Глава 58
Милана
Небо, накаленное августовским солнцем, затканное белоснежными лилиями, дышит свадебным ликованием. Мир людей и мир флоры, и фауны празднует и наслаждается счастьем. Поодаль поют птицы, исполняя проникновенную мелодию. В лучезарном сиянии природы пробивается нежное невидимое воркование влюблённых. Окружающая среда в трепетном ритме подготовилась, чтобы встречать новобрачных, выставив напоказ свои прелести, скрытые красы… Цветы увеличивают лихорадочное дыхание, расточая благовонные струи под ласковым райским светом, спускавшимся с края небес. Из отверстий кудрявых облаков осыпается золотой пыльцой вселенная дня. И всё это у нас на глазах! Как это может поразить человека! Душа природы разделяет союз мужчины и женщины, и сама прихорашивается на торжество.
Впереди тянется небольшой сад, пышущий растительностью, где каждый цветок кажется песней. Раскинувшийся перед глазами замок, упирающийся в склон, представляет собой изящное великолепие, являющееся местом обиталища владельцев былых времён – Августа и Софии37. Живописные окрестности, изобилующие величественными видами, могут поразить любых художников. Очаровательный пейзаж с отпечатком прошлых столетий внушает чувство умиротворенности! Какая роскошь! Обдувающий нас ветер в сочетании с протягивающимся сладким приторным благоуханием роз для изощренных чувствительных натур так и влечет к центру празднования. Протекающее левее озеро, затопленное солнечными лучами, с бьющимся фонтаном, разбавляет сладкий воздух утонченными брызгами. Машины лихорадочно подъезжают, выстраиваясь в ряды.
– Любимая испаночка, так мы зайдем на территорию замка или будем стоять у входа? Не знаю, как тебе, но мне уже не терпится увидеть, что внутри. Снаружи неописуемое зрелище, – в весёлом тоне произносит человек на коляске. Читаю в глазах этого мужчины радостное нетерпение поскорее стать частью живой массы людей. – И куда ты всё время поминутно оборачиваешься?
Вовлеченная в вихрь мыслей, думая то об одном, то о другом, счастье во мне сплетается с болью. Хочется заплакать от волнения. Ноги не слушаются меня, будто я сама парализована. Нерешительность сковывает душу.
– Тебя берут сомнения? Я ещё утром говорил, что, если тебя это как-то задевает, я могу и не быть там. Мне уехать, любимая? – Узрев мою скрытную нервозность, спрашивает он, но в его словах нет ни единого намёка на обиду. – Мне уехать, чтобы ты ощущала себя комфортно? Не отмалчивайся. Я же всё понимаю…
Размышления, последовавшие за его предложением, на секунду, неизвестно почему, приносят мне копну радости. Невластная над своим воображением, я представляю, каким бы мог быть этот вечер, если я была бы одна, – могла не только открыто смотреть на того, по ком успела так сильно соскучиться, но и временами общаться с ним в сторонке. Может, он вторично будет маскироваться под шляпой мексиканца, чтобы быть со мной?.. Я уверена, он придумал, как нам втайне побыть друг с другом, чтобы не навлечь лишние подозрения. «Милана, спеши себе напомнить, что вы расстались и лишь со стороны ты можешь наблюдать свою грезу». Мгновенная радость, как появилась, так и исчезает. Даниэль возродился, узнав о приглашении на свадьбу. Так приятно смотреть, когда он, забывая о своем недуге, искрится детской радостью! Какая отрада видеть его таким, слышать, как он смеётся, как прежде. Неутихающее во мне сочувствие влечёт сказать, улыбнувшись против воли:
– Я не пойду без тебя.
Он расплывается в улыбке:
– Какое счастье мне приносят твои слова, солнце моё кудрявое! Люблю тебя.
Своей жалостью, своей слабостью в очередной раз я подбадриваю его губительную любовь. И убиваю его. Овладеваемая жалостью, я окончательно сделалась безвольной. Порыв сострадания унёс меня в дебри вранья. И не уйти от этого.
