но вот в чешском он меня ещё как натаскал. Мария представилась мне, я же сказал, что очень рад. Как выяснилось, подруга деда теперь чешка. И, кажется, она неизлечимо больна чем-то. Её личность – весьма интересная для нас загадка…

– Дежавю, – сказала Света. – Уже имела счастье знакомства с одной чешкой из СССР⁴. Но ты ведь можешь поискать ответ. Ты гордился, что сохранил записи своего деда. Настало их время!

– Именно в них я сейчас и углублюсь. А ты пока что присмотри за залом для посетителей, не заглянет ли кто за покупками. И если придёт уборщица, выдай ей все ключи.

Когда муж спустился в подсобку, Света решила включить радиолу – то, что заменяло советским гражданам и радио, и патефон, и с чем Матвей даже в настоящее время, в современной России, никак не желал расстаться… хотя и сам приобрёл эту радиолу после знакомства со Светланой.

«Кукла Маша, кукла Даша, это дети стали старше», – пропела всем известная поп-группа девяностых.

– Фу, попса, – сказала Света и переключила станцию. Хотя не могла не отметить, что эта песня сегодня как будто в тему. Она случайно задела своим взглядом морячка на шкафу и отметила, что писаное личико будто бы погрустнело. Но, решив, что это игра света, женщина вернулась к повседневным обязанностям.

Матвей углубился в дедовы записи, пока жена заменяла его в торговом зале. Он изучал дневники Моисея 1940-х годов. Дед в в годы войны, уезжая на Урал, хотел взять с собой сиротку по имени Маша. Он писал, что знал семью Маши и что она выжила во время всеобщего городского голода.

– Вот вы где! – сказал себе Осипов-младший.

Маша, однако же, отказалась ехать с Моисеем. Но передала благодетелю оставшегося на её руках совсем маленького мальчика, понимая, что в силу малолетства не сможет о нём позаботиться. Моисей с малышом прибился к обозу с комиссованными солдатами, отправленными восстанавливать производство на заводах, эвакуированных в Свердловск и на остальной Урал. Он хотел быть полезным миру хотя бы так – по крайней мере, так он рассказывал иной раз внуку. Мальчика он представил людям как своего родного сына, назвав его Олегом. Как одинокий родитель, он получил небольшую комнату от производства.

Матвей улыбнулся во весь рот, жмурясь от нахлынувших воспоминаний. Папа знал, что он своего рода приёмный, но это нисколько не влияло на их взаимоотношения с приёмным отцом. Он воспитывался дедушкой во всесторонней поддержке и умеренной строгости. При этом, когда у Олега и его супруги Лидии родился мальчик, дед Моисей был не на шутку удивлён. Ведь малыш Матвей был, словно копия, похож на него самого.

Олег спрашивал меня, как такое возможно. Лидии он доверял больше всего, да и я не сомневался, что сноха ему верна. Я отвечал ему, что на самом деле я ему родной, но до последнего момента сомневался в этом. Но как?.. Неужели это правда?

– Загадка столетия, – тихо сам с собою вёл беседу Матвей. – Если дед мне родной, значит, у него в юном возрасте с кем-то было?.. И ещё, получается, Маша – родная тётя отца? Ну ты даёшь, дед!

Маша была дочерью постоянного клиента магазина игрушек. Моисей вспоминал в дневниках, как все дети в лавке сначала шли поздороваться к нему и больше любили весёлого смуглого юношу, чем старого ворчуна Иконовича. Но с мастером их объединяла безграничная любовь к маленьким гостям. Иной раз Моисей делал куклы-скрутки из обрезков ткани. Он дарил их детям из бедных семей просто так. Узнав об этом, мастер не стал бранить ученика за безотчётный расход материала, а только сказал: «Ты всё правильно делаешь, мальчик мой. Настанет день, и эти куклы спасут кого-то. Настанет день, и эти дети отблагодарят тебя!»

Из других записей он узнал о некой Софье, старшей сестре Маши, которую та постоянно приводила с собой в лавку игрушек Иконовича, и которая явно влюбилась в Моисея. Об этом говорил смущённо-нежный взгляд девушки. Подружившись, молодые люди гуляли вместе после его работы. Мечтали оба стать учителями, но 22 июня началась война. Тем не менее несостоявшиеся студенты договорились не бросать мечту. Спутниками их жизни были различные книги. Благо, что книг в семье Софьи было много…

Поняв, что голова вот-вот расколется от информации, Матвей отложил дневник деда. Как капитан корабля, он вышел «на капитанский мостик» помочь своему штурману. Но Света и без него неплохо справлялась.

