Это важно, на самом деле, для ваших будущих отношений. Вам еще, может быть, не раз придется ему позвонить, попросить комментарий, какую-то экспертную оценку, взять интервью, попросить помочь организовать экскурсию, да все, что угодно.
Все это, мне кажется, описывается понятием «уважительность». Если вы ее проявляете, уважаете ученого и себя, то у вас есть все шансы наладить прекрасные отношения с ученым, который будет понимать, что он не просто встретил приятного человека, а человека, который внятно способен изложить то, чем он занимается. А ведь нам всем (почти всем) хочется рассказать, чем мы занимаемся, хочется рассказать про себя. Для ученого наука – это отчасти он сам.
Первое, что вы должны сделать, когда собираетесь говорить с ученым – это не полениться и потратить хоть немного времени на то, чтобы познакомиться с тем, чем он занимается и с предметом, о котором вы хотите поговорить. Потому что когда ученый видит перед собой человека, который вообще не понимает, о чем идет речь, ему становится жаль потерянного времени.
– Но даже если журналист сумел хорошо подготовиться к интервью с ученым, все равно останутся какие-то вещи, которые ему непонятны. Может быть, здесь уже дело за учеными. Какие у них должны быть коммуникативные навыки?
– Это сложный вопрос, потому что у меня все-таки другая профессия. И, может быть, отклоняясь немного в сторону, я скажу, что следовало бы сделать какие-то пособия или курсы для ученых. Умение разговаривать с журналистами и публикой как особый талант у кого-то есть от природы, но у большинства такого природного таланта нет.
Однако большинству навыков можно научить, как ремеслу. Как журналистов учат ремеслу, так и ученые могут научиться ремеслу общения с людьми не своего круга. И в этом смысле общение с журналистом есть большое подспорье, потому что там можно отточить эти навыки.
Как объяснить человеку, который не специалист в его области, то, чем он занимается? Почему то, чем он занимается, интересно? Почему это открытие, которое незнающему человеку кажется мелким, на самом деле важно? Почему в здании науки, в нашей огромной картине мира, вот эта «мелочь» на самом деле не мелочь, потому что она отзывается во многих других частях этой картины?
Какие специальные навыки должны быть у ученых? Наверное, как и у всех остальных, кто хочет рассказать о том, чем он занимается – как объяснить термин, как выбрать метафору… Просто нужно понимать, что есть разный уровень понимания, простите тавтологию. Что есть люди, которые мало что знают про вашу сферу. Нужно ее уметь привязать к реальности, не отрываясь от самого себя, не пытаясь механически объяснить все подряд.
В детстве у меня была книжка для младших школьников, изданная еще в начале 1950-х, называется «Рассказы о том, что тебя окружает». Собственно, там были рассказы о том, что меня окружает – о явлениях природных и не природных, зачем они и как действуют. Так вот, применительно к нашему разговору – там были места, где явно заходила речь о том, чего пятиклассник знать не может. В таких случаях авторы не пытались на пальцах объяснить то, что на пальцах объяснить довольно сложно. Они прямо говорили, что это пока тебе сложно, но ты это узнаешь в таком-то классе, когда пройдешь такой-то предмет. Мне кажется, это очень правильно.
Это тоже по части уважительного отношения к читателю и к ученому и уважительного отношения ученого к публике и к журналистам. Понимание, где пределы компетенций, где пределы возможностей людей, с которыми вы общаетесь. Умение сказать, что вот это объяснить очень нелегко или невозможно, примите это, так сказать, как «черный ящик», а мы пойдем дальше в нашем рассуждении.
Ведь всякий рассказ о науке – это всегда рассуждение, цепочка, так сказать, плотно упакованных силлогизмов.
Как журналистов учат ремеслу, так и ученые могут научиться ремеслу общения с людьми не своего круга.
– Что бы Вы, основываясь на собственном опыте, могли пожелать, посоветовать начинающему научному журналисту или просто журналисту?
– Первым делом, конечно, в голову лезут банальности, насчет добросовестности и так далее. Я бы посоветовал в первую очередь думать о том, что интересно. Это определенный психологический навык – сделать так, чтобы было интересно то, что еще 10 минут назад казалось скучным. Этому можно научиться волевым усилием, прилагая его систематически. Или так – если человек пишет о науке, он может научить себя быть любопытным.
