– Я бы сказал, что по шкале от одного до десяти ему можно поставить одиннадцать, – улыбнулся Артес. – Во время нашего пути я убедился, что, несмотря на определённые странности, полное отсутствие манер и заносчивость, он вполне надёжный попутчик, прекрасный воин и не лишён некоего своеобразного чувства юмора. К тому же, он дивно цитирует баллады. Это дает некоторый шанс надеяться, что его образование не было таким уж примитивным и ужасным, как того можно ожидать.
– Баллады цитирует? – переспросил Джой, глядя на Артеса с непроницаемым видом. – Это любопытно.
Артес усмехнулся, поняв, что опекун думал совсем о другом, и просто повторил свою последнюю фразу.
– Я в надёжных лапах, дорогой Джой, – добавил шутливо молодой человек, чуть поклонившись. – Ты, сам того не зная, подобрал мне идеального проводника, с которым можно молчать в пути, не делиться личной жизнью, даже его не замечать, пока не наступит опасность – тогда на него можно вполне положиться. И дороги он знает отличные, и в Запределье каждый второй зверь его друг и брат. Другого и не требовалось. Надеюсь, что обещанная ему плата будет достойной и соразмерной риску, которому он подвергается.
– О, да, – широко улыбнулся Джой, – за такую бесценную услугу я приготовил ему особенную плату. Я бы сказал, что она не будет чем-то необычным для Ладимира, так как ему уже приходилось получать такую значительную награду, но в этот раз я постараюсь, чтобы её хватило до конца его дней.
– Ты заплатишь ему столько, что он не будет больше служить в Братстве? – поинтересовался Артес.
– Да, я убеждён, что после этого в Братстве он служить не станет. Как, впрочем, и в любом другом месте, – кивнул Джой.
– Отлично. Он именно этого и заслуживает, – удовлетворённо отозвался Артес.
Когда Артес вышел из комнаты, Джой резко поднялся, открыл потайную дверь за камином и спустился вниз в подвал. Посреди мрачного помещения светилась красная пентаграмма. В центре неё сидел очень худой человек, походивший скорее на скелет, обтянутый кожей. Только мерцавшие в темноте зеленоватые глаза указывали на то, что в этом ссохшемся теле теплится душа.
– Мальчик оказался действительно Избранным, – довольно произнёс Джой, подходя к пентаграмме. – А ты сомневался.
– Я не сомневался. Просто не хотел, чтобы твоё желание исполнилось, – презрительно проскрипел полутруп.
– Теперь тебе осталось недолго мучиться, – рассмеялся Джой. – Ты же надеялся, что он погибнет и что я сгину вместе с ним, мой дражайший друг. Не так ли?
– Ну что ты, – сверкнув глазами, отозвался человек. – «Надеялся» – это неподходящее слово. Я бы станцевал вальс на твоей могиле. А потом измазал бы её нечистотами.
– Вот поэтому такое злое создание, как ты, должно сидеть в пентаграмме, – назидательно произнёс Джой. – Кстати, я бы ещё хотел обсудить подсказанную тобой кандидатуру Ладимира. По-моему, кто-то начал играть в очень опасную игру с тем, кто такие игры не выносит, мой друг. Впрочем, хватит разговоров. Приступим к работе. Надо подготовить все для того, чтобы миссия Артес прошла без сучка, без задоринки.
И маг воздел руки к потолку.
Полутруп в пентаграмме сжал зубы и приготовился к невыносимой боли.
***
Разыскивая Ладимира, Артес заглянул в отведённую проводнику комнату, но не обнаружил ни проводника, ни какие-либо признаки того, что Ладимир там обустраивался. Пожав плечами, Артес продолжил поиски.
Ладимир был в конюшне, вместе с лошадьми. Дождь к вечеру усилился, и Бешеный с Ваджрой предпочли остаться под крышей. Ладимир лежал в деннике Бешеного, вытянувшись на соломе и подложив седло под голову. Рядом, у стены с окном, было свалено снаряжение. Бешеный устроился возле хозяина. В соседнем деннике, который не был заперт, дремал Ваджра.
