Нарушитель

Эпилог

В этой заключительной главе рассказано не обо всех студентах группы ЭП-07, так как судьбы большинства настолько неинтересны, что лучше о них не вспоминать совсем, чем путать вам в головы.

Староста Наташа решила в магистратуру не поступать. Порядочно отучившись четыре года, она разумно поняла, что лучше эти пятнадцать тысяч мёртвых князей потратить на взятку и устроиться на работу. Таня и Яна в магистратуру поступили, тем не менее, они всё так же, как и на первых курсах, играли в карты на задних партах. Юра женился, после чего, на первой паре постоянно торчал возле буфета. „Всё никак не нажрётся”, ― говорили о нём девушки. Сашу и Сашу в магистратуру даже и не пригласили, а, впрочем, им не до этого: дети знаете ли.

Что касается Ани, в её группе было столько „достойных” людей для магистратуры и, поэтому пока до неё дойдёт очередь с её-то пятью тройками, она уже и универ закончит. Раньше Анна думала, что сможет с интересом работать по своей специальности, но после того, как она прошла практику на третьем курсе, окончательно разочаровалась в экологии и во всём, что с ней связано. Ведь, когда студенты прожигают свои вечера на тусовках ― это страшно, но, когда взрослые люди прожигают свои дни ― это страшнее вдвойне. Только в доме природы девушка поняла, что плохая экология ― это наказание за грехи человеческие. И Аня решила, что не сможет сидеть в офисе, ничего не делать и превратить обеденный перерыв в смысл своей жизни. Она сосредоточилась на музыке. Осенью она успешно поступила в музыкальную школу, и на первом же академическом концерте девушка играла с шестилетним внуком Кучука. После дебюта, бывший препод по вышке подошёл к Анне и сказал:

– Оказывается, не вредно пить кефир вёдрами, Милькив. Вы открыли в себе музыкальные способности.

Девушка очень много времени уделяла своему музыкальному развитию, и это давало свои результаты, что мгновенно отметил Анджей, когда приехал в Киев, в гости (с родителями Анна помирилась, так что всё в порядке). Отношения из дружески-рабочих легко перешли в более близкие. И спустя полгода, их обвенчал батюшка Серафим, который когда-то спас Аню от самой большой ошибки в её жизни. А шоу-бизнес пусть дрожит: на свет появилось электронное детище «B&W». Ребята теперь не граждане Украины или Польши ― они граждане мира, у которых нет постоянного жилища, они путешествуют из города в город.

А студенческая жизнь бурлит и кипит. Кто знает, может быть, вернётся в родные стены призрак исключённого студента…

Художник

Глава 1

Дождик мокрыми мётлами чистит

Ивняковый помёт по лугам.

Плюйся, ветер, охапками листьев, ―

Я такой же, как ты, хулиган.

С.А. Есенин

Лучи палящего солнца безжалостно обжигали жителей славного города Москвы, и нельзя было от них никуда деться… Только скрыться: в иномарке, в доме с кондиционером, в метро. По Рублёвскому шоссе, не спеша, в тени деревьев, прохаживалась девушка. Было ей лет двадцать, чёрные нечёсаные волосы, кожаная куртка, короткая донельзя юбка, разодранные непонятно от чего чулки. Она шла, держась за карман своей куртки, опустив глаза. Она разговаривала сама с собой. Она делала это настолько часто, что уже перестала замечать за собой такую привычку. Но она не могла не делать этого:

– Солнце ― падла. Сговорилась вся природа что ли против меня? Будь проклят тот день, когда я купила эту чёрную куртку. Будьте прокляты все… Ломает меня, блин, жёстко. Надо ещё одну дозу, как всегда последнюю дозу, а то дело плохо кончится. Нужно на пенсию, действительно, пора на пенсию, ещё подзаработаю денег, и тогда можно. Скоро всё будет лучше, чем сейчас. Куплю квартирку, машинку, завяжу и… А что „и”? А ничего „и”. Бесперспективняк. Лучше подумай, что будешь делать после смерти. Уж она-то точно не за горами. Съем килограмм конфет и самое главное не украденных конфет, а своих… А ещё, меня могут взять сутенёры, и потеряю я свою человечность, стану просто телом. Интересно, а какая у них кровь, если её пустить? Я никогда этого не узнаю, я никогда не попаду им в руки. У меня всегда в кармане нож ― хороший нож. Я не могу позволить себе потерять свободу. Свобода или смерть… Да, именно смерть, прямо в сердце. Интересно, а что будет, если прямо в сердце? Если верить всем росказням, что там душа. Когда же наступит этот момент? Когда прямо в сердце?… Ожидание хуже всего. Надо бы ещё чем-то заняться после смерти… Хоть бы какой дождь, а то я сдохну на этом шоссе и совсем не по моему плану. Непорядок, если такая позорная смерть. Нужно умереть хотя бы достойно… Всё равно ломает меня. Домой, всё, надо домой. Дело плохо кончится, ― она подняла свою правую руку и прислонила её к влажному лбу. Массивный перстень на среднем пальце упрямо опускал руку, но девушка никогда не обсуждала это вслух. Тяжко давила на палец семейная тайна. На этом мужском перстне вензелем на чёрном фоне была нарисована белая буковка „А”. Её назвали Алисой, но себе она отказывала в имени, и другим было на него также наплевать.

– Машинка чёрная едет, там богатый чувак сидит. Ну что? Последний рейд. Честное пречестное слово ― последний… Ломает меня.

Девушка тормознула эту машину. Без всяких церемоний: привычно и профессионально, она открыла переднюю пассажирскую дверцу, села в машину, сказала „двести”, и они поехали. Всё у неё было чётко, она не делала лишних шагов влево и вправо. Мужчина был немолодым, но довольно-таки красивым и обаятельным, по крайней мере у Алисы он не вызвал отвращения.

Известно, что, когда человек выполняет рутинную работу, он устраивает японскую забастовку, то есть работает строго по инструкции, если что-то выходит за рамки её, он прекращает работу. Алиса недалеко ушла от умных японцев. У неё был опыт, у неё были знания, у неё был свой кодекс поведения с клиентами. Ему она следовала неукоснительно. И поскольку её молчаливый и мрачный клиент не заливался соловьём, то начала разговор сама, сопровождая его сексуальными жестами и телодвижениями, чтобы хоть как-то подогреть его интерес к своей персоне. Удивительно, но это был один из немногих случаев в её практике, когда клиент смотрел на неё ледяным взглядом, не выражающим ничего. В инструкции было записано: гладить его по ноге, постепенно поднимаясь вверх. Его лицо также ничего не выражало. Девушка уже была готова устроить японскую забастовку, но произошло непредвиденное. Мужчина резко отвёл машину вправо после того, как посмотрел на руку своей пассажирки. Его нейтральный прежде взгляд, теперь выражал ужас и раздражение. Водитель стал на обочину. „Опять извращенец”,― спокойно констатировала девушка, когда клиент резко дёрнул её руку вверх, да так больно, что девушка не могла не застонать от противного ощущения. И уж совсем накрылся её процессор, когда этот крутой мен угрожающе спросил:

– Откуда у тебя перстень?! С…! Говори!!! ― дальше, он заорал нечеловеческим голосом. ― Где ты его достала б…а, где ты его стащила?!

– Да пошёл ты!!! ― Алиса закричала не хуже его и резко вырвала свою руку. ― Это перстень моего отца! И не для того я его ношу, чтобы какой-то старпёр руки мне выкручивал.

– Врёшь, ― шипел мужчина, ― этот перстень единственный и сделан по индивидуальному заказу. Он мой. Ты не уйдёшь пока не признаешься, что за отец украл его у меня.

– Вообще-то, тебе нужно идти к психиатру и лечиться, но, чтобы ты успокоился, скажу, что передала мне этот перстень моя бабушка. Эту вещь мой отец не успел забрать перед тем, как в лихие 90-ые его посадили в тюрьму. Поэтому в данный момент он сидит. Где? Не знаю. И причём тут ты? Не пойму.

– Когда ты села в машину, я сразу просёк, что где-то я уже видел твоё личико, вот только не мог припомнить где. А теперь ты, Кристина, ответишь за всё, ― и он достал свой пистолет.

– Спокойно. Кристина ― это моя мать. Будь она проклята! А я, по несчастью, её дочь― Мидас Алиса Адамовна. Убей же меня. Я жду, ― абсолютно спокойно сказала девушка. После таких слов мужчину перекосило в лице.

– Так, значит, ты хочешь сказать, что…

– По логике вещей, если тебя зовут Адам Мидас, и ты бежал из тюрьмы, значит ты мой отец.

– Из тюрьмы меня освободили, а в остальном я действительно твой…Нет, поедем, сделаем анализ ДНК, я должен быть уверен.

– Мы с тобой одной крови, ― угасающим голосом ответила девушка и откинулась на подголовник.

– Как же тебя занесло сюда, Алиса? ― впервые её имя прозвучало из уст другого человека

– Слушай, слушай My Life, папа…

My life

⁵³

Что с того, что мы все ― теперь Европа, если голова у нас никакая. И хоть московская многоэтажка старалась соответствовать европейским стандартам и выглядеть цивилизованно, о чём свидетельствуют наличие домофона и эстонского лифта, три подъезда её воняли, как и все „советские” подъезды.

Темнело. Домой возвращалась девчонка лет четырнадцати, выглядела она старше своих лет: серьёзная, на уставшем лице её просвечивалась грусть. Да, она похожа на свою тёзку из страны чудес, было в ней что-то наивное и сказочное. Пройдя удушливую атмосферу своего подъезда, она позвонила в двери…

– Ты на часы смотрела?! ― заорала с порога её мать. ― Где тебя носило?!

– Я была в школе на факультативе, мам, ― спокойно ответила Алиса.

– Ах ты, б…а малая! Да что ты себе позволяешь?! Сестре нужно выполнить домашнее задание, бельё не постирано, квартира не убрана! А она, сволочь такая, в школе! А ну марш за стол! ― и с этими словами, женщина ударила девочку со всей ненавистью кухонной тряпкой и ударами погнала её за письменный стол.

– Вот все книжки, вот дневник, выполни все задания на завтра, заполни контурную карту и реши срез. Кроме того, завтра, ты должна в одиннадцать часов быть на связи, диктовать мне тесты…― это нагружала её сестра от второго брака матери.

– Но у меня школа…

– Да заткнись, срань, как же ты не поймёшь?! Если Наташенька не решит тестов, что же скажут о нашей семье люди?! Ты опозорила меня, когда родилась, теперь хочешь ещё опозорить?! Выполнять!!! ― нервы её были на пределе. Алисе ничего не оставалось, как покориться. ― И не забудь убрать квартиру, и постирать бельё, пока не пришёл дядя Толя. Ну сколько можно быть такой неопрятной как твой козёл отец.

***

На дне рождения Наташи было много гостей, среди которых: бабушки, дедушки и тётушки с их подъезда; одноклассники тоже пришли. Был накрыт стол, который просто ломился от деликатесов. Всё было праздничным и красивым, улыбки Карнеги не сходили с уст родителей.

– Ой, какая у вас доченька хорошая умная приветливая, тесты написала лучше всех. Ой, а какое красивое платье, где вы купили такую красоту? ― интересовалась какая-то женщина.

– В охотном ряду, мы для своих деток только там и отовариваемся, у них должно быть всё самое лучшее.

– А вот я смотрю и вижу, что девочки ваши совершенно разные. Наташенька более общительная, а Алиса какая-то неприветливая, угрюмая, сидит в уголочке и ни с кем не говорит.

