Мой любимый чемпион

Саша старалась помнить папу изо всех сил. Она даже пугалась, когда замечала, что не думает о нём час или два. Но теперь Саша осознала: чтобы жить дальше, его надо забыть. Не ставить лишнюю тарелку на стол. Не искать глазами его куртку рядом с денником Джонатана. Не заказывать в кафе то пирожное, которое они брали напополам. Не цепенеть посреди улицы, увидев знакомый затылок. Не зачитывать до дыр их переписку в вотсапе. И стереть, наконец, его номер из телефона.

– Пап, я не хочу тебя забывать, – сказала Саша, глотая слёзы, стараясь защититься от страшной правды. – Что мне делать?

Ничего. Она и не ждала, что он ответит. Он теперь всегда молчал.

Тут зазвонил телефон, забытый в ванной на столешнице. Мамин. Саша не хотела сейчас с ней говорить. Ни объяснять, ни слушать, ни оправдываться. Ни даже просто её видеть. Поэтому Саша ответила неизвестному номеру осипшим от рыданий голосом:

– Да? Алё?

– Здрассте! Я по объявлению! – сказала трубка.

– Какому?

– О продаже коня, – любезно ответил голос. – Хотим подъехать – посмотреть. Вы на какой конюшне стоите?

– Это ошибка, – заторможенно произнесла Саша.

– Вряд ли! – ответила трубка. – Вот! Написано! Продаётся: конь, метис, девять лет, сто семьдесят девять сантиметров в холке, конкур и выездка, кличка Джонатан. Цена нас устраивает. Когда можно приехать посмотреть на него? Пошагать-попрыгать?

– Никогда, – сказала Саша. – Джонатан не продаётся.

И отключилась.

Глава 5. Тонкости купли-продажи коней

В семье настал ледниковый период. Чтобы исправить ситуацию, Ба старалась как могла: придумала совместную лепку пельменей, потащила Сашку с мамой в какой-то безумный музей самоваров всех времён и народов, накупила гирлянд и предложила начать встречать Рождество в конце ноября – почему нет? Но Саша и мама были как замороженные. Обе избегали смотреть друг на друга и почти не разговаривали, отвечая односложными «да» или «нет» на любые вопросы. Они были похожи на враждующие армии, временно заключившие перемирие.

Ба попыталась выяснить у внучки: что случилось? Но Саша отнекивалась, молчала, сосредоточенно думала о чём-то и не торопилась посвящать Ба в свои мысли. Мусечка стала какая-то нервная, вся настороже. Можно было подумать, что она ждёт каких-то вопросов с подвохом и готовится дать отпор. Но вопросов никто не задавал.

Во время совместных ужинов Ба чувствовала себя как конферансье на арене цирка. Она шутила, рассказывала истории, создавала видимость общения, в то время как Мусечка задумчиво жевала салат, а Сашка ковыряла вилкой в тарелке.

Через пару дней Ба взорвалась.

– Мне надоело это чёртово немое кино! – сказала она. – Что происходит?

Саша и мама вздрогнули, обе посмотрели на Ба.

– Ну?! – подбодрила их она. – Хватит играть в Герасима и Муму!

Саша с мамой молчали.

– Сашка, давай ты! Что ты там себе думаешь? Говори! Пока не скажешь, мы не узнаем!

Саша поняла, что ей не отвертеться. Ба не знала о её ссоре с мамой, об Алексее, об объявлении. Она-то в чём виновата? Саша сосредоточилась, перефразируя вопрос так, чтобы не спровоцировать скандал. Она прекрасно понимала: нужно попытаться договориться с мамой.

– Что будет дальше? – хриплым от волнения голосом спросила Саша. – С нами – со мной и Джонатаном?

Мама перевела дух. Саше показалось, что с облегчением.

– Мусечка! Отвечай! – потребовала Ба.

– Ты будешь учиться – надеюсь, лучше, – с энтузиазмом начала мама. – Если позволят финансы, устроим сказочные зимние каникулы – где-нибудь в горах, а может, на море! Я мечтаю, чтобы ты нашла себе друзей. Если не в школе, то в каком-нибудь кружке – театральном, фото, – любом, где тебе будет интересно, где…

– А Джонатан? – перебила Саша.

– Джонатана мы продадим, – безапелляционно заявила мама. – По-другому и быть не может.

Для Саши это не было новостью. Но показывать маме, что она знает про объявление, было нельзя. И врать не хотелось. Поэтому Саша просто сидела, не шевелясь, – деревянная, как Буратино. Это было не трудно. Мамин тон, не предполагающий возражений, её действительно парализовал. Ба занервничала – сняла очки, потом надела, стала собирать на столе невидимые крошки.

– Мусечка, ну ты прям… Железный Дровосек! Надо же как-то вместе, сообща.

– Хорошо, давайте вместе.

Мама вдохнула-выдохнула, на этот раз обойдясь без пассов руками, и сказала:

– Саша. Мне завтра будет нужна твоя помощь. На конюшне.

– В смысле?

– Приедет покупатель. Надо будет показать ему Джонатана.

– Я должна помогать тебе продавать Джоника?! – Саша вытаращилась на маму, не веря своим ушам.

– Я тоже поеду! – сказала Ба, пытаясь разрядить обстановку и скрыть собственную оторопь – резкость мамы её удивила.

– Саш. У Полины – медовый месяц на каких-то там островах. Мне больше некого попросить, – мама включила «ледяной» тон, которым обычно пользовалась на работе. – А коня надо поседлать. Вывести. Ты же знаешь, я не умею. Я сама не справлюсь.

Саша аккуратно положила вилку рядом с тарелкой. Встала.

– Спасибо. Я наелась. Я пойду.

Её никто не остановил и не намекнул, что хорошо бы убрать грязную посуду.

После ухода Саши Мама и Ба молча сидели за столом.

– Мусечка… – наконец произнесла Ба. – Ты же понимаешь, что жестоко так поступать с Сашкой?

– А жизнь вообще жестокая штука, – стараясь казаться спокойной и уверенной, проговорила мама.

– Довольно цинично, – прокомментировала Ба, глядя на салфетку, которую мама нервно комкала в руках.

– Я не могу иначе. Ты же понимаешь? Да, мам?

Когда обстоятельства бьют тебя кулаком в челюсть, однажды начинаешь держать удар. Если не сломаешься. Сашка не сломалась. Она сама не заметила тот резкий поворот, на котором её мысли изменили ход. Просто в какой-то момент она перестала оплакивать Джонатана, злиться на то, как чудовищно поступает мама, и мысленно жаловаться на неё папе. Она начала искать преимущества в сложившейся ситуации. И нашла. Во-первых, показывая Джонатана, она будет знать, что реально происходит: хочет ли кто-то его купить или нет. Во-вторых, кони редко продаются быстро. Папа рассказывал. Для быстрой продажи конь должен быть либо очень хорошим и знаменитым, победителем крупных турниров и чемпионом, либо он должен стоить недорого. Саша видела объявление и знала, что мама продаёт Джоника за те же деньги, за которые его купил папа. А это совсем не маленькая сумма. В-третьих, Саша вдруг поняла, как она может сорвать сделку. И не одну. Да! Мама просто не подозревает, на что способны тринадцатилетние девочки, у которых забирают главное в жизни – счастливые воспоминания и надежду.

Бабушку мучила бессонница. Она пыталась читать роман, потом считать овец, потом медитировать, представляя себя замшелым валуном, слушающим дождь где-то на Тибете. Всё было напрасно: сон не шёл. Вместо него в голове крутилась карусель из мыслей о неизвестном ей Джонатане. Ба накрыло липкое ощущение безысходности и страха, потому что сегодня она осознала: проблема с конём совсем не маленькая, как ей казалось раньше. Это – огромная проблема. Бабушку беспокоила Саша. И мама тоже. И было больно за них обеих. И совершенно непонятно: что с этим делать?

Мама тоже не спала. Но, в отличие от Саши и Ба, она плакала. Уткнувшись лицом в мокрую подушку, она позволила себе быть слабой и сентиментальной. Быть собой.

Она не могла не продать Джонатана – его содержание требовало огромных денег, которых не было. Последние два года всё это оплачивала Полина, условно арендуя Джонатана. Но теперь ситуация изменилась.

Мама не хотела работать на коня, разве это не понятно? Она сделает всё, чтобы оплатить учёбу Саши и бабушкино лечение. Но вкалывать с утра до вечера ради постоя и тренировок какого-то Джонатана! Нет уж, увольте!

У мамы сейчас не было повода лицемерить, поэтому можно было честно признаться самой себе: она хочет избавиться от Джонатана. Она не любит его. И даже больше – ненавидит. Все два года со дня пожара её мучили вопросы: что, если бы в тот вечер Егор не вернулся на конюшню? Если бы он вообще не купил Джонатана? Если бы он увлекался не конями, а чем-то другим – скалолазанием, шахматами, серфингом?

Получалось, если бы Джонатана не существовало, всё было бы по-другому. У мамы был бы любимый муж. У Саши – отец и нормальная семья. Они ходили бы в гости по выходным. Ездили в путешествия на каникулы. Ссорились иногда. И мирились. И мама не лежала бы сейчас одна в постели, не рыдала бы в подушку… Они все были бы счастливы, как когда-то, если б не этот чёртов конь! «Сколько можно существовать в сослагательном наклонении? Бы. Бы. Бы, – думала мама. – Надо продать Джонатана и начать новую жизнь. Сашке будет трудно. Но потом она поймёт. Другого выхода просто нет».

…Саша сама удивлялась, насколько легко у неё получалось отшивать покупателей.

– Когда седлать будете, подпругу не перетягивайте, – деловито говорила она. – У него бывают потёртости мокрые.

– Лишай, что ли? Или аллергия?

– Не знаю точно, как называется. Но ему мазь помогает. В круглой банке такая, знаете? Дорогая.

Покупатель пропадал.

– Вы для ребёнка его берёте или для себя? – держа Джонатана под уздцы, спрашивала она тучную тётку, пока та усаживалась в седло.

– Для себя, – пыхтела тётка. – А какая разница?

– У него с передней правой ногой проблемы…

– Какие?! – вскидывалась тётка.

– Не вывозит взрослых по весу. Начинает припадать. Но под ребёнком хорошо ходит! И капельницы ему – если что – отлично помогают!

Прорысив пару кругов по манежу, тётка слезла с Джонатана, и больше её не видели.

– А ваш сын давно конкуром занимается? – спрашивала Саша мужчину, который пристально следил за Джонатаном и мальчиком, сидящим на нём.

– Около года, а что?

– Он умеет группироваться? Ну, знаете, когда конь высаживает перед препятствием. Чтобы падать правильно.

– Нормальные кони не высаживают! Даже вывозят иногда!

– От характера зависит.

– А что с характером? У этого? Как его. Джонатана?

– Он сложный. Задними отбивает. И громких звуков боится. Несёт.

– Гоша! – звал папа сына. – Всё, хватит, слезай! Нам ещё двух посмотреть надо!

Мучил ли Сашу стыд оттого, что она обманывала маму? Нет. Она боролась, как могла, за того, кто был ей дорог. Но, конечно, она видела – с каждым исчезнувшим покупателем мама становилась всё мрачнее. Саша старалась скрыть, что с каждым отказом от покупки Джонатана она, наоборот, становилась всё сильнее, всё больше верила в себя. В то, что она сможет защитить Джоника. Спасти его.

…Этот покупатель не понравился Саше сразу. Издалека. Как только он подошёл к маме совершенно не конной походкой. Форма на нём сидела так нелепо, что он был похож на ряженого. Его фигура напоминала грушу. Бритый морщинистый череп, глаза навыкате. Маленький пористый нос и вялые щёки как будто сползали с лица, стекая к клокастой бороде. Обсуждая что-то с мамой, он нервно бил хлыстом по голенищу сапога.

– Какой неприятный тип! Прямо Карабас-Барабас! – сказала Ба, изучая покупателя из окна машины. – Я тут посижу. Ты же без меня с ним справишься?

Ба хитро посмотрела на внучку. Та натянула капюшон толстовки на глаза. Саша подозревала, что Ба давно раскусила её махинации с покупателями, и была благодарна за то, что она не спешила посвящать маму в тонкости купли-продажи коней.

Сашка понимала желание бабушки остаться в машине. Около манежа, на всей конюшне и вообще вокруг было довольно гнусно. Ветер дул с боков и в лицо, заставляя прикрывать глаза, лишая мир красок. Чёрносерый пейзаж хотелось перелистнуть, как неудачную картинку в книжке. Тёмные стены корпусов конюшни выглядели мрачнее Бастилии. Унылая грязь, в которую превратилось поле, тянулась до горизонта. Голые ветви деревьев и кустов торчали как волосы дыбом. Мела позёмка, рисуя под ногами нервные зигзаги, а над головой неслись облака – лохматые, мутные, похожие на седые ведьмины космы.

Бабушка куталась в плед, устраивая себе гнездо на заднем сидении машины. Саша достала для неё из багажника самолётную подушку-лягушку. Сунула в руки планшет. И, вздохнув, отправилась седлать Джонатана.

– Вы уздечку держите, не отпускайте, – сказала она грушевидному Барабасу, пока он с табурета примеривался к седлу. – Конь может за колено укусить.

– Меня? – хохотнул Барабас. – Не на того напали!

Он жёстко послал Джоника с места в галоп – конь заартачился, закрутил башкой, стал сдавать задом.

– Ах, ты! – прикрикнул горе-всадник и всадил пятки в бока Джонатану.

Тот рванул вперёд. Сделав круг, они остановились.

– Вам нужна помощь? – подбегая, спросила Саша.

– Иди, без тебя разберусь!

Саша вернулась к маме, которая стояла у бортика манежа. В последнее время между ними наступило потепление. Многократные показы Джоника растопили лёд. Мама видела, что без помощи Саши она не справится, и ошибочно полагала, что дочка смирилась с её решением.

Глядя, как Барабас рысит на Джонике, неловко завалившись вбок, Саша решила, что пора идти в наступление.

– Помнишь, ты обещала, что я буду тренироваться на Джонатане… – начала она издалека.

– Откуда же я знала, что с Полиной так получится! – искренне сожалея о прошлых обещаниях, ответила мама.

Тут обе отвлеклись – в манеже происходило что-то странное. Джонатан свечил, пытаясь скинуть Барабаса, а тот нещадно бил его хлыстом. В один миг Сашка оказалась на поле.

– Что вы делаете?! Перестаньте! Прекратите! Тихо, Джоник, спокойно!

Джонатан услышал её, встал на четыре ноги, но дрожал всем телом.

– Вы охренели?! – услышала Саша свой собственный голос.

– Не хами! – сквозь зубы сказал Барабас. – Будут мне тут! Характер показывать! Оба!

Он держался в седле как дилетант. Но выпячивал нижнюю челюсть и живот, словно был директором цирка.

– У меня разговор короткий! Если борзый – сразу на колбасу! Полтонны живого мяса! Это ж сколько бастурмы получится?

Барабас захохотал жирным булькающим смехом. Саша в оторопи уставилась на него.

– Да ладно! Это – шутка! – сказал Барабас.

– Конники так не шутят!

Барабас продолжал ухмыляться.

– Возьму его, пожалуй. Научу уму-разуму.

– Джоник может понести! Припадает на переднюю правую! Высаживает перед препятствием! – отчаянно выкрикивала Сашка. – Свечит, сами видите!

– Не имеет значения! – сказал Барабас и направил Джонатана к выходу из манежа.

– Почему? – пролепетала Саша.

Но Барабас её не услышал.

– Нормальная животина! Только денег таких не стоит, – сообщил он маме, гарцуя на Джонатане, смотря на неё сверху вниз. – Скинете сотку, тогда возьму.

Саша бросила на маму умоляющий взгляд. «Скажи нет! Скажи нет!» – беззвучно кричала она.

– Хорошо. Скину, – ответила мама.

Она видела, что покупатель использовал хлыст, но её это не смутило – а иначе зачем этот хлыст нужен? Мама думала о том, что задача продать Джонатана, которая уже стала казаться невыполнимой, может быть решена.

Барабас, наконец, слез с коня – пыхтя и отдуваясь. Саша накинула на Джоника зимнюю попону и взяла его под уздцы, чтобы вести в денник. Они могли идти, но Саша нарочно задержалась, убирая стремена, ослабляя подпругу. Она хотела знать, чем закончится этот разговор.

– Договор на днях подпишем, – подытожил Барабас. – Тогда сразу и коневоз пришлю.

Саша снова бросила на маму молящий взгляд. Та сделала вид, что не заметила. Тыча в маму пальцем, толстым, как свиная сарделька, Барабас сказал:

– И ветсправку готовьте! Чтобы без проблем!

– Да, я попрошу ветеринара, – ответила мама.

Не прощаясь, Барабас довольно кивнул и пошёл на парковку к своей машине.

Саша повела Джоника в денник. Конь был вспотевший, возбуждённый, злой. Саша, стараясь не замечать предательскую лёгкость ужаса в животе, механически повторяла:

– Тихо-тихо, Джоник. Успокойся. Тихо. Всё хорошо.

Но всё было хуже некуда.

…Ба кайфовала на заднем сидении, лёжа головой на подушке, надев наушники-чебурашки. Она прикрыла глаза и улыбалась, в тысячный раз просматривая на планшете видео свадьбы Полины с поющей мамой.

Саша сидела на «взрослом» сидении впереди, смотрела в окно и незаметно косилась на маму. Та повеселела, ведь проблема с конём была почти решена! Саша понимала, что сейчас – последний шанс «достучаться» до неё, но боялась начать разговор.

Мама тормознула на светофоре и поправила причёску, глядя в зеркало заднего вида. «Пора!» – решилась Сашка.

– Мам. Этому идиоту нельзя продавать Джонатана.

– Почему? – мама, вмиг опять заледенев, бросила настороженный взгляд на дочь.

– Он – плохой человек!

– Откуда ты знаешь?

– Ты же видела – он жестокий!

– В определённых случаях хлыст необходим.

– Ему плевать на Джонатана!

– Это нормально. Он сегодня его в первый раз увидел.

– Он ничего не хочет о нём знать! Какие с Джоником могут быть проблемы! Например, с ногами! Или с характером!

– А что, у Джонатана есть проблемы с ногами? Впервые слышу.

Саша прикусила язык, сообразив, что в запале почти проговорилась. Мама расценила её молчание как обиду. Она не хотела снова ссориться, поэтому миролюбиво сказала:

– Саш, мы уже столько раз показывали коня разным покупателям. Этот первый согласился. Мы же не можем заниматься продажей Джонатана вечно!

– Мама! Этому типу нельзя отдавать Джоника!

– Но мы с ним уже обо всём договорились! И с тобой тоже! Ты просто не хочешь, чтобы мы продали коня! Опять снова-здорово!

– Да, не хочу! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, давай оставим Джонатана!

Руки мамы были заняты рулём, поэтому она без них сделала упражнение для спокойствия – вдох-выдох.

– Это невозможно.

– Но почему?!

– Да потому что у нас нет денег на то, чтобы его содержать! На денник! На тренера! На амуницию! На всё!

– …Давай машину продадим! – предложила Сашка.

– Что?!

– Пешком ходить полезно!

– Ты с ума сошла? – мама замолчала, изумлённая таким простым и диким решением.

– …Да даже если продадим! – через паузу сказала она. – Денег хватит на год, максимум – на полтора! А дальше-то что?

– А дальше что-нибудь придумаем! Машина – это железяка! А Джоник – живой! Как ты не понимаешь?! Джоник – папин конь! Его нельзя продавать!

– От этого коня одно зло! И несчастье! – в сердцах выпалила мама.

– Неправда! Он ни в чём не виноват! – отчаянно крикнула Сашка.

Мама включила дворники, как будто чистое стекло машины могло помочь ей лучше видеть дорогу сквозь слёзы. Ба почувствовала неладное, открыла глаза и сняла наушники:

– Ну? Что я пропустила? Продаём Джонатана?

Мама и Саша ответили одновременно:

– Нет! – выкрикнула Саша.

– Да, – сказала мама.

Услышав это, Ба изумлённо вздёрнула нарисованные брови.

Глава 6. Барабас и другие обстоятельства

– Итак, что нам от него нужно? – сосредоточенно пробормотала Ба и поправила очки на носу.

– Понять, для чего он покупает Джонатана, – медленно сформулировала Саша. – Почему его не интересуют болячки, косяки – ничего! Все же знают, что лечить коня – дорого. Всякие психи исправлять трудно. Зачем покупать такого?

– Может, он просто идиот? И думает, сам со всем справится? – предположила Ба.

– Может, – согласилась Саша. – Но это странно. В смысле – он же его ещё не купил! И не хочет ничего знать!

– Согласна, – сказала Ба. – Даже для идиота это слишком.

Раздобыть телефон Барабаса было делом одной минуты. Сашка легко вычислила номер без имени в последних маминых звонках. Сейчас был вечер. Мама убежала куда-то – ни Ба, ни Саша не задавали ей лишних вопросов.

– Значит, по легенде я – состоятельная вдова с прибабахом… – задумчиво протянула бабушка. – Ну, в принципе, так и есть.

Она приосанилась, томно закатила глаза и, решившись, скомандовала Сашке:

– Давай! Звони!

Саша набрала номер Барабаса со своего телефона и включила громкую связь.

– Да! – ответил Барабас отвратительно жирным голосом.

– Добрый вечер! – проворковала Ба. – Мне ваш телефон дала знакомая, Мария Гольцова.

– Не знаю такой!

Ба на секунду запаниковала, но тут же исправилась.

– Нет-нет, я перепутала – Самарина! Она вам коня продаёт!

– А. Понятно. И что?

– Я хотела бы с вами посоветоваться, уж простите. У меня есть лошадь – старая, возиться с ней некому. Хотелось бы продать.

Барабас хмыкнул.

– Надоело бабки за постой башлять? Ясно. Сколько лет?

Ба в смятении посмотрела на Сашу – она не знала, сколько лет бывает лошадям-пенсионеркам. Саша показала на пальцах две двойки.

– Двадцать два, – сказала Ба.

– Проще пристрелить, – утробно заржала трубка.

– Но позвольте! – возмутилась бабушка. – Она всю жизнь работала! Выступала! Подумаешь, что старая! Она многое знает, многое умеет!

– И что? – равнодушно спросила трубка. – Могу забрать вашу клячу самовывозом. На мыло.

– Как это?! – изумилась Ба.

– Так! – отрезал Барабас. – На колбасу её вряд ли возьмут. Понятно? И в цирк в прокат – тоже!

Ба с Сашей сидели друг напротив друга, онемев.

– Короче, надумаете – звоните. Приеду – заберу!

В трубке зазвучали гудки. Ба с трудом приходила в себя.

– Что-то я уже не хочу знать, зачем ему Джонатан, – медленно проговорила она.

Саша смотрела на Ба круглыми от ужаса глазами.

– Я сегодня же поговорю с Мусечкой! Так нельзя. Он – живодёр какой-то! Она не может так поступить. Это, это бесчеловечно!

Саша помертвевшими губами прошептала:

– Спасибо, Ба.

Тут зазвонил телефон.

– Мусечка, да? – ответила бабушка. – Хорошо. Конечно.

Саша напряжённо слушала.

– Мама сегодня будет поздно, – виновато глядя на Сашу, сообщила Ба. – Но я с ней завтра всё обсужу. Не волнуйся. Утро вечера мудренее.

– Ты уверена? – спросила Саша.

– Один день ничего не решает, поверь.

Но Ба ошиблась.

Кое-как отсидев шесть уроков, Саша спускалась по школьной лестнице в столовую. На последних ступеньках стояли её одноклассники: Настя Осипова по кличке Оспа – уверенная в себе хорошистка с россыпью подростковых прыщей на лбу, Женя Сосновский – балабол и обаяшка, Ленка Стецюра – смазливая обожательница Сосновского и братья-близнецы Каримовы, совершенно не похожие друг на друга. Саша, за несколько ступенек заметившая эту компанию, притормозила, чтобы они не считали, что она испугалась. Она и не испугалась. Просто натянула капюшон толстовки на глаза и вынула наушники из ушей.

Эти пятеро перегораживали всю лестницу. Малышня из продлёнки кое-как просачивалась сквозь них – пинаясь и застревая рюкзаками, но у Саши этот фокус явно не пройдёт. Саша глубоко вдохнула-выдохнула, совсем как мама, и решительно направилась вперёд.

– Вы чего здесь? Застряли? – спросила она, всем своим видом показывая решимость пройти.

– О, Капюшон! – неожиданно обрадовался Сосновский. – А мы… тебя ждём.

– Меня?! – изумилась Саша.

Два года назад, когда она пришла в 6-й «Б» в середине ноября, одноклассники пытались с ней общаться. Но Саша, в голове которой сидела единственная мысль «Папы нет, папы нет, папы нет», не реагировала ни на вопросы, ни на шутки, ни на приглашения в гости или в кино. Ни на что. Все решили, что она странная. Потом у неё стали пропадать вещи: то шапка, то учебник, то тетрадь. Но это тоже быстро прекратилось. Какой смысл что-то прятать, если человеку всё равно? Правда, один раз после физкультуры Саше пришлось идти домой по мокрому снегу в кедах. Но, опять же, это её не волновало. Расстроились мама с Ба, которые прополоскали её в горячей ванне, напоили чаем с лимоном и позвонили в школу. Началась какая-то кутерьма, в результате которой Саша оказалась «девочкой, в семье которой случилось несчастье». Эта фраза, сказанная директрисой на родительском собрании, как бы очертила вокруг Саши меловой круг: её сторонились, с ней не разговаривали, её не замечали. За прошедшие два года весь класс настолько к этому привык, что Саша, которая уже не прочь была пообщаться и потусить с одноклассниками, чувствовала себя круглым нулём.

– Мы в кино собрались, – зачем-то переглянувшись с Сосновским, сказала Оспа. – Пойдёшь с нами?

– Я?! – Саша не могла поверить, что они её заметили. – …Да! Пойду!

– Тогда поторопись. Опоздаем – кина не будет! – растянув рот в улыбке, пошутил Сосновский.

Все пятеро стреляли глазами друг в друга, но Сашу это не смутило.

– Я сейчас! Я только рюкзак заберу!

Саша развернулась, бросилась вверх по лестнице и нос к носу столкнулась с Никой – первой красавицей класса, чуть не сбив её с ног.

– Ты, блин! Глаза-то разуй! – разъярилась Ника.

Не обращая на неё внимания, Саша поскакала вверх, перепрыгивая через ступеньки.

В кабинете химии никого не было. Сашка схватила рюкзак и развернулась к выходу. В дверях стояла Маразматовна.

– Самарина! Ты куда нэсёшься? Мама сэгодня придёт?

– Да! – ответила Саша с явным намерением выйти из класса.

Химичка, удивлённая её напором, посторонилась. Саша выскочила в коридор.

– Постой! Ты тожэ. Твоё присутствие строго обязательно! – крикнула Маразматовна вслед.

– Я-то зачем?

Саша побежала прочь.

Сломя голову, она слетела вниз по лестнице. Ни Оспы, ни Сосновского – никого не было. Саша резко притормозила. Подошла к окну.

Одноклассники Саши, окружив Нику, весёлой ватагой пересекали школьный двор. Женя Сосновский шёл спиной вперёд, гримасничая и развлекая самую красивую девочку класса. Из окна было видно прямую спину Ники и копну тёмных вьющихся волос. Сосновский без устали размахивал руками. Наверное, Ника улыбалась.

Саша уткнулась носом в стекло.

– Ну и пусть. Гады. Подумаешь! – прошептала она.

Удивительно устроен человек. У Саши было столько поводов расстраиваться, что, казалось, больше ничто не сможет её огорчить. Но нет! Ей самой было странно от острого чувства обиды – как будто в живот воткнули раскалённый шампур для шашлыка. В горле стоял ком. Невыносимо стыдно было вспоминать, как она бежала по лестнице, словно доверчивый щенок, перепрыгивая через ступени. И даже не хотелось понять: зачем одноклассники так сделали? Специально обманули, чтобы посмеяться? Или её просто забыли, как сменку в раздевалке?

Ба увидела Сашку издалека и сразу поняла: что-то случилось. Внучка была похожа на птенца-подранка. Её острые плечи были безвольно опущены. В ногах валялся рюкзак. Сердце бабушки сжалось от тоски. Посмотрев в окно, как и Саша, она увидела компанию весёлых придурков, которые, смеясь и флиртуя друг с другом, выходили со школьного двора. «Всё-таки дети в этом возрасте бывают удивительные сволочи!» – подумала Ба. Она физически ощущала боль и разочарование внучки – по надломленной линии спины и поникшей голове. «Как жаль, что сострадание – привилегия зрелости. Взрослея, дети думают только о себе. Бедные-бедные, злые-нелюбимые». Но Ба тут же одёрнула себя – хватит сентиментальничать. Этим Сашке не поможешь. Надо её переключить. Дать понять: что бы ни случилось, мы справимся.

Кто-то тронул Сашку за плечо – она сбросила руку.

– Сашунь! – произнёс знакомый голос.

Саша повернулась. Перед ней стояла Ба – в немыслимой шляпе, похожей на цветочный горшок.

– Ты? Почему не мама?

Ба ответила вопросом на вопрос:

– Что у тебя стряслось?

Сашка вдруг страшно разозлилась.

– У меня?! Да у меня всё отлично! – срывающимся голосом воскликнула она. – Только у меня ничего не получается! Всё идёт чёрти как! Я ничего ни для кого не значу! Со мной никто не дружит! Меня никто не замечает!

– Ну-ну-ну, – примирительно сказала Ба. – Не сгущай! А я? А мама? А Полина?

Поглощённые друг другом, они не заметили Маразматовну, которая подошла откуда-то сбоку.

– Здравствуйтэ! – хорошо поставленным голосом объявила химичка.

Ба остановила её, энергично выкинув вперёд руку с растопыренной пятернёй, прямо как Оби-Ван Кеноби. Можно было подумать, что сейчас в её ладони появится световой джедайский меч.

– Извините, мы заняты! – заявила Ба.

Саше показалось, что она сейчас добавит что-то вроде «есть дела поважнее, чем ваши дурацкие двойки по химии». Но Маразматовне и этого хватило.

– Что?! – изумлённо воскликнула химичка.

Она таращилась на Ба, не находя подходящих слов. Но Ба это совершенно не волновало. Наклонившись к Саше, она убеждённо говорила внучке на ухо:

– Не путай себя и дурацкие жизненные обстоятельства! Всё у тебя получается! Записать маму с песней – кто придумал? Ты! И кто лучше всех умеет бесить химичку?

Маразматовна тем временем вышла из ступора.

– Проститэ, конечно! – гневно сказала она. – Но мы с мамой Саши договаривались!

– У мамы Саши – дела! – бросила Ба, не скрывая раздражения от того, что кто-то вмешивается в её разговор с внучкой.

– Какие?! – возмутилась Маразматовна.

– Какие? – заподозрив неладное, вскинулась Саша.

Ба запнулась. На этот вопрос она почему-то ответила Саше, а не её классному руководителю:

– Мама поехала подписывать договор. С этим…

Она не смогла подобрать приличное слово, но Сашка и так поняла. Вид у Ба был виноватый. Только сейчас Саша догадалась.

– Ты не успела с ней поговорить?! – в ужасе прошептала она.

Ба обречённо помотала головой: не успела.

Мир вокруг пошатнулся. Звуки исчезли. Когда в жизни всё плохо, глупо надеяться, что не станет ещё хуже. Станет. Непременно.

– Мне надо к Джонику. Срочно. Сейчас, – каким-то не своим, глухим, жёстким голосом сказала Саша.

– Надо – иди, – ответила Ба.

Саша подхватила рюкзак и решительно направилась в раздевалку за курткой. Маразматовна проводила её возмущённым взглядом.

– Сэкундочку! Саша! Ты куда?

– На конюшню, – ответила Ба вместо внучки.

Тут чаша терпения Маразматовны переполнилась.

– Послушайте, Вэра Васильевна! При всём уважении к вашэму пэдагогическому опыту! Вы нэ правы!

– Возможно, – спокойно согласилась Ба.

– У Саши двойка в четвэрти! По химии! Какие могут быть кони? Она что – конюхом собираэтся быть?!

Ба слушала химичку, смотря ей через плечо – на Сашу, которая уже открыла входную дверь. Но прежде чем выйти, обернулась и кивнула. Ба едва заметно кивнула в ответ. Это было похоже на молчаливый договор: прикрой, если что.

– Учиться надо, а нэ балбэсничать! – тем временем разорялась химичка. – Чтобы стать врачом! Мэнеджером! Экономистом! Учителэм наконэц! Как вы! Как я!

Ба сфокусировалась на Маразматовне. Вздохнула.

– Боюсь… Сашке не нужен такой «наконец».