– Вот ты где, – сказал Артес. – Между прочим, в замке специально для тебя отведена лучшая гостевая комната, с отдельной ванной.
– Тесно, – пробурчал Ладимир, не открывая глаз.
– Ах, да, конечно. Комната в двадцать пять квадратных метров, разумеется, теснее, чем денник размером шесть на шесть…
– Нет, – сказал Ладимир. – Тесно в одном доме с Джоем.
Артес пристально посмотрел на него.
– Как знаешь. Между прочим, он очень хорошо к тебе относится, несмотря на… все те испытания, которые тебе пришлось перенести.
Ладимир, слегка приоткрыв глаза, взглянул на Артеса.
– Неужели? Стало быть, плохо моё дело.
Артес не стал вдаваться в подробности. Он счел, что у оборотней какие-то свои представления об удобствах, о которых ему не стоит судить. Джой очень любил лес и часто уходил туда на несколько часов. Раньше Артес приписывал это простой любви к уединению, но в последнее время решил, что это одна из особенностей, присущая оборотням. К тому же, вполне вероятно, что рысь и пантера плохо уживаются на одной территории. Артес помнил, что у этих животных есть свой ареал обитания, и, вероятно, им лучше не находится в тесном соседстве.
– Мне придётся продолжить поход, – сообщил он. – Я должен пройти остальные магические алтари. Плата, которую ты должен получить после похода, будет значительно увеличена. Ты согласен?
Ладимир усмехнулся.
– Да здравствует святая инквизиция… Я привык завершать начатое.
Артес, вполне удовлетворенный адекватной частью ответа, кивнул и ушёл.
888
Пока Ладимир осмысливал известие о продолжении похода, Аталэйнт утоляла аппетит физически и интеллектуально. Джой пригласил ее на обед, который бесшумные слуги красиво сервировали в гостиной его особняка. С момента приезда в Лондон Аталэйнт мучали разные мысли, которые в принципе ей не нравились. Для принцессы это было нетипично, потому что обычно она всегда была довольна собой, считая свою особу рассудительной, в меру романтичной, умной и практичной. Влюблённость в Артеса в общих чертах отвечала этой характеристике, хотя и не являлась безупречной. Артес был человеком. Только его желание стать магом как-то оправдывало Аталэйнт в её собственных глазах. При этом у него было безупречное происхождение, манеры и внешность. Он даже чем-то походил на эльфа с его отросшими светлыми волосами, пронзительно синими глазами и тонкими, но мужественными чертами лица. Если бы не уши, то никто никогда бы и не заподозрил в нем низкое человеческое происхождение. Но не Артес в последнее время занимал все мысли прекрасной принцессы. А тот, кто занимал, вообще не должен был быть ей интересен. Рассудив таким образом, Аталэйнт радостно приняла предложение Джоя, который ей нравился, и вот уже час как сидела за длинным столом тёмного дерева и изысканно ковырялась в салатах.
– Что скажете о крабах? – вкрадчиво поинтересовался Джой, который почти не притронулся к постоянно меняющимся блюдам. – Их привезли из Гренландии. Уникальный вид.
– Они восхитительны, милорд, – с улыбкой отозвалась Аталэйнт. Девушка кокетливо посмотрела на хозяина дома, покручивая в тонких пальчиках длинную огненно-рыжую прядь волос. – Теперь я бы попробовала вот тот салат, с зелёными листьями и орехами.
– У вас прекрасный вкус, дорогая, – слегка кивнув слуге, промурлыкал Джой. Он плотоядно взглянул на принцессу из-под полуприкрытых глаз, но быстро погасил опасный блеск вожделения. В данный момент интрижка с принцессой, даже такой соблазнительной, была бы опасна. С другой стороны, если ему удастся отвлечь её внимание от Артеса, это пойдет на пользу дела. – Этот салат называют афродизиаком. Он пробуждает страсть.
– Какие ужасные вещи вы говорите, милорд, – с притворным страхом в голосе отозвалась Аталэйнт, откусив кусочек кешью. Вздохнув, принцесса подумала, что её страсть не надо подогревать. Правда, предметом страсти был не красавец Артес и не соблазнитель Джой, а оборотень. Заклятый враг, низшее, примитивное существо, недостойное лизать её носовой платок. Аталэйнт, смеясь и ловко отвечая на шутки Джоя, про себя продолжала бороться с собственными чувствами и мыслями. Она сама не могла точно описать, в какой момент Ладимир из простолюдина-оборванца-животного превратился в героя её грёз. Не первую ночь она проводила, мечтая о том, как он прижмёт ее к своему покрытому шрамами телу, поцелует и… сделается окончательно героем в ее глазах. С другой стороны, каждое утро принцесса просыпалась в холодном поту, представив реакцию отца, соплеменников, друзей. Её бы осудили и изгнали из их поселения. С другой стороны, Аталэйнт всегда ощущала себя особенной, не похожей на остальных эльфов. Она увлекалась культурой и бытом других народов, их традициями. Ей хотелось диких приключений, неизведанных удовольствий. Стань Ладимир ее мужем, она могла бы гордиться собой и своим выбором. У кого другого был бы такой супруг, который в случае опасности буквально разодрал бы врагов на части? Который выиграл столько битв? Который говорит так загадочно, и чей взгляд пронизывает насквозь сильнее кинжала?
– Милая моя, вы совсем ничего не пробуете! – всплеснул руками Джой. – Мой повар умрёт от огорчения!
– О, поверьте, всё предложенное удивительно вкусно, а мы даже не достигли десерта. Я не смогу себе простить, если в меня не поместится ни кусочка того восхитительного торта, который я вижу на ледяном столе! – рассмеялась Аталэйнт.
– Вы – стопроцентная женщина! – восхищённо и искренне произнёс Джой. – Как легко и непринуждённо вы признаетесь в любви к сладкому!
– Даю, что это не предосудительно, не так ли? – потупив глаза, сказала Аталэйнт. Она решила пока что выкинуть из головы все рассуждения и мысли и насладиться настоящим – потрясающим ужином из другого мира, где, возможно, ей больше никогда не придётся побывать. Она особенно очаровательно улыбнулась Джою и приняла из его рук серебряную тарелочку с куском нежнейшего торта, украшенного малиной и клубникой.
Как раз этот момент застали Артес и Мадлен, которые одновременно вошли в широкие двери столовой.
Артес был слишком занят своими переживаниями, поэтому не обратил на парочку особого внимания. Мадлен ехидно улыбнулась. Она села напротив пустующего места Ладимира, а Артеса Джой позвал ближе к себе и усадил по другую сторону от Аталэйнт.
Принцесса обрадовалась и решила очаровать обоих мужчин, чтобы таким образом избавиться от смущающих ее мыслей.
Ладимир явился немного позже. Его приход, скорее всего, остался бы незамеченным, если бы не жуткий грохот, этот приход сопровождавший. Клацая подковами по мраморным плитам пола, за Ладимиром бодро шли все три жеребца (Ваджра, по обычаю атроксов, подкован не был, но гремел не меньше своих товарищей). В гостиную они не попали только потому, что застряли в дверях.
Обедающие изумлённо уставились на невиданное явление. Кони, пытаясь протиснуться, отчаянно скользили копытами по полу, и Джой внутренне содрогнулся, представив, какая судьба ждёт дорогой итальянский мрамор.
Ладимир, который поначалу как будто не замечал шум, поднятый его верными спутниками, повернулся к ним и пару минут хладнокровно их рассматривал. Потом он подошёл к ним, опёрся обеими руками о лоб Бешеного (тому выпало место в середине) и вытолкнул всю конницу вон, приговаривая: «Ну, пошли, пошли, нечего вам здесь делать… Идите в парке погуляйте, что ли… Ну, пошли, пошли…».
Джой вздохнул. В парке лошадям быстро становилось скучно, и Ваджра с Бешеным развлекались так, как было, по-видимому, принято у лошадей Крылатых. Они прятались в кустах и весело прыгали на какого-нибудь несчастного садовника или конюха. Прыжки эти сопровождались свирепо прижатыми ушами, сверкающими глазами, оскаленными зубами и диким визгом. Вулкан поначалу с восторгом наблюдал за происходящим, а потом, быстро усвоив суть игры, присоединился к товарищам. Жертвы пугались до нервного припадка, и некоторые пытались поговорить с Ладимиром. Тот задавал один и тот же вопрос: «Они разве кого-нибудь убили?» – «Нет, сэр, но…» – «Раз не убили, так в чём же дело?». Этим все разговоры и заканчивались.