С тревожными истомленными чувствами, терпеливо сносив его утомительные выражения, я иду без малейших признаков волнения – очень стараюсь – презирающая предрассудки. А радостные и горькие переживания наполняют душу до краев. Мы не смогли приехать раньше за час до начала и приехали за полчаса, по причине, что у дорогой и переживающей Анхелике поднялось давление и необходимо было побыть с ней до приезда бригады врачей. Армандо по традиции на рыбалке, а её в таком состоянии и с маленьким ребенком мы побоялись оставлять.
Чем глубже мы проходим, тем отчётливее становится гул голосов. «Все уже собрались, наверное. Если бы мы прибыли за несколько часов до начала, то я бы могла подыскать укромный уголок для себя, чтобы не попадаться на глаза всем и сразу». Поздно. Я стучу каблуками в ритм своего сердца, которое спустя секунд двадцать выигрывает в этой схватке.
Кресло Даниэля двигается вперёд, опережая меня. Шум напрягает. Живу, как затворница, что стала побаиваться скопления людей.
Ноги нехотя меня тащат.
Нас встречает деревянный стенд, на котором повешена рамка, в центре которой на сиреневом полотне выведено фиолетовым цветом: «Welcome on the wedding of Peter & Josephine, 23 August». Чуть ниже помещена вывеска с наименованиями персон, семейств, за которыми закреплён номер столика. Нас поместили к Итану с Джуаной и двум тринадцатилетним кузинам Ритчелл – Лизе и Кларе.
Сопровождаемые чужими взглядами и перешептыванием, мы двигаемся дальше с видом, что не слышим шепотки за спинами. Именитые гости, влиятельные семейства, чета богатых проходят в центр, где среди роскоши и сверкания, блистают другие сливки общества. Толстяк-добряк, Энтони, шестидесятилетний дядя Ритчелл, в праздничном состоянии духа, с выпирающем из-под белой рубашки пузом, будто съел слона, украдкой толкает в бок свою тощую супругу Аниту, и та, прищурив глаза, как бы присматривается к нам с безотвязным любопытством. Две хохотушки Лиза и Клара, одетые в одинаковые короткие пышные платьица цвета сирени, переговариваясь, замолкают, завидев нас. Колонна дальних родственников парами глаз впивается нам в лица, нарочно подводя черту в разговорах. На расстоянии я приветствую пожилых родителей и Эндрю, и Аннет, которые тут же бросают в ответ сочувствующие взоры. Держа улыбку, я сдерживаюсь, пока есть силы, охваченная каким-то мучительным стыдом. Вызывают самые отвратительные чувства сгруппированные компании неизвестных мне женщин лет за сорок, сдобренных всевозможными богатыми украшениями, королевскими одеждами. Стоящие с горделивыми видами, у них на лбу прописывается желание посплетничать.
– А эта прекрасная девушка не та самая Милана Фьючерс, о которой так часто пишут в прессе? Посмотреть бы чуть ближе её, – кудахчет одна из особ вполголоса в золотом парчовом до пят платье с широкой чуть пышной юбкой, вверх платья имеет квадратный вырез, держащийся на двух толстых лямках. «Фурия с длинными когтями». Через две секунды она меняет солнечные очки на обычные.
Так и хочется подойти и сказать в лицо: «Не подарить ли Вам бинокль, Ваше величество?»
– О да, это же она. И Эндрю, кажется, говорил о ней, когда приезжал к нам с мужем в Италию, что модель заслуживает участия на одном из показов в Венеции. И я еще замолвила о ней словечко организатору дефиле Федерико. Скромная, довольно, девчушка, но с модельной внешностью! Но, боже упаси, с кем же она явилась сюда? – Побледнев от унижения, я мысленно отвечаю: «Явилась загубленная душа, притащив с собой разбитое мужское тело».
– Что за уродец? – подхватывает вторая компаньонка, взмахивая дорогим веером и выпрямляя свою лебединую шею.
Судорожно вздохнув, я насилу шевелю ступнями, чтобы продвинуться вперед.
– Больно бледная и вид у неё какой-то напуганный, – между тем смеется другая почтенная мужским голосом, вульгарно сверкая от избытка аксессуаров, как новогодняя елка, будто не упускает возможности всем показать недешевые вещицы. – А с этим калекой она вообще контрастно смотрится! Красавица и чудовище!
– Сейчас узнаем во всемирной паутине, что она из себя представляет! На сайте моделей должна быть указана вся информация!
– Может, это её брат? – присоединяется низкая ростом, не более метра с половиной, плотненькая тетенька. – Нет. Тон кожи у них разнится. Может, она его опекает и не в силах бросить, вот и пришла на свадьбу с ним?
– Ну прям модель с большой тайной! – с интонацией благовоспитанной дамы молвит слово женщина в лимонной шляпке, привлекающая к себе взоры своей белой карманной собачкой чихуахуа, которую она держит на руках. – Как это интересно! Есть за кем понаблюдать нам сегодня! – интеллигентно хихикает она.
– Я нашла, нашла! – с писком радости вскрикивает Ее величество. – Даниэль Санчес её женишок. Всё сходится. Я, когда прочитывала, кто, с кем будет сидеть видела такие инициалы. Как это забавно! Она видная такая, но выбрала безногого…
– Не знаю, как другим, а мне так жаль её, – вставляет подошедшая к ним женщина в черном, переливающемся до пола, платье. – Я со статусом вдовы хожу чуть больше шести месяцев и за это время столько всего наразмышляла. Если бы мой Джордж, ушедший в тот мир так внезапно, так рано, так несправедливо… – с чувством причитает она. Слезы бегут по ее щекам. – Если бы я знала до того, как любимого не стало, о болезни, не пощадившей его, то все равно осталась бы с ним до последней минуты его жизни. Любовь, дорогие мои, не поддается объяснению. И науке до сих пор мало о ней, что известно. И почему мы выбираем того, кто пусть и не примечателен ничем, ни внешностью, ни славой, остается для всех нераскрытым.
И все принимаются её успокаивать, позабыв о главной теме пустопорожней беседы.
Пряча лик безутешной тоски, я стараюсь не брать во внимание эти насмешливые выраженьица породистых людей, со злорадством, лестью и завистью разбирающие наряды других, и жалостливые поглощающие нас взоры и перенестись сердцем в свадебную обстановку. Широко взглянув на праздность и превосходство замка, меня берёт крайнее изумление, переходившее в немалое замешательство. Словно я очутилась в созданном для меня краю. Любуясь со страстным восторгом, мигая от удивления глазами, я будто нахожусь в дивном месте Франции, пленяющем прелестной красотой. Зримая действительность походит на красивую сказку. Успокаивающая красота! По всему периметру расставлены упомрачительные зоны для фотосъемки (громадные буквы «LOVE», окутанные цветами; две белых двери, расписанных сердцами по краям, стоящие у двух деревьев напротив друг друга, а между ними – три деревянных ящичка, стоящих на каждом, на самом верхнем стоит букет лесных цветов в вазе и раскрытая коробочка для обручальных колец; деревянное белое полотно, по всей поверхности которого змеей прицеплены фонарики, рядом держится тонкая и длинная, как спираль, ваза с цветами сиреневых оттенков, с ниспадающими листьями), на которые невозможно наглядеться. Вдалеке, прямо стелется зеркальная свадебная дорожка, ведущая к символу алтаря, врат в новый этап жизни – арке формы подковы, увенчанной яркой живой лавандой, как бы разраставшейся так, что на ней нет нетронутого места, где бы ни свисали соцветия. По краям дорожки установлены невысокие колонны в виде песочных часов, на верхушке которых покоятся цветочные композиции из настоящих сиреневых и белых крупных-крупных пионов. Одну и вторую сторону занимают плетёные белые стулья, приносимые рабочим персоналом для гостей. Левее официанты-мужчины, ввиду торжественного события наряженные в белых брюках и лиловых рубашках, украшают множество округлых (порядка тридцати) столов для трапезы. За одним помещается десять гостей. Охваченная этой красотой, я прохожу, чтобы детальнее их рассмотреть. На покрытых глубоким фиолетовым льняным полотном столиках сверкает, слепя глаза, хрустальная посуда. Упомрачительный союз серебряного и сливового цвета! На каждую тарелку положена, сложенная треугольником сливочного цвета, салфетка, её середину заполняют инициалы брачующихся, скрашенных веточками лаванды. Бокалы с сиреневой тонкой ножкой искусно вписываются в декор. Стеклянные баночки – ароматные свечи, верх которых обвязывает коричневая нитка, поставляются через каждые две посудины. Ещё и не зажженные они вызывают соитие аромата кокоса и молочного шоколада с ноткой лаванды. Три вазы из полевых цветов погружаются на серединную часть каждого столика. Аромат лаванды, как символ любви и утонченности, излучается повсюду! Изысканно! Обернувшись на звук инструмента, я замечаю неподалёку огромную сооружённую сцену, где переговариваются между собой мужчины в смокингах, один из которых настраивает скрипку и с ними же высокая с длинными до поясницы кудрявыми волосами девушка в красном приталенном платье. Фортепиано в белоснежных тонах установлено левее от центра сцены. Расставляются микрофоны. «Джексона среди них нет. Его бы я узнала из тысячи».
– Милана, ты только взгляни, – слышится поражённый голос Даниэля. – Я нигде такого не видел.
Понимая его впечатлительной душой, я киваю и углядываю – за столами тянутся деревья, инкрустированные винтажными фигурками: сиреневыми часами, расписными шкатулками, внутри которых тоже веточки лаванды, белые велосипеды с корзиной, наполненной лавандой, чемоданы и керосиновые лампы в стиле ретро, открытки… Всё создано под минувшие века, что ощущается даже в воздухе.
Нас отвлекает громкий мужской голос:
– Приветствую подъезжающих гостей! Я – ведущий этой грандиозной свадьбы. Меня зовут Чарли. Дорогие гости, пока мы проверяем звук и занимаемся оборудованием, практически готовым к использованию, вы можете наслаждаться тем очарованием, которое подготовили для вас виновники торжества, и полакомиться закусочным фуршетом! Совсем скоро мы начинаем!
Ведущий повторяет сказанное на английском, французском и испанском языках, поскольку гости являются уроженцами разных стран.
Приглашённые прибывают с каждой секундой. Ритчелл рассказывала, что количество гостей будет около трёхсот, среди них помимо родственников, друзей, коллег родителей будут важные субъекты модельной сферы.
От сверкания драгоценностей на одетых в элегантные наряды женщин глазам больно смотреть. А мужчины! Мужчины в дорогих смокингах иллюстрируют достойнейший фон для дам. Лакеи разносят подносы с хрустальными фужерами, установленными в виде пирамид, с почтительностью, подавая гостям напитки. Море шампанского пенится, как волны.
Каждого встречает с суетливой поспешностью мама невесты. Стройная фигура Аннет облачена в плотный атласный костюм грязно-розового цвета из зауженной юбки длины миди и верхом с небольшим вырезом, длинными гофрированными, с внутренней сеткой, и на запястье с вкрапленными узорами с переливающимися бусинками, рукавами, разлетающиеся от ветра, как крылья бабочки. На левом боку верха пришит цветок, вписывающийся в этот вечер. Греческий стиль причёски на её волосах цвета тёмной вишни смотрится превосходно, и блестит, как только её освещают лучи солнца. Она всегда была пределом совершенства для меня, для Ритчелл. Умение сочетать образы одежды и четко подбирать каждому свой стиль – её способность, применяемая ею в собственном бизнесе. Именно она создатель разных линеек платьев, ставших популярными не на одном континенте. С мужем они представляют собственный товар на мировом рынке и являются одними из наиболее известных брендов под названием «Рассвет». Ведя здоровый образ жизни, занимаясь йогой, танцами «танго», читая разную литературу, руководя компанией, также являясь членом квалификационной комиссии в различных модельных школах, и вместе с этим укрепляя семейные отношения, мама моей подруги – пример для тех, кто считает, что у них ни на что не хватает времени. Она успевает не только вкладывать в себя, в своё здоровье, но и в здоровье семьи.
Эндрю, невысокий, среднего телосложения, со светлыми, как золото, волосами, расчесанными назад, и мраморного цвета добрейшими глазами, в чёрном классическом костюме под стать безупречной женщине. Всегда, сколько бы я его не видела, он восхищается своей супругой, поддерживает её начинания, хобби, образ жизни. Его глаза, направленные на Аннет, выражают всю силу чувств, испытываемых им, будто он влюбляется в неё с каждым днём, с каждой новой ее попыткой быть лучше. Между ними очень тёплые, очень нежные отношения. Их детище – бизнес скрепляет брачные узы и не даёт им разорвать стержень любви. И сейчас… он стоит рядом с ней, приобняв её за изгиб талии, поглядывая на неё, как та с выраженным волнением и с широкой-широкой улыбкой принимает приходящих. Ритчелл несветлой внешностью пошла вся в мать.
Завидев меня и Даниэля, они вдвоём приветствуют нас. Я обнимаю ее. Эндрю делает мне комплимент, а я его делаю Аннет, и отмечает, что я выгляжу чудесно и соответствую стилю свадьбы, он и не предполагал, что так много гостей учтут просьбу невесты и придут в таковых оттенках. На их лицах нет удивления, касающегося Даниэля. Их дочь, возможно, поделилась его состоянием здоровья заранее. Весьма великодушно Аннет сообщает, что мы одни из главных гостей и должны себя чувствовать свободно, без стеснения. Мы благодарим их. Я радостно отзываюсь о чарующем месте, Даниэль с шепелявым акцентом, изобличающим в нем уроженца Испании, высказывает, как счастлив за Ритчелл и Питера, с которым он успел за короткое время подружиться. Родители невесты с радостью принимают его слова. Затем Эндрю говорит, что Ритчелл ещё не приехала из-за небольшой пробки, вследствие аварии по пути, но она уже скоро прибудет, как раз к этому времени и соберутся все гости. Аннет откликается на слова мужа, сообщая, что так и знала, что что-то пойдёт не так, это чувствовало её материнское сердце. Эндрю успокаивает, говоря, что это непредвиденное обстоятельство, и в скором времени их дочь будет на месте. Питер, указывает Эндрю, должен быть где-то здесь, он видел их с Джексоном. Ощутив лёгкий толчок в сердце от этого имени, я пытаюсь не показывать им свои вспыхнувшие глаза, принявшиеся искать того, по ком неистово грезила. Перед уходом Аннет уточняет, придёт ли Анна с Марком, но я отвечаю коротким: «Не знаю», так как совершенно не общаюсь с матерью.
– Доброжелательные такие… с ними так приятно поддерживать диалог! – как только они уходят, отзывается Даниэль, а я улыбаюсь вымученной улыбкой.
Я по-прежнему пробегаю глазами по территории и,
резко развернувшись, мой глаз различает вдалеке двух лиц, по росту и манерам которых можно разузнать, кто есть кто. Один – высокий, энергичный, любитель жестикулировать, доказывать своё мнение, другой – чуть ниже, не такой быстрый, как первый, но и не медленен, спокойно-тихий и с запасом бесконечных шуток. И свет для меня гаснет. Как только я уличила его глазами, то все другое плывет мимо меня пушистым облаком, становится призрачным туманом.
– О, я, кажется, нашёл жениха. Переговаривает с каким-то парнишкой. Давно не общался с ним! Идём! Заодно и я сразу поздравлю его, чтобы потом не перед всей густой толпой позориться. Ты же знаешь, я в речах не силен в сравнении с тобой. Ты наверняка такие слова подготовила, что доведут каждого до слез!.. Я прав, любимая?
У меня забилось сердце. Он что, не узнал Джексона?
– Не совсем. Может, потом пойдем? – Страстное волнение потрясает душу. Судорогой сводит мышцы.
Не слушая меня, он уже катит кресло прямо.
