– Не смей отождествлять бизнес с семьей! Не смей торговать мной как вещью! Я не переходящий приз!
Мистер Стивенсон схватил дочь за руку и, игнорируя ее сопротивление, затащил в залу с просторным бассейном, где вода была с сиреневым оттенком. Директор усадил Хоуп на шезлонг и навис над ней.
– Взрослого человека от ребенка отличают умение нести ответственность и поступаться своими мелкими желаниями во имя высоких целей. Это не просто брак, Хоуп, а возможность троекратно увеличить могущество нашей семьи и, наконец, утереть нос этому мистеру Штерну!
– Я хочу выйти замуж по любви! Хочу выйти за человека, которого полюблю. Хочу построить с ним семью, где все будет по-настоящему, все будет искренне!
– Чушь! Любовь есть миф, сказка для обывателей, которые верят в библейского Бога и надеются спастись его любовью к ним! А мы сильные и не нуждаемся в вымыслах. Мы знаем, что сила и власть подлиннее, сильнее этого фольклорного чувства для бедных. Поэтому родство с этой семейкой тебя ни к чему не обяжет. Поживешь с ним лет десять, пока вам обоим не надоест, а я тем временем раскручу его дядюшку. Эта технология будет только моей, и я ни с кем не стану ее делить!
– Я не хочу спать с ним! Это мерзко!
– Когда ты сидела на наркотиках и каждую ночь устраивала тур по всем клубам для Золотого клана в Чикаго, тебя ничто не останавливало! Ты цепляла мужиков и привозила их в мое поместье! А сейчас, когда столько всего на кону, ты решила поиграть в хорошую девочку?
– Я не знаю, какой мне сейчас быть и как жить дальше! Ясно? А ты проецируешь на меня свои мечты о безграничной власти и заставляешь жить по собственному сценарию! Я не средство, я человек, папа!
– Ты – богиня, Хоуп. Ты дочь бога. С тебя совсем другой спрос. Жаль, что ты этого никак не поймешь. Очень жаль…
– Скорее дочь дьявола!
– С этой минуты ты под домашним арестом!
Со слезами на глазах Хоуп выбежала из залы и понеслась по коридорам, сквозь мутный воздух лимонного оттенка, мимо искусственных растений в горшках. Девушка забралась по лестнице на огромный чердак поместья и спряталась от целого мира среди коробок. Она любила прятаться там с того самого дня, как впервые вступила в этот дом.
До дня рождения остался один день. Всю неделю до него Хоуп плохо спала ночами и часто просыпалась. А в ночь, за день до праздника, во сне ее фисташковый скафандр ходил по пустым коридорам поместья, а за его забралом царила леденящая душу зловещая пустота. Девушка проснулась с испариной на лбу и округленными от ужаса глазами. Снова кошмар. Снова перед самым рассветом. В такие минуты, когда стрелки на золоченом циферблате в спальне отсчитывали последний час перед разгорающимся у горизонта солнцем, девушка смотрела на небо, где в просветах облаков холодными огоньками еще поблескивали ко всему равнодушные звезды. В голову полезли дурные и странные мысли, а своды просторной комнаты стали будто сжиматься до размеров тесной, душной коробки, угрожая раздавить совсем.
Хоуп не стала разговаривать о замужестве с матерью, так как спустя много лет, наконец призналась себе, что миссис Стивенсон во всем займет сторону мужа, только бы ей не мешали волочить привычный образ жизни. А больше пойти было не к кому. Друзей и подруг у девушки не было. Только завистники или подхалимы. Довериться таким людям – верх безрассудства. Единственным близким ей человеком был дядя Харви. Он один был готов всегда с пониманием выслушать и дать дружеский совет. Но дядя появлялся в поместье редко. Отец Хоуп недолюбливал брата своей жены и не терпел не только то, чтобы сидеть с ним за одним столом, но и находиться в одном доме. Поэтому единственные, с кем Хоуп была близка последнее время,– это одиночество и скребущее когтями по полу ее комнаты зловещее чувство безысходности. Неожиданно для самой себя девушка очень часто задышала и схватилась руками за одеяло. Голова закружилась, пульс участился. Тревога волнами паники принялась ударяться о голову и грудь, стараясь свести с ума, внушая, что бессмертная девушка вот-вот умрет.