Ладимир выпроводил лошадей и пошёл к столу, но на полдороге остановился, пристально разглядывая Мадлен. Затем он звонко воскликнул: «А у Королевича губа не дура!», – и проследовал к своему месту.
Это загадочное восклицание вызвало самые разные отклики. Джой подумал, что лучше бы Ладимир последовал вслед за лошадьми – присутствие за обедом сумасшедшего сильно накаляло обстановку. Артес удивлялся, с каких это пор он сделался королевичем. Мадлен не знала, считать эти слова комплиментом или оскорблением. Аталэйнт же разом забыла и об Артесе, и о Джое…
Ладимир сел, старательно наполнил свою тарелку всем, до чего смог дотянуться, доверху налил бокал, опередив подбежавшего слугу, и меланхолично принялся жевать кусок хлеба, не сводя глаз с Мадлен.
Обед, прерванный столь странным появлением проводника Артеса, вновь потёк своим чередом. Аталэйнт отчаянно флиртовала с Джоем, который охотно отвечал ей, и с Артесом, который не отвечал никак.
Мадлен начинала злиться, несмотря на равнодушие ее благоверного к принцессе, и уже почти решила вступить в беседу, чтобы поставить рыжую бестию на место, когда Ладимир неожиданно произнёс:
– Такую красоту нельзя увидеть среди земных женщин. Она совершенна, точно бутон розы, и пьянит, как запах цветов под вечерней росой. Вы небесное создание, не иначе.
Эти слова были произнесены без тени притворного восхищения, так, как говорят непреложную истину, и голос, каким они были сказаны, – с лёгкой хрипотцой – казалось, пронизывал насквозь. Никогда ещё никто не говорил так и таким тоном с Мадлен, и она ошеломлённо повернулась к оборотню.
Когда он только входил в гостиную, она решила, что ничего привлекательного в нём нет. Невысокий, слишком худой, лицо, в общем, неправильное – глаза хоть и большие, но отталкивающе светлые, курносый нос, маленький подбородок и полные, почти бесформенные губы. Но сейчас она увидела, что эти золотистые, с пятнышками цвета гречишного мёда, глаза мягко лучатся, курносый нос смягчает чрезмерно запавшие щёки, а от лёгкой улыбки на правой щеке появилась ямочка.
«А он вовсе не безобразен», – пронеслось у неё в голове.
– Немного вина, сударыня? – спросил Ладимир.
Мадлен милостиво кивнула ему. Он встал, подошёл к ней и наполнил её бокал тёмно-рубиновым вином. Все его движения были бесшумны и точны – казалось, будто это не создание из плоти и крови, а призрак. Мадлен оценила их лёгкость и плавность и слегка улыбнулась оборотню, но потом ей пришло в голову, что именно так движется хищное животное – мягко, бесшумно, не давая жертве ни единого шанса на спасение – и ей стало немного не по себе.
Ладимир вернулся на своё место и сказал, улыбаясь и слегка щурясь:
– Вероятно, Артесу можно позавидовать. Ведь такая красавица не каждому отдаст своё сердце. А любовь её так сладка, что примешь, не дрогнув, смертельный яд – лишь бы заслужить её.
– Вы мне льстите, милорд, – отозвалась довольная Мадлен.
– Я не милорд, сударыня. Я всего лишь животное, дикое животное, которое на мгновение прибилось к людям.
«Вот уж верно», – подумала Мадлен, взглянув на него.
– Такая дочь могла появиться лишь у необыкновенных родителей. Почему их нет сегодня с вами?
– Мой отец неважно себя чувствует, и мать осталась с ним, – сообщила Мадлен, откусывая от прожаренного стейка маленький кусочек.
Аталэйнт на другом конце стола залилась серебристым смехом в ответ на шутки Джоя, касаясь ручкой его рукава.
Ладимир не повернул головы в её сторону. Собственно, он её даже не слышал – не слышал чисто по-рысьи, то есть её смех прошёл мимо его сознания.
– Расскажите мне о них, – негромко попросил он.
– Почему вы спрашиваете? – поинтересовалась девушка, рассеянно поглядывая на Артеса, который выглядел страшно довольным. Именно в этот момент в его душе зародилась надежда, что принцесса влюбилась в Джоя и оставит его в покое.
– Потому что меня волнует всё, связанное с вами, – тихо ответил Ладимир.
Мадлен прищурилась, и перевела взгляд на оборотня. Глаза его потемнели, и их тёмный и странный взгляд пронизывал насквозь.
«Он определённо хорош собой, но с ним надо быть осторожной», – подумала она.
– Ну что ж, – мило улыбнувшись, ответила девушка. – Мои родители – близкие друзья Джоя. Они являются магами Воздуха, как и я. Впрочем, мой отец ненавидит разногласия между кланами и вообще не интересуются магическими отношениями и не вступает в альянсы. Этим он отличается от большинства магов, ведь наше общество напоминает обычные склоки между людьми-политиками. Каждая партия тянет в свою сторону…
– Так ваш отец не желает победы своего клана и не воюет с другими магами? Похвальное бескорыстие. И вы разделяете его взгляды?
Ладимир говорил медленно, и голос его обладал непреодолимым очарованием, но Мадлен, продолжая спокойно улыбаться, взялась за следующую куриную ножку.
– Разумеется, я против войн, как любой здравомыслящий человек! – спокойно ответила она. – Я люблю другие занятия. Гораздо более увлекательные, – добавила с усмешкой она.
Ладимир усмехнулся ей в ответ и тихо, но так звонко, что она слышала каждое слово, произнёс:
– Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные… (Песнь песней Соломона).
На этот раз Мадлен не удалось справиться с собой, и она, прищурившись, холодно посмотрела на оборотня, пытаясь понять по его лицу, к чему были сказаны эти слова.
Но Ладимир улыбался мягко и безмятежно.
– Ещё вина? – предложил он.
– Пожалуй, нет, – медленно ответила она, жестко улыбнувшись.
Ладимир расхохотался во всё горло, так что Мадлен вздрогнула от неожиданности и вспомнила о том, что перед ней сумасшедший.
Аталэйнт слегка занервничала. Она не могла слышать очень хорошо, о чём беседовал с Мадлен Ладимир, но видела, как он улыбается, наполняет её бокал, поддерживает разговор.
Она практически впервые видела, как он сидит расслабленно, как наслаждается чьим-то обществом. Аталэйнт прикусила свои очаровательные губки, почувствовав сильный укол ревности в сердце. Разозлившись на себя и оборотня, она повернулась к Джою, сжала его руку и, особенно нежно глядя ему в глаза, произнесла ласковым голосом:
– Я так счастлива, что дорогой лорд Артес привёз меня сюда, в этот прекрасный дом, к такому замечательному хозяину, как вы! Ведь я могла всю жизнь прожить в моем скромном поселении и не увидеть такой красоты!
Джой, которого Аталэйнт отвлекла от беседы с Артесом, усмехнулся, и, сжав тонкие девичьи пальчики, произнёс:
– Я рад, что Лондон и моя персона вас не разочаровали. Теперь мне остаётся только пригласить вас на танец, поскольку ваша тарелка пуста, а я был бы плохим хозяином, если бы не обеспечил вас всеми возможными видами развлечений.
Джой подал принцессе руку, и они закружились по залу в медленном танце, суть которого Аталэйнт быстро схватила. Сколотые изумрудной брошью волосы принцессы разлетелись по спине огненным потоком, зелёные колдовские глаза сияли. Джой был очарован. Даже Артес, взглянув на принцессу, не смог не признать её красоту. Если бы не Мадлен, то, возможно она могла бы занять место в его сердце.
Ладимир смотрел на принцессу и любовался ей, как любовался бы игрой солнечных лучей на заре. Он опустил голову и грустно улыбнулся. «Конечно, они с Джоем превосходная пара, хоть он и смотрит на неё, как голодный паук на бабочку. А вот Артесу она идеально подходит. Куда до Джоя и Артеса такому чучелу, как я!».
Джой, кружась в танца с Аталэйнт, ухитрялся наблюдать за Ладимиром так, что этого никто не заметил. Со стороны казалось, что он полностью поглощен танцем и Принцессой, хотя его взгляд неотрывно следил за русским другом, чему помогали зеркальный потолок зала и каменные, отполированные почти до сияния стены.
«Всё любопытнее и любопытнее, – думал Джой, нежно улыбаясь Аталэйнт, которая таяла словно воск в его руках. – А заморыш-то стал воином, да ещё каким. И ухажёр из него превосходный. Вон как ловко увивается вокруг Мадлен. Да и принцесса на него поглядывает неравнодушно. Мадлен-то, конечно, им не заинтересуется, зачем он ей, когда рядом Артес с влюблёнными глазами. Да и слишком она осторожна и умна для него. С его вопросами. Правда, другие расспрашивают-то хитрее, а ему таки искусства в этой области постичь не удалось. Топорно работает, топорно. Вот его товарищи из Гвардии. Ох уж мне эта Гвардия… А раньше-то он и на кухарку простую смотрел снизу вверх и заикался. Не люблю я, когда вот так резко люди меняются. И не люди тоже. Было бы любопытно посетить это Братство, с их птицей-синицей… И стоит ли отпускать с ним моего мальчика? Разумно ли это?».
Он вскинул голову. Музыка стихла, и Джой поцеловал у Аталэйнт руку. Мадлен встала, и к ней подошёл Артес. Ужин был окончен, и все готовы были разойтись по своим комнатам, когда послышался звонкий голос:
– Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Аннабель-Ли,
Я любил, был любим, мы любили вдвоём,
Только этим мы жить и могли.
Ладимир сидел на подоконнике и то ли говорил, то ли пел. Голос его звучал, словно весенний ручей, и слова, повествующие о любви, которая одержала победу над смертью, серебряной паутиной ложились на сердце. Артес крепче прижал к себе задумавшуюся Мадлен, и в памяти его возник образ прекрасной девушки, окружённой солнечным сиянием, но то была не Аталэйнт и не Мадлен. Она печально смотрела на него, сжимая в руках ветку с зелеными листьями …
Принцесса не сводила глаз с Рыси. Прошлое – шелуха, и ветер унёс её прочь, традиции клана разлетелись в пыль, и не было ей дела ни до изысканно-вежливого Джоя, ни до красавца Артеса…
– … И ни ангелы неба, ни демоны тьмы
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли.
И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжётся ль звезда, вижу очи всегда
Обольстительной Аннабель-Ли;
И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,
С незабвенной – с невестой – с любовью моей –
Рядом с ней распростёрт я вдали,
В саркофаге приморской земли. (Э.А.По, «Аннабель-Ли», в пер. К.А.Бальмонта).
Джой слушал – не мог не слушать. Серебряный кинжал разбередил рану, он вспомнил ту, о которой пытался забыть и не забывал ни на минуту. Удар был нанесён не его рукой, но это был его удар…
***
Артес бегал по залу, ловко уворачиваясь от молниеносных атак Джоя. После свидания с Мадлен он был счастлив и одновременно несчастлив. Пытаясь рассеять свои сомнения, он решил потренироваться в зале для фехтования, пока Аталэйнт и Ладимир прогуливались по обширным владениям его отчима.
– Джой, – подскочив над землёй, сделав кувырок и легко поднявшись на ноги, готовый отразить удар, спросил Артес, – а ты был влюблён? Чтобы прямо сердце в груди замирало при виде избранницы, и тебе хотелось летать и воспевать ее красоту?
– Был, – со скукой на лице, виртуозно нанося боковые удары шпагой и мечом, протянул Джой. – В твою мать. Я уже говорил тебе, мой мальчик.
– А кроме неё? – слегка запыхавшись, продолжил задавать вопросы Артес.
Джой помолчал, поднырнул под мастерский удар юноши, отразил нападение и сказал:
– Была одна барышня. Очень напоминала твою мать. Такая же наивная… Ее звали Грир. Мы познакомились в предместьях Лондона, где жила вся ее семья. Глупышка решила, что влюблена в меня, ходила за мной, словно привязанная… Уже тогда я понял, что пытаюсь найти в ней образ другой женщины, поэтому я попытался ей объяснить, что наши отношения не перерастут дружеские. Тем не менее, она упорно шла к своей цели – видимо, ей импонировала мысль, что она может вернуть меня «на путь истинный»…
– В каком смысле? – заинтересовался Артес, отступая назад.
– Малыш, я же оборотень, – спокойно отозвался Джой. – А она была ведьмой, да еще и из кланов Друидов. Девушка искренне считала, что все оборотни – зло, но если я полюблю её, то смогу стать милым и пушистым котёнком, а не кровожадной чёрной пантерой.
– И что случилось? Ты всё-таки полюбил ее? – спросил Артес, задев наставника по плечу и получив одобрительный кивок
– Нет, – Джой замер, выжидая действий молодого человека. – В моём сердце было и есть место только для одной женщины. И когда эта глупышка узнала правду, то решила покончить с собой: бросилась с балкона её отца в реку.
Артес застыл и пропустил сокрушительный удар мечом и животу. Оказавшись на полу, он поднял глаза на Джой
– Она погибла? – спросил он.
– Нет, – Джой тоже сел на пол, протирая эфес меча. – Не погибла, но сильно разбилась. Её душа уже стала покидать тело, отправляясь в мир эфира, когда я добрался до неё. – Джой искоса посмотрел на Артеса и поджал губы. – Я вернул ее к жизни.
– Ты сделал доброе дело! – сказал Артес, порывисто пожав ему руку. – Поэтому я так люблю и уважаю тебя. И что с ней стало?
– Она… продолжила жить в другой форме, – рассеянно ответил Джой.
– Как так? – удивился Артес.
– Её тело было слишком разбито. Если бы я вернул в него душу – она осталась бы инвалидом или опять умерла. Тогда моих умений не хватило бы на то, чтобы исцелить тело и вернуть ее суть обратно. – Джой поморщился. – Вообще акт суицида не зря считается смертным грехом. Особенно по глупости. Но вот так кинуться на камни из-за эфемерной любви наказуемо. Поэтому я спас её. Хотел дать ей второй шанс.
– А что случается с друидами после смерти? И магами? – заинтересовался Артес.
– Маги уходят к своим корням – в алтари. Поэтому новый маг может появиться только тогда, когда умрёт старый. Фактически маги бессмертны. Они бесконечно перерождаются, принимая новые формы, сохраняя только частички памяти прошлой жизни. А друиды и ведьмы уходят в мир иной.
– Неужели нет абсолютно новых магов? – удивился Артес, садясь на корточки.
– Нет. Это тебе не люди, – усмехнулся Джой. – Магия – это природный ресурс нашей планеты. Нельзя её черпать бесконечно и надеяться, что она никогда не кончится. И маги это знают. Если бы рождались новые маги, а не перерождались старые – то источники магии, алтари, быстро бы истощились. И тогда ни один новый маг не смог бы появиться на свет, старые бы умерли, неоткуда было бы черпать силу. Только люди способны без разбору безумно тратить драгоценные запасы, которые им даёт планета, не думая о будущем. Волшебные существа гораздо практичнее.
– И кем стала Грир? – спросил Артес, поднимаясь.
– О, весьма милым существом. Она вполне довольна своим нынешним состоянием, осознала свою ошибку. Может быть, ещё возродиться – ведь её душа жива, – ответил Джой.
– Последний вопрос, и я оставлю тебе в покое, – сказал Артес, глядя на фрески на потолке. – Если ты так любил мою мать, почему всё же ты смог отпустить её? Может быть, ты начал сомневаться в своих чувствах? – и молодой человек внимательно посмотрел на опекуна.
– Я никогда не сомневался в своей любви к ней. Просто она выбрала другого, – с кривой улыбкой ответил Джой. – Иди к себе, Артес, прими ванну и не думай о глупостях. Любому видно, что Мадлен – твоя судьба.
– Ванна мне и впрямь не помешает, – кивнул Артес, не очень удовлетворённый ответом опекуна, и вышел из зала.
Джой остался сидеть на полу. Воспоминания прошлого, вызванные расспросами Артес, набросились на него, срывая замки, навешанные на угрызения совести и давнюю боль.
Он вспомнил вечер, когда впервые гулял с Анжеликой по саду у него в поместье, где его брат давал пышный бал. Он признался ей в любви, потому что чувствовал, что не может больше сдерживать это сжигающее его чувство. Она была молчалива, тихо шла рядом, держа в руках букет чёрных роз. Джой с усилием пытался успокоить биение сердца, поражаясь самому себе. Тысячи лет он не испытывал такого волнения, никогда не желал женщины так сильно.
– Джонатан, то, что ты сказал, очень важно для меня, – наконец произнесла Анжелика, садясь на скамейку у фонтана и погружая руку в его холодную воду. – Ты наверняка видишь, что я тоже… неравнодушна к тебе, – Анжелика подняла на него свои синие глаза, обрамлённые чёрными ресницами, и улыбнулась. Джой резко наклонился к ней и прижался губами к её губам. Спустя минуту девушка мягко отстранила его.
– Послушай, да, я люблю тебя, и хочу быть твоей. Но в последнее время мне снится страшный сон, и я чувствую, что внутри ты не такой, каким я тебя вижу, – сказала она, проводя рукой по его волосам. – Если я стану твоей, ты должен обещать, что между нами не будет тайн.
Джой смотрел в её поразительные честные любящие глаза и понимал, что у него есть только один выход.
– Я обещаю, – солгал он и опять прижал её к себе, покрывая лицо, шею, грудь поцелуями. Наконец-то он получил ту, которую жаждал уже пять лет, которую вёл в свою постель каждую ночь во сне, просыпаясь с болью сознания, что это лишь недостижимая мечта. Он не мог и не должен был делать её своей, но он не мог и не должен был отказываться от этого счастья. – Я обещаю тебе, что ты будешь счастлива, обещаю, что когда мы поженимся, ты никогда не узнаешь горя, печали или боли. Я дам тебе покой, жизнь, моё сердце.
– Я верю тебе, – задыхаясь, ответила Анжелика, кладя руку на грудь. Она намотала длинный чёрный локон его волос на пальчик и слегка дёрнула. – Я твоя. Навсегда.
Джой подхватил её на руки, внёс в особняк и, пройдя тайным коридором, пронёс в свою спальню.
Он положил девушку на кровать и лёг рядом. Проводя рукой по её лёгкому, расшитому бархатом платью, Джой не мог поверить, что всё это происходит наяву. Он будто скинул прожитые годы и впервые в жизни почувствовал себя живым, чувствующим тепло и любовь, боящимся потерять всё это. Джой начал медленно расстёгивать крючки платья, глядя в глаза Анжелике, ожидая со страхом, что его остановят. Но девушка молчала. Она закрыла глаза, и только тихая улыбка скользила по её губам. Джой дёрнул оставшиеся пуговицы и со стоном прижался к её шее.
Когда напряжение, захватившее обоих, достигло пика, Анжелика прижала его твёрдое мускулистое тело к себе, обхватив руками и ногами со словами:
– Я люблю тебя.
Потом она спала в его объятиях, разметав волосы по красной подушке, а Джой, улыбаясь и нежно касаясь губами ее лица, шептал: « Я люблю тебя», – бесконечное количество раз.
На следующий день она увидела то, чего не должна была увидеть, тем самым обрекая на гибель себя, и оставила его с незаживающей раной в сердце, которая каждый раз давала о себе знать, когда он смотрел на Артеса – живую копию его матери.
***
Артес нетерпеливо стоял перед воротами конюшни, дожидаясь, когда Ладимир выведет своих драгоценных скакунов. Смеркалось. Странная компания не хотела привлекать в себе внимания, несмотря на то, что Джой навёл на них маскировочные чары. Джой покуривал сигарету и меланхолично смотрел на небо. В голове у него крутились разные мысли, одна мрачнее другой. Исход похода Артеса уже не казался ему таким уж однозначным. Он, слегка прищурившись, посмотрел на Ладимира, который с обычным своим отрешённым видом выводил жеребцов из конюшни.