Приближаясь, не спеша, я разглядываю братьев. Метающий, как молния, представляет образец безупречности. На нём чёрные классические брюки и белая рубашка, сверху которой накинут ослепительно-яркий белоснежный пиджак с чёрными бархатными лацканами и чёрными пуговицами. Широкоплечий, с прямой осанкой, принявший весьма серьезный вид, не расточающий без надобности улыбки налево и направо, с идеально подобранной одеждой – выдает в нем человека из большого света, со своими убеждениями, своим гардеробом мыслей и своим темпераментом. Наружно он, бесспорно, располагает к доверию и так будто и призывает к себе официальных персон, не терпящих с ним переброситься парочкой слов. И этим не ограничивается. Разрастающаяся масса женщин так и поглядывает на красавца мужчину, без опаски обводя пожирающим взглядом, обмениваясь между собой короткими словечками, смешком привлекая его внимание. «Он и впрямь ничего», – слышится от посторонних юных прелестниц. Равнодушно относясь к рвениям хитрых женских душ, утаивая в себе загадочную мрачность, он, не догадываясь об этом, тем самым еще больше завоевывает к себе внимание дам, половину которых он уже завлек притягательной силой. Есть в нем что-то такое, что позволяет всего одной брошенной им фразой привлечь чуткое женское сердце.
Ну а кудрявый жених превосходит все существующие рамки моделей. На нём светло-бежевый костюм с жилеткой, нежнейшая сиреневая сорочка, а брюки цвета белого вина. На левой стороне пиджака, у сердца, прицеплена бутоньерка из веточки лаванды.
Питер, заметив меня, улыбается и оповещает об этом Джексона. Тот полуразворачивается и сливается глазами с Даниэлем. Никуда не глядя, кроме него, я выпиваю взглядом его давно не видящие мной черты лица, ставшие с более выраженными скулами. С каждой секундой он оказывает на меня ошеломительное физическое воздействие, отчего навеянное мечтами воображение, уносит меня в буйное море фантазий. И я не перестаю с бессознательным вниманием поглощать его образ. Вспыхнув, как мотылёк, поднесенный к огню, во мне просыпается чувство, заставившее броситься к нему, поддаться сердечному порыву. Что-то невыразимое невиданное тащит меня вперёд и я, подвергнувшись глубокой эмоциональной реакцией, усиливающей ропот сердца, так близко подхожу к нему, что нас разделяет прослойка воздуха, и в этот миг он произносит с необъяснимой отстраненностью:
– С вашего позволения… – Обаяние властной силы сквозит в его голосе. Полный непоколебимого спокойствия, он удостаивает нас неуместным уходом, обвевая до боли знакомым одеколоном, так стремительно, повергая меня в шок. На душе делается еще горше, чем было. Боль все растет и растет. Куда же еще? Но он же, он же заметил меня, но не подал вида. Что это было? «Царапина по сердцу». Я корю себя за допущенную оплошность, и, не улавливая общения Питера и Даниэля, обнаруживаю, что через несколько секунд Джексон обращается к кому-то:
– Приветствую! Рад видеть!
– Стари-и-к! Сто лет, сто зим! – Гремят отголоски рукопожатий. – Ну ты, конечно, граф! Случаем, не ты ли женишься? Какой из Моррисов отдает себя на расправу женщине?
И следом доносящаяся пыль звуков, взрывы восторженного смеха, знакомых мне голосов, наводит меня на подозрения, что прибыли наши друзья, подтягивающиеся в центр змейкой. Где же якорь спасения? Горькая улыбка садится на мои губы, взращенная из глубины моего несчастья. Сердце так колотится, что я еле дышу от волнения. Меня бьет дрожь от страха. Никогда еще в жизни, даже тогда, когда случился разговор между мной, Джексоном и Даниэлем, я не хотела исчезнуть. Прятаться поздно. Крутнувшись, меня сразу же оглушает визжание школьных подруг, увидевших меня: быстро говорливой тощей Митчелл, скромняги, верующей Элены, одетой в белый хиджаб, носящей ею столько лет, сколько я её знаю, и самой интеллектуальной, с математическим складом ума, веселой Кэтрин. Обнявшись, к нам подключаются Алиса, Лилия. Друзья пришли парами, как и на мой день рождения. В двух шагах от нас собирается круг мужчин, все до одного в синих костюмах, кроме Джексона. Женская половина, как на подбор в сиреневых платьицах, отличающихся друг от друга материей, формой и длиной. Обмениваясь радостными приветствиями, Митчелл усматривает Джуану и Итана, и подзывает их к нам. Грудь сжимается от смутного страха.
– Девочки! Какие все красивые! Как на показ мод! – звенит голос Джуаны. В обратную девушки бросают комплименты курчавой, смуглой испанке в пурпурных брюках клеш и черной, в белый горошек, тонкой, просвечивающейся блузе. На праздновании моего дня рождения они все подружились, что бесцеремонная Джуана, проведя с нашими друзьями один день, считает всех своими и ведет себя в кругу непринужденно. Обнимая Митчелл и Кэтрин, ко мне подходит Джуана – я нервно сжимаюсь, боясь того, что у нее может вырваться с языка, так как мы не общались с того момента, как я взяла мини-отпуск, – и усиленно визжит:
– Милана! Звездочка наша! Какая радость, что ты здесь! Ты превосходная! Ты подстриглась? Я и не заметила тебя сначала! – Я приказываю своему напряженному телу расслабиться, заставлять изображать веселость. – Так скромненько стоишь в сторонке. – Со всей радостью она заключает меня в объятия, я отвечаю взаимностью, подкрепив слова улыбкой. – Я и не думала, что ты будешь здесь! Нам Максимилиан такие страшные прогнозы говорил про тебя… Я не стала тебя досаждать лишний раз, вот и не писала, и не звонила. – Она припустилась так болтать, что ее не пресечешь. – Как ты себя чувствуешь? Не пропадай так больше! Когда выйдешь на работу? Скажи, что скоро, а то я свихнусь там одна! Одни съемки, съемки и…
В меня впиваются десять других девчачьих глаз, начинающих шептаться между собой, узнавая друг у друга, что со мной случилось. Я будто вязла в болотную топь и утопаю с последующих секунд вглубь. «Следовало бы предупредить Джуану заранее, чтобы ни словом не обмолвилась о моих незапланированных выходных. Теперь начнутся перекрестные допросы».
– Милана, ты больна? – оживленно с беспокойством спрашивает Митчелл, за ней и Кэтрин:
– Милана, почему мы не знаем об этом? Что-то серьезное?
И подцепляет низкая по росту среди нас всех рыженькая Лилия:
– Признавайся!
Они вызывают меня на откровения, на которые я не готова. И я молвлю на выдохе:
– А… – Коснувшись пальчиком веточки лаванды, на украшении, означающем, что я подружка невесты, я задумываюсь о том, как Джексон отнесся к этой цветочной цепочке. Хочется кинуться прочь, пока подруги, отвлеченные подошедшим к нам лакеем, угощающим дам на выбор, возбуждающим веселость и порождающим раскованность, напитком, уже выпивают за молодых и буйно начинают делиться своими эмоциями о моменте получения ими пригласительных. «Мужчины, как хотят, а нам еще по бокалу», – звучит от Митчелл. Я же вежливо отказываюсь, не тронув с серебряного блюдца ни крепкой водицы, ни растопленного горького и белого шоколада, налитым поверх сочной мякоти тропических фруктов, подаваемого в маленьких вафельных корзинках.
– Мы с Джейкобом, – слагает Митчелл, – так обрадовались, как получили расписное письмецо. Как придумали-то! Красота! Я даже его повесила на холодильник, смотрится не хуже картины, девочки!
– Как же согласна с тобой, Мичи, – поддерживает Алиса. – А я ведь так и знала, что у них все серьезно, еще с того дня на яхте, в Барселоне. Эта мадам, без четверти часа как Моррис, никогда не говорила о своей личной жизни, сторонилась этой темы и вот так внезапно ошеломила известием о свадьбе. И она первая из нас всех открывает калитку в замужнюю жизнь!
Лилия с Митчелл глумятся, что следующей будет Кэтрин, которая тоже не раскрывает подробности отношений с Джеем.
– А чего это я? Митчелл давно уже помолвлена, да только не признается! Колечко с алмазными вставками мы все видели еще два месяца назад в социальной сети, где ничего не скроется от глаз! – оспаривает пылко, смеясь, Кэтрин и Алиса их усмиряет:
– Успокойтесь, подружки! Настанет время и каждая из нас будет невестой!
