Четверной туз

Том дал мне отдышаться, он не торопил себя. Прошло довольно немало времени, чтобы как прежде, я смогла ровно лежать, раскинув руки и ноги, не шевелясь, опасаясь нарушить баланс тишины и не отпускающего до сих пор острого возбуждения.

И в этой тишине, в мое воображение снова ворвались миллион звуков. Мягкое шуршание одежды, навеяло о призрачном перекати-поле, которое бесцельно гнал слабый ветер. Когда лязгнула пряжка ремня, передо мной возвысились огромные и черные чугунные ворота, с рифлёными, глубоко выбитыми извилинами кольцеобразного рисунка. Я, как наяву, подушечками пальцев смогла погрузиться в глубину резной линии и вот с лязгом, эти ворота распахнулись и что-то теплое, и нежное приняло меня в свои объятия, погружая в полон блаженства.

Я облизнула пересохшие губы, ожидая прикосновения именно к ним. Но поцелуя не случилось и поэтому, касание языка Тома, на моем твердом соске стало для меня мощным катализатором вспышки, который сверкнул последующим взрывом в голове, отчего сквозь дрожащие и закрытые веки посыпались цветные искры.

Том, как будто не заметил мои конвульсивные подёргивания конечностями, его губы плотно сомкнулись на соске, язык, теплый и влажный, медленно двигался, то еле касался соска, то, наоборот, прижимался к нему со всей силой. Плавно. Обманывая ожидания. Движениями не по кругу, а направляясь в разные стороны, точно маятник. Рука Тома не спешно двигалась по моему телу вверх, по изгибу талии к подмышечной впадине. Кожа, моментально отреагировала, она стала неимоверно тонкой и чувствительной, оставляя после его прикасания обжигающе длинный след.

Том навис надо мной, но не лег. Я чувствовала энергию тяжести над собой, а волоски на моем теле магнитом потянулись вверх, убеждая его соединиться с ними. Мне захотелось обнять его, и я медленно стала сводить руки, пока не прикоснусь к нему. Кожа Тома была прохладной и на удивление гладкой, я погладила его ровную спину, где прощупывался каждый позвонок под пальцами. Мои руки не остановились, и вот, я уже легонько сжимаю его напряженные ягодицы. Тела Тома прикоснулось ко мне, в шею уткнулось его горячее дыхание, и поцелуй влажно оседает у впадины на ключице. Мои руки заскользили вверх по спине Тома, и я легким толчком перевернулась, сменив его сверху.

Том легко поддался перевороту и под моими руками обозначилась его крепкая грудь. Дыхание у него было разреженным и сбивчивым. Пальцами я провела по его коже, наклонилась и прикоснулась губами. Легкая испарина, образовавшаяся на его груди, осела на моих губах. Запах Тома сбил меня с намеченного курса. Сначала я услышала явный мускат, но потом в нос ударило что-то терпкое, с осадком ванили. Явно чувствовался аромат табака и выпитого крепкого алкоголя. Я не знаю, пользовался ли Том парфюмом, но его запах отозвался легким головокружением в моем сознании.

Мои бедра чутко ощущали трепетание его члена. Я приподнялась и подвинулась ближе к ногам. Руками Том поддерживал мою голову, направляя на нужный ориентир. Наощупь нашла его пах и пальцами наткнулась на горячий, твердый, с вздувшимися венами член Тома. Я лизнула его, от корня до самой головки. И пальцы Тома крепче сжались на моей голове. Поняв свое правильное направление, я осталась наедине не Томом, а с его членом. Теперь, равноправным партнером был он и только он.

Мне хотелось не только целовать его достоинство, но и прикасаться к нему пальцами, ощущая всю его мощь и величину. Осторожно, словно знакомясь, я обдала его своим горячим дыханием. Член колыхнулся. Проведя пальцем по стволу снизу вверх, я задержалась у уздечки. Обведя контур своеобразного кольца по головке, я несильно надавила подушечкой пальца и также с нажимом опустилась к самому корню, откуда возвышался орган. Член снова стал колыхаться, Том задышал глубоко и прерывисто. Я обхватила губами головку и сделала сосательное причмокивание. Потом, несколько раз обвела вокруг языком и слегка прикусила зубами. Том выгнулся и сжал коленями мою голову. Дождавшись освобождения от его пут и придерживая ствол пальцами, я полностью накрыла своим ртом его пульсирующий орган и плотно сжала губы. Сделав несколько фрикций, я, с сосущим вакуумом своего рта, выпустила член на свободу. Он отважно вибрировал под моими пальцами и не хотел успокаиваться, требуя повторного и такого же полного погружения в мой горячий рот.

Я снова обхватила член губами и глубоко, насколько смогла, опустилась до самого корня. Постепенно, выпуская его из своего плена, я яростно сосала, облепив головку языком и чувствуя, как как она обретает форму сладкой конфеты, с которой не хочется расставаться. Сбившись в дыхании, и в обилии своих слюней я выпустила член изо рта. Том резко перекинул меня через себя, ловко уложив на спину. Он лег на меня, опираясь на свои локти и колени, зажав мою голову в свои ладони. Тяжесть его тела приятно осела на меня, я чувствовала, как в мой влажный пах упирается твердый пресс Тома, мой живот нагревался от тепла его широкой груди.

Том снял с меня повязку и между нами установился прямой путь, подсвеченным страстным возбуждением и зрительным отражением друг друга. Он смотрел на меня, а я проваливалась в глубину его светлых глаз, и не знала, существует ли там дно, о которое можно опереться или я вечно буду тонуть в них.

Прежде чем войти в меня, он прикоснулся ладонью к моей щеке и дотронулся губами до моих губ. Легко, нежно, совсем без языка. Я-то помню, как юнец старался засунуть в меня свой язык – резко, и как можно глубже. Поэтому такой вариант мягкого поцелуя от Тома, все равно, что падение вниз с высокого водопада. Настолько быстро и стремительно, что внизу моего живота появилась приятная сосущая тяжесть. Я судорожно обхватила его руками и ногами и сразу же почувствовала полное погружение в себя. Том заполнил своим органом не только влагалище, но и кажется всю меня, без остатка. Всё мелочное, всё обыденное, лишнее, стыдное, даже влечение к Люку, все вышло из меня, под напором его неутомимого члена. Осталось только абсолютная наполненность Томом. Его любовью и безграничной нежностью.

Я никогда не испытывала такие острые ощущения от фрикций. Внутри бурлило и гудело, как разворошенный улей. Этот гудящий комок становился шире, готовясь разорваться на мелкие кусочки в любую секунду. Мы двигались в унисон, то разрываясь в бедрах, то стремясь навстречу друг другу. Кожа Тома покрылась мелким бисером пота, которые становились прохладными под моими руками, каждый его мускул был наряжен и я, обнимая его, чувствовала крепость мужского тела, как каменную глыбу.

В моих руках и ногах начала расстилаться паутина сладостной истомы, которая обволакивала, делая нечувствительными все мои кончики пальцев. Том опустил голову в ложбинку моей шеи, горячо обдав дыханием и от его волос, ударили в нос знакомые нотки муската. Нечувствительность, с мгновенной скоростью, стала ползти вверх по венам, как до нее только что плыло возбуждение и вдруг, все точки, которые обозначились в моем теле – центр живота и кончики моих пальцев соединились и, наружу выплеснулся мощный взрыв. Я изогнулась и кричала, одновременно плакала и смеялась. Я никогда! Никогда не проходила сквозь подобные ощущения. Я только что, впервые в жизни, испытала настоящий оргазм! Пусть такой смешной. Пусть не такой красивый, как показывают в кино. Но он был! Он обволок меня, как паутина свою жертву, плотно сжал и только потом стал медленно отпускать от себя, оставляя меня в еле заметной подрагивающей истоме. В еле заметном сладострастии. В еле заметном изменении во мне, как в женщине. Я не была раньше ею, оказывается… Я только что ею родилась…

Мы лежали обнявшись. Я на левом боку, Том за мной. Мы сложили вместе ноги, как фигуры в тетрисе, прижались всеми точками своего тела к друг другу. Я ощущала его ровное дыхание над головой и гладила его длинные пальцы, сжимавшие мое тело. Если этот сон закончится, и я сейчас проснусь – я умру. Это озарение постепенно проявлялось во мне, удивляя своей резонностью и в тоже время, отравляя своей правдой.

В вместе с озарением на меня понеслась лавина всепоглощающего счастья. Я полностью отдалась ее власти, даже не задумываясь какова этому будет цена.

Я неторопливо закрыла глаза и даже не почувствовала, как провалилась в бездну.

Глава 7

Кромешная тьма! Но я все равно разглядела обои в спальне, в которой только что открыла глаза. Они не были золотистыми! Мебель в спальне идентичная той, что была в мире Люка или Венсана, что разумно наводила на мысль, что она выбрана мной, а не кем иначе.

Скорее всего, я сменила мир во сне (невозможно поверить, что я так легко об этом говорю). И, как только я осознала смену спальни – почувствовала себя бездыханной рыбой, выброшенной на берег. Не было ни желания, ни мотивации жить.

Подогнув к груди колени, я сидела в постели и слушала звуки, доносившиеся с ванной комнаты. Сейчас я узнаю, кто здесь: Венсан? Люк?

Вот щёлкнула дверца шкафчика. Замолчал урчащий кран. Тишина. Мягко качнулась дверная ручка.

Три. Два. Один…

– Дорогая, ты все же проснулась?

Это мир Венсана! Венсана, который разом умудрялся быть одновременно ненавистным и привлекательным. Я, со стоном от бессилия рухнула в постель, но притворятся спящей уже было поздно.

– Сегодня выходной, мы собирались в галерею, – от меня не ускользнул внимательный взгляд Венсана, цепко повиснувшем на мне.

Я молчала и исподлобья смотрела на него. Я не собиралась прощать этому насильнику его деяния. Но что делать и как себя вести не представляла ни малейшего понятия. Хотя нет, то, что я сижу и молчу, я все же выбрала позицию жертвы.

Венсан подошел ко мне и одним рывком поднял с постели.

– Одевайся.

– Нет, – я чуть не заплакала. – Я плохо себя чувствую и хочу полежать в постели.

– Но как же так? Все было запланировано. Столько людей будет нас ждать.

Он потрогал мой лоб.

– Ты горишь! Нужно жаропонижающее.

Отвернувшись от него, я мысленно благодарила свой организм за помощь. Все что угодно, только не с ним. Венсан – чужак, он жесток и противен. Я еще чувствовала в себе Тома и не хотела отпускать это ощущение, не хотела, что оно стерлось липкими объятьями Венсана.

– Бесполезно ждать улучшений. Я позвоню, предупрежу, чтобы нас не ждали, – голос его был тверд и сосредоточен. Он заставил меня выпить таблетку и достал телефон.

Ну уж нет! Только не это. Я перехватила его руку и, собирая все свое дырявое обаяние в кучу, честно глядя в его светло-серые глаза, старалась как можно печальнее и жалостливее проговорить:

– Нет, ты можешь пойти. Тебе нужно быть там. А мне всего лишь нужен покой и сон.

– Но я планировал день для тебя, – растерялся Венсан. – Не представляю, что теперь делать одному, – он присел на кровать и на мгновение задумался.

– К вечеру мне станет лучше, вот увидишь.

Он внимательно посмотрел на меня, и я от испуга, что он видит мою ложь, почувствовала колики в желудке.

– Ты хочешь остаться? Одна?

– Я посплю. А ты сходи, извинись за меня и наслаждайся. Мне очень жаль, что я пропущу такое событие, но мне нужно выспаться, а тебе необходимо сходить, – я изворачивалась как могла и мое слезливое прошение не прошло даром.

– Я бы предпочел остаться и поухаживать за тобой, – Венсан все еще сомневался.

– Я буду спать, – я начала злиться, что он упрямится. – Не надо за мной ухаживать – я не больная.

Венсан откинул голову и с прищуром посмотрел на меня. Он сложил руки перед собой и несколько секунд, показавшихся мне вечностью, молчал. Рубашка золотистого цвета выгодно подчеркивала его загар и проседь в волнистых волосах. Профиль у Венсана был хищный, и он подозрительно разглядывал меня, пытаясь найти хоть одну лживую нотку в моей слаженной песне. Он словно чуял подвох, но решал для себя, поведется на это или нет. Красив и безобразен в одном лице. Умен и непредсказуем. Он меня пугал и восхищал одновременно.

– Будет действительно лучше, если ты немного поспишь. Ты мало спишь, много думаешь, – на этом месте я фыркнула. – Да-да. Иногда я ловлю на себе совершенно чужой взгляд, но все же ты – прежняя настырная дурочка.

Я пристально посмотрела на Венсана и ответила, умышленно игнорируя сомнительный комплимент.

– Обещаю, что буду спать до посинения. Пожелай мне, чтобы приснилось что-то хорошее. Замечательное. Волшебное.

– Не могу. – Венсан поднялся и проверил свой телефон.

– Почему?

– Ты же знаешь, ко снам у меня весьма придирчивое отношение.

– Не помню, – честно созналась я. – Ну и что? Как можно быть серьезным к такому пустяку?

– Это для тебя пустяк. Для меня нет. Мы опять идем по старым тропам? Мы это обсуждали не раз. Раз ты не хочешь запоминать такие важные для меня вещи, я не устану их повторять. Согласно Фрейду, наши сновидения – искаженный заменитель чего-то другого. Скрытого. Наш разум вытесняет это, а оно вполне легко проявляется в состоянии, когда мы не можем себя контролировать и управлять.

– Ты меня удивляешь! – я обалдела от его слов и даже села. – Ты боишься проявления своих желаний? Ты боишься узнать каковы они? Их суть и причины?

– Стоп. Я о себе и так все знаю. Опыт помогает мне определиться в этом мире и понять, что мне нужно в нем. А мысль, рандомно проскользнувшая и давно стертая из памяти, может косвенным образом повлиять на все это, когда восставшая из руин похороненных таких же мыслей, возглавит этот парад, направленный на внесение сумятицы и разлада.

– Ты серьезно? Ты боишься снов? Ты реально думаешь, что они могут влиять на наши мысли?

Венсан не ответил и покинул комнату, показывая тем самым, что не желает продолжения этого бесполезного и, видимо, надоевшего разговора.

– Но страх познать себя говорит о сдерживании чего-то такого, от чего ты так яростно пытаешься абстрагироваться, – я поспешила вслед за ним.

– Ну знаешь… Сейчас ты занимаешься диверсией.

– Что это значит?

– Ты резко меняешь разговор. Начали мы со снов, а оказались около моих комплексов, – при последнем слове, для убедительности, он пальцами изобразил галочки.

– Но сны бывают прекрасными.

– А еще они могут быть ужасными.

– Но это всего лишь сны.

– Ты готова столкнуться с тем, что не входит в рамки твоих познаний? Например, узнать, что ты сама себе незнакома? Когда одно мгновение во сне способно разрушить всю построенную долгими годами концепцию твоей жизни?

– Зачем такие сложности? Мы видим во снах только то, с чем сталкиваемся в своей жизни. Ничего нового ты не увидишь в них.

– Вот именно. То, что мне не было угодно, может во сне плодотворно расцвести и занять слишком большое место в моем сознании.

– Но сны же забываются, стоит только проснуться, – я абсолютно не понимала Венсана.

Он подошел ко мне, мягко дотронулся до моей щеки и пальцем провел до подбородка.

– Но что-то мы все равно помним, – он взял мою руку и прижал к своим губам. – Не принимай близко к сердцу. Я просто старый маразматик, любящий поворчать и совершенно не терпящий романтики.

Он прижал мою руку к своей груди и на минуту закрыл глаза. Я отчетливо слышала удары его сердца и нисколько… Нисколько не разделяла его чувства.

– Мне сны заменяют сказку. В них я живу той жизнью, которой не смогу жить в реальности. На мгновение можно забыть, что ты это ты и можно оказаться совершенно другим. Пусть незнакомым себе, но никак не врагом, понимаешь?

– Какой же ты наивный ребенок. Твоя ментальность, первое, за что я тебя полюбил. Неужели ты так явственно нуждаешься в аппроксимации, что даже не подозреваешь этого?

Я умышленно промолчала, понимая бессмысленность нашего спора, где каждый остается при своем мнении.

Он проводил меня в спальню и заботливо накрыл одеялом. Принес стакан воды и пачку жаропонижающих. Пододвинул ближе пульт от телевизора, чмокнул меня в волосы, потому что я зарылась в одеяло и не дала ему возможность поцеловать себя в лицо.

Я уснула сразу, потому что не слышала, как он ушел. Сонно открыв глаза, я испуганно отбросила одеяло и прислушалась к звенящей тишине. Ничего. Никаких звуков. Я встала, накинула халат из ванной, прошла в кухню, взяла банан с корзинки и пресно пожевала, словно это была безвкусная трава. Потом прошла в гостиную. Там было убрано наспех. Видны были кипы газет. Наполненные пепельницы. Под креслом стояла забытая бутылка вина. Я прошлась, посмотрела на полки, среди многочисленных книг увидела и свои любимые. Что же удивляться. Все же, в этом мире, я жила.

Открыла шкаф. Потом открыла тумбы. Ничего интересного о себе я не нашла, но легко догадалась, что Венсан был привязан к искусству. Много писем, много тематических журналов, некоторые с цветными стикерами. Около стены стояли несколько полотен неизвестных мне авторов. Над ними, на стене висел единственный портрет не сильно крупной рыжей собаки. Породу определить я не смогла, пес чем-то напоминал пуделя, но не являлся им, однозначно. Интересно, этот жестокий человек любит собак?

В интернете Венсан нашелся быстро, достаточно было ввести слово «картинная галерея», как во второй картинке я сразу его и распознала. Чей-то слаженный слог быстро уверил меня, что Венсан холост и ему 38 лет. Довольно значимый и авторитетный искусствовед, но об этом я уже и так догадалась. Был женат. Лет 5 как разведен. Детей нет. Обо мне ни слова. В основном много информации о профессиональной деятельности Венсана. На большинствах фото, рядом с Венсаном, мелькала старуха с седыми волосами и цепким взглядом, выглядевшая как колдунья из сказки.

Я поискала в своем телефоне социальные сети. Но не нашла ни одного зарегистрированного аккаунта. Общественная жизнь меня видать, вообще, не интересовала.

Вернувшись в спальню, я открыла платяной шкаф. Большое количество всевозможных женских костюмов и невыразительных белых блузок. Во втором отделении висела мужская одежда. Понятно, чья.

Венсан озадачил меня. Он так упорно отрицал возможность интерпретировать сновидения, что еще чуть-чуть и сорвался бы на крик. Это наводило только на одну мысль, его, самая заветная мечта обожгла ему душу и, видимо, очень долго тлела. Такой вот странный человек – тиран в сексе, сухой в жизни, с неожиданной любовью к собакам.

Я вдохнула и открыла свой туалетный столик. Чистые открытки городов мира, швейный набор, бижутерия. Косметики, много. Боже! Как же скучно я живу. Я уронила лицо на руки и заплакала. Мгновенно вспомнился образ Тома, и мне стало еще горше.

Все-таки надо было поскандалить с Венсаном, чтобы он меня ударил. Может это помогло бы переместиться в другой мир? К Тому?

Венсан вернулся после четырех. От него пахло сигарами, смешанным парфюмом и коньяком. Он сразу же начал готовить ужин, хотя я отказалась есть. Хмельное состояние скинуло мантию чопорности, сухости, передо мной предстал веселый человек с легким, заразительным смехом. Не отрываясь от плиты, он рассказывал про людей, которые наивно планировали делегирования в мир искусства в качестве его протеже, также он пересказывал мне байки, что травили в их профессиональной среде. Хотя я многого не понимала, учитывая эту узкопрофильную среду, я хохотала от души только потому, что Венсан умел подать шутки довольно доходчиво и артистично, стараясь разбирать героев по голосам. Пару раз мне слышалось женское имя Марго, но потом в разговоре мне стало понятно, что эта дама и есть та старуха с интернета, ей около семидесяти лет, она курит сигареты с мундштуком, и всего лишь является куратором и компаньоном Венсана в одном лице.

– Вина? – спросил он, осматривая бутылку белого.

– Не люблю его, – я поморщилась.

– С каких пор? – его брови поползли вверх.

Венсан, все еще не веря моим словам, плеснул мне коньяка и смотрел, как я его пью. Потом улыбнулся и покачал головой. Неожиданно, этот человек приятно удивил меня, словно напоминая мне, за что я могла полюбить его. Я смотрела, как у него легко получается восхитительный болоньезе и остро помнила, что такой интересный, интеллектуальный и задорный человек может очень быстро превратиться в похотливого, жесткого и агрессивного самца.

Коньяк вызвал во мне зверский аппетит. Я съела все, что было подано. Венсан ни разу не обмолвился о том, что готовить пришлось ему. В кухне, меня не покидало ощущение, что это его территория. Всевозможные незнакомые мне сковороды и кастрюли никак не говорили о моей любви к приготовлению пищи. Тут нужно быть творцом. А для меня приготовление еды – рутина и обязательство.

После ужина я совсем размякла.

– Ты оправилась? – Венсан пощупал мой холодный лоб.

– Перестань делать из меня больную, – скривилась я. – Я поела и мне стало намного лучше, – деликатно умолчав о выпитом коньяке.

Хотелось закурить и мне пришлось серьезно задуматься, курю я или нет.

– Ты знаешь, сегодня утром я вспомнил об Аристотеле, – как из задворок всплыл голос Венсана. Я внимательно посмотрела на него, теряясь в догадках.

– Что тебе напомнило о нем? – спросила я наугад.

Аристотель? Это шутка? Ученый и искусствовед? Какая связь?

– Твое утреннее состояние. Такое неожиданное, что я растерялся. Никак не ожидал, что тебе может нездоровиться. Что все мы слабые существа и никогда не знаем, где нас подкосит. Глупо, да?

«Да!», – подумалось мне, но я промолчала.

– Я сразу вспомнил, как он болел. Как он угасал. День за днем. Я знаю, ты просишь не вспоминать о нем в таком ключе. А только хорошее и жизнерадостное. Но, тревога за тебя, неожиданно всколыхнула давно похороненные чувства. Ты знаешь, ведь у меня никого нет кроме тебя. Я не хотел бы снова остаться один.

«Снова?»

Я молчала, резонно полагая, что сейчас лучше промолчать, чем необдуманно сболтнуть колкость, которая так и крутилась у меня на языке. Я уже догадалась, что имя Аристотель вполне может служить кличкой для собаки. Например, той, чей портрет висит на стене в гостиной.

– Странно, что ты вспомнил о нем только тогда, когда появился повод.

Венсан обернулся ко мне, он только открыл холодильник, и его замершая поза в свете лампочки холодного шкафа напомнила мне неживую греческую статую.

– Я вспоминаю о нем каждый день. Нежелание упоминать его в разговоре, разве дает повод для его забвения?

– Конечно, нет.

– Он был очень дорог мне.

Венсан подошел ко мне и обнял. Утрата питомца всегда оставляет отпечаток невосполнимой потери. Об этом нужно помнить, даже тем, кто никогда не имел у себя животного.

Я ответила на объятие Венсана, прислушиваясь к его дыханию и мельчайшему изменению его поведения. От него пахло терпко и опьяняюще. Стальные мышцы обвили меня, чувствовалось мощь и несокрушимость. Если бы он сейчас проявил нежность и ласку, я бы точно ответила на это, не моргнув глазом.

– А помнишь, я рассказывал, как он сжевал мой ботинок перед самым выходом на презентацию?

– Помню, – ответила я шаблонными фразами. – Это была катастрофа.

Он рассмеялся и, на мгновение, в нем снова исчез тот утренний ненавистный мерзавец. Разжимая объятие, Венсан предстал удивительно обаятельным и ранимым человеком, с умным взглядом и гордой осанкой.

Этот день, начавшись с огромного разочарования – закончился неожиданно прекрасно, Венсан все же устроил романтический вечер. Он принес блюдо с виноградом в постель и включил старый музыкальный фильм «Поющие под дождем».

Я зачарованно наблюдала, как он наизусть декламирует реплики и фразы из фильма. Как он поразительно смешно их повторяет и неплохим голосом подпевает вместе с героями душевные песни. Многогранность и непосредственность этого человека сбивала с толку. Но может поэтому, такой потрясающе артистичный человек спокойно является двойственной и непредсказуемой натурой?

– Вот, смотри-смотри, – Венсан изменил свой голос и произнес диалог в унисон с героями фильма:

«Вы сегодня вечером заняты, мисс Ламонт?

– Нет.

– Хм, забавно. А я занят!»

Я залилась смехом, настолько точно и карикатурно произнес реплику Венсан.

Что это? Я снова сплю? Венсан очаровал меня за один вечер. Куда делся тот человек с похотливым, стеклянным взглядом? Я видела органичную пластику, богатую мимику, радостные, живые глаза и счастливую, широкую улыбку. И он еще смеет утверждать, что лишен романтики?

На какую-то долю секунды, мне показалось, что я готова влюбиться в него: безрассудно, импульсивно. И лишь, крохотный маячок где-то внутри меня мигал и пульсировал, напоминая о пережитой боли.

Резко начинаю тонуть. Мне не хватает воздуха. Трудно дышать. Тяжесть. Плен. Оковы. Я проснулась от затрудненного дыхания. Грудная клетка с усилием приподнималась, чтобы шумно вобрать себя воздух. С трудом разлепляя глаза и пытаясь разглядеть в темноте, что сдавливает грудь, я приподнялась и тяжесть на мне зашевелилась. Это была рука. Почти чёрная на моей белой коже. Да это же загорелый Венсан!

Я застонала и с недовольством откинула от себя его руку. Венсан безмятежно спал, уткнувшись в подушку. На лице еле проступала щетина с проседью, острый и кривой нос отчетливо выделялся на белой наволочке. Загорелая спина – ровная, мускулистая. Он явно был не гостем в спортзале, а постоянным посетителем. Не то что я. Вытянув свою ногу, я придирчиво осмотрела ее. Худоба удачно скрывала отсутствие упругих мышц. Ничего, худые ноги – стройные ноги.

Венсан стал ворочаться и я, в мгновение ока, притворилась спящей. С закрытыми глазами лежать намного удобнее, никто не упрекнёт в лишней задумчивости. Или в бегстве от реальности. Хотя, какая реальность в моем положении?

Но Венсан не собирался предоставлять мне возможность скрывать от него свой внутренний мир, он уже проснулся, коротко потянулся и стащил с меня одеяло.

– Вставай, дорогая. На работу опоздаешь.

«Да и сдалась же мне эта работа», – с досадой подумала я.

Он ушел в ванную, а я, пренебрегая утренним душем, стала собираться. Скривившись от жирности головы – сделала высокий хвост, наспех застегивала блузку. Венсан так и застал меня в прихожей, возившейся с мелкими пуговицами и с косметическим карандашом в зубах.

– Эй, дорогая. Зачем так суетиться. Я тебя отвезу.

– Не надо. Мне надо срочно на работу, я забыла кое-что сделать.

– А завтрак?

– Я выпила стакан сока. Больше ничего не хочу.

Я повернулась к нему спиной и сразу же почувствовала на своей груди его руки. Он учащенно дышал мне в шею и сильно сжал соски.

– Куда торопишься, детка? Я же сказал, что отвезу.

Попытка обернуться и испепелить его злобным взглядом не получилась. Я предчувствовала, что он захочет близости, поэтому хотела смыться из дома, пока он был в ванной. Еще вчера, прельщавший меня Венсан – уже сегодня вызывал омерзение. Секса совсем не хотелось: утро, новый день, опять страх неизвестности этого мира. Никакого влечения и возбуждения во мне не чувствовалось. Но только не в Венсане. Он крепко меня держал, и с каждой новой секундой в нем нарастало сексуальное желание. Руку он просунул через пояс юбки и залез в мои трусики.

– Не сейчас! – резко воскликнула я.

– О да. Сопротивляйся, да, – в ухо, вместе с дыханием врезался его стон.

Я обернулась и зажала его руку бедрами. Пальцы, елозившие по моей промежности, остановились, а светло-серые глаза посуровели.

– Подними ногу.

– Почему сейчас? – я уперлась в его грудь руками. – Вчера был замечательный вечер. Почему не вчера, а сейчас?

Венсан сильно сжал меня кольцом рук, и я охнула от боли.

– Подними ногу, я сказал, – охрипший голос указал на сильную возбудимость.

– Обойдёшься, – еще резче сказала я.

Наши взгляды противостояли друг другу, но он был явный доминант. Круто развернув меня, он закинул мою правую ногу высоко в сторону, зацепив моими пальцами ручку дверцы гардероба. Он рывком задрал мне юбку, оттянул трусики в сторону и буквально насадил меня на свой твердый член. Опять в сухую. Этот человек может хотя бы поцеловать партнера для начала?

Равновесие при такой позе удержать у меня не получилось. Нога слетела с ручки и его член вылетел из меня. Тяжело выдыхая спешно рвавшийся воздух из груди, он меня снова развернул, приподнял, удерживая за подмышки и усадил на злополучный комод. Он впился зубами в мою кожу на груди, не знаю, то ли целуя ее так, то ли пытаясь меня укусить. Щетина больно царапала кожу, оставляя после себя жгучий след. Я ударила ладонью по его уху.

– Какого черта ты делаешь…

Но Венсан схватил мою руку и прижался бедрами в мой пах. В этот раз он вошел в меня медленно, несмотря на сопротивление мышц влагалища, при этом неотрывно глядя в мои глаза. Он резко и достаточно болезненно двигался во мне, глубоко всаживая в меня свой пенис, наверное, окончательной его целью было вытолкнуть его через мой рот. Я легла на спину, чтобы оторвать его от своей груди, которую он нещадно кусал. Тогда он вцепился пальцами в мои бедра и стал еще остервеней входить в меня. Я от боли застонала. На мгновение мне пришла мысль оказать сопротивление. Оттолкнуть от себя его, пнув пару раз ногами. Но тут же в памяти всплыли его глаза, ненормальные, одержимые похотью и сексуальным желанием. Мог ли Венсан избить меня, чтобы закончить начатый процесс своего удовлетворения? Да легко.

– О, дорогая, ты убиваешь меня…

Я поняла, что мои слова еще больше распаляют его, поэтому молчала. Возбуждение так и не появилось, трение от его фрикций приносило удовольствие только ему одному. Я мысленно отсчитывала секунды и просто ждала ту финальную, которая ознаменует окончание этой пытки.

Тут, Венсан резко выдернул свой член из меня, и как ему удается делать это для себя безболезненно, припал открытым ртом к моей промежности. Я даже заметить не успела это мимолетное движение, как выгнулась от новой порции боли. Он по-настоящему кусал мой клитор. Я завизжала и пыталась его оттолкнуть. Но он защёлкнул свои стальные пальцы на моих кистях, словно наручниками и удерживая их, присосался как клещ к влагалищу. Щетина ужасно раздражала мой нежную плоть в промежности, казалось, он высасывал воздух из меня и упивался моими страданиями. Так противно от чавкающего звука мне еще никогда не было.

В последний раз укусив мои малые губы он поднял свой торс, улыбнулся своим хищным оскалом и снова резко вошел в меня, наблюдая, как я закашлялась от своего вскрика. Пару глубочайших фрикций, и он начал кончать. Его пальцы до посинения надавили мою кожу на бедрах, он вцепился зубами в мою грудь и свирепо зарычал, обжигая мою кожу своим неистовым дыханием, роняя на нее свои горячие слюни. Мощные толчки стали слабеть, но Венсан до последнего продолжал врезаться в меня. Затем начал меня целовать, приподнимая руками за шею, чтобы дотянуться до губ. Я отворачивалась от него, смешивая на своем лице краску от косметики вместе со слезами. Он обнимал меня, прижался к моему открытому соску, мягко сжимал его зубами и водил языком вокруг него.