Я есть
― Папа, я смотрела передачу, так там один мужчина, бывший богатый человек, бросил всё, уехал в деревню и нашёл душевный комфорт. Он сказал, что счастлив от того, что не работает на свои капиталы…
– А если у тебя забрать твой кадиллак, твою одежду, дом со всеми удобствами?! ― кричал Адам. ― Много ли ты ощутишь душевного комфорта?!
– Ну необязательно же от всего отказываться. Частично, ― жалобно предложила девушка.
– Нет! Нельзя! Никаких „частично”! Или всё, или ничего! И ты не готова к этому „ничего”.
– Папа, но мы же отдаляемся друг от друга. Ты больше времени проводишь с какими-то совершенно посторонними людьми! Они же ненавидят нас! Папа! Зачем нам держаться за них?! Зачем?! ― Алиса не смогла сдержать слёз. Адам обнял дочку.
– Не сокрушайся, Алиса. У Иисуса Христа была профессия ― любить людей, а у них ― профессия ненавидеть их. Так устроен мир. Один, который любит, спасает миллиардов, которые ненавидят. Но ты же не Иисус Христос! Да, ты должна выполнять все обряды. Ты должна каждый день молиться богу, но ты не должна погибать за других людей, которые не скажут тебе даже спасибо.
– А вдруг я Иисус Христос? Вдруг я должна действовать, а сижу здесь! Ты же ничего не знаешь.
– Дочь, ты хоть думаешь о чём говоришь? Ты хоть понимаешь, как ты богохульствуешь? Ты грешная, я грешный, все люди грешные. А он был чист, абсолютно чист. И это имеет значение.
– Пап, ну ведь можно же исправиться, можно зачеркнуть, переписать. Пусть придётся выбросить так много, пусть! Есть же способ?! Есть же возможность?!
– Тот, кто закаляет свою душу и тело, бегает под проливным дождём. Посмотри, какой сильный сентябрьский дождь идёт. Он смоет все грехи. Иди, бегай, если ты такая смелая и готова бросить вызов мне, богу, всему миру. Выходи.
Глаза Алисы были настолько влажными от слёз, что невозможно было заглянуть ей в душу. Минуту смотрела девушка на Адама, а потом вскочила и выбежала на улицу, под проливной дождь.
– Алиса! Стой! Вернись! Засранка! Простудишься же! Не лето! Алиса!
Но девушка его не слышала, а только чувствовала холодный дождь на своём теле, который насквозь промочил её одежду, только слышала раскаты грома и видела блеск молнии, освещающий всё вокруг. Она чувствовала животный страх от того, что не могла разглядеть нужной дороги, не могла понять, в каком направлении ей дальше „рыть”. Она затерялась в этом огромном мире, перед собой она видела множество дорог и непонятно, какая из них куда ведёт. Одиночество, о котором она забыла, с тех пор, как встретила Адама, снова дало о себе знать. Она мокла под этим дождём и понимала, что из-за стремления вверх, потеряла самого близкого человека. „Почему он не поддержал меня? Почему не решился пойти со мной? Я слишком дорогую цену плачу. Господи! Очисти меня! Очисти! Если ты лишаешь меня души! Если вырываешь мне сердце!”
– Нет моего отца! Его не будет больше! Ну так сделай же что-нибудь! Я не могу…― она ещё сильнее заплакала. Она замёрзла так, что зуб на зуб не попадал. Не услышав в ответ ничего, Алиса побежала, остановила её только лужа. Девушка упала и вляпалась в грязь, а дождь не прекращался. Он так и продолжал очищать. Алиса встала и побежала снова
„Дождь же на улице. Иди домой. Что ты бегаешь, как заведённая?” ― сделал замечание прохожий.
– Не мешайте мне выполнять упражнения! ― дрожь её голоса куда-то исчезла. ― Не мешайте мне убежать от самой себя. Я стану чище.
Прохожий только покрутил пальцем у виска и пошёл по своим делам. И лишь тогда, когда девушка перестала чувствовать своё тело, она забежала погреться в ближайший бар:
– Коньячку кружечку, ― дрожащим голосом выговорила она.