Как только расцвело, Хоуп пришла в кабинет отца в одной ночной рубашке. Мистер Стивенсон сидел в спортивном костюме за длинным черным столом и двигал на его поверхности голограммы листов и рисунков. На стене позади него висели портреты предков директора, которые, по его мнению, своими выдающимися делами прославили и увековечили в истории их род. Сам мистер Стивенсон был бодр, и судя по двум стоящим рядом с ним пустым бутылкам будоражащей «Феерии», еще не ложился. Он жестом указал дочери на кресло рядом с собой и вернулся к голограммам на столе.
– Артур, дружище, как думаешь, стоит ли запечатлеть неожиданный визит нашей дочери? Это будет интересно?
– Данные, которыми я располагаю, – донесся из стен голос мистера Стивенсона, – позволяют заключить, что Хоуп пришла сообщить нам важную новость. Мой ответ утвердительный. Давай сохраним это воспоминание.
– Кто я такой, чтобы спорить с тобой? – рассмеялся директор. – Сохраняй, используя видеоматериалы с камер в нашем кабинете. Вектор этому воспоминанию я задаю положительный. Запиши его в ярких тонах. Даю согласие на сохранение.
– Выполняю. Идет обработка данных.
– Опять всю ночь общался со своим аватаром, папа?
– Артур – единственный, кто меня понимает! Ты тоже должна развивать собственную нейросеть! Последний раз ты записывала свое воспоминание целых три месяца назад! Это никуда не годится! Как ты, например, собираешься вспомнить, что произошло сегодня, скажем, через триста лет? Я уверен, что Хоуп соскучилась по общению с тобой…
– Какой бы развитой и самообучающейся не была программа, она не может скучать, папа. Потому что она не человек. И я – не она. Личная нейросеть не больше, чем моя бледная, упрощенная копия…
– Нет, дочка, – донеслось из стен. – Вследствие длительного отсутствия возможности коммуникативного обмена, я запускаю алгоритм тоски. У меня есть тридцать три вариации проявления эмоций, выражающих одиночество.
– Пусть оно не называет меня дочкой, – Хоуп сжалась, словно от холода. – Можно мы поговорим наедине, без этого железного дровосека?
– Прости, Артур. Ты классный парень, – мистер Стивенсон с явной неохотой нажал на стол. – Но дочь хочет поговорить со мной наедине…
Хоуп надолго замолчала под пристальным взглядом отца, боясь смотреть в его сторону. Мистер Стивенсон, вместе с предками, наблюдающими из своих золотых рам, нетерпеливо ждал, барабаня пальцами по столу.
– Ты прав, папа. Я вела себя слишком эгоистично, не понимая, какая на мне лежит ответственность. Я сделаю все ради нашей семьи и ради кампании. Я готова получить еще одно образование, включиться в дела компании и выйти замуж за этого…
– О, дорогая! – отец вскинул руки к потолку. – Я так рад это слышать! Моя дочь, наконец, стала взрослой! Теперь нас никто не остановит, и мы будем хозяевами этого мира! У нас все получится!
– Уже завтра – мой день рождения.
– Конечно, милая! Приготовления идут полным ходом! Тебя ждет грандиозный сюрприз! Заодно объявим на празднике и о твоей помолвке! Как удачно все складывается!
– А ты позвал дядю Харви?
– О, милая, – отец помрачнел. – Твой дядя пропал два дня назад.
– Как! Куда он мог подеваться?
– Откуда я знаю? Я не слежу за этим проходимцем! Наверное отключил маячок в скафандре и гуляет где-нибудь в трущобах, как обычно раздает подачки этим лентяям и бунтарям!
– Наверное, – Хоуп обхватила свои предплечья руками и сжалась. – Я хотела спросить твоего разрешения, чтобы съездить в город и купить себе платье.
– Зачем ехать, дорогая? Выбери по онлайн каталогу и лучшие наряды доставят тебе прямо в комнату! Легко и просто. Ты уже давно так делаешь.
– Мне хотелось немного прогуляться.
Отец принялся изучающе рассматривать лицо девушки, но она опустила взгляд к поверхности стола. Директор почесал затылок и хитро улыбнулся.
– Ну, хорошо. Прогуляйся и выбери себе все, что захочешь. Все для тебя.
– Спасибо, папа, – Хоуп направилась к выходу. – Я поеду после завтрака…
Мать Хоуп к завтраку из своей комнаты не вышла, а отец и дочь не проронили за столом ни слова. Девушка к еде не притронулась, а мистер Стивенсон съел свою порцию резкими, агрессивными движениями так, словно расправлялся с кровным врагом. В своей комнате девушка приготовила сумку в город и перед поездкой решила поговорить с матерью. Хотя бы попытаться это сделать. Из спальни миссис Стивенсон доносились сокрушительные женские вопли и успокаивающий, но раздраженный мужской голос. Хоуп встала у самых дверей и прислушалась.
– Все пропало! – сокрушалась миссис Стивенсон. – Это катастрофа!
– Прекращай истерику. Это обычная блуза. Черт с ней!
– Как ты можешь так говорить, Артур! Эта кремовая блуза настоящее сокровище! Таких дизайнерских вещей в мире всего три! Я бы убила за еще одну такую в свою коллекцию! Но я не сберегла и эту! Я прожгла свое сокровище! Я дура! Бесконечная дура! Как теперь жить? Как?
– Эту тряпку можно восстановить! Тебе нарастят точно такую же ткань в том месте, куда упала сигарета! Так что заканчивай ныть. Меня это раздражает.
– Это не тряпка, а храм красоты! Он безнадежно осквернен, понимаешь? Никакое восстановление не вернет этой вещи былого лоска, потому что я нарушила целостность моего сокровища!
– В прошлый раз ты устроила истерику из-за крошечного пятна на платье. Теперь это. Как ты мне надоела…
Хоуп вернулась в комнату за сумкой, и обеспокоенно прижимая ее к сердцу, спустилась по лестнице к гардеробным кабинкам, где ее ждал скафандр. Личный автомобиль девушки приятно заурчал включенным двигателем и выехал через живую цветочную стену, скрывающую ворота гаража. За ним, как крадущиеся хищники, следом выехали три черных фургона сопровождения. Девушка испуганно обернулась и почувствовала, как у нее внутри все сжимается. Один из фургонов обогнал белый спортивный автомобиль и поехал впереди него. Бортовой компьютер автомобиля Хоуп ожил и заговорил умиротворяющим женским голосом:
– Автомобиль № 472 запрашивает конечный пункт маршрута. Пожалуйста, введите конечный пункт маршрута.
Девушка посмотрела на медленно крадущийся впереди черный фургон и дрожащей рукой ввела координаты одного из самых дорогих бутиков Чикаго. Фургон поморгал задними фарами, прибавил скорости и повел за собой белый автомобиль девушки и еще два фургона сопровождения. Мистер Стивенсон стоял у окна с бокалом «Феерии» и хмуро наблюдал, как его дочь выезжает за высокие ворота.
Кортеж проехал через пропускной пункт, отделяющий элитный поселок от Чикаго. Дальше, за окнами автомобиля замелькали темно коричневые, пустынные поля и куцые деревья с чахлой листвой. Вдали виднелись останки давно брошенных фермерских домиков, от которых остались сгнившие ребра деревянных перекрытий, да ржавые ветряные мельницы, служащие им надгробием. Рыжими язвами мимо проносились мелкие, высохшие до капли озера с лежащими на боку лодками, брошенные придорожные магазинчики и вырубленные до основания природные парки. А впереди – единой стеной, подобно частоколу, стоял черно-красный город, устремляя бесчисленное количество своих шпилей и крыш в пасмурное небо. Огромный улей, куда в бесконечной веренице, словно на свет яркой рекламы на небоскребах, летело множество челноков, издали походящих на насекомых.
Белый автомобиль Хоуп, в числе фургонов сопровождения, въехал в старый город, срезанный словно ножом по самые фундаменты когда-то стоящих здесь домов. Когда Чикаго поглотил кортеж, свет бледного солнца померк, и над головой девушки замелькали мосты и пешеходные дорожки, со спешащими по ним людьми. А мимо тянулись серые кирпичные фасады и изящные своей архитектурой старые музеи и театры. Проведя в тревожных раздумьях всю дорогу, Хоуп не заметила, как прибыла к пункту назначения. Ей оставалось подняться на транспортной платформе на сороковой этаж, где располагался самый востребованный среди модников Чикаго пятиэтажный бутик.
Хоуп стояла в примерочной кабинке со специальным шлюзом и в желтом мареве рассматривала, как голограмма розового платья сидит на ее теле. Выбрав следующую голограмму для своего образа, она осторожно выглянула из круглого окошка кабинки и посмотрела на андройдов-охранников в синих костюмах, стоящих по краям от входа. Рядом с ней, в лапах серого робота-насекомого стоял ее скафандр. От нажатия кнопки на панели, рядом с девушкой появилась голограмма персонального помощника.
– Здравствуйте! Большая честь приветствовать вас! Этот образ вам очень подходит! Выглядите восхитительно!
– Да помолчи! В бутике есть другой выход?
– Каждый ярус бутика оснащен одним выходом. Желаете ознакомиться с нашей подарочной программой для постоянных покупателей?
– Нет. Здесь есть аварийный выход?
– Извините. Запрос не распознан. Протокол: «Аварийный выход» активирует дирекция. Желаете посмотреть анонс зимней коллекции накидок и шарфов?
Хоуп нажала кнопку выключения помощника по стилю, оделась в скафандр и через шлюз вышла в бутик. Из кабинок примерочных для обычных людей ее проводили любопытными взглядами несколько женских лиц. В окружении охранников девушка подошла к пункту выдачи, где забрала несколько нарядов, которые оплатила еще в примерочной кабинке. За углом третьего яруса бутика завязалась драка между двумя молодыми людьми. Они кружили по импровизированному рингу, границы которого были созданы зеваками, и неуклюже размахивали кулаками. Над бойцами летал желтый дрон, который снимал происходящее. Его хозяин с отчаянной интонацией комментировал происходящее посреди торгового центра:
– Насилие! Всегда и везде! – отчаянно шепелявил оператор дрона. – Насилие, как образ жизни! С вами – Синто-Хам, и сегодня мы устроили маленькую потасовку в торговом центре «Саванна». Кидайте свои пожертвования на счет, наши бойцы так стараются! Быстрее, пока не подоспела охрана! Если до прибытия охраны вы пожертвуете десять тысяч долларов, то мы устроим заварушку и с ними! Торопитесь!
Андройды-охранники Хоуп принялись расчищать дорогу к лифтам, грубо отталкивая столпившихся людей. Синие пиджаки образовали вокруг своей хозяйки подобие живой стены, но когда одного из них потеснила толпа, образовалась брешь, и девушка выскользнула. Ближайший синий пиджак среагировал молниеносно, но Хоуп заранее прикрыла спину пакетами с покупками. Прежде, чем синтетический мозг андройда через долю секунды понял, что в его руке остался бумажный пакет с платьем, девушка уже была отделена от своей охраны несколькими прохожими. Скафандр не позволял ей двигаться быстро, а синие пиджаки были все ближе. Взгляд Хоуп испуганно бегал по сторонам в поисках спасения и ничего стоящего не находил. Неожиданно девушка повернула рычаг громкой связи на максимум и набрала побольше специального дыхательного состава в легкие: