I измерение

ЧАСТЬ V
ГЛАВА 1
Емельянов

Вдоль дороги безмолвно стоят укутанные снегом ели. Их тяжелые лапы низко склонились к земле, задевают Димкину машину. Он молча курит и думает. До сих пор Ольга не подала ему никакой надежды, хотя он не отходит от нее с тех пор, как она отчаянно плакала, прижимаясь к его груди. Димка стал ее другом, и, быть может, самым внимательным, самым нежным, самым преданным из всех друзей, которые когда-либо окружали Ольгу. Но Димка привык ждать. Ничего, придет и его время. Все будет, все впереди.

– Возьмем? – шофер Адрианчук-младший притормозил.

Димка кивнул в знак согласия. Машина остановилась, обдав подбежавших путников из Назимовска в Енисейц снежной пылью. На заднем сиденье разместились трое. Димка оглянулся на приветствие и увидел заснеженного Лёшку Дегтярева и еще одного неизвестного до этого момента Димке. В ответ лишь кивнул и закурил еще одну сигарету. Адрианчук-младший покосился на главбуха, который курил очень редко, а тут одну за другой.

– Что, как там мои старики? – спросил Лешка, растирая замерзшие покрасневшие руки.

– Отлично! Тетя Глаша лечит. Дядя Семен в кузнице – все в порядке.

– Как Мишка? – продолжал расспрашивать Лешка.

– Женился! – коротко бросил Димка. Это получилось как-то зло.

– Женился?! На ком?! – Лешка был поражен.

– На Людке Сковородниковой.

– Ого! – Лёшка рассмеялся.

Некоторое время помолчали. Потом Дегтярев осторожно спросил:

– Не гуляет от молодой жены?

– Нет, не слышно, – Адрианчук-младший чему-то улыбался. – Он теперь отличный бригадир строительного отряда и примерный семьянин.

– Вот так дела! – Лёшка не переставал удивляться. – А я вот подмогу везу, так что нас прямо к сельсовету. Вы туда едете, Дмитрий Иванович?

– Да, – хрипло вышло у Димки, и он выбросил окурок.

Подъехали к сельсовету. Приезжих провели к председателю. Кирилл Михайлович был на месте. Он с интересом посматривал на приезжих.

– Алексей Семенович, – обратился Долгов к Лёшке, – вы ведь имеете филологическое образование?

– Да, пединститут.

– Очень нужны учителя-предметники, так что уж не обессудьте.

– Отчего же, я с удовольствием поработаю учителем. Вот, кстати, Авдотья Семеновна Дегтярева, моя сестра, – представил девушку Лешка. – Учитель немецкого и английского языка. Вячеслав Степанович Полируйко, агроном.

– Ну что же, очень хорошо, очень хорошо, – Долгов крепко пожал руки новым работникам.

Так было решено: Полируйко в помощники к главному агроному Дмитрию Семеновичу Лебедеву.

– Ну, брат, попал ты, – закуривая на крыльце сельсовета, сказал Лешка.

– Почему?

– Потому что Дмитрий Семенович очень требовательный, серьезный человек. По-моему его даже председатель побаивается.

– Ничего, повоюем, – равнодушно сказал Полируйко. И они направились домой к Дегтяревым.

– Остановишься пока у нас, потом дадут дом. А там уже осмотришься.

– Поживем – увидим.

Дуня шла позади. Так они пришли к Дегтяревым. Ни матери, ни отца не было дома: все на работе. Изба, которую Дегтяревы выстроили по приезду, была очень просторная: делилась на зимнюю и летнюю половину. Поднявшись по высокому широкому крыльцу, Лешка открыл дверь в сени. Тут сняли верхнюю одежду и прошли дальше с тяжелыми чемоданами в руках. В печи еще тлел слабо огонь. Лешка подложил бумаги, подкинул дровишек, подул, и пламя объяло и бумагу и дрова, поставил чайник. Пока он все это проделывал, Дуня и Славка Полируйко обошли дом. Всего было три просторных комнаты, одна жилая, « родительская», как пояснил Лешка. И действительно, по стенам висели любимые картины матери, на столике стоял недопитый чай: привычка отца, из бокала он выпивал чай ровно наполовину. Отцу пробовали наводить чай в обычной чашке, но и тут он выпивал на половину, потом говорил, что не напился, и разводил другую чашку и тоже выпивал ровно половину. Дуня, вспомнив это, тихо улыбнулась, рассматривая тысячу раз изученные картины. Как же сильно она соскучилась по матери, по отцу.

– Когда же они приходят домой? – спросила Дуня у брата, когда тот накрывал стол тем, что нашел. Лешка лишь неопределенно пожал плечами.

– Нужно идти в школу, – после недолгого молчания сказала Дуня.

– В школу мы пойдем завтра с утра. Сейчас уже поздновато, мы там никого не застанем. Ну как? – Лёшка обратился к Славке, когда тот вышел к столу.

– Да в общем ничего. Вид только унылый из окна.

– Некогда тебе тут будет видами заниматься, – рассмеялся Лешка.

После чая он сказал:

– Ну ладно, вы тут устраиваетесь, а я пойду по старым знакомым.

В первую очередь Лешка поспешил к колхозном фермам. Когда он вошел в коровник, Ленка сидела на корточках перед теленком и держала ведро, из которого тот пил. Лешка старался унять дрожь в руках и ногах. «Что за черт! – со злостью думал он, – сейчас я её увижу, ничего необычного!»

– А где же ваш бригадир?

– Наш бригадир заболела, за него Шурка Сковородникова – Ленка куда-то мотнула головой, где, по ее мнению, должна была быть Шурка.

Лешка направился обратно. Ленка остановила его уже у выхода:

– Эй, красивый!

Лешка обернулся.

– С приездом! – Ленка засмеялась. – Ты хоть бы поздоровался, ведь не чужие.

–Вот балда! – Лешка шутливо хлопнул себя по лбу и подошел к Ленке. Они обнялись, посмотрели друг на друга, рассмеялись.

– А ты повзрослела, – сказал перед уходом Лешка. Теперь он спешил к Лебедевой домой. Не хватало еще застать дома Дмитрия Семеновича или Марью Тихоновну. Дверь была открыта. Лешка молча вошел. Где-то в дальней комнате кто-то мирно разговаривал, мерно стучал ложечкой о стакан. Лёшка пошел на голоса и остановился невольно на пороге: Ольга лежала в постели до подбородка накрытая одеялом, Глафира Петровна, Лешкина мать, стояла у окна и что-то писала, по-видимому, рецепт, спиной к дверям на табуретке сидел Емельянов и читал книгу. Ольга лежала с закрытыми глазами. Но вот Глафира Петровна отдала рецепт Димке и, еще раз взглянув на больную, на цыпочках пошла прямо на Лешку. Она схватила его за рукав и вытащила на крыльцо.

– Приехал? – она расцеловала его, потом оценивающе осмотрела и сказала недовольно – Похудел.

– Мама, что с ней?

– Воспаление легких. Очень высокая температура держится уже третий день. Не могу никак сбить. Сейчас Дмитрий Иванович поедет в район за Страховым, – Глафира Петровна говорила быстро, кутаясь в большой пуховый платок и застегивая шубу.

– Кто такой Страхов?

– Замечательный доктор.

– Почему я не могу у неё остаться.

– Потому что сейчас Дмитрия Ивановича сменит Марья Тихоновна, а ты там будешь вообще некстати.

– Почему же главбух там очень даже кстати? – зло спросил Лешка.

– Он давно уже кстати. А тебе нужно научиться вести себя правильно с людьми. В данном случае ты поступил некрасиво: ни о чем не сказал, исчез – и всё! Что это, хорошо? На месте Ольги я бы на тебя даже не смотрела после этого.

– Мама!

– А вот и Марья Тихоновна! – Глафира Петровна остановилась и подождала, пока женщина в шикарной норковой шубе и мохнатой беличьей шапке не подошла к ним.

Лешка поспешно поцеловал мать и пошел к Мишке Мейдзи. Уже темнело, был пятый час. Беспричинный страх крался к нему в сердце, что если она действительно не захочет его видеть? Ещё этот Емельянов! Злость на Димку, страх за Ольгу – всё это перемешалось в душе у Лешки, когда он постучал к Мишке. Дверь открыла раскрасневшаяся от печного жара Людка.

– Ну, здравствуйте, товарищ Мейдзи.

– Алексей? Алексей! Миша! Миша! – закричала она в комнаты, затаскивая Лешку в кухню. – Смотри, кто к нам в гости пришел.

На пороге стоял Мейдзи, но как он переменился!