– Ой, прости нас, Глашенька, право так неудобно. Эй! ― так она звала Алису при посторонних. ― Иди сюда. Ты б хоть на Дне Рождения меня не позорила своим видом. Что подумает о тебе наша гостья? ― в последнем предложении, мать как бы оправдывалась за плохое общественное мнение о своей семье. ― Уй! Ты заляпала платье! Ну как? Ну куда ты влезла? Я спрятала от тебя шоколад, я спрятала от тебя всё. А ты? Ну что молчишь? Ну извинись перед гостями.

Алиса ничего не сказала, а только шмыгнула носом.

– Да что ты шмыгаешь? Перестань! Также делал твой отец. Слава богу, что он сдох и не мешает мне жить, ― Алиса убежала, ― а ну стой, засранка!

Девочка убежала на балкон и закрыла дверь на шпингалет, но в одиночестве ей побыть не удалось, так как там стоял дядя Толя и курил.

– А… Алиса, а что это ты дверь закрыла?

– Мать буянит, дядя Толя.

– Ну ничего, позлится и успокоится. Ты же её знаешь.

– Дядя Толя, с самого детства мать мне внушает, что мой отец ― недоносок, подлец, от того и умер. Может ты мне скажешь правду, прямо сейчас? А?

– Да, это действительно так. Твой настоящий отец бросил твою мать, когда она забеременела, а потом стал красть, выпивать. И в конце концов, умер от передозировки. Твоей матери было очень тяжело. Но ведь нашёлся я, полюбил её, да ещё и с ребёнком. Да мало на свете таких добрых и порядочных, как я. Уж ты мне поверь.

– Я хочу поверить, дядя Толя, хоть во что-то.

– Мне, дорогая, ты можешь доверять. Я ничего не расскажу маме, это будет нашим секретом, делись со мной почаще… Теперь давай выйдем из подполья, маму я присмирю. Не бойся.

***

Лето… Каким же жарким оно выдалось в этом году. Асфальт плавился, в пробках умирали от удуший. Людям хотелось бежать, но куда ― они не знали. Из этого города нет дороги назад.

После школы Алиса пришла домой, нерешительно подошла к матери и сказала:

– Мам, у нас неподалёку изостудия открывается, мне хотелось бы там учиться. Наша учительница по рисованию говорит, что у меня талант.

– Какая ещё на х… изостудия? Тебе же ясно было сказано, мы и на отдых-то еле насобирали, а я тут буду выворачиваться, чтобы угодить твоим капризам?! ― женщина была вне себя от злости.

– А как мы приедем с отдыха? Можно будет потом? ― еле слышно спросила девочка.

– А кто это такие мы? И кто тебе, с…, сказал, что ты куда-то поедешь?

– Но…

– Никаких но!!! ― лицо женщины покраснело. ― Кто будет убирать квартиру?! Ты об этом хоть думаешь?! Бестолковая, бесстыжая, бессовестная!!!

– Но зачем убирать, если здесь никто не будет жить? ― наивно, но умно заметила Алиса.

– Дубина!!! У меня аллергия, у меня аллергия на пыль! Мать тратит на вас лучшие годы своей жизни, а ты в гроб меня уложить хочешь?! Отравить пылью?! ― она перешла на спокойный приказной тон. ― В общем так. Мы с Наташенькой и дядей Толей едем в Крым на десять дней завтра. И если твоя бестолковая башка не догадается стереть все пылинки до единой, то можешь попрощаться с ней. Всё ясно?

– Ясно, мама, ― ответила девушка, опустив голову.

На кухню зашли Наташа с папой, на её лице сияла надменная улыбка. Дядя Толя, как и всегда, был спокоен.

– А кто это не едет с нами в Крым? Кто этот человек? ― Наташа начала поддевать Алису голосом Ильича.

– Милая, а что? Алиса не едет с нами в Крым? ― неожиданно спросил дядя Толя.