Бармен посмотрел на неё и налил.
– Апппчхии! ― Алиса сильно чихнула, вот так начиналась её простуда.
– Будь здорова, ― сказал какой-то мужчина за её спиной.
– Я никогда не буду здоровой. Я умру больной, ― спокойно ответила девушка, обернулась и увидела Адама, закутанного в плаще.
– Если ты и дальше так будешь делать, действительно сляжешь. Как же ты могла оставить меня? Как? Алиса?
– Я думала, это ты меня оставил, ты от меня отказался. Я бежала, и я не знала, что делать.
– Я твой отец. И буду с тобой до самой смерти…― он прижал к себе Алису и почувствовал, что вот оно моё, родное; что он мог бы потерять её из-за своего длинного языка и идей, которые уже давно перестали приносить ему радость.
Глава 5
Тот эксперимент над своей душой и телом не прошёл бесследно. Алиса слегла в жуткой горячке. Врач ей приказал полный покой, прописал кучу лекарств и вколол анальгину, чтобы сбить высокую температуру. Посоветовал ехать в больницу, но Адам отказался, аргументируя тем, что самые хорошие больничные стены хуже плохих домашних. Алиса бредила всю ночь, чаще всего она упоминала папу, всё время просила Господа повернуть время вспять, просила о папином спасении, приносила себя в жертву. В ту ночь Адам не уснул, он держал руку девушки и не отходил от неё ни на шаг. Он верил, что утром его дочке станет намного лучше, взойдёт солнце и согреет пропадшие души.
– Дурак, ничего не замечал, вот тот единственный человек, который по-настоящему меня любит. Что ж я зря тратил время.
Ожидания Адама оправдались: утром, Алиса хоть и с трудом, но открыла глаза. Она хотела встать.
– Лежи, ты ещё слаба, тебя извела горячка. Будешь есть?
– Я не хочу есть, но ты всегда прав. Нужно жить дальше, нужны силы. Принеси мне мяса какого-нибудь.
– Принесу, доченька, гуляш принесу наш любимый венгерский.
Постельный режим отец обеспечивал дочке ещё два дня. Потом, он уже не боялся оставлять её на ночь одну. Алиса почувствовала прилив сил и взялась за дело.
…Эту картину она рисовала всю ночь.
…Адам вошёл в комнату дочки.
– Нравится? ― радостно спросила Алиса.
На картине были нарисованы события Первой Мировой Войны. Сильный дождь, размывающий рвы; грязь и солдаты двух враждующих сторон. Возле армий одних и других стояли попы православный и протестантский, которые посылали солдат во имя бога. „Бог с нами”,― можно было догадаться, глядя на их фанатичные лица. Внизу картины была подпись „А бог-то один”.
Адам посмотрел и сказал спокойно и серьёзно:
– Война ― это страшно. Хорошо, что ты не знаешь, что такое война. Моли бога, чтобы никто никогда не узнал.
Свет и тень
В Вене не прекращалась метель. Снегом засыпало улицы, дороги, детские площадки. Кто-то сидел дома, кто-то стоял в пробке и пил горячий чай, кто-то ругал всё и вся за такую непогоду. И только маленькая часть населения не чувствовала себя ущемлённой. Венский бал никогда не зависел от погоды, и этот раз не стал исключениям. Как бы в солидарность с природной стихией, гости были одеты в белые платья и фраки с чёрными туфлями. Тёмное и светлое начало боролись всегда, поэтому сочетание „чёрное и белое” никогда не выйдет из моды. Этот бал был своеобразной машиной времени для тех, кто скучал по дворянскому этикету и по музыке без фанеры. Людей, которые там собрались, можно было бы разделить на две категории: те, кто умеет танцевать и те, кто отрабатывает свой общественный статус. Обычно, последние смотрят на танцующих, разговаривают ни о чём и вяло попивают шампанское. Алиса с Адамом прибыли туда, потому что обязывало положение. Адам интересовался у гостей: как у них дела, как здоровье, и что они думают по поводу предстоящих выборов. Тем не менее, когда начались танцы, отец с дочкой в стороне не остались. Мужчина нежно взял девушку за руку, они стали друг напротив друга и с первых нот начали танцевать мазурку. И получалось у них кстати, не хуже, чем у профессиональных танцоров, которые были приглашены. Тот самый политик, который, казалось бы, прилетел прожигать вечер, как и все, теперь подтянутый и аристократичный танцор. Все восхищались: как же хорошо отец танцует с дочкой, как же гармонично они вместе смотрятся. В этот момент, мощный белый свет озарил Алису, она видела всё только хорошее и светлое, она поверила в то, что теперь-то дела их пойдут на поправку. Она перестала видеть тени, которые зря тратили время, смотря на танцующих. Всё радужно и хорошо, как будто добро и зло заключили перемирие на время этого бала. Все гости были белыми-белыми, среди них Алиса обратила внимание на парня лет восемнадцати. Их взгляды встретились, наверное, это было проверкой связи. После танцев, Алиса набросила белую муфточку, подаренную отцом к балу, и вышла на улицу. Снег шёл очень сильный, такой, что невозможно было разглядеть неба. Снежинки, будто зная о Венском бале, плясали под нетленные хиты Баха, Чайковского и других. Дубак страшный, но Алисе было совсем не холодно. От свежего январского воздуха она получала удовольствие.
– Куда вы спешите, глупые? Стойте, ― смеялась Алиса, разговаривая с лихими снежинками, ― А, веселитесь. Ну да ладно.
– Что мёрзнешь? ― спросил тот самый парень, который тоже вышел на улицу.
– Я не мёрзну, я любуюсь, ― спокойно ответила девушка.
– Я тоже, ― затихающим голосом сказал парень и тоже стал смотреть на снег. Они стояли и молчали, у них было о чём помолчать. ― Наверное там, на небе, стоит большая мельница и крутит этот снег над нами.
– А может это архангелы дерутся подушками, а перья летят вниз?
– Может и архангелы, кто знает, ― он обнял девушку. Она его не оттолкнула. Ей так не хватало света.
ДеньНочь
Женя (именно так звали того самого парня) и Алиса с того момента поняли, что они две половинки одного целого, которые, спустя долгое время, наконец склеились и никогда не разорвутся. Наконец-то, у Алисы появился ещё один любимый человек, помимо папы. Женя был романтиком чистой воды: ветер в голове, лёгкость и плавность в действиях. Со своим отцом они были совершенно разными людьми. Он был директором какой-то компании, у которого вся жизнь буквально расписана по минутам: сосредоточенный, строгий, прагматичный, безумно умный человек.
Кроме молодого поколения, старшее, довольно-таки быстро нашло общий язык, разговаривали о политике, недвижимости, финансах. Подсознательно, Адам назвал этого человека своим другом и подпустил близко к своей жизни. При Жене, Алиса делала вид, что его отец ей очень нравится, но при Адаме как-то раз сказала:
– Абрам Витальевич слишком много времени проводит у нас в доме.
– Он мой друг, я имею право принимать тех гостей, которых я хочу.
– Дело твоё, ― расстроено сказала Алиса, ― но на меня он производит впечатление отталкивающее.
Это была одна плохая сторона медали, но в отношениях Алисы и Жени всё складывалось довольно-таки гармонично. Они любили друг друга и совместно проводили время, хотели видеться чаще и виделись, ходили в рестораны, кино, театр, оперу и т.д. В общем конфетно-букетный период шёл хорошо, даже очень, ведь произошло то, чего Алиса меньше всего ждала. Рано утром, она пошла проверить почту и обнаружила фиолетовый конверт. Недолго думая, девушка вскрыла его. Достала белую бумагу, на которой было написано следующее:
Та дверь закрыта и молчит,
Никто её не открывает.
Но в жизнь мою явилась ты
И яркий свет мне излучаешь.
Ты ― день, что силы всем даёшь,
Энергией их заряжаешь.
Ты ― солнце, этим и живёшь,
Что лёд в сердцах ты расплавляешь.
Я ― ночь, укрою я тебя
От глаз ненужных, посторонних.
Так странно, но любая тьма
Без света жить и быть не может.
На следующий день, от Алисы в белом конверте, Женя получил такое послание:
Я ― день, и светом озарять
Я буду вечно, не устану.
Из сердца потечёт слеза,
Из искры разгорится пламя.
В твоей бездонной темноте
Я спрячусь, укрываться буду.
Каким бы светлым ни был день,
Ты ― ночь. Мы вместе существуем.
И всё возможно так и продолжалось бы, но отец Жени эту переписку обнаружил. После этого в жизни наших героев поменялось кардинально всё.
„Да что это за нюни? Что это за бездарность? Женя! Ты же мужчина, а пишешь какие-то несолидные письма. Я научился жить и тебя научу. Кто-то даёт, а кто-то потребляет! В любви ― это главный закон. Ты должен получать. И ничего взамен не давать”. Этой прокламационной речью, Абрам Витальевич угробил Женю, как талантливого романтика.
Я не буду там
По своей теории, Абрам Витальевич считал, что законы любви тождественны законам капитализма. То есть, как богатые становятся богаче, а бедные ― беднее; так и в любви: один любит, другой позволяет себя любить. Но в то же время, в химии, все процессы, которые не проходили бы, стремятся к равновесию. И когда оно будет достигнуто, всем будет хорошо и уютно. А что это такое? Пожизненное взаимодействие с равными массами и энергиями. А как известно, с теми, кто нарушает равновесие, ничего хорошего не случается. Алиса большую часть своей жизни прожила без всякой любви, а когда нашла отца, то привыкла к такому приятному взаимодействию. Она поняла, что такое настоящая любовь. Любовь ― это то, что ты излучаешь, но при этом это должен быть диалог. То есть это не одно сердце, направленное на все сердца. Если это безответно ― это бессмысленно. А когда происходит контакт, происходит диалог, то чувство любви способно творить чудеса. Может кто-то смог бы приспособиться к теории Абрама Витальевича и находиться в наркотическом состоянии от острых ощущений, которые они испытывают, бесполезно любя, но только не Алиса. И как бы ни пестрил Карнеги о том, что любовью манипулировать можно и нужно и, что в ней два лица: отправитель и получатель; всё же на добровольном партнёрстве можно „скосить” гораздо больше, чем от подсознательного принуждения. Разговор бывших влюблённых сразу расставил все точки над „i”:
– Почему ты так стал относиться ко мне? Женя! Ведь всё же было хорошо.
– Всё было неправильно. Есть люди более опытные, которые знают, как жить и как любить.
– Твой папа? Но ведь он другой, он не такой как ты. Тут нельзя сравнивать. Каждый человек индивидуален.
– Каждый человек грешен и неправилен. Я не хочу быть дураком, который учится на своих ошибках.
– А может лучше быть дураком? Умные ведь вот нас куда завели.
Женя не нашёл ответа на этот вопрос, но сделал вид, что просто пренебрегает ею и не желает отвечать. Не раздумывая, Алиса ушла, хлопнув дверью. Она могла позволить себе так поступить, потому что знала: дома у неё есть папина любовь ― настоящая любовь, и тыл, где она может укрыться от невзгод внешнего мира. Она вошла в дом, позвала папу, никто не ответил. Она обыскала все комнаты, никого не нашла. Алиса достала мобильник. „Ну скажи мне хоть слово. Скажи”, ― это всё, чего хотела девушка в тот момент. Однако вместо тёплых слов приветствия Адама, она услышала стандартную фразу: „Абонент находится вне зоны действия покрытия” и т.д. Алиса стояла среди белых стен гостиной и чувствовала, будто ей выкачали кровь, будто вырвали сердце. И никакой она ни свет, а только тень, которая бредёт за своим отцом по жизни и не имеет шансов на то, чтобы стать полноправным человеком. „Влейте кровь, пришейте сердце. Я очень хочу жить”, ― это были её последние мысли. Когда она открыла глаза, то увидела, что сидит в комнате с чёрными стенами за белым столом. Ей ничего не думалось, ничего не хотелось. Девушка осматривала комнату с широко раскрытыми глазами. Её взгляд остановился, когда она увидела впереди: отца и Женю. О чём они разговаривали, не было слышно, но по губам отчётливо можно было понять ― говорили. Алиса резко встала из-за стола и направилась к ним. Когда была уже совсем близко, обнаружила преграду, как стекло разделяющую их. Девушка пробовала пробить ― тщетно, эта прозрачная стена не поддалась. Алиса начала кричать, но обнаружила, что не слышит своих слов и даже в мыслях ничего не пишется. И невозможно было контролировать слова, которые говорили губы, но не слышали уши. Девушка кричала всё сильнее и сильнее, она чувствовала напряжение своих связок, чувствовала, как ей тяжело дышится, но не слышала ни единого звука, мысли были пусты. Несмотря на близость Алисы к Адаму и Жене, на её стуки они не обращали ни малейшего внимания, продолжали спокойно разговаривать. Адам показал своё запястье так, что его смогла увидеть Алиса. На нём кровоточила рана. Медленно, но верно, кровь стекала по капелькам на чёрный пол. Девушка ещё сильнее стала стучать по этой стене, она силилась её разбить, пыталась спасти отца. Она не знала, о чём они говорили, но в мыслях слышала отцовский голос, который повторял: „Я не буду там. Я не буду там”. Она кричала и стучала, но только ощущала, как с каждой его каплей, силы покидали её, терялся рассудок, темнело в глазах. Она упала, и целый мир для неё исчез. Она осталась одна и растворилась в темноте.
Глава 6
Когда Алиса очнулась и с трудом открыла глаза, то увидела белые стены, белые простыни, белую пижаму на себе и маленький шланг, который вливал в организм чужеродную жидкость.
– Как ты могла пойти против бога?! Алиса! Дочка, это же такой грех на душу! Что же ты с собой сделала? Да если бы я не приехал раньше! Было бы поздно… Я тебя чуть было не потерял!
– Не ты меня потерял, а я тебя. Ты отдалился от меня, а я уже не могу быть твоей тенью. Не могу. Ты не хочешь выйти из того замкнутого круга. Я бьюсь головой об стену за любовь Жени, за твою любовь, но ничего не получается ― это бессмысленно. Я бросила Женю, не хочу, чтобы моя любовь тратилась впустую. Неужели и ты отвернёшься от своей дочки. От неправильной, грешной, но дочки.
– Нет, ― сказал Адам строго, неласково, но уверенно. ― Я тебя не оставлю, буду направлять тебя на путь истинный. Будем искать бога вместе. ― Адам обнял Алису, и она его.
– Здесь вливают кровь. Пусть пришьют мне сердце. Я очень хочу жить.
Неизбежность
Женя в больнице не побывал ни разу и не потому, что не хотел. Просто руководствуясь отцовской теорией, он быстро выкинул возлюбленную из головы и уже обзавёлся другой девушкой. Всё элементарно. Женя даже не знал о таком происшествии. Сказал ему об этом только папа, причём в довольно странной форме:
– Сообщаю тебе, что дочка Мидаса чуть было не свела счёты с жизнью. Ну и как ты мне это объяснишь?
– А что тут объяснять? И вообще она мне неинтересна. Не пойму, чего ты от меня хочешь? ― агрессивно и равнодушно ответил Женя.
– А то, что за своей жизнью она унесла бы твою и мою. Пойди к ней, утешь её.
– Папа, мне совершенно этого не хочется. Зачем? Ну, зачем мне этим заниматься?
– Ты ещё слишком мал, чтобы что-то понимать. Поэтому ты будешь делать то, что я скажу…
Алиса сидела в гостиной, перед ней стоял холст белый и чистый. Она не знала, что делать, только смотрела в окно. На диване лежал Адам и читал какую-то политическую газету.
– Чёрные облака приближаются. Не к добру это, ― печально сказала Алиса.
– Да что ты волнуешься. Дождь будет, да и всё, ― отмахнулся Адам.
Алиса впервые ощутила, как перстень давит ей на палец. Это ещё больше укрепило её подозрения. Вошёл охранник и доложил, что приехал Женя.
– Прикажи не пускать! ― решительно отрезала Алиса.
– Почему же, Алиса? Дай высказаться человеку. К тому же Абрам Витальевич сказал, что с того момента Женя изменился.
– Я не верю этому. В больницу он ни разу не наведался.
– Вот об этом его и спросишь, ― повысил голос Адам, ― пригласи.
Лицо Алисы выражало негодование, а вошедшего Женю, как будто подменили. Виноватые глаза, шатающаяся походка, он подбежал и обнял Алису. Она оттолкнула его.
– Прости, Алиса. Прости. Бог ведь учил прощать. Прости ради него. Я всё понял. Мне стало скучно жить по схеме, которую кто-то придумал. Я хочу свободы. И если бог оставил тебя в живых значит, мы должны быть вместе. Слышишь? Вместе.
– Женя. Я тебя не узнаю. Ты сам не свой.
– Да! Я сам не свой. Я рад тебя снова видеть. Я хочу повернуть время вспять. Вернуться к нашим истокам. Ведь ты свет, а без света я даже тенью не смогу быть. Я снова хочу писать стихи, хочу отказаться от лекал, которые мне навязывал папа. Пойми меня и прости.
– Чёрная туча надвигается. Не к добру это.
– Не бойся, Алиса, не бойся. Я спрячу тебя от грома и молнии. Пошли со мной. Позволь мне всё исправить…
В душе у Алисы боролись две противоположные мысли: с одной стороны, она увидела прежнего Женю и была возможность склеиться вновь, а с другой: разве может склеиться разбитое стекло? И как оно будет выглядеть? Не проще ли купить новое? Да и дурные предчувствия, мучавшие её с самого утра, не давали ей покоя. Уже ощущался запах дождя, ветер ворвался в дом через неплотно закрытое окно и начал развевать фиолетово-розовые шторы. Перстень, который весь день давил ей на палец, теперь стал лёгким и совсем не ощущался. Неведомая сила намекала девушке на то, что надо остаться.
– Помирились? ― радостно воскликнул Адам. ― Вот и замечательно! Идите, прогуляйтесь! Не сидите в четырёх стенах.
– Ну папа, ― растерялась Алиса, ― ещё рано это делать, я хочу остаться здесь. Мне нехорошо. У меня дурные предчувствия.
– Да иди ж ты наконец. Нельзя пускать личную жизнь под откос. Отец знает, что делает! Иди! ― чуть ли не кричал Адам и выталкивал Алису с Женей за дверь. Раскат грома оглушил в этот момент и, как из ведра, полил дождь. Да такой, что нельзя было ничего разглядеть за белой полосой. Раздался звонок мобильного Адама.
– Абрам, привет. Выехать? Конечно. Уже еду. Женя с Алисой уезжают прогуляться. Так что я не занят. Конечно. Буду у „Пушкина” через полчаса.
Адам выключил телефон, он ещё держал Алису за руку. Смотрел ей в глаза и видел в них безнадёжность, её взгляд был печальным и каким-то прощальным. Пальцы дочери медленно ускользали из рук отца, тепло сменял холод. Железный грохот ― это перстень упал на пол. Алиса опустила глаза и не подняла их. Женя спешно увёл её.
…Адам сел в свой автомобиль. Впервые он почувствовал, что чего-то не хватает, что машина не такая как прежде, но…отогнав от себя дурные мысли, он поехал вперёд… В неизбежность.
Когда Адам летел с моста в Москву-реку и полностью подчинялся воле божьей, он всё понял. Он осознал, что жил в мире хаоса и бардака, что впускал в свою жизнь совершенно ненужных людей. Что умрёт, не покаявшись. И в жизни его, любящий человек был как миг, и это короткое мгновение ― самое счастливое. От прозрения ему хотелось закричать… Но, когда тебя не слышат, для чего кричать?