Глава 15.
«Сон или реальность».
Город Нерск. Май 2018г.
Позвонив Маргарите Осиповной, Вадим договорился о встрече. На все волнующие её вопросы он обязался ответить ей лично. Так и так идти, чего терять время на телефонный трёп.
Ближе к полудню Верстаков вышел из дома и вместо лифта решил спуститься по лестнице. Примерно на пятом этаже он почувствовал запах. Пахло супом. Так и захотелось выяснить ту квартиру, жильцы которой решили позволить себе подобную роскошь и попросить пригласить его на обед. Питался Вадим неважно. А суп любил. Даже рыбный. А грибной так это вообще верх волшебства. И тогда он решил, что надо на обратном пути пройти через рынок и купить всё, что необходимо. И тогда будет суп.
Больница находилась в паре кварталах от дома, за железнодорожным переездом, за деревянными домами, гаражами и теплотрассой. Не так уж и далеко. Маргарита Осиповна ждала у крыльца.
– Вадимка. Живой. Слава богу живой, – прислонив ладонь к носу, прошептала женщина.
– Что со мной сделается? – улыбнулся Вадим.
– Не известно, где бродишь, ползаешь, всё что угодно может с тобой сделаться, – слёзно протянула она, обнимая обескураженного парня.
– Да всё нормально. Всё нормально. Как она?
– Она то в полном порядке, ты сам как? Ты Мише ведь ничего не рассказал. А я волновалась. Ну тогда-то понятно, шок был. Сейчас можешь всё рассказать? Мне.
– Да понимаете, я хотел знакомого проведать, а там в дом кто-то пробрался. Ну и вышла, знаете… ну, потасовка небольшая. Успел меня ранить, а сам сбежал. Ничего особо страшного, царапина, не более.
– Так, а знакомый где?
– Не знаю. Понятия не имею. Звоню ему вторую неделю, а он трубку не берёт.
Вадим соврал. Конечно, он никому не звонил. Звонить было некуда. Но проговаривая это, Верстаков обдумывал один момент. Михаил. Он ведь приехал за ним на машине. По той единственной дороге, которая была просто завалена телами. И он тоже ничего не заметил. Один человек не заметил – невнимательность, два человека не заметили – уже странность.
– Небось и из полиции приходили? – не унималась женщина, – Спрашивали, как всё случилось?
– Конечно. Вчера ездили с ними на место, где всё случилось, – безразлично ответил Верстаков, глядя по сторонам, – Маргарита Осиповна, вы говорили, Что Даше плохо было. А что было тогда?
– Ой, Вадимка, что было. Ужас страшный, что с ней было. Кричала, за живот хваталась, к себе подойти не давала. Всё про нож говорила, что в животе нож. Вадим?
– Что? – удивился Верстаков.
– Мне кажется, у вас какая-то связь, – прошептала женщина.
– Думаете?
– Уверена. Если ты не покажешь куда тебя ударили, то я наверняка сама тебе покажу.
Маргарита Осиповна поднесла руку к левому боку Вадима, но не дотронулась. Тот машинально отодвинулся.
– Да. Именно сюда. Она здесь и показывала?
– Не показывала. Она достать пыталась. Вытащить из себя нож. Мы так растерялись, ты бы знал, – сказала женщина, театрально прислонив руку к груди.
– Я могу её сейчас увидеть?
– Да, разумеется. Пойдём.
Маргарита Осиповна сделала приглашающий жест рукой, после которого открыла массивную дверь с мутным толстым стеклом. Они зашли в помещение и, пройдя огромный коридор, попали внутрь детского отделения, на стенах которого выделялись мультяшные зверюшки.
Палату под номером «142» Вадим хорошо знал по изображению пузатого волка из старого известного мультфильма. Большой ключ дважды провернулся в замке. Верстаков первым прошёл в светлое помещение с двумя кроватями. Одна из них всегда была пустой, а на второй, повернувшись на бок, лежала его младшая сестра. Вадим посмотрел на Маргариту Осиповну, заходящую следом, но ничего не сказал. Он только подошёл к кровати, присел на край и положил руку на плечо Даше. Та упорно смотрела в стену, не желая его замечать.
– Дашка, – прошептал Вадим.