– Спасибо, что держишь оборону, родная! – сказал Матвей, когда Света отпустила четырёх иностранных студенток с уловом октябрятских звёздочек и красноармейских пилоток. Одарив её широкими счастливыми улыбками, девушки из Китая ушли.

– Ты забыл, что скоро День Победы?

– Обижаешь, очень даже помню! Уже через три дня. Видимо, эти девушки в параде на площади 1905 года хотят участвовать.

Впрочем, интересу молодёжи из бывшего соцлагеря к культуре сталинской эпохи Матвей был только рад.

Май выдался дождливым, но именно сегодня с погодой везло. Областное правительство, как читал Матвей в газетах, уже заранее начало готовиться и разгонять тучи над Екатеринбургом к годовщине Победы. Как символично, что подруга дедушки из его военной юности прилетела именно сегодня…

– Кажется, времени уже много, – Осипов достал карманные часы (он напоминал Свете Белого Кролика в такие моменты). – Нас к семи ждут.

Подводя ресницы и губы перед зеркалом, Света вполуха слушала пересказ дневниковых записей от Матвея и задавала наводящие вопросы, когда тот замолкал.

– А ведь я ни разу не видела портрета твоего дедушки, – внезапно вспомнила она. – Хотела бы я знать, каким ты его запомнил.

– Как же я так оплошал? – всплеснул руками супруг. – Срочно пойдёмте к серванту с сюрпризами, мадам!

Он достал из трюмо старый, обитый бархатом советский фотоальбом, долистал до дедушкиного портрета и протянул его Свете, залезшей с ногами на красный диванчик.

– Вот он, во всей красе.

С одной фотокарточки на них взирал старик с окладистой бородой, уже явно не в самом расцвете сил, но ещё не растерявший хитринки во взгляде. Только кипы не хватало. Однако старик тепло улыбался в седые усы, и казалось, что эта улыбка предназначена только для фотографа. Матвей заулыбался своему воспоминанию.

– Веришь или нет – это я его снял. Мне было десять. Дед тогда сильно болел.

– Да ну! В десять лет ты уже умел обращаться с фотоаппаратом?

– А то!

Света отвлеклась от его рассказов, потому что отчётливо услышала детский голос поблизости:

– Машенька, помоги нам выбраться! Спаси, защити! – это кричала девочка.

– Кто здесь? – спросила она. Из забытья её вытащило прикосновение мужа.

– Что с тобой, любимая? Мы у себя в квартире, кроме нас здесь никого нет!

– Кажется, я чувствую чьи-то воспоминания. Это снова происходит…

– Как тогда, с колье-змеёй?

Она кивнула.

– О… а что ты видела?

– Я только слышала – ребёнка, который звал Машеньку. И что-то взорвалось потом.

– Кажется, наша сегодняшняя гостья произвела на тебя неизгладимое впечатление.

– Наверное, это я себе вообразила, – попыталась успокоить Матвея жена.

– Я порой и сам не разбираюсь, где наше воображение, а где сверхъестественные подсказки, – признался ей антиквар. – Угораздило же нас таких однажды встретиться!

– Ты об этом жалеешь? – подколола его Света.

Матвей в шутку кинул в неё маленькой диванной подушкой.

– Ни-ког-да!

Супруги, подурачившись немного и собравшись, отправились в «Октаву».

Мария с внуком уже их ждали. После приветствия Матвей предложил всем выпить за знакомство.

– Ах, как я рада, что вы всё-таки согласились на встречу! Попросила Лёшу купить печенья.

Матвей достал из своего портфеля бутылку первоклассного вина и старый, потрёпанный временем блокнот.

– Мария, вы хотели показать нам куклу, сделанную моим дедушкой.

– Конечно!

На гостевом диване в номере чинно сидели три куклы-скрутки.

– Кто из них Машенька? Угадайте, мальчик мой.

Одна кукла с красными волосами показалась Матвею смутно знакомой, хотя рисунков дед в тетради не делал. Он писал о кукле из красных ниток пряжи вместо волос. Он скрутил один кусочек плотного лоскута и «подпоясал» его лёгкой тесьмой, а затем из другого куска более лёгкой ткани – наверное, ситца – сделал импровизированную голову и ручки (скрепив уголки нитками). Через голову куколки он продел очень много ниточек красной шерстяной пряжи и собрал их сразу в «причёску» – гриву, которую ленточками заплёл в косички. А ещё при помощи ленты подвязал на пояс кукле юбку, и крестьянская девушка была готова.

Глядя на куклу, Матвей представлял деда – молодого человека, прошедшего войну, с любовью ваяющим куколку из ткани для своей юной подружки. У куклы не было лица, поэтому она бы не украла у Марии душу.

– Это Машенька, – мужчина указал на красноволосую куколку в центре.

– Поразительно! – всплеснула руками старуха. – Вы истинный внук Моисея. Это она!

– Нет ничего поразительного, я просто читал его дневниковые записи. Правда, он лишь в общих чертах записал процесс создания скрутки.

– Эта кукла, мальчик мой, спасла мне жизнь. Однажды, когда война ещё не закончилась, а я потеряла сестру.

– Вы про Софью?

– Да. Про твою бабушку, Матвей. Она не пережила голода, который был во время войны. Моисей вернулся с фронта по ранению и хотел уже сделать ей предложение. Но…

Конец 1943 года. В полуразрушенной квартире Рыжовых остались только двое – девочка Маша и младенец, которому так никто имени и не дал. Мать мальчика умерла, ослабев от родов и от голода, успев лишь какое-то время покормить его своим молоком. Маша изо всех сил держалась, потому что не представляла, что будет с малышом, если и её не станет. Соседи, кто ещё остался жив, немного помогали.

Однажды в дверь постучали. Маша испугалась и не стала открывать. Она уже приготовилась схватить младенца и убежать через чёрный ход, крадучись, к соседям. Не успела и спряталась в шкафу.

Но дверь из парадного тихонько открылась, и вошёл молодой мужчина в солдатской форме, придерживающий одну руку другой, с огромной заплечной котомкой, в которой что-то позвякивало.

– Хозяева? – произнёс мужчина. Он бегло обвёл взглядом квартиру Рыжовых, потом уже неуверенно спросил: – Есть кто дома?

Маша не могла не узнать этот голос! Давно не видела это смуглое лицо, дарившее ей и соседским детям кукол из тряпочек.

– Мося? – также неуверенно спросила она, а потом вышла из шкафа.

– Маруська!

Моисей отложил свою поклажу в сторону и приземлился на колено. Маша держала в руках ребёнка и готова была заплакать от облегчения. Любимец детей Моисей не погиб, не пропал безвестно, вот он! Маша прошагала к нему и остановилась.

– Это твой братик, Маш? А где твои все?

Маша хотела ответить, но предательские слёзы градом покатились из её глаз. Малыш словно в ответ на её плач тоже захныкал. Гость растерялся. Потому что не знал, как успокоить двоих детей сразу. Но он с ужасом понял, каков будет её ответ.

– Их… их нет!

– И Софья?

Маша сквозь слёзы кивнула.

Соседка тётя Таня говорила, что Маша должна быть сильной и жить ради памяти своей семьи. Она сказала ей, что смерть Маши и всех советских людей будет на радость фрицам, и просила не доставлять такой радости врагам. Соседка с двумя детьми-погодками старалась и ей кусок хлеба не пожалеть, но как ей было прокормить четырёх голодных детей? – один Бог знает! Моисей сходил к соседке, и та проводила его на могилы Рыжовых. Он вернулся с совсем почерневшим от горя лицом и твёрдо сказал Марусе:

– Нам, милая, уходить надо.

– Но куда?

– Есть один вариант. Надо попробовать.

Мария прервала воспоминания и всхлипнула.

– Прости, мальчик мой, я не смогу больше!

– Вы не обязаны воскрешать в памяти войну, – сказал Матвей. – Мы даже не представляем, через что вам пришлось пройти.

– Машенька спасла мне жизнь.

– Как? – спросила Света. – Впрочем, не терзайтесь, если не хотите рассказывать.