– Хм… С какой стати? Я ещё не сошла с ума, чтобы заграницей позориться.

– Пусть Алиса поедет с нами, ― у дамочек глаза мигом вылезли из орбит.

– Папа, да ты что? Не с той ноги встал? Вы меня поселите с этой дурой в номере! Зачем мне это нужно?!

– Толя, я отравлюсь пылью, должен же кто-то убирать!!!

– Да зачем же убирать? Нас ведь не будет здесь.

– Нет, дорогой. Это не обсуждается.

И муж вынужден был покориться.

***

Обычная московская школа, при полном параде после капитального ремонта: новые обои, натяжные потолки, лавочки в коридорах и т.д. После прозвеневшего с урока звонка учительница сказала:

– Все свободны. А ты, Алиса, останься.

– Что случилось, Екатерина Алексеевна? ― тревожно спросила девочка

– Алиса, ― бодрым голосом отвечала учительница, ― да ничего не случилось. Учишься ты лучше всех, ходишь на факультативы, участвуешь в олимпиадах. У нас уже три призовых места. Вот только одно беспокоит меня: почему я не вижу твою маму на родительских собраниях?

– Она была.

– Да, Алиса, была, в прошлом году. И интересовалась только тем, куда это мы, сволочи такие, деньги деваем. Когда я начала говорить о твоих успехах, она мне только закрывала рот. Что же это за мать, если ей неинтересны достижения дочери?

– Значит неинтересны, ― ответила Алиса, потупив взгляд.

Учительнице больше нечего было добавить.

***

– Чёрный, серый, белый, чёрный. Мне не понадобятся другие цвета для этого рисунка, потому что их нет. Их действительно нет. Так и жизнь наша ― серая, а мы её украшаем красками с палитры, которых уже и не существует на белом свете. Наверное, я глупа, если не заметила в какую сторону преобразилась родная Москва. Нужно втайне от матери съездить на природу и там рисовать. Не пропадать же другим краскам, ― её мирные размышления прервал скрежет ключей, которыми открывали двери. Девушка начала быстро всё прятать. Всегда у неё это получалось, но на этот раз ― не успела. Её сестра вбежала в комнату и закричала:

– Мам! Мам! Она брала мои краски! Мои новые, свежие чешские краски! Мам! ― заревела она, как истеричное дитя.

– Наташ, эти краски уже год как стоят неиспользованные. Я просто знала, что ты не любишь рисовать, вот и взяла, ― с толком, с расстановкой начала разъяснять Алиса.

– Гадость! Воровка! ― подпряглась мать. ― Да раньше! Тебе бы руки отрубили за такое! А теперь нарисовалась (перекривляя дочь) стоят неиспользованные, стоят неиспользованные, ― она взяла стоящую рядом табуретку. Глаза Алисы были полны ужаса. ― Я тебя научу строевым шагом ходить. На! ― и женщина зарядила табуретом прямо по запястьям девушки, ― Сволочь! Будешь брать?! Я спрашиваю, ты будешь брать Наташенькины краски?! ― но вместо ответа Алиса стонала от боли и плакала, запястья её посинели, болезненным было каждое движение.

– Опять сломала, ― недовольно констатировала мать, ― ну почему же я до сих пор не могу рассчитать сил на эту гадюку. О, Господи! (она возвела руки к небу). За что мне эти мучения? Звони в скорую, Наташа. А ты учти: ты упала и этим всё сказано, брякнешь что-то другое… Убью.

***

Вот в таких условиях девочка и доросла до одиннадцатого класса. В пустой квартире (что её очень радовало) Алиса сидела в кресле и учила теоретические вопросы для абитуриентов. Время от времени она подходила к письменному столу и решала задачки. Она любила одиночество просто потому, что любила. Потому, что это был наилучший вариант времяпрепровождения. За эти годы она научилась бояться звонка в дверь и скрежета ключей, как катастрофы, как землетрясения, в случае которых, нужно собирать вещи и бежать, бежать без оглядки. И этот день не стал исключением: заскрежетали ключи, открылись двери. Девушка подглядывала: а кто же это пришёл? Это был дядя Толя, поэтому она успокоилась и принялась дальше читать вопросы.

