Эни выбралась из кокона, и новая волна рыданий сотрясла её тельце – огромная, кристально чистая и сияющая капля росы беспощадно отражала её тело и щеки!
Эни стало так больно, так тоскливо и так пусто, что кончились даже слёзы. Она отвернулась от ненавистной капли и направилась к краю листа.
И вот её передние лапки почти на резном краю листика, который должен был стать колыбелью для новой бабочки. Эни глянула вниз и заворожено замерла.
Благодаря своему упорству она забралась почти на самую макушку дерева, и перед ней открылся огромный и прекрасный мир. Рядом с её деревом было ещё несколько деревьев, но ее дерево было самым высоким из всех. Рядом стояли цветущие белыми цветами кусты, а под всем этим простирался луг, полный трав и цветов. И все эти деревья, кусты, травы и цветы были усеяны миллионами капелек росы, так прекрасно сияющих в лучах восходящего солнца!
Мир внизу сиял! Над ним выгнулось куполом голубое небо, на котором пока не было ни тучки, ни перышка от облачка. На голубую сцену неба выходило довольное и выспавшееся румяное солнышко, под лучами которого сияли капли росы.
Эни не могла оторвать глаз от этой прекрасной картины.
Тем временем, солнышко уже подсушило росу и по своим делам начали вылетать бабочки, пчелки, стрекозки, жучки и птички. Теперь мир наполнился звуками: пением птиц, жужжанием пчел и жуков, вибрацией крыльев бабочек и стрекоз.
Эни все ещё любовалась действием, разворачивающимся у неё на глазах: мир и его жители двигались, дышали. Они жили!
Пустота, образовавшаяся в груди тельца маленькой гусенички, стала заполняться теплом, таким живым и трепетным, с которым Эни не была ещё знакома. Но она знала, она чувствовала, что тепло это на своём месте в её груди, там оно и должно находиться! От этого тепла ей стало хорошо, и она почувствовала себя связанной с этим миром, который жил вокруг, почувствовала себя его частичкой. И так ей стало спокойно и уютно на этом краю листочка, который был почти на самой верхушке высокого дерева, как не было почти никогда. Такое с ней бывало, но очень давно, когда она была гусеничкой-малышкой, а папа Серджио был ещё совсем молодой бабочкой.