– Я расскажу, Светочка, ведь долгие годы это было тайной между нами тремя…

Мария продолжила рассказ, а Света всё более погружалась в её воспоминания. Только она видела не глазами маленькой девочки – нет! Она видела… глазами Моисея!

В руках мужчины был автомат, и он постоянно оглядывался назад – идёт ли за ним девочка? Та держала в руках ещё более ценный груз, чем оружие – младенца, завёрнутого в самую чистую простыню, найденную в квартире. Надо было добраться до ближайшей деревни, ведь дети не пережили бы долгую прогулку по болотам. Машу с братиком он точно оставит в деревне. Он и так на всю жизнь проклял себя за то, что не уберёг Софью. Его любимая вместе с родителями погибла от голода и болезни, которые принесла война, а он её не спас. Он воевал, был ранен и чуть ли не потерял руку, но сохранил твёрдость ума и физическую форму в целом. Он запретил Маше по пути разговаривать. Велел беречь силы ради себя и мальчика.

Как добрались до деревни, Моисей уже и сам не помнил. Дошли до ближайшего пустого дома и решили заночевать там. В домике оба смогли перевести дух. Мося поставил на стол свою армейскую сумку и велел Маше собирать на стол. Он взял у неё внезапно закричавшего младенчика, и тот неожиданно успокоился в его руках, едва взглянув на «дядю». Маша понимала, что Моисей что-то почувствовал, чуть более внимательно взглянув на малыша, – нечто необъяснимое.

Моисей отметил, что Маша тоже успокоилась. Она зажгла все свечки, что нашла в доме, почти разобрала его сумку и сказала, что нечем порезать хлеб.

– Держи! – он аккуратно извлёк из кармана штанов ножик и протянул ей, укачивая ребёнка раненой рукой. – Хлеб так наломай, это я для консервов даю. Печку натопить сможешь?

Маша всхлипнула в ответ, но коротко кивнула и дрожащими ручками начала разламывать каравай. Когда младенец уснул, мужчина аккуратно положил его на печку и стал помогать ей. Он ловко вскрыл жестянку ножом и протянул девочке.

– Ешь давай, не время сейчас слёзы лить.

Маша благодарно посмотрела на своего спасителя, запустила ложку в жестянку и стала есть. Мужчина же внимательно всматривался в окно, почти не глядя на детей. Не доев и половины каши, девочка протянула жестянку ему.

– Наелась, что ли? – спаситель взял ложку из домашней утвари и тоже утолил голод. Он по Машиным глазам видел, как ту распирает любопытство. – Спрашивай!

– Мось, ты где был всё это время?

– Родину защищал, – лаконично ответил юноша, вгрызаясь в ломоть каравая.

– Софка не знала, что ты ушёл. Кукольника нашли тогда мёртвым – говорят, убили его. Все думали, что и тебя вместе с ним убили или отправили куда-то…

– Иконовича действительно зарезали эти звери, – Моисей непроизвольно сжал кулаки. – Я его утром нашёл, потом услышал, как добровольцев записывают, и с ними попросился. Брали всех, кто хотел. Я ушёл на фронт, воевал, был ранен, и меня домой отправили, хотя дома-то уже не было. Я хотел Софе предложить… – он поперхнулся крошками и махнул рукой. Маша встала и похлопала его по спине.

– Софья тебя всё это время ждала. Она от родителей до последнего скрывала, что тебя любила.

– Что ты говоришь? – Моисей так и не понял.

Та кивнула в сторону мирно спящего младенца.

– Он мне не братик, Мось!

– А кто же? – опять не понял юноша.

– Мама после меня больше не рожала. Это Софии ребёнок.

Моисей от избытка непонятных чувств стукнул кулаком по столу, так, что ложки зазвенели. Маша испуганно зашикала: разбудит!

– Господи!

– Она правда любила тебя до последнего дня. Просто вы так не вовремя с ней…

Мося пропустил её последние слова. В голове зажглось воспоминание: кукла, подарок!

– Ты, Маруська, посмотри в моей сумке на дне. Там для тебя кое-что лежит.

Детское любопытство не убить ни войной, ни голодом. Маша послушно полезла в его солдатскую котомку и извлекла со дна, порывшись, куколку-скрутку с красными волосами-нитками и в перевязанном тесьмой тряпичном платьице.

– Ой! – Маша захлопала в ладошки и бросилась обнимать старшего товарища. Впервые мрачное лицо Моисея озарила улыбка.