– Привет, Алиса, ― бодро поздоровался отчим и сел в кресло напротив.

– Здравствуй, дядя Толя. Как работа? ― спокойно и раскованно спросила девушка.

– Да нормально, ― он стал потягиваться в кресле, ― устал просто ужасно. А что это ты тут читаешь? ― он силился прочитать название книжки.

– Вопросы для абитуриентов, в институт же скоро поступать. Уже не за горами и надо готовиться, ― нотки радости звучали в её голосе.

– Институт? А зачем он тебе? ― нагло и развязно спросил отчим.

– Ну как? Чтобы учиться.

– Эх, Алисонька, думаешь тебе не хватает знаний? ― он положил свою руку на её колено. ― Я тебя научу. Скоро твоё положение в этом доме изменится.

Алиса резко вскочила с кресла, бросила книжку и побежала к выходу.

– Ты когда придёшь, вот что учти: хочешь жить да радоваться, научись ладить с хозяином. Если же нет, то я всё расскажу твоей маме.

– Она же тебя вышвырнет?

– А кому она поверит? Мне или тебе?

Девушка убежала. В голове её творилось чёрт знает что. Неупорядоченные и негативные мысли заполнили её всю.

***

Холодные объятия метро поглощали всё новых и новых людей. Алиса спускалась вниз на километровом эскалаторе в бездну из туннелей, людей и поездов. Она хотела раствориться в этой толпе, хотела исчезнуть с лица Земли. И всё это она терпела ради того, чтобы приехать к своей бабушке. Она шла к ней всегда, когда не знала куда идти.

Обшарпанная многоэтажка, которую не пощадило время, валявшийся на асфальте мусор, железные двери без всякого кодового замка и домофона. Подъезд вонял так же, как и все „советские” подъезды. Всё это ― типичный пейзаж московских окраин. Когда девушка ступила на порог квартиры, бабушка прижала её к себе. Она ничего не спрашивала, ничего не говорила и ни на что не жаловалась ― просто давала внучке любовь, которой ей не хватало в семье. Она всё знала о сварливом характере своей дочки, о высокомерии и жестокости своей второй внучки, о бездействии и моральной скудности своего зятя. Она не могла ничего сделать, но скорее всего ― не хотела. Потому что знала, как её дочка дорожит имиджем своей семьи, и если она вмешается, то это приведёт к общественному взрыву. Бабульки, которые тоннами жуют „семки” в подъезде, начнут говорить о том, на какие же противоправные действия шла её дочка. А значит, это Никифоровна её плохо воспитала, это она плохая мать. Своим имиджем бабушка дорожила не меньше, чем дочка. Просто в отличие от неё, она чувствовала себя виноватой за то, что выглядит в обществе нормальной, незаметной, покорной. Поэтому у неё в загашнике всегда были конфеты для любимой внучки, каждый день она готовила венгерский гуляш (а вдруг внучка придёт), всегда её жалела, любила и выдавала со своей небольшой пенсии денег на карманные расходы. Алиса любила свою бабушку. Она с ней всегда делилась переживаниями и проблемами. Плакала, не боясь, что её будут бить, ругать и т.д. Бабушка знала о жизни внучки всё, но сказать… Сказать, что отчим домогался её, требовал послушания и покорности в обмен на защиту от собственной матери ― это травмирует психику бабули. Она только начнёт причитать, за что же бог так наказал их. „Бог есть, но я в него не верю”,― решительно сказала Алиса и уехала домой.