– У Бога на каждого из нас свои планы. Не будем торопить время, – подхватывает Элена и с глубокой заинтересованностью, обглядывая окружности замка, изрекает с изумлением и мечтательностью: – Ритчелл всегда отличалась изыском, мне так не терпится увидеть её платье! Мысленным взором уже представляю его шик-блеск!
– А я знаю, кто будет следующим! Джексон и Белла! Свадьба века обещается, если оценить масштабность их известности и доходов.
Я вздрагиваю всем телом, ибо эта фраза ударяет прямо по сердцу. В груди накипают слезы. Я прогоняю дурные мысли и совершенно спокойно, но отчужденно выражаюсь, будто меня это не задевает:
– Да. Точно.
Митчелл, покосившись на меня и усмотрев что-то в моем выражении лица, может, ложь, может, грусть, глазами показывает Джуане, что та ляпнула лишнее, и она, не поняв, что такого было в ее словах и почему образовалась тишина, упоминает о новом втором имени невесты. И мои приятельницы намеренно обговаривают и этот момент, чтобы уйти от предыдущей темы, но я глуха к их словам, так как прикована к разговору парней, обсуждающих политику и спорт, не то что девушки, всё о моде и красоте щебечут. Урывками я поглядываю из-под опущенных ресниц на Джексона, улавливая его каждое слово, как на удочку. Плечо Джуаны слегка закрывает его, но кое-как видно. Женский глаз, нацеленный в сторону волнующего мужского сердца, самый опытный разведчик.
– Наши красотули, – с веселостью и некоторой фамильярностью, характерной ему, подмечает Ден, – я смотрю, уже по второму бокалу шампанского потягивают. Может, и мы посмакуем, но не игристого, а покрепче чего-нибудь? Бурбон, коньяк, абсент?
Александр, полненький парень, усмехается:
– С крепкого горишь начать?
– А что, такой повод! И в кое-то веки я имею честь стоять с известным человеком! Два повода! – Друг не афиширует имя, но намекает на Джексона, словно одержимого иными мыслями – все то время, что я стою здесь, я не слышала от него, как это было ранее, неумолкавших словесных формулировок. И, когда Кевин спросил у Джексона, какие дела в его компании и какие планы на будущее, тот вылавировал из незапланированного интервью одним коротким изречением: «Растем. Инвестируем. Планы глобальные». – Тряхнем стариной, друганы?
– А я не откажусь! – схватывает предложение Дена Итан.
– Да и я, за такую-то встречу, – поднимает свой мягкий голос Джей, как у женщины, над которым мы в прошлом не раз смеялись.
– Джексон? – спрашивает Джейкоб, одновременно подзывая разносчика рукой.
Настораживаю ухо, чтобы не пропустить его ответа, но знаю, что он откажется.
– Пожалуй… да…
Он изменил своей привычке? Он не потребляет ничего из названного. И то редко. Только винные сорта.
– Ну-у-у-у-у… слава Богу! – хлопает его по плечу Ден. – А то я подумал, что ты уже откинулся от нашего круга и, как пишут в СМИ, взаправду стал чрезмерно деловым, серьезным, опасным бизнесменом, – шутливо подает он. Джексон в самом деле изменился. Если вспомнить, каким он бывал в школьные годы – лидер дружеской компании, весельчак, любитель анекдотов и настольных игр, поездок за город. Избрание мест для путешествий постоянно лежало на нем. Он сплачивал всех нас. Они с Деном то и дело шутили без конца. А когда к ним добавлялся Питер, то это была настоящая клоунская бригада. А сейчас, если взглянуть на каждого, то все почти такие же, особенно Ден, ни капли не переменился ни внешностью, ни развитием мыслей, но не Джексон, являющий глубокоуважаемого управляющего директора фирмой «Успех равно Счастье», к которому уже не обратишься, как это делал Ден в тогдашние годы: «Эй, друган, Джек Воробей, куда соберемся на следующих выходных?» Ныне он почитаемый сэр Моррис.