– Тебя не узнать, – ухмыльнулся Лешка и положил шапку на широкую лавку.

Мишка нерешительно подошел к Лешке:

– Ну, здравствуй что ли, – они обнялись.

Людка было собралась накрывать на стол, но Лешка остановил ее:

– Не нужно, Людмила, я на пару минут. Так сказать, отметится. Пойдем, – он кивнул Мишке, – покурим, – и Лешка, взяв шапку, вышел на крыльцо. Мишка сорвал полушубок с гвоздя и последовал за Дегтяревым. О чем они говорили, неизвестно

* * *

Кончились святки, Ольга быстро шла на поправку. То и дело приходил Лешка, подолгу сидел, взяв ее за руку и молча глядя на нее. И в эти минуты Ольга чувствовала, как тихо, спокойно становилось у нее на душе. По-прежнему прибегала полная забот, деловой суеты румяная Ленка и, сверкая счастливой глазами, рассказывала о реформах в школе, о Наталье Павловне Алмаз, своих новых делах сердечных. По-прежнему приходил Димка Емельянов. С ним Ольга могла говорить без умолку. Он оказался большим шутником. То и дело рассказывал такие уморительные истории, что Ольга плакала от смеха и просила его замолчать. Лебедевой очень весело было, когда он приходил. И теперь каждый раз она ему искренне радовалась. Как-то в один такой свой приход он рассказывал про какого-то своего московского друга, который собрался в военно-морской флот, да вдруг на последнем экзамене по плаванию выяснилось, что он не умеет плавать.

– Все так и покатились со смеху, – рассказывал Димка. – После экзамена общее построение, выходит капитан и говорит: «Так, кто не сдал сегодня экзамен – шаг вперед!» Максим вышел. Он был не один такой, кто не справился с нормативами. И тут капитан выдает: «моряк, который не умеет плавать, никогда не потопит свой корабль! Приняты!» Вот так Максим был принят в военно-морской флот, – Димка вдруг замолчал, потом быстро встал со стула, прошелся по комнате, остановился в ногах у Ольги. И, как тот самый капитан, выдал – Ольга, будьте моей женой! Я не шучу!

Ольга и так видела, что он не шутит.

– Вы с ума сошли! – воскликнула она тихо. – Господи, Емельянов, я думала, вы давно выкинули всю эту чушь из головы! – Ольга поднялась, подошла к окну. – Я вас очень прошу, Дмитрий, перестаньте! Слышите?

–Я не могу.

– Что значит «не могу»? Что это значит?!

– Я люблю тебя, Оля!

Лешка стоял на пороге комнаты с момента начала этого разговора и с интересом наблюдал.

– Вы прекрасно знаете, что не вас я люблю, не вас!!! И перестаньте надеяться на ответное чувство!

– Значит, не пойдешь…

– Нет! не пойду!! – Ольга почти крикнула. – С чего это вдруг вы взяли себе в голову, что я соглашусь?! Уйдите…

Димка вышел из комнаты, так и не заметив Лешку.

– Оля, что ты наговорила Дмитрию Ивановичу, что он ушел от нас без шапки и пальто? – Мария Тихоновна молча посмотрела на Лешку.

Ольга по-прежнему стояла у окна, прислонив горячий лоб к холодному стеклу. На слова матери она обернулась и встретилась глазами с Лешкой.

– Быстро в постель! – Мария Тихоновна сердито встряхивала градусник. Ольга послушно легла, взяв у матери градусник. Мария Тихоновна еще постояла, ожидав ответа на свой вопрос, но, так и не дождавшись, вышла. Лешка сел на прежнее место Емельянова.

– Что же ты отказала? – у него внутри все дрожало от ненависти к Емельянову, но внешне он был очень спокоен. – Главный бухгалтер, перспективный молодой человек, вполне симпатичный…

– Прекрати! – нетерпеливо перебила его Ольга. Она была очень раздражена и зла на Димку.

– Почему же? – холодно спросил Лешка, и усмешка тронула его губы. – Сначала ты обнимаешься с ним по вечерам у Енисея…

– Чтоооо?! – Ольга привстала.

– Теперь он был такой прекрасной нянькой, сиделкой, или как там еще! – продолжал иронизировать Дегтярев, внутри медленно поднялся комок и встал в горле. – Так чудно тебя развлекал. Ты, по-моему, была рада ему больше, чем мне.