Если же человек совсем лишен любопытства, то, быть может, ему нужно искать другую работу. На мой взгляд, это самое главное, что должно быть у научного журналиста, да и журналиста вообще, в качестве медиума, так сказать, – это любопытство, желание знать, желание разобраться, «как же оно работает, как оно устроено».
Потом уже следуют добросовестность, пресловутая уважительность, о которой я уже говорил раз 15. Честность по отношению к самому себе, понимание, где я не могу понять просто потому, что я не знаю, другое образование, например. Вот, наверное, главное, о чем бы я хотел сказать.
Любовь Стрельникова
Любовь Стрельникова – кандидат химических наук, главный редактор журнала «Химия и жизнь», член Международной ассоциации журналистов и Европейской ассоциации научных журналистов, вице-президент некоммерческого партнерства «Содействие химическому и экологическому образованию».
Создатель и главный редактор первого в России агентства научных новостей «ИнформНаука» (1999–2009). Ведущая ежедневной программы о науке «Темная материя» на радио «Маяк» (2006).
Преподаватель факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова. Создатель авторского курса для Школы-студии научной журналистики при журнале «Химия и жизнь».
Автор научно-популярной книги «Из чего все сделано? Рассказы о веществе».
– Любовь Николаевна, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли в научную журналистику?
– Это было давно. Я по профессии – химик, закончила Менделеевский университет, тогда он, правда, назывался по-другому, а мы, студенты, называли его Менделавочкой. Пять лет после окончания института проработала исследователем, а потом линия моей жизни сделала резкий поворот и привела в журналистику. Не случайно, конечно. Склонность к исследованиям и расследованиям, к писательству преследовала меня все школьные годы и все те годы, пока я училась в институте. Это случилось больше тридцати лет назад. Я сменила профессию, но надо сказать, что мое системное естественнонаучное и техническое образование мне очень помогает. Все эти годы я верой и правдой служу этому замечательному делу под названием научная журналистика.
– А Вы когда-нибудь занимались другой журналистикой? Другим тематическим видом?
– Вы знаете, всякое деление на разные виды журналистики – это условности. Есть журналистика. Есть ремесло «журналистика», которое существует по своим законам, у которого есть свои этические нормы и правила. Все остальное можно называть как угодно в зависимости от тематического поля, в котором работает журналист, но в принципе это одна и та же журналистика. Я, конечно, не возьмусь за какую-то политическую или экономическую историю, но, в принципе, писать об обществе – никаких проблем. Хотя, если надо, смогу и про политику, и про экономику, просто потрачу на это неадекватно много времени, чтобы основательно погрузиться в тему. Мой жизненный и профессиональный опыт позволяет мне сегодня писать обо всем и в любом жанре. Однако мое любимое занятие – писать о науке и заниматься ее популяризацией в самых разных формах.
– В чем разница между научной журналистикой и другими тематическими видами журналистики?
– Разница большая. Вот лишь два существенных обстоятельства, на которые я хотела бы обратить внимание. Первое и очень важное: научная журналистика – это истинно новостная журналистика. Все, о чем пишут сегодня в газетах и журналах, показывают по телевидению, давно уже не новость: катастрофы, предательства, коррупция, подлость человеческая, алчность, воровство и прочее… Ничего в этом нового нет – это было всегда. Истинно новое знание добывает наука, а журналисты передают его обществу. В этом смысле научная журналистика самая новостная, она производит настоящие новости.
Второе важное отличие заключается в том, что научная журналистика элитарная. В каком смысле? В очень простом. Научный журналист в силу своей профессии работает и взаимодействует с научным сообществом, с лучшими его представителями. Именно они – настоящая элита общества, и быть рядом с ними, быть рядом с умными, талантливыми, мудрыми людьми, – великое счастье. В этом смысле научная журналистика, конечно, элитарная. Не говоря уже о том, что своими трудами мы удовлетворяем потребности, в первую очередь, интеллектуальной части всей читательской аудитории.
– Какая цель у научной журналистики?
– Да такая же, как и у любой журналистики: докапываться до истины в той мере, в какой позволяет сегодня наука и здравый смысл, и доносить ее до читателя.
– Как изменилась научная журналистика за последние 20 лет?
– Начнем с того, что за последние 20 лет радикально изменилась наша жизнь вообще – ее образ, ее темп, ее ценности (к сожалению). Поэтому журналистика не могла не измениться. 20 лет назад чудовищный удар столкнул научную журналистику в пропасть. Во-первых, сама российская наука, питающая научную журналистику, начала стремительное падение: рушилась система финансирования исследований, из страны уезжали яркие ученые, закрывали институты и лаборатории, профессия ученого перестала быть престижной и хорошо оплачиваемой. В российской науке начался затяжной системный кризис, который не преодолен и по сей день. И очень быстро молодежь отвернулась от науки. Во-вторых, появились желтые издания и много чего еще, чего не было в советское время. Эти издания, создаваемые по западному шаблону, производили фаст-фуд, изготовление и чтение которого не требовало умственных и интеллектуальных усилий. Возникла иллюзия, что открылось новое информационное пространство, которого не было прежде. Увы, это была всего лишь иллюзия. Так научная журналистика скатилась на обочину и как-то 20 лет там существовала. Но надо отдать должное нашим классическим журналам, таким как «Наука и жизнь», «Знание-сила», «Химия и жизнь», которые, несмотря ни на что, сохранили традиции, сохранили издание и свою читательскую аудиторию.
Однако за спадом всегда следует подъем, обычно с интервалом в 20–25 лет. И сегодня мы наблюдаем тот самый подъем в научной журналистике, который выражается не только в нарастающем вале публикаций о науке и ее героях в различных видах СМИ – электронных и классических, на телевидении и на радио. Мы видим, что популяризация науки, а научная журналистика – это один из фундаментальных инструментов популяризации, сегодня приобрела невероятное разнообразие форм. Что только сейчас не придумали, чтобы науку продвинуть: фестивали научного кино, выставки Science Art, научные кафе, публичные лекции, научные бои, новые музеи и различные Science Centers для детей, фестивали науки во всех городах. Кстати, спасибо Университету, который заложил традицию Фестиваля науки 10 лет назад и постепенно распространил ее в регионах России. В общем, невероятное какое-то разнообразие.
При чем здесь, спросите, научная журналистика? Вот это все, о чем я сейчас сказала, начинается с текста. Вообще, любой вид деятельности начинается с текста. Если деятельность направлена на популяризацию, пропаганду науки, значит, эта деятельность начинается с научно-популярного текста. А это значит, что востребованность научного журналиста сегодня становится совершенно другой.
– А сейчас, несмотря на то, что научная журналистика приобрела такое многообразие форм, есть ли у нее какие-то проблемы?
– Ха! Если нет проблем, значит нет жизни. Потому что жизнь – это постоянное преодоление проблем и препятствий. Глобальные проблемы в научной журналистике те же самые, что и в журналистике в целом. Прежде всего это – кризис доверия, я бы так сказала. Ученые со своей удивительной, необычной, закрытой для обывателя жизнью – это совершенно особая часть общества, которая живет по своим законам. В сущности, общественное мнение ученых не волнует и не интересует, у них другие критерии оценки их деятельности. Для ученых важна дискуссия внутри научного сообщества, а вовсе не за его пределами. И вот представьте, что ученого приглашают на телевидение, записывают его рассуждения и его точку зрения, потом монтируют и склеивают запись так, что меняют его посыл на противоположный в интересах драматургии передачи. Таких случаев много! Мне очень часто звонят с разных ТВ-каналов и просят порекомендовать какого-нибудь ученого для разговора на ту или иную тему. Я перестала давать контакты, потому что несколько раз по моим рекомендациям приглашали людей, и потом мои протеже были в панике от чудовищного результата взаимодействия со СМИ. Понимаете, репутация – это то, что мы зарабатываем годами тяжелым, честным, повседневным трудом, но потерять ее можно в считанные минуты. Сегодня, к сожалению, наша пресса, журналистика, зачастую работают на уничтожение репутации учёных. Редакционная политика многих изданий, формируемая владельцами СМИ, требует от журналистов скандалов, жареного, разоблачений – всего того, что противно душе ученого. Не удивительно, что многие исследователи не хотят сотрудничать со СМИ.