– Это тебе, Марусь. Я всё помню. Она поддержит тебя и защитит!

Маша начала клевать носом, и он помог девочке залезть на печь. Маша проверила, спит ли мальчик, а потом сжала ручкой куклу.

– Мось, а ты не врёшь? Точно защитит?

– Точно, – тот кивнул. – Ты только её назови как-нибудь, а то без имени кто же к тебе придёт-то?

– Машенька! – ляпнула девочка первое, что пришло в голову.

– Пусть будет Машенька, – кивнул Мося, не отрываясь от окна. – Ты спи!

Моисей остался дежурить в обнимку со своим оружием и старался бодриться. Маша ему теперь как сестра стала. Не может он и её теперь потерять…

– Мося? – пробормотала девочка сквозь сон.

– Чего тебе, Маруська?

– Это твой ребёнок. Софка от голода умерла и имя дать не успела. Ты не знал, наверное, что она понесла… а без имени кто к тебе… придёт? – она засопела.

Автомат выпал у него из рук.

А ночью в деревню пришли враги.

– Мось, они идут?

Маруська села на пол рядом с притаившимся в засаде другом. Так ей было спокойнее – она доверяла Мосе.

– Сядь на печь и не шевелись! – велел он сурово. – Побудь пока с Олегом.

– С кем? – Маша не сразу поняла.

– Ты пока спала, я имя ему дал. Годится? – спросил он, как будто речь шла о кукле.

– Олег… – Маша попробовала имя на язык. – А что, имя доброе. Мне нравится!

– Вот с ним и сиди. Если станет страшно – вспомни про Машеньку!

Маруська без помощи товарища залезла на печку, устроилась, прикрывая собой спящего младенца, и зашептала горячо:

– Машенька, ты слышишь? Помоги, спаси, защити нас, Машенька!

«Обманул я сейчас её, а что теперь-то делать? – лихорадочно думал юноша, сжимая трофейное ружьё. – Смогу ли я защитить невинных детей?»

На улице творилось нечто страшное. Слышалась немецкая речь. Кто-то кричал, слышались выстрелы, голоса были уже совсем рядом…

Он обязан защитить малышей!

В доме внезапно что-то хлопнуло. Юноша обернулся. Посреди комнаты возникла девушка с красными, как мак, волосами. Таких не бывает! Или…

– Вставай, идём! – сказала она. – Вы меня позвали, я и пришла!

Моисей молча выбежал на улицу с ружьём наперевес и выстрелил в подбежавшего уже нацистского стрелка, тот упал замертво. Воспользовавшись замешательством врага, красноволосая девчонка подбежала к Мосе, сорвала с его пояса гранату и метко бросила под ноги атакующим. Удачно, что те держались вместе. Раздался взрыв – и – о радость! больше никого из фашистов не было! Дом был защищён.

– Как звать-то тебя? – спросил Моисей, привалившись к бревенчатой стене дома и тяжело дыша.

– Да Машенька я, – девушка рассмеялась.

– Ты из партизан? – недоверчиво спросил он.

– Можно сказать и так. Вы это, уходите утром. Мы в подполе прятались, когда вы в деревню зашли. Думали, опять немчура пришла, а по голосам слышим – наши, да ещё и с малым дитём. Твои, что ли?

– Это мои сын и… сестра, – немного соврал Мося.

– Уводи их отсюда. Фашисты потом опять придут! Мы к партизанам уйдём. Ты как хочешь, а детям с партизанами делать нечего. А мать-то где его?

– Голод, – коротко ответил Мося.

– А, понятно. Молодой такой, и не скажешь, что уже дети есть, – она подмигнула.

– Спасибо тебе! – Моисей невольно заглянул в её веснушчатое лицо и не поверил глазам.

– Машенька! – это Маруся выбежала посмотреть на диковинную девушку. Моисей замахал рукой, чтобы та возвращалась в домик, но когда оба оглянулись – незнакомки и след простыл.

Моисей и дети переночевали в брошенной избушке и с рассветом, как и просила их девица, отправились дальше.

– Что с вами, Света? – спросила Мария, и Светлана вернулась в реальность.

– Я видела всё, о чём вы рассказывали.

– Как это может быть? Вы такая чувствительная? Вы всё видели моими глазами?