– У? – ответила ему сестра.
– Что у? Как ты себя чувствуешь?
– Чувствую.
– Даша… Даш… Тебе не больно уже?
– Больно.
– Где больно?
– Там, где и тебе.
– А почему? – спросил Вадим, переводя взгляд с сестры на Маргариту Осиповну. Стоящая в дверях женщина вдруг поняла, что является лишней, и вышла в коридор.
– Даш, почему? Даша? Ты чувствуешь всех этих людей? Ты понимаешь, что они все в твоей голове? В тот момент, когда ты их чувствуешь, осознаёшь ли ты, что это ты? Поговори со мной.
Даша молчала. По ней было видно, что она недавно пережила настоящий стресс и разводить беседы желания не имеет. Хотя, спустя пару секунд всё же немного оживилась.
– Вадя… а ты нашёл его, да?
– Кого? – удивился брат.
– Значок этот. Ну, как его… медальон хранителя.
– Медальон кого? Ты это про тот медальон?
– Я это про медальон хранителя. Ты не должен был его оставлять.
– Оставлять? В смысле себе?
– В смысле дома, – сказала Даша, переводя взгляд от стенки на брата.
– А… почему? Что он такое?
– Он важная вещь. Носи с собой и никому не давай. Вообще никому, – предупредила сестра, но потом добавила: – Кроме меня.
– Тебе надо его принести? – улыбнулся Вадим.
– Да. Надо. И тогда я смогу рассказать тебе что-нибудь. Сейчас я просто ничего не хочу.
– Хорошо. Хорошо. Я тебе его завтра принесу. Обязательно.
– Хорошо, – тихо сказала Даша, отворачиваясь обратно к стене.
– Эмм, Даша… а ты… кроме меня видишь ещё кого-то? Ну, в последнее время.
– Никого. Сейчас уже никого.
– А давно?
– А давно много.
– Слушай, а помнишь…
– Вадя. Дай мне поспать. Я хочу просто отдохнуть немного.
– Ладно, я понимаю. Ничего. Потом спрошу. Потом…
Вадим был просто очарован складной речью сестры. Будто не слушал несколько лет подряд эти запинки и заикания, в попытке увязать не подходящие по смыслу слова. Для себя он решил, что будет чаще навещать Дашу, ведь никакой её вины в том, что они остались одни, не было. А она, между прочим, единственный его родной человек в этом мире. И завтра он обязательно придёт с медальоном и покажет ей. И с удовольствием послушает мнение о загадочном медальоне хранителей. Или как там она сказала…
В палате стало прохладно. Вадим взял за руку сестру. Ладонь была горячей. Сама она спокойно дышала, прикрыв глаза. Так он сидел несколько минут. В какой-то момент в палате резко погас свет, но также мгновенно стал загораться снова. Вадим посмотрел на лампы дневного освещения, свисающие с потолка. Странно. Они ведь были выключены, когда он сюда зашёл. Зачем они нужны, когда на улице во всю… ночь. Ночь? Вадим отпустил Дашину руку и направился посмотреть в окно, но кроме сумрака и своего кривого отражения ничего разглядеть не сумел. Свет погас и снова, мерцая и издавая тонкое цыканье, вновь стал загораться обратно. Тогда Вадим решил, что пора уходить и повернулся к Даше, чтобы сообщить ей об этом. Кровать была пуста. Даши в палате не было. И всё бы ладно, но бельё было аккуратно заправлено. Верстаков оцепенел. И ведь палата была совершенно другая. Свет снова пропал, но, похоже, на этот раз и не думал возвращаться. А потом тихонько зашелестели стены. Все разом. Будто тысячи рук водили по ним наждачной бумагой. Становясь всё громче, и громче, и громче. И вместе с тем пол тоже стал сильно шуметь, иногда хрустя и содрогаясь. Вадим стал отступать назад, пока задом не уткнулся в подоконник. Лампа над головой начала вспыхивать бледным светом. Один, два, три. Пауза. Четыре, пять, шесть. Пауза. А потом в одно мгновение «бац!» и всё затихло. Пропали все звуки. В кромешной мгле присутствовало лишь взволнованное дыхание Вадима и знакомое тяжёлое дыхание в другом конце палаты. Но этого просто не могло быть! Как будто он попал в тот самый ролик, что смотрел утром. К тяжкому дыханию прибавился ещё прерывистый низкий стон. А ещё присутствовало ощущение, что этот набор звуков приближается к Вадиму, но круглая лампа под обильно обсыпавшимся потолком резко обдала пустое помещение неприятно жёлтым светом. За ней включилась и соседняя, с плоским плафоном из матового стекла. Стало понятно, что палата совершенно другая. Максимально ободранное её состояние свидетельствовало о полном запустении. Кровать, на которой недавно лежала Даша, превратилась в ржаво-гнилую конструкцию с тёмным пятном под ней. Дверь с маленьким окошком, внутри которого была видна металлическая сетка, растеряла большую часть своей краски. Бетонный пол превратился в деревянный, коричневое покрытие которого было вытерто почти полностью. Стены потеряли свою синюю «кожу», хотя в некоторых местах ещё присутствовали островки краски. Окно защищала покрытая пышной коррозией решётка.