– Ты понятия не имеешь, что я передумала и пережила, пока ты где-то прохлаждался!!

– Ну да, ну да, – усмехнулся молодой человек.

– Вон отсюда! – Ольга медленно встала, глаза от злости стали иссиня-черными.

– Что? – Дегтярев оглянулся на дверь.

– Вон отсюда!!! – заорала Ольга. Лешка испуганно попятился к двери. Девушка швырнула в него тем, что первое попалось под руку – жестяной кружкой с горячим чаем.

Как ошпаренный, Лешка выскочил из дома Лебедевых. На крыльце сельсовета стоял задумчивый Димка и курил. Дегтярев быстро подошел к Емельянову и ударил его в лицо. Димка спокойно вытер рукой кровь, сразу выступившую на разбитой губе, и ударил Лешку в обратное. Завязалась драка. Димка и Лешка бились отчаянно, самозабвенно, так, что даже выбежавший на шум драки Кирилл Михайлович не мог разнять их и послал Верочку за подмогой. Вскоре у сельсовета собралась приличная толпа. Дерущихся разняли, потребовали объяснений. Но Димка и Лешка упрямо молчали, унимая дыхание и вытирая кровь с лица. Так и не разобравшись, Долгов решил посадить обоих под замок, естественно в разные помещения. Потом Кирилл Михайлович сам пошел к Лебедевым домой, а куда же еще? он подробно рассказал пораженной Ольге о драке, спросил:

– Может быть, вы мне объясните, Ольга Дмитриевна, почему учитель словесник и главный бухгалтер дерутся у сельского совета?

– Я их прогнала, – холодно сказала Ольга. Она уже справилась со своими эмоциями.

– Обоих? – Долгов даже растерялся.

– Да, обоих, – Ольга взяла со стола книгу и стала листать.

– И что же прикажете делать?

– Ничего, пусть посидят, подумают. Может, остепенятся.

– Ну, Ольга! – Долгов задумался, потом сказал – Ладно, будь по-твоему.

Они еще поговорили о делах в колхозе и председатель ушел.

Вечером Димку и Лешку выпустили. Они отказались подать друг другу руки, но, во всяком случае, обещали больше не решать свои дела кулаками. Долгов поверил и отпустил обоих.

На следующий день Димка Емельянов не вышел на работу.

– Вера Павловна, – обратился председатель к своему секретарю, – вы ведь большой друг нашему Дмитрию Ивановичу?

Верочка кивнула.

– Сходите к Емельянову, узнайте, в чем дело и почему он не вышел на работу.

Верочка быстро накинула шубку и выскочила на улицу, направилась к дому главбуха. Как вдруг она остановилась, из ворот быстро выбежала Ленка Митяева в распахнутом пальто, без шапки. Она побежала к больнице. Верочка принялась догонять Митяеву. Но Ленка бежала так быстро, что Верочка отстала. Когда она, еще ничего не понимая, стала подниматься по ступеням больницы, показалась доктор Глафира Петровна в белом халате, наскоро накинутом на длиннополую шубу, с чемоданчиком в руках. Её поторапливала Ленка. Глафира Петровна мельком глянула на Алмаз:

– Вам я нужна?

– Нет, она, – Верочка кивнула на совершенно белую Митяеву.

– Скорее! Скорее! – не своим голосом закричала Ленка и понеслась обратно в дом Емельянова.

– Что случилось? – спросила Верочка Алмаз.

– Сейчас увидим, – коротко ответила Глафира Петровна.

Они вошли в дом. На кухне все было разбросано, как будто кто-то огромный катался по полу и сбивал все предметы, стоящие у него на пути, лавки покосились, стол перевернут, табуретки разбиты.

– Сюда, доктор! – позвала Ленка из комнаты.

Холодея от ужаса, Верочка прошла за Глафирой Петровной.

В комнате тоже все было перевернуто, опрокинуто, окно выбито и занавески надувались парусами, разметая налетевший на подоконник снег с замерзшей геранью. Димка лежал навзничь, лицо его было распухшим, синего цвета, лужа крови натекла рядом с головой.

– Он дышит, – почему-то шепотом сказала Ленка.

Глафира Петровна быстро открыла чемоданчик, точным движением нащупала пульс у Емельянова.

– Вера Павловна, – обратилась она к Алмаз, – звоните в район, вызывайте милицию. Елена, помогите мне положить его на кровать.