– Вот именно, что не вашими!

– А чьими же? – встрял Матвей Олегович.

– Ты не поверишь… Я видела всё со стороны твоего деда…

– Так разве бывает? – у него поднялись брови.

Света пожала плечами и обратилась уже к Марии.

– Как по-вашему, кто это был? Красноволосая девушка – кто это?

– Если бы я знала, детка! Я успела увидеть её всего лишь на секунду! Моисей велел мне ждать его… А она спасла и его, и нас.

– А как же ваши с дедом пути разошлись? – уточнил Матвей.

– Соседнее село уцелело. Мы приютились в одном из немногих жилых домов. Там жили старики, которые недавно получили похоронку на единственного сына.

Моисей и Маша быстро нашли общий язык со стариками и с остальными деревенскими. Раненый в плечо Мося старался по мере сил помочь по хозяйству, носил дрова, которые колол дед, топил печку и делал ребятишкам из деревни кукол из веточек и бумаги. Маша радовалась, глядя на возрастающую любовь жителей села к её другу. Старуха помогала им нянчить малыша и не жалела молока от единственной коровёнки, Маша же помогала бабе Шуре с готовкой, и по вечерам все трапезничали вместе.

В один из весенних дней мимо деревни проезжал обоз с такими же, как Моисей, фронтовиками – молодыми мужчинами. Старшина сразу приметил молчаливого, но деятельного молодца, которого облепляли деревенские детки и выпрашивали сделать куколку. Перед отъездом из деревни командир подошёл к Мосе и спросил:

– Воевал?

– Так точно!

– На какой ранили?

– На Курской.

– А дети – твои?

Мося рассказал, как всё было.

– Мы тут добровольцев набираем на Урал, там заводы разворачиваются. Поедешь? Ты парень крепкий, несмотря на ранение, для тяжёлой работы подходишь. Я бы тебя с собой взял!

Осипов инстинктивно схватился за больное плечо.

– Я-то согласен. А детей куда дену?

Маша, слыша этот разговор, бросила хворост, подбежала к Мосе и обняла того за пояс.

– Увы, – старшина пожал плечами. – Сына с собой бери, а девкам там делать нечего, да и не твой она ребёнок.

– Но она мне как сестра, как же мне её бросить?

– Мось, – Маша встряла в разговор двоих мужчин, продолжая обнимать его. – Я тебя люблю и Олега тоже. Но если так нужно, вы уезжайте. Олегу с тобой лучше будет, ты ведь папка его. А я со стариками останусь. Дед Петя с бабой Шурой ко мне привязались, я им помогать остаюсь. Всё равно больше никого у меня нет…

– Молодец, малая! Солдат! – уважительно ответил командир. – Ну, вы посовещайтесь тут. Как решишь чего – так и подходи.

Подошёл вечно смурной дед Петя. Они, потерявшие сына на войне, за неделю умудрились полюбить Маруську и её спутника. Старик взял Моисея за здоровое плечо своей шершавой крестьянской ручищей и сказал:

– Ты нам, Мося, девочку оставь! Мы её не обидим, обещаю! Тут школа есть в селе, учиться её устроим. А наши победят – приезжай навещать!

– Мось, оставь! – вторила Маша. – Я вот и адрес записала. Пиши мне, как устроишься!

– Ну, смотри!

Мося обнял девочку, как родную сестричку, и наказал:

– Береги себя и стариков этих тоже! Куклу Машу не забывай, а я уж буду писать!

Собрали старики Моисею какой-никакой еды да проводили вместе с обозом. Что было дальше с мужчиной и её племянником, Мария знала только из писем. Первое время Мося писал часто, да и она не отставала. Устроился, Олега в ясли сдал, какое-то время работал бок о бок с пленными немцами. Олега воспитывал всесторонне в духе атеистического гуманизма и писал Маше, что навсегда останется безбожником.

Маша же, хоть и была из семьи интеллигентной, никакой работы не боялась. Она пошла в сельскую школу, как только позвали, а закончив, стала учиться дальше. Старики её любили, а Маша была всячески благодарна им за заботу и приют. Коров с бабой Шурой пасла и доила, наколотые дедом Петей дрова в сарай уносила. Старики воспитали Машу в духе православной веры, постоянно говорили, что Бог им её послал.