– Они и правда чистые, – сказал старик. – Только вот один больно хворый, даже кошка от него отказалась.
Помолчали.
– Я ж ведь не просто так отдаю их, – голос дрогнул. – В больницу ложусь, на операцию. Выживу, нет ли – Бог знает, а кошка вот окотилась, надо пристроить. Негоже ее одну бросать-то.
Михаил не стал спрашивать, почему кошку не возьмут дети, он и так видел: единственный сын уехал учиться заграницу, да там и остался, навещая старика-отца раз в год.
Михаил осторожно достал из коробки заморыша, ласково погладил его, и котенок вдруг преобразился: глазки очистились от пленки, проплешины за ушами затянулись мягкой шерсткой, впалый животик округлился. Котенок мяукнул, свернулся на ладони клубочком и, блаженно зажмурившись, заурчал.
– Так-то лучше будет, – с этими словами Михаил аккуратно положил его в карман пальто.
– Спасибо, мил человек, – улыбнулся старик.
Подъехал очередной поезд. Михаил, помахав на прощание старику рукой, зашел в вагон, и через несколько секунд поезд унес его прочь.
***
Он провел в метро весь день: его толкали руками в спину и локтями в ребра, наступали на ноги, хамили, шипели, обругали деревенщиной и понаехавшим. Но были и светлые моменты: парнишка-студент помог молодой женщине поднять по лестнице коляску с ребенком, мужчины уступали места чаще, чем прятали глаза в телефоне, пожилая женщина купила школьнику билет, когда выяснилось, что проездной он забыл дома, кто-то придержал дверь, пропустил спешащего на эскалаторе и не проклял его вслед. Руки и ноги ломило от усталости и тычков, но Михаил будто не замечал этого. Покачиваясь в такт вагону, он с удовлетворением думал, что все не так плохо, и у этого мира еще есть шанс на достойное будущее.
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Сокольники», – пропел в динамиках мелодичный женский голос.
Михаил окинул взглядом вагон – в этот поздний час в нем было не так уж мало народу: три шумных девушки в кофтах с надписью Metallica явно возвращались с концерта, семейная пара лет шестидесяти, недовольно косившаяся на них, еще одна семейная пара, только молодая, со спящим ребенком на руках, двое ничем не примечательных мужчин и девушка, что-то увлеченно рисующая в блокноте.
«Слава Богу, все закончилось, – думал Михаил, закрыв глаза и привалившись головой к спинке сиденья. – Отчет, пожалуй, напишу уже завтра». Это была предпоследняя мысль в его голове. Последней же, когда он плавно повалился на бок, стала: «Что происходит? Этого не должно было произойти».
Оболочка Михаила отказывалась подчиняться ему. Он лежал на сиденье и думал, что же именно сделал не так. Припомнив весь прошедший день, понял, что за все время он не то, чтобы не поел, но даже не сделал ни одного глотка воды. Сами ангелы не нуждались в этом, а вот бренная оболочка – очень даже. И вот теперь он лежал на сиденье не в силах пошевелиться, а оболочка, и без того тесная, теперь давила на него со страшной силой, которая, как казалось Михаилу, увеличивалась с каждой минутой.
– Такой молодой, а уже пьяница, – шептала пожилая женщина своему мужу, тот в ответ качал головой и время от времени бросал на Михаила осуждающие взгляды.
– Девки, мужику напротив плохо, – сказала одна из «концертной» троицы. – Может, помочь?
– Ты что, с ума сошла! – шепотом ответила другая. – Он, наверное, обкурился. Вдруг галлюцинации у него? Неприятностей хочешь?
Один из мужчин – небритый, помятый и потертый, стал потихоньку придвигаться к Михаилу. Привлеченный его респектабельным видом, он, наверное, хотел поживиться тем, что найдет в его карманах.
Двери открывались и закрывались, никто не входил, никто не выходил.
Оглядывая из-под закрытых век вагон, Михаил с тоской подумал, что лежать ему здесь придется очень долго. Вдруг в конце вагона началось какое-то оживление – это девушка-художница торопливо прятала в сумку телефон, наушники и блокнот. Тревога светилась в ее глазах. Покачиваясь в такт поезду, она подошла к Михаилу и тронула его за плечо.