Вадим даже не догадывался, куда попал и каким образом у него это получилось, но зато отчётливо понимал, что нужно срочно выбираться. В этот момент замок издал характерный хруст и дверь с ужасным скрипом отворилась. Как говорится «просим на выход».
Ободранный коридор по красоте никак не уступал палате под номером «142». Стены были изуродованы настолько, что иногда вместо толстой корки цемента виднелась кирпичная кладка. Вдоль неё, по правую руку, шёл равномерный ряд облезлых дверей. На каждой из них, ровно по центру, краской чёрного цвета был нарисован уже знакомый знак. На этот раз украшенные обильными подтёками. По левую же руку ничего не шло, только глухая стена. В помощь Вадиму лампы поочерёдно перемигивались между собой. Договаривались о чём-то. Наверное, строили планы, как оставить своего гостя в кромешной тьме. Так как окон не было, то такой расклад вполне мог оказаться реальным. Сделав всего лишь один шаг вперёд, Вадим подпрыгнул от хлопка двери за спиной. На ней висела табличка, но выглядела она не так, как те, которыми обозначали палаты. Она была абсолютно такая же, как на деревенских домах в Скобрино. На табличке номер – «44». Верстаков прошёл пару метров до соседней двери. Квадратик металла с покрытием белого цвета в рыжую точку сообщил, что он висит на двери номер «42». Похожая ситуация уже случалась с Вадимом. Там он, помнится, искал восьмой номер. Возможно и в этот раз стоит попробовать найти его?
Хрустя песком, застилающим пыльные доски, Верстаков добрался до нужной двери, точь-в-точь выглядящей, как массивная дверь на входе в дом Фёдора Никитина. Знак на ней отсутствовал, но под табличкой с номером той же краской было написано «стучите дважды». Верстаков легонько толкнул дверь от себя. Потом сделал то же самое, приложив усилие. Возможно Вадиму не стоило стучать? Возможно стоило поискать выход или попробовать заглянуть в другие палаты? Те, что он так равнодушно пропустил. Возможно. Он постучал два раза. Медленно, но уверено. Но в ответ не получил ничего. Может просто нужно повторить? На весь коридор раздался стук. И опять ничего? Тогда ещё раз, ну же! Скоро тебе откроют! Просто постучи ещё! Вадим снова ударил в дверь кулаком. Никто не открыл? Давай ещё! Будь настойчивее! Давай же! Что ты бьёшь как девка, давай сильнее! Сейчас откроют! Верстаков стучал в дверь и ждал, потом опять стучал и ждал. Зачем ты всё это делаешь? Ты думаешь, что это сон? Ударь ещё! Бей! Вадим очередной раз постучал дважды. Стук с обратной стороны двери раздался эхом. «Эй там. Открой мне дверь. Слышишь?» – неожиданно для себя заорал Верстаков, после чего машинально постучал по двери костяшками собранных в кулак пальцев. В ответ он насчитал три удара. «Мы что тут, в игры играем?!» – выкрикнул он, стараясь поднести лицо ближе к дверному косяку. Его не на шутку разозлила эта игра с перестукиванием и, отойдя на шаг назад, с размаху ударил дверь плечом. Та сотряслась, но осталась на своём месте. Не добившись желаемого, он схватился за ручку, бешено дергая сначала на себя, а потом обратно. Похоже её кто-то держит. «Не валяйте дурака! Откройте. Мне просто нужно с вами поговорить!» – ругался Верстаков, сам не зная на кого именно.
«Дядь. Там уже никого живого нету. Не надо. Не ищи», – произнёс спокойный подхриповатый голос из глубины коридора. Верстаков изумленно повернул голову, но заметил лишь момент, как человек вошёл в одну из палат. Голос был ему не знаком, но вот это слово – «дядь». Кто же так говорил?
Вадим рванул к палате под номером «22», попутно выкрикивая просьбы остановится. За дверью, вместо привычного больничного помещения оказался уже знакомый ему цех Нерского завода речного транспорта. В день последней их встречи было хоть и пасмурно, но светло. Сейчас же здание накрывала густая ночь, разорванная ярким лучом красного света, бьющим прямиком из стены. В свечении превосходно различались застывшие на месте четыре фигуры, смотрящие в его источник. Соединив в голове два значения, Вадим сделал вывод, что свет исходит из того загадочного знака, когда-то привлёкшего его внимание. В процессе размышления он заметил, как одна из фигур сделала шаг вперёд и вновь замерла. Напротив фигуры, метрах в семи, может восьми, из маленького закутка показалась тонкая когтистая лапа, согнутая одновременно в четырёх локтях. Лапа медленно приближалась к лицу фигуры. Все, включая Вадима, сохраняли удивительное хладнокровие к происходящему. Сначала лапа зависла перед самым носом человека секунд на пять, а потом резко ухватило за лицо всеми пальцами и рывком утащило в глубину стены. Трое оставшихся друзей рванули вслед за лапой и тоже, как и она, скрылись из виду. Сомнений нет, это были именно те, пропавшие осенью прошлого года, ребята.
Свет исчез почти сразу. На смену ему пришёл моментальный рассвет, будто кто-то включил перемотку на большой скорости. Оказалось, что знакомый Вадиму бетонный пол, на этот раз был ничем иным, как высохшей серой грязью с редкими пятнами сырости. Минуя их всех, Верстаков подошёл к закутку. Вместо него увидел лишь знакомый, уходящий от него вдаль коридор, с одиноко мерцающей лампой.
Верстаков не понимал, что это всё – сон или реальность. Ему это было не важно. Он чувствовал себя в привычной обстановке, среди знакомых развалин. С другой же стороны, он испытывал небольшую тревогу за сестру. Где она? Найдёт ли он её здесь? Или существо найдёт её первым? Палата сто сорок два. Сто сорок два. В голове Вадим повторял это число. Сто сорок два. Сто сорок два.
Коридор ничем не отличался от предыдущего, разве что летающими в воздухе белыми хлопьями. «Это пепел», – подумал Верстаков. Но пеплом на это раз оказался снег. Обычный холодный снег. Его разносило ветром от кривого пролома в стене, находившегося между двумя концами коридора. Там, где не было части одной и другой стен пол жирно замело белым снегом. Оставляя на нём следы Вадим резко остановился и оцепенел. Волчий вой разорвал тишину зимнего леса. «Волки», – мрачно произнёс Вадим, оглядываясь вокруг себя, стоя на морозном ветру. «Лучше мне их не видеть сейчас», – подумал он, удаляясь дальше вглубь освещаемого мигающей лампой мрака.
Двигаясь вдоль облезлых стен, Вадим заметил, что дверей как таковых, на них не имеется. Всё, что есть, это знакомые пластиковые таблички в металлической оправе, на каждой из которых через трафарет нанесены числа. Сто пятьдесят, сто сорок девять, сто сорок восемь… по убыванию. Вокруг них прямоугольником снят слой краски, имитирующий форму двери. Нумерация доходила до числа «143», а заветная дверь расположилась прямо перед носом и была уже более реальной. Ну вот вроде и всё.
Вадим потянулся к ручке, как снова погас свет и призрачная надежда, что всё скоро прекратится, растворилась. Ручки на месте не было, Верстаков просто сжимал рукой воздух. Даже пройдя добрый десяток метров он не смог обнаружить дверь. Вадим включил фонарик и посветил вперёд себя. Посреди пыльной дороги, идущей через всю деревню, стоял Лаврин и курил сигаретку. Скобрино. Только не это. Вадим посветил ему прямо в лицо, но следователь, ничуть не морщась, произнёс: «Ну что, теперь ты их видишь?». По сторонам, в канавах лежали тела. Не только людей. Куры, свиньи и коровы, собаки и кошки. Все вперемешку валялись как ненужный мусор. Теперь он их превосходно видел. Потому что в этот раз у него был фонарь. Ну действительно, в прошлый раз не было. Вадим уже собрался сообщить об этом следователю, но вместо того вдалеке показалось знакомое мерцание. «Снова в этот зашарканный туннель?» – подумал он и уверенно зашагал вперед.
В зашарканном туннеле на полу точно под лампой сидела девушка. Её осунувшееся лицо с синяками под глазами покрывала россыпь отвратительных прыщей. Глаза были приоткрыты. Глядя на Вадима, она ехидно улыбнулась, но продолжила кромсать вены старым строительным ножом. Из её рук медленно сочилась и капала на пол чёрная густая жидкость, похожая на нефть. «Это было всё для тебя, а ты и не понял», – прохрипела девушка. Вадим, не отводя глаз от ножа, медленно обошёл её и продолжал смотреть еще несколько секунд. Удостоверившись, что опасность миновала, Вадим повернул голову обратно и замер на месте. Свисающая с потолка петля вызвала у него острый приступ дежавю. Поначалу она висела неподвижно, но потом начала раскачиваться всё сильнее и сильнее, для того, чтобы через пару секунд снова остаться неподвижной.
Возле петли Вадим заметил очередную старую потёртую дверь, с изображением знакомого символа. На этот раз он выглядел необычно и был выполнен будто из стекла, вставленного в деревянное полотно. Переливаясь жёлто-красными огнями, он как бы приглашал Вадима зайти в гости и посмотреть на какое-нибудь необычное представление. Ещё тогда он почувствовал исходящее от двери тепло. Преисполненный любопытством Верстаков заглянул в палату и с ужасом понял откуда исходит жар. Квартира была охвачена пламенем. Их старая квартира. Она горела точно так же, как в тот злополучный день. Разумеется, он не мог помнить, как она выглядела именно в тот день, но представлял себе это не иначе, какой сейчас видел перед собой. Из центра тёмно-зелёного ковра вырос старый каменный колодец, через край которого на пол вытекала, кто бы мог подумать, чёрная и густая субстанция. Перед колодцем, задрав головы кверху расположились мама и папа, издавая тягучий горловой хрип, а между ними заливалась смехом Дашка. В руках она вертела старые Кировские карманные часы без цепочки.
Что-то сильно кольнуло Вадима в области груди, а скорее где-то ниже рёбер, и он ненавистно захлопнул дверь. Кажется, на этот раз с него хватит. Это заходит слишком далеко. С одной стороны сестру он нашёл, это так, но то, что там сейчас сидит… нет, это не его сестра. Палата сто сорок два. Сто сорок два.
Верстаков уверенно и бесстрашно посмотрел вглубь уже сидевшего в печёнке коридора. Тусклый блин лампы вбивал слабые лучи в предмет прямоугольной формы шагах в пятнадцати от него. На месте, где недавно сидела горе-суицидница, стоял знакомый деревянный ящик бордового цвета. Выглядел он настолько безопасно и безобидно, что, оказавшись рядом, Вадим, не раздумывая откинул крышку и заглянул внутрь. На дне сундука в луже свежей крови лежал блестящий предмет. Верстаков извлёк его и покрутил в руке, сосредоточенно глядя, как тот переливается в ярких лучах одинокой лампочки подвала. Кровь совсем не измазала руку. Странно. «Должно быть скальпель был заточен очень остро, ведь им режут плоть, а это требует хорошей заточки», – подумал Вадим, возвращая инструмент на место.
Справа от него труба издавала неопределённый треск. Вадим окинул взглядом подвал, обратил внимание на коммуникации, а потом на идущие вдоль всего подвала сколоченные из дешёвой доски маленькие комнатки. Все пронумерованы точно так же, как и палаты знакомой ему Нерской психиатрической больницы. Вадим посветил фонариком вдоль них и заметил, что вдали виднеются какие-то очертания. Около одной из дверей напротив стены сидел человек. Поначалу Вадим посчитал, что подходить к нему опасно, но ведь и всё остальное окружение для него являлось в данный момент опасным. Он ведь пережил странную девушку с ножом. Подойдя ближе Вадим заметил, что парня обдаёт сильным ветром. Ветер задувал из пролома стены, и представлял собой край крыши привычной пятиэтажки. За пределами этого пролома пейзаж больше напоминал обычный городской двор. Человек принялся неспешно подниматься на ноги, а когда закончил, посмотрел на Вадима и неуверенно сказал: «Моя мать где-то внизу. Я пойду найду её». После чего он шагнул с крыши. Хотел того Вадим, или нет, но звук разбивающегося об асфальт тела услышать ему пришлось. Мягкий и тяжёлый. Секунды назад это был ещё живой человек. Вадим просто закрыл лицо руками. Конечно, ему это не поможет. Поможет лишь одно. Сто. Сорок. Два. Надо найти это, чтобы уже избавится от кошмаров.
Убрав ладони, Верстаков заметил, как свет от единственного его источника в подвале гаснет. Подержав его несколько секунд в напряжении мрака, внезапно начали вспыхивать знакомые белые лампы. Медленно, по очереди, будто издеваясь над ним. Вадима вновь окружил знакомый, ободранный и до боли ненавистный коридор. Но ничего, ничего. Сейчас я только найду нужную дверь… и зайду… вы все превратитесь в пустое место… вы все превратитесь в… Вадим опустил голову вниз и сконцентрировался на увиденном. На полу появились чёрные следы. Следы вели прямо вперёд, скрываясь в недрах осыпающихся стен. Следы иногда становились белыми и блестящими, как от краски, а иногда тёмными, будто от воды. Заканчивались же они массивной квадратной бетонной плитой, покрывавшей собой всю ширину пола, прямо от стены до стены. Когда Вадим стал приближаться к плите, он стал различать еле уловимые голоса людей и поначалу не поверил в то, что слышит, но, подойдя ближе, они стали доносится отчётливее. Будто сотни человек, стоя в разных местах и на разном удалении, кричали и просили о помощи. Сотни человек молили о том, чтоб он спустился вниз, к ним. Но он не мог им помочь. Он не смог бы даже на миллиметр сдвинуть эту массивную плиту, с большим белым знаком сверху. Шёпот и крики осаждали голову, в то время, как он просто стоял и смотрел на кусок железобетонного надгробия, над которым медленным вихрем закручивался воздух, вбирая в себя элементы черноты стен. Порождающий себя объект с каждой секундой становился всё более и более похожим на человека. Отступая от него, Вадим увидел, что цвета его одежды близко напоминают цвета одежды на нём самом. И с каждой новой секундой это становилось только очевиднее. Сначала очертания, потом одежда, и в конце концов лицо. Перед ним стоял он сам. Такой же измученный, уставший и грязный, но притом спокойный.
Вадим попятился назад, рискуя уткнуться спиной в что-нибудь новое, какое-нибудь очередное мерзкое существо, чьей сегодняшней целью являлось напугать Вадима как минимум до смерти. Но нет. За спиной просто прозвенел колокольчик лифта, звук которого догоняло механическое лязганье старых дверей его кабины. Вадим обернулся, не прекращая пятится назад, потом взглянул на свою улыбающуюся копию и резко побежал к лифту. «Я подожду тебя! Подожду тебя там! Слышишь?!» – послышался крик из-за спины. Голос копии тоже ничуть не отличался от его собственного. Но Вадиму было уже не до этого. Он бежал сквозь бесконечную бетонную кишку с многочисленными дверьми, прижатых вплотную друг к другу. Бежал в тот самый лифт, принадлежавший отелю «Антенна», на котором он катался, чтоб доказать, что тот не привозит своих посетителей куда-то там в подвал. Число «142» было красиво выведено на задней стенке кабины. «Дизайнер интерьера проделал отличную работу и смог удивить всех гостей», – подумал Вадим, надеясь отвлечься от увиденного. Ему это не особо помогло, но к тому времени он, тихо ликуя, ворвался в лифт и, тормозя, совершил резкий финт к боковой стенке, устремляя взгляд в панель управления. Одинокая бледно-жёлтая кнопка с обозначением «минус второй» умоляла нажать её как можно скорее. И Вадим ткнул в неё с размаху большим пальцем. Реакции не последовало. «Давай, тварь!» – скалился Верстаков, пытаясь оставить кнопку глубоко в стенке. Ничего. К великому сожалению Вадима, звук издавали не эти старые двери с деревянными лакированными вставками, а нечто приближающееся из сумрака коридора. Какие-то враждебные тёмные объекты шли к нему уверенным, но хромающим шагом, без единого намёка на торопливость. Кнопка упорно сопротивлялась реагировать. «Закрывайся ты, кусок говна! Давай!» – в голос прокричал Вадим, ударяя по кнопке запястьем. Одетые в белую одежду люди принялись плавно бежать к нему навстречу. Выглядело это ни больше ни меньше как в фильме. Например, про войну. Там солдаты под градом пуль прорывались к осажденной точке, минуя разрывающиеся куски земли, куда прилетали снаряды. Снятые на большой скорости люди при монтаже превращались из обычных солдат в ужасно заторможенных, чтобы зритель смог рассмотреть каждую пулю, пронизывающую тело. В замедлении это выглядело невероятно зрелищно. Впрочем, как и взрывы. Но вовсе не солдаты медленно приближались сейчас к Вадиму. Одетые в белые мешковатые рубахи с голубой полоской посередине люди больше походили на пациентов. Вадим был настолько заворожён этим зрелищем, что на какое-то время даже оставил свои попытки привести лифт в движение. В определённый момент за спинами людей показался ещё один силуэт, отличный от остальных. Одет он был во всё чёрное, а в руке его прямо из воздуха материализовался знакомый нож с полукруглым лезвием. Существо, двигаясь с привычной для Вадима скоростью, резкими движениями прорезало своим ножом бегущих пациентов, от чего те осыпались на пол чёрными хлопьями. Рубашки с брюками медленно накрывали собой останки своих обладателей. Вадим вновь застучал по кнопке лифта. Двери неторопливо задребезжали в попытке сомкнуться. Существо, добивая оставшихся людей, достаточно быстро оказалось в опасной близости к Верстакову. Каждая из дверей прошла половину положенного пути, когда убийца в чёрном подошёл в плотную к изумлённому Вадиму. Пальцы его аккуратно легли по краям капюшона и потянули назад, когда изумление Вадима, перешли в стадию настоящего шока. Перед ним стояла его мать, такая, какой он её помнил. И прежде, чем двери навсегда скрыли её лицо, она произнесла лишь несколько слов. «Ты не успеешь», – сказала она, глядя в глаза Вадима, уже залитые слезами. Вместе с грохотом дверей Вадим смог лишь беззвучно пошевелить губами, но так ясно, что любой человек понял бы его в этот момент. «Мама», – сказал он и слёзы, не задерживаясь в глазах, скатились блестящими полосками по его щекам.
Это не была его мать, ему следовала учесть это. Это было очередное воплощение его терзаний. Если бы он сохранил прохладность рассудка и перестал бы верить своим глазам, он бы уяснил это уже давно.
Тем временем ящик, в котором ехал Вадим, принявший более мрачные тона, с грохотом катился вниз. Это был вовсе не элегантный лифт отеля «Антенна», а старый заезженный больничный лифт, покрашенный в цвет её обычной скучной палитры. Слабый свет лампы, встроенной в потолок, нервно моргал, сопровождаясь предсмертным треском, после чего выключился вовсе. Следуя его примеру, скрипя и сотрясаясь застыла на месте и сама кабина. Судя по скорости, к моменту остановки над головой осталось этажей шестьдесят, не меньше. Вадим, со своими приступами клаустрофобии, принялся паниковать, хватаясь за стены в поисках волшебной кнопки, но, найдя её, так и не смог привести лифт в движение. После нескольких неудачных попыток он замер. Сердце его тоже замерло в этот момент. В кабине с ним был кто-то ещё. Тяжёлый сиплый вздох раздался из-за спины, пробивая тишину. Кончики пальцев начали звенеть сотней горячих уколов. Ком образовался в горле, заставляя дышать максимально беззвучно. Колени, казалось, переставали работать и стремились уронить Вадима на пол. Кожа покрылась мелкой сеткой бугорков, волосы на руках выпрямились. Каждый вздох стоящего за спиной человека был тяжелее предыдущего. Неожиданная мысль захлестнула сознание Вадима – он думал просто повернуться и посветить фонарём в лицо возникшего за спиной человека, но неторопливый шелест ржавых дверей сразу оборвал эту идею. Верстаков не оборачиваясь вышел из кабины, подождал пока она закроется, нервно вздохнул и посветил фонарём перед собой. «Откуда у меня вообще взялся этот фонарь?» – подумал Верстаков, глядя себе в руки, но, не придумав достойного ответа, посмотрел вперед.
Знакомые номера палат украшали не менее знакомые двери до неприличия знакомого коридора. Вадим, охваченный чувством горького отчаяния, направился в очередной раз искать нужное число и, пройдя пару дюжин лишних, наконец-то достиг заветной цели. Вот и всё Вадим, ты молодец. Сто сорок второй номер. Открывай.
Деревянная лестница заменила собой зарешеченное окно и скрипучую металлическую кровать. Вадим уже видел её однажды, в доме Никитина. То, что последовало после спуска в подвал, крепко въелось ему в память. «Этот кошмар никогда не закончится», – прошептал Верстаков, спускаясь по лестнице. Свисающая с потолка паутина цеплялась за волосы, когда Вадим целенаправленно двинулся к той самой двери в хлев, на которой в этот раз был нарисован злосчастный символ. Переложив фонарь в левую руку он, не раздумывая, рванул на себя массивную дверь. Луч света устремился в глубину помещения, вытаскивая из тьмы ужасающую картину. Среди десятков расчленённых тел животных и людей сидело чёрное существо, смачно чавкая чьей-то оторванной рукой. Заметив Вадима, оно, подобно животному, не вставая на ноги, принялось быстро ползти по трупам ему навстречу. Воспоминания красочным фейерверком взорвались в мозгу Вадима, когда он рванул обратно к лестнице, которая теперь стала бетонной. Этаж за этажом он торопливо поднимался, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь выход, а когда изрядно выдохся, то увидел впереди световой указатель с изображением бегущего человечка. Существо, сжимая в пальцах свой изогнутый нож, следовало за Вадимом по пятам. Не раздумывая, Верстаков вылетел за пределы лестничной клетки и обнаружил себя всё в том же больничном коридоре. Свет раздражающе мерцал, но не одной лампой, а сразу всеми. Синхронно. В стене напротив расположился широкий проём, из которого ветер задувал в помещение снежные волны. Ночной зимний лес закрывала тёмная фигура, стоя между метровым слоем снега с той стороны и кафельной плиткой с этой. В ней без труда Вадим узнал Фёдора Антоновича Никитина. Последний посмотрел на Верстакова и сказал: «Они там уже доедают кого-то. А где твой отец?». За его спиной, запорошенной снегом, по белой глади бежала стая волков, собираясь порвать Вадима на части. Тот кинулся бежать вглубь коридора, окутанного вспышками света. Далеко в конце светились красным три цифры. Вадим прибавил скорости, слыша, как волки, царапая пол когтями, с бешеной скоростью сокращают дистанцию. С мигающих ламп начинает ручьём течь чёрная субстанция, полностью покрывая Вадима. Глаза застилает тёмной пеленой, но этого было недостаточно, чтоб сбиться с траектории. Осталось совсем немного. Волки уже прибавили в габаритах, изменили окрас, да так, что казалось, будто они полностью состоят из чёрного дыма. Глаза их светились ярко-синим. Вадим влетел в дверь, вышибая её плечом и оказавшись внутри, всей массой подпёр двери. Ничего не произошло. Всё было спокойно. В палате горел тусклый красный свет. Ещё минуту Вадим стоял как замерший, иногда оглядываясь по сторонам, а после всё же отпустил ручку. Никто и не пытался проникнуть к нему. