Хоуп бегала по этажам и искала свою мать. Ей не терпелось пожаловаться на отца, и проведя в поисках больше десяти минут, девушка стала злиться. Грубо спросив у одного из андройдов-прислуги, где мать, она нашла ее в собственной спальне. Миссис Стивенсон разложила на кровати своей дочери ее вещи, и любовно их перебирая, тихо себе напевала. Девушка остановилась в дверях и уставилась на свою мать. Пестро накрашенная, как для японского представления, рыжеволосая, молодая женщина с выдающимися формами примеряла у зеркала Хоуп ее любимую тунику.
– Мама?
– А, звездочка, – миссис Стивенсон удостоила дочь мимолетным взглядом желтых глаз и продолжила любоваться своим отражением. – Вы уже вернулись…
– Что ты здесь делаешь?
– Решила одолжить у тебя эту милую вещицу. Можно?
Не дожидаясь ответа, миссис Стивенсон вышла из комнаты Хоуп и мягко поплыла по коридору. Девушка неуверенно последовала за ней. Так они дошли до левого крыла поместья, которое целиком было отведено под покои миссис Стивенсон. Женщина отворила высокие створки дверей, отделанные слоновой костью, и с видом королевы вошла в огромную спальню. Словно не замечая идущую позади дочь, она нажала на деревянный цветок в одной из дубовых панелей в стене. Деревянная панель отъехала в сторону, и миссис Стивенсон вместе с Хоуп вошла в шлюз, где их обдало дезинфицирующим паром. Только когда девушка закашлялась от попавшего в нос пара, ее мать заметила присутствие дочери.
– Смотри, не занеси мне в гардеробную какую-нибудь поганую моль или еще чего похуже! Я этого просто не переживу!
Гардеробная располагалась в одной из башен и походила на шахту, где по периметру стен от самого потолка до исчезающего в темноте пола, висело многообразие нарядов и аксессуаров. Каждый ярус был отведен под определенный сезон и конкретный год, когда вещь была выпущена, а в пределах каждого яруса одежда была распределена по цветовой гамме, от самого темного к самому светлому оттенку. Миссис Стивенсон молитвенно сложила ладони и в благоговейном молчании принялась созерцать свое богатство.
– Мама, представляешь, что мне сказал отец? Он…
– Помолчи.
– Но…
Миссис Стивенсон ввела пальцем данные в компьютер платформы, на которой они стояли, и та, по спирали, стала медленно спускаться вниз. Хозяйка гардероба, найдя нужный ей год и сезон, стянула с себя тунику Хоуп и повесила ее на крючки посреди белых вещей. Оставшись в одном нижнем белье, она провела рукой по нарядам так, словно гладила перед сном своих детей. Хоуп все это время с нетерпением наблюдала за ней, переминаясь с ноги на ногу.
– Мама, я хотела сказать…
– Какое это счастье, – миссис Стивенсон окинула взглядом своды башни.– Обладать целым столетием, в виде этих чудесных вещей. Иметь возможность примерить на себя любой образ и блистать в нем, вызывая завистливые взгляды. Быть прекрасной, вне времени. Вот что делает красоту женщины по-настоящему бессмертной, Хоуп.
– Мама, я…
– Нет. Не сотрясай напрасными словами очарование этого места.
Хоуп смогла поговорить с матерью только за ужином. Семье подали вымоченную в обеззараживающем растворе индейку и гарнир из овощей, выращенных в теплице за домом. Мистер Стивенсон ел молча, со злобой смотря в тарелку и разрезая кусочки птицы. Миссис Стивенсон заранее разрезала свою порцию и теперь ела с вилки маленькими кусочками, просматривая журнал о моде на своем портативном компьютере. Их дочь поковыряла мясо ножом и брезгливо откинулась на стуле. Она посмотрела в сторону высокого, закругленного окна. Там, за деревьями, у самого забора поместья росла яблоня, которая впервые принесла плоды. Хоуп в этом месяце не раз приходила к ней в скафандре и читала романы, устроившись под кроной. Очередную книгу она брала для отвода глаз, на самом деле единственной причиной ее прогулок до дерева были яблоки, которые поблескивали, как матовые елочные игрушки. Но отец категорически запрещал прикасаться к этим соблазнительного вида плодам, называя их заразной ерундой, и перед визитом дочери приказывал садовникам убирать упавшие яблоки. Мистер Стивенсон оставил это дерево, как дань прошлому, и только потому, что Хоуп пообещала не прикасаться к плодам. В противном случае яблоню убрали бы. Отец настаивал на том, чтобы его дочь ела только «правильные» яблоки, выращенные на бледном подобии настоящей почвы в теплицах, и по вкусу напоминающие приторную вату. Каждый раз, когда девушка принимала правильную, безопасную пищу, перед ее взором появлялись те плоды с дерева у забора. Такие неправильные и такие маняще запретные. Девушка испытала сильную злость на отца и тут же вспомнила, что так и не пожаловалась на него матери.
– Мама, отец сказал, что если я не получу техническое образование и не включусь в дела компании, он заморозит все мои счета! Еще он хочет выдать меня замуж! Разберись с этим!
– Что? – спросила миссис Стивенсон, словно только что проснулась, и с трудом оторвала взгляд от журнала, который смотрела. – Что ты сказала, звездочка?
– Папа сказал, что мое лингвистическое образование – полная ерунда! Он хочет, чтобы я стала очередным инженером на одном из его заводов, а после этого вышла замуж! Пусть он от меня отстанет, мама!
– Это не обсуждается! – отец треснул кулаками по столу, от чего звякнула посуда. – Сколько можно заниматься ерундой? Я не потерплю, чтобы ты снова подсела на наркотики или шлялась где попало! Ты – моя дочь, так соответствуй! Пора осознать, кто мы такие и какая на наших плечах лежит ответственность!
– Мама! – дрожащим голосом произнесла Хоуп.
– Дорогая, если папе так будет спокойней, то…
Девушка опрокинула тарелку на пол, и под требования отца вернуться за стол, покинула комнату. Переодевшись в гардеробной кабинке в скафандр, она быстрой походкой направилась в сад. Из туч пошел моросящий дождь, и кроны деревьев зашептали в такт дующему ветру. На мощеной камнем дорожке приземистый мужчина ровнял кусты ножницами, изредка отрывая отдельные листки пальцами мозолистых рук. Девушка пронеслась мимо него, чуть задев джинсовый комбинезон мужчины плечом.
– А, мисс Стивенсон. Куда это вы так спешите в такую погоду?
– Стенли, – Хоуп развернулась и подошла к нему вплотную, – скажи мне, ты ел яблоки с дерева у самого забора?
– Как можно, мисс Стивенсон! – испугался садовник. – Мне нельзя ничего есть из сада, я только за ним ухаживаю!
– А куда ты убираешь упавшие яблоки?
– Я их утилизирую, мисс Стивенсон.
– Говори мне правду, Стенли!
– Пощадите, мисс Стивенсон! Меня вышвырнут, если узнают что-то подобное, а идти работать на шахты ради талонов на продукты и одежду я не хочу! Я старый и этого просто не вынесу! Нет!
– Стенли, не бойся, – Хоуп сжала перчатками скафандра трясущиеся руки садовника. – Просто скажи мне, они вкусные или нет?
Стенли испуганно смотрел на нее. Рот мужчины открывался и закрывался, на морщинистом лбу выступила испарина. Наконец, он обмяк всем телом и почти загробным тоном, обреченно произнес:
– Они невероятно вкусные, мисс Стивенсон.
– Расскажи мне подробнее!
– Они, ну, очень душистые, с нежной мякотью, с терпким, чуть карамельным привкусом. А какие из них получаются пироги! Таят во рту, просто сказка!
Мужчина осознал, что заговорился, и стыдливо улыбнувшись, опустил глаза.
– Хорошо, – она с томлением посмотрела туда, где росла яблоня. – Не бойся, я никому не расскажу. Только выполни одну мою просьбу.
– Все, что прикажете, мисс Стивенсон!
– Припрячь упавшее яблоко на мой день рождения. Только самое румяное и красивое, ладно?
– К-конечно, мисс Стивенсон! Но вам же нельзя.
– Я сама решаю, что мне можно!
Полуденное солнце освещало лужайку перед поместьем, на которой была накрыта летняя веранда с тентом и белыми занавесками. Хоуп наблюдала из окна своей комнаты, как внутри нее мистер Стивенсон сидит в своем черном скафандре за столом с двумя сестрами-близняшками и что-то непринужденно обсуждает. Девушка повернулась и посмотрела на мольберт, стоящий посреди ее комнаты. Там, на холсте, был изображен сад, в котором за столиком сидела семья. Хоуп тяжело выдохнула и с вызовом снова посмотрела на отца, который в это время гладил одну из сестер по коленке зеленого скафандра. Девушка встала и швырнула свою картину об стену. В ее комнату постучали и за дверью раздался учтивый, доброжелательно фальшивый голос:
– Мисс Стивенсон, добрый день. Это мистер Блек. Ваш отец сказал, что вам требуется консультация персонального психолога.
– Мне нужно, чтобы меня оставили в покое! И передайте ему, чтобы никого больше не подсылал!
– Мисс Стивенсон, – голос зазвучал снисходительно, – не стоит копить в себе агрессию. Это может очень пагубно закончиться. Давайте поговорим?
– Да чтоб вас! – Хоуп распахнула створки двери. – Все равно не отцепитесь!
Заложив руки за спину, в комнату зашел очень высокий и худой молодой человек в сером пиджаке и кислородной маске. Он без разрешения разместился в одном из кресел, и сложив ладони домиком, уставился на девушку сальным, прищуренным взглядом.
– Что вас беспокоит, Хоуп?
– Блек, вот скажите мне, в чем смысл вашего существования?
– Моего?
– Да. Чему вы решили посвятить свою жизнь?
– Вы это и так знаете. Я персональный психолог вашей семьи уже семь лет. А смысл моей жизни в написании монографии об особенностях психических заболеваний у людей, пользующихся скафандром бессмертия. Это, знаете, сравнительно новая, но крайне актуальная тема для исследований. Кроме того, ее отлично финансируют.
– Наверно, это очень скучно.
– Напротив, милая Хоуп. Вообще, мне нельзя подобное обсуждать с вами, но вы мне глубоко симпатичны. Проблема защитного комплекса в том, что довольно часто его носитель умышленно прерывает собственную жизнь. Вы знаете, что каждый второй собственник скафандра является невротиком, у каждого шестого с возрастом развивается шизофрения. Невроз, кстати, чаще всего выражается в обессивно-компульсивном расстройстве. Люди так привыкают к стерильной жизни, что начинают панически бояться грязи. Обрабатывают свои тела специальными препаратами, растирают до крови руки из-за придуманных ритуалов. Другие становятся социопатами и вообще закрываются от мира. Но это не самое страшное. Довольно часто дело заканчивается потерей личностью ее идентичности и разладом ценностных установок. В итоге, душевные метания, поиск себя, разочарование в жизни и суицид. Далеко не каждый, кто впервые одевает скафандр, осознает, что тот фактически станет его второй кожей. В прежние времена похожие по виду скафандры предназначались космонавтам. И этих людей строго и долго отбирали. А сейчас достаточно огромной кучи денег и желания жить вечно. Всем наплевать на уровень психической устойчивости покупателя. Главное, что он сам хочет себе такую игрушку.
– Вы говорите о защитном комплексе с иронией. Хотя сами мечтаете о такой «игрушке». Знаете, это походит на лицемерие, Блек…
– Нисколько. Я готов стать бессмертным исключительно ради науки, так как изучаю психологию богов. Часто трусливых и несчастных, но богов. Когда-то они были просто баснословно богатыми, но сейчас, когда бессмертие стало реальным, они обрели подлинное могущество. И я буду рядом с ними, я буду неограниченно долго познавать их.
– Мне становится тошно от нашего разговора. Мы не боги.
– Ну ладно, давайте поговорим о вас. Как ваши панические атаки? Во время нашей последней встречи вы сказали, что к ним прибавилась и апатия. Что тревожит вас в данный момент, моя милая? Давайте поговорим об этом.
– Я не знаю, для чего живу. Мне надоел образ моей жизни, но вернуть ничего нельзя. Даже отец с его экспериментами тут не поможет. Он просто хочет расширить границы скафандра своим силовым полем, а мне это не интересно. Понимаете?
– Настоятельно рекомендую вам сменить обстановку, заняться новой для себя деятельностью. Получите новое образование, путешествуйте, займите себя чем-нибудь полезным.
– Какой в этом толк, – Хоуп подошла к окну, – если эта тюрьма практически всегда будет со мной? Поехать на лазурный берег? Так я не могу купаться в обычной воде. Попробовать национальные блюда в разных странах Мира? Мне тоже нельзя. Одно время я увлеклась флористикой, но создавать букеты из синтетических цветов мне быстро надоело. Все, что помогло бы мне снова стать счастливой, находится по ту сторону скафандра.
– А что на счет брака? Вы могли бы найти себя в роли жены или матери, заботясь о ребенке.
– Использовать сданный мной в двадцать пять лет биоматериал, чтобы ребенка выносила какая-нибудь женщина из обслуживающего персонала? Нет, спасибо. В этом нет романтики. Печально, когда ты сама на это не способна. Я просто законсервированная оболочка, в которой теплица душа.
– Зато вы член Золотого клана, где сосредоточенны самые могущественные люди мира. Вы же знаете, что цена членства – это бессмертие. Неужели вам не льстит, что вы одна из самых влиятельных женщин в мире?
– Одна из самых влиятельных женщин, которая не может себе позволить кусок настоящего, горячего хлеба и пробежаться босиком по мокрой траве.
– Зато она может себе позволить любить, – Блек схватил Хоуп и прижался к ней сзади. – Как на счет попробовать отдаться чувствам прямо сейчас, милая?
Девушка попыталась вырваться, но цепкие руки держали ее.
– Давай, вырывайся! Мне это даже нравится!
– Не трогай меня! Не смей трогать меня!
– Ты все ровно будешь со мной. Твой отец пообещал мне.
– ЧТО? – девушка отдавила ему ногу и вырвалась. – Что ты сказал?
– Все дело в новом проекте твоего отца, моя милая, – Блек тяжело дышал сквозь свою кислородную маску. – Совет директоров отверг его, но мой дядя нашел способ, как разобраться с побочным эффектом от нахождения человека под куполом, который создает генератор скафандра. Но цена дядиного участия – наш брак. Технология в обмен на скафандры и родство с одной из самых влиятельных семей Америки. Ты – счастливый билет для нашей семьи, Хоуп. И мой персональный приз.
– Убирайся или я сорву твою кислородную маску! – девушка схватила торшер. – Ты мне противен! Убирайся прочь!
– Сочтемся в первую брачную ночь, – молодой человек в кислородной маске попятился к двери. – Обещаю, тебе понравится…
Торшер с грохотом ударился о створки дверей и разлетелся.
В кабинете отца не оказалось, хотя Хоуп просто забыла, что его там в данный момент и не могло быть. Мистер Стивенсон находился в своей спальне, откуда доносился громкий визг и хихиканье. Девушка подбежала к двери и забарабанила по ней кулаками. Внутри все стихло и послышалось недовольное бурчание директора, который направился узнать, что случилось. Дверь приоткрылась после голосовой команды мистера Стивенсона и он, взмокший и взъерошенный, предстал перед дочерью в белом халате.
– Ты обещал меня этому…!
– Тише, не ори так, – мистер Стивенсон обернулся на дверь своей спальни. – Вот ведь болтливый поганец, не смог удержать в себе. Послушай, это все ради нашей семьи.