***

Чем сильнее накалялась атмосфера, тем быстрее теряла Алиса человечность. Из ангела, который мог бы подсластить жизнь любому, она превращалась в затравленного зверька, боявшегося скрипа дверей и скрежета ключей в замке. Она старалась находиться в школе, как можно дольше, чтобы домой уже пришли мать и Наташа, чтобы не оставаться с отчимом наедине. Учителя и ученики недовольно косились на неё: „Да иди уже домой. Отдыхай. Сколько можно учиться?” „Ну сколько можно тут ходить?” „Почему она не идёт домой? Заучка.” и т.д. Действительно, Алиса многому научилась и владела многими знаниями, но ведь делала это она не из любви к науке, а, чтобы не идти домой. Когда её в очередной раз выпроводили из школы, девушка шла домой совершенно обессиленная и задёрганная. Она представляла себе раздражения и крики матери. Она чувствовала, что ещё чуть-чуть и не сдержится, ударит ту, которая ей подарила жизнь, эту грёбаную жизнь. Лучше бы отец-наркоман никогда не рождался, из-за него все страдания и проклятия. Алиса позвонила в дверь. Никого. Она открыла дверь ключами, обошла все комнаты. Странно, так поздно и никого нет. Что-то странное. Где все? „Никого нет. Нужно быстрее уйти из этой комнаты, из этой квартиры, из этого мира. Нужно срочно найти какую-то гадость. И напиться ей так, чтобы не откачали”, ― такие суицидальные мысли посетили Алису. В поисках аптечки, она перерыла всё, она сбрасывала все вещи на пол, суетилась, но кроме детского сиропа от кашля ничего не нашла. Она пошла в спальню родителей и стала искать там. Она сбрасывала всё и случайно заметила, как из чёрной неприметной коробки вылетела стопка DVD. „Смерть может и подождать, а вот что на этом DVD, я после смерти не узнаю”. Она вставила один из дисков. То, что она увидела, не просто поразило, а ввело в ступор. Эта была порнуха, но необычная, а с отчимом в главной роли, который „развлекался” с подростками, как с мальчиками, так и с девочками, да в такой форме, что детям (да и никому вовсе) лучше не смотреть, чтобы не травмировать и без того слабую психику. Но поскольку у Алисы психика слабая и нарушенная, то она просто сидела на диване и дрожала от животного ужаса, она не услышала скрежета ключей, который предвещал неминуемую опасность. Отчим влетел в свою спальню и нисколько не растерялся:

– Смотришь мой DVD-диск, с…. Ну давай, знания ― это сила, теперь ты имеешь представление о том, что мы будем делать этой ночью. И не надейся на маму и сестру, я отвёз их на дачу и привезу только завтра. Ну-с (он потёр руки) приступим, шлюшка.

Он набросился на падчерицу, стал срывать с неё одежду. Реальней было бы ожидать, что Алиса покорится и ничего с этим не сделает, но что-то в ней проснулось, что-то начало жить в ней. Она схватила огромную фарфоровую сову, стоявшую на тумбочке, и со всей силы зарядила ей по больной голове своего отчима. Он упал на пол и отключился, кровь текла по его морде. Алиса думала, что убила его, пощупала пульс. „Жив, собака. Не посадят в тюрьму”. Забрав всё самое необходимое, Алиса выбежала из этой противной и чужой квартиры. Она была полна решимости и знала, что не вернётся туда больше никогда.

***

– Бабушка, бабушка! Мой отчим меня домогался!! Он снимает порнуху с беззащитными подростками!!! Режь меня! Расстреливай! Делай со мной, что хочешь, но я не вернусь туда!

Бабуля подошла к двери, закрыла её на все замки, придвинула к ней комод и сказала:

– А я не пущу тебя туда. Я устала терпеть их выходки. Сядь, Алиса, ― сказала она почти могильным голосом, ― настало время с тобой серьёзно поговорить… Твой отец ЖИВ.

У Алисы вылезли глаза из орбит:

– Но… они мне говорили.

– Они окутали тебя ложью и мне запретили говорить тебе правду. Слушай правдивую историю …