Вскоре приехала неотложка и увезла Димку в районную больницу. Милиция осмотрела дом при свидетелях.

– Елена Евгеньевна, при каких обстоятельствах вы обнаружили пострадавшего?

– Вчера поздно ночью я пришла от своей соседки. Окна моего дома выходят на окна дома товарища Емельянова. У нас один общий двор, и мне хорошо виден дом Дмитрия Ивановича.

– Так, – милиционер что-то быстро писал.

– Был второй час ночи, но окна в доме товарища Емельянова были освещены и я этому очень удивилась.

– Почему?

– Нуу, потому что Дмитрий Иванович не засиживается так долго никогда, самое поздно часов до двенадцати. Утром я смотрю, свет по-прежнему горит. Я пошла на работу, на ферму, работаю я там, а когда вернулась, то заметила, на заборе какие-то тряпки по ветру полощутся. Когда пригляделась, увидала, что это шторки с окна Дмитрия Ивановича сорвало и прибило к нашему двору. Вот тут-то я и пошла к товарищу Емельянову.

– Почему вы не позвали кого-нибудь сходить с вами?

– Зачем? – опешила Ленка.

Еще задав несколько вопросов, милиция отпустила Ленку. Она побежала к Ольге.

– Там такое! – ахнула она с порога. – Лешка убил Димку!

Ольга грохнулась в обморок, Ленка кинулась к ней.

* * *

Но Димку не убили. Его зверски избили, разбили голову, поломали правую кисть руки. На правой щеке была глубокая борозда, вероятно, от ножа. Рана заживала, но вот шрам теперь останется навсегда.

Димка дал показания: «В восемь часов вечера, – гласил протокол, – в дверь Дмитрия Ивановича постучали, потом тут же вошли двое неизвестных ему людей. Они не представились. Одеты оба были «по столичному», не предназначено для климата Сибири. Один был высокого роста, примерно, 2,10м, второй низенького роста, примерно 1,56м. высокий одет был в бежевое пальто, светло-серая шляпа с узкими полями, светлые брюки и легкие ботинки. Второй, низкорослый, тоже в шляпе и пальто темно-синего цвета. Вошедшие потребовали, чтобы Дмитрий Иванович немедленно уехал из колхоза Енисейц. На что товарищ Емельянов ответил, что будет жить «там, где нравиться». Тогда посыпались угрозы, товарищ Емельянов ответил, что ничего не боится и настоятельно попросил неизвестных покинуть его жилище. Тогда эти двое начали избивать товарища Емельянова: нанесли три ножевых ранения (один неглубокий в плечо, один глубокий в живот, третий по правой щеке), сломали кисть правой руки и разбили голову ухватом. После чего тов. Емельянов потерял сознание, и налетчики, решив, что они его убили, удалились никем в колхозе не замеченные. На следующий день в 13.00 пополудни, соседка товарищ Митяева обнаружила пострадавшего и позвала на помощь»

Кто такие были эти двое? Димка уже потом вспомнил, что в пылу драки, он сбил с высокого шляпу, и у него не было правого уха, и правая бровь как бы была рассечена надвое. Димка сказал об этом следователю Лазареву Ивану Матвеевичу.

Несколько раз вызывал следователь Лешку Дегтярева, но доказать его причастность к этому делу было невозможно. В поисках неизвестных перерыли не только весь район, но и область.

Прошел январь. Димка шел на поправку. С первым ясным днем, когда перестало вьюжить, Ленка и Ольга приехали к Емельянову в больницу. Димка был в хорошем настроении. Он в комичных красках описал свой злополучный вечер, новых знакомых и драку с ними. Девушки смеялись до слез. Потом вдруг появилась Шурка Сковородникова, которая решила зря время не терять, и во что бы то ни стало добиться везучего главбуха. Она стала с серьезным, не очень приветливым лицом, ставить лекарства на тумбочку. И девушки, попрощавшись, ушли.

ГЛАВА 2
Неожиданность

Днем Ольга сидела у председателя в кабинете. Недавно у него был Лазарев. Теперь Долгов вместе с ним уехал в Белый Яр. В кабинете было накурено, и Ольга открыла форточку проветрить. Ее внимание привлекла аккуратная стопочка пожелтевших от времени бумаг, испещренных выцветшими чернильными мелкими буквами. Она подошла, взяла первую попавшуюся, прочла: «21 апреля 1919 год. Принят мальчик 1911 года рождения (записано со слов) по имени Дмитрий, отчество Иванович, фамилия Емельянов. Прибыл из распределителя НАРОБРАЗа. Зачислен в младшую группу подготовительный класс детского дома номер 8 города Киев УССР». Дальше шли характеристики из детского дома в Киеве, в Одессе, московского экономического института. Характеристики были положительные. Из них Ольга узнала, что Димка целых шесть лет занимался танцами в Киевском ансамбле, благодаря которому побывал во многих городах Украины, Белоруссии, Молдавии, Казахстане. Два года Димка работал внештатным корреспондентом газеты Красный октябрь, увлекался фотографией. Пораженная всем этим богатым миром прошлого, Ольга не стала дожидаться председателя. Девушка пошла к Ленке с этими удивительными новостями, но та вышла к ней с таким ошарашенным лицом, что Ольга и позабыла все свое удивление.

– Что случилось? – Ольга осмотрелась.

По-видимому, Ленка только что откуда-то пришла. Ее шапка и шуба валялись на лавке, на валенках снег едва подтаял. Ленка села и начала говорить дрожащим голосом, от рассказанного Ольга сама села прямо на Ленкину шубу.

– Сегодня мы на снегоступах с отцом ходили вглубь леса за хворостом. Он где-то оставил вязанки. Мы обогнули усадьбу, и пошли чуть левее от нее. Тут я в глубоких снегах увидела тропку, протоптанную к задним воротам усадьбы. Очень удивилась и спросила отца, кто тут ходит. Он шепотом ответил мне: «не положено знать» и быстро увлек за собой в лес. У наших вязанок мы встретили мальчика лет шестнадцати. Мальчик был похож на ангела: белокурый, с большими ясными глазами, легкий румянец на щеках, брови и ресницы в инеи. Одет он был удивительно: в добротных сапогах с опушкой, на голове фуражка гимназиста царской России, порванный и кое-где заштопанный тулуп перетянутый ремнем крест-накрест, как у военных. Юнец был страшно чумазый, весь в золе. Я подумала, что мальчишка должно быть с Назимовска или Белого Яра. Но отец! Я была очень удивлена его поведению. Он вдруг снял шапку и низко поклонился этому оборванцу. Мальчишка лишь кивнул, потом показал на вязанки, сказал: «я развязал пару ваших вязанок, прошу прощения. Просто очень хотел научиться точно также связывать хворост и решил посмотреть, как это делается, – тут он улыбнулся, – у меня получилось!» Он с восторгом показал на маленькую вязанку. Все это время отец стоял с опущенной непокрытой головой и все кивал. Оборванец подхватил свою вязанку и пошел к тропке, а потом смело направился к задним воротам усадьбы. Привычно откинул доску в ограде и пробрался внутрь. Я вопросительно смотрела на отца, который быстро надел шапку, схватился за вязанку.

– Папа, кто это?

– Это Михаил Иванович Веришилов.

– Веришилов? Откуда?

– Его спрятал один старик, у которого мальчик теперь и живет. Но об этом никто не должен знать, и ты – забудь! Я серьезно, Елена. Это стоит жизни не только мальчика, но и старика. Так что – молчок!

Ольга не верила услышанному.

– Что за чушь! Неужели княгиня оставила бы одного из своих внуков, а двоих увезла. Зачем?

Ленка в ответ лишь пожала плечами. Однако это были еще не все новости. Вечером, когда Ленка, как обычно, сидела у Ольги, и они разбирали и переводили очередной французский текст (книги, кстати, были из усадьбы, вынесенные в глубоком детстве, когда девчонки каждый день бегали в поместье) пришла взволнованная Верочка Адрианчук и вручила девушкам небольшую красивую открытку, где витиевато написано Приглашение. Верочка быстро ушла, не оставшись даже на чашку чая. Девушки принялись читать:

Решив однажды и навечно

Пути свои соединить

Мы приглашаем вас сердечно

К нам эту радость разделить!

Сказать напутственное слово,

Воскликнуть «Горько!!!» и не раз,

Мы бесконечно будем рады

На нашей свадьбе видеть вас.

О.Д. Лебедевой и Е.Е. Митяевой

от Д.И. Емельянова и А.С. Сковородниковой

– Кто такая А.С. Сковородникова? – испуганно спросила Ленка.

– Шурка, – у Ольги внутри что-то упало, она задохнулась и помахала приглашением перед Ленкой. – Шурка. Известная, любвеобильная Шурка, которую знает весь район. Что это, а? – Ольга непонимающе уставилась на подругу.

– Жизнь, – очень серьезно ответила Ленка. Девушки помолчали.

– Интересно, Шурка наверно сама предложила Димке руку и сердце, – подружки рассмеялись, и вдруг Ольга заплакала.

– Ты чего? – оторопела Ленка.

Положив голову на скрещенные на столе руки, Ольга плакала навзрыд.

– Конечно, это свинство приглашать тебя на такую свадьбу, – проговорила быстро Ленка и погладила подругу по светлым вьющимся волосам, – он ведь любит тебя, дурочка. Предлагал же он тебе замуж за него, что же ты не пошла?

Ольга подняла мокрое от слез лицо и зло посмотрела на Ленку:

– Уйди! Одна побыть хочу!

Митяеву как сдуло. Она попрощалась с Дмитрием Семеновичем, который вышел подбросить дров в печь. Отец прочитал лежащее рядом с Ольгой приглашение, удивленно хмыкнул.

– Неужели получше девушки не нашел? Он абсолютно не подходит нашей Шурке. Уж на что я их обоих знаю, а ты чего?

– Вот, даже Шурка, у которой выйти замуж не было никаких шансов и то выходит. И выходит по любви, – пробубнила Ольга, так и не поднимая головы, потом, подумав, прибавила, – ну если не по любви, так хотя бы по симпатии. Она вон как за ним убивалась, только он приехал.

– Димка всегда был к ней равнодушен, и вдруг – свадьба! Вот так Емельянов, вот так удивил!

– Людка тоже вышла за своего любимого Мейдзи, а я, наверное, никогда не буду уверена со своим любимым человеком.

– Это ты о Дегтяреве что ли? Честно сказать, я думаю, ты его наешься и бросишь.

– Папа, прекрати! Я знаю, что ты его не любишь.

– Что же он девица красная, чтобы мне его любить.

– Хватит, – Ольга вышла

ГЛАВА 3

Свадьба

В просторной светлой кухне у потрескивавшей дровами печи сидит Димка и объясняет своему давнему другу, который вместе со своей женой приехал на свадьбу.

– Сначала сватовство, потом рукобитие, затем смотрины. Далее мальчишник и только после – свадьба. Понятно?

– Зачем так много? – не понял друг, – Сватовство, рукобитие, смотрины – это не одно и то же?

– Нет, Санек, – устало воскликнул Димка, – я опять объясняю, что сватовство – это когда мы! приезжаем к ним! и спрашиваем, отдадут ли они мне в жены свою дочь или нет. Причем едут кукиш целовать только сваты. Меня там быть не должно.

– Что целовать?

– Кукиш! Кукиш трижды целовать! ты что никогда не слышал о подобном?

– Нннет, – заикаясь говорит друг, – нас там хоть бить не будут каким-нибудь поленом по голове?

– В общем, слушай, как тут проходит сватовство. Я говорю вам, где живет невеста, а то вам, гадам, все равно, где напиться. Когда сваты идут по деревне, на улицы выходят местные девки и норовят вас затащить каждая к себе в дом. Вы должны стойко оборонятся и идти к дому невесты. Первым делом дядя Степа поднесет вам под нос кукиш, и вы должны будете его трижды поцеловать, и проговорить: «у вас товар, у нас купец».

– Позволь, а если кукиш этот будет грязный?

– Ничего он не будет грязный, – злился устало главбух, – ты знаешь вообще, что это такое – кукиш?

– Ну болванка какая-нибудь…

Димка даже смеяться не мог.

– Ты сам как болванка! Кукиш – та же самая фига.

– Аааа, – протянул Александр, – так, понятно, что дальше?

– Они, то есть родители невесты, будут говорить, что невеста дескать убогонькая, хроменькая. Но вы берете такую, какая она есть. После достижения компромисса со сватами, отец ее выкатывает бочку пива и начинает пить сам и вас угощает. Все это сватовство, то есть договариваются посторонние, а невесту и жениха не трогают. Понятно?

– Это значит, мы только спрашиваем родительское согласие, так сказать, благословение.

– Да, Александр, вы делаете удивительные успехи!

– А рукобитие?

– Это после. Сначала смотрины. Мы приходим к невесте в дом и смотрим, какая из невесты получится хозяйка. Понятно?

– Это как?

– Мать невесты демонстрирует нам ее рукоделия, домотканые рубахи, вышитые рушники, как накрыт стол невестой и как блюда ей приготовлены. Ее самой на смотринах быть не должно. Понятно?

– Ага.

– А потом рукобитие. Они довольны мной, мы довольны ими. Садимся за стол и бьем по рукам, то есть договариваемся о свадьбе, материальных расходах, месте, времени и так далее. Понятно?

– Теперь да.

– Отлично.

* * *

Свадьбой руководили, как это водится в Енисейце, старые умудренные опытом женщины. Вот и теперь за дело взялась бабка Стюрка Шапошникова, которую в деревне все почему-то побаивались, но и уважали. Она знала все приметы, предсказывала урожайные, неурожайные годы, различные природные катаклизмы. Прежде, чем молодые отправились в сельсовет на роспись и обмен кольцами, Димка и Шурка трижды обошли специально приготовленные очаг.

– Отныне огонь любви должен гореть в ваших сердцах! – зычным голосом сказала бабка Стюрка, бросая в огонь какую-то траву, отчего огонь ярко вспыхивал и разносил приятный запах. Потом бабка Стюрка взяла в пригоршню воды и начала окроплять головы брачующихся. – Вода родниковая! Вода чистая, природная! Так пусть и любовь ваша друг к другу будет как этот родник – чистой и живительной.

Потом, когда молодые сели в украшенную лентами и цветами повозку, лошади тронулись, бабка Стюрка первая затянула старую свадебную песню:

Не было ветру, вдруг навенуло,

Не было гостей, вдруг наехало.

Полон двор, полна горница.

Наступили на новые сени,

Обломили сени новые,

Раздавили чару золоту,

Упустили соловья из саду.

Восплакала свет Александрушка:

Тут Шурка подхватила красивым чистым голосом:

Свет-то мои сени новые!

Свет-то моя чара золота!

Свет-то мой соловей во саду!

Кто же меня равно будет будить станет?

Рано будить, поздно утешать?

Ей ответил Димка, и Ольга поняла, что не даром Емельянов ездил по городам советского союза с ансамблем. Голос у него был сильный и очень красивый.

Да я у тебя соловей на руке!

Я у тебя, Дмитрий Иванович!

Я тебя стану рано будить,

Я тебя стану поздно утешать!

Ольга заслушалась их красивым исполнением и не заметила, как Лешка сменил Ленку подле нее.

– Когда же мы с тобой споем эту песню? – спросил он у Ольги. – Смотри уж на что Шурку честили: она такая, она сякая, душа пропащая. А вперед тебя, умной да красивой замуж пошла, да еще за кого! Не какой-нибудь Федька тракторист, сам Дмитрий Иванович Емельянов!…

– И что?! – перебила его пыл Ольга, холодно окинула взглядом склонившегося Лешку.

Она еще была на него зла за те обвинения, с которыми он тогда накинулся на нее. Ольга не могла позволить подобного обращения с собой.

– Ничего, – также холодно ответил Дегтярев.

Когда брачующиеся начали меняться кольцами, Димка никак не мог надеть колечко Шурке на палец. В итоге, колечко упало и покатилось к близстоящему. Это был Лешка. Он остановил ногою кольцо, поднял и отдал обратно Димке. По гостям прошел суеверный шепот: «Не будет счастья у Димки, – быстро прошептала Ленка. – Лешка все заберет». Когда выходили из сельсовета, Лешка помог Ольге забраться в повозку и, усевшись рядом, предложил:

– Ольга, выходи за меня!

Лебедева ошарашенно глянул на Лешку, потом рассмеялась, но руки не отняла. После того как все расселись за праздничным столом, Дегтярев сказал:

– Ну что, молчание – знак согласия, и я хотел бы выпить именно за это молчание!

Ольга так и не ответила. Она чего-то испугалась, и ей нужно было подумать. А думать было некогда, как потом сказал Лешка, что именно на это он и рассчитывал: «Ты слишком серьезно относишься ко всему. Слишком много думаешь. Счастье не надумаешь, его нужно ловить сразу, как только оно покажет свой хвост. И думать тут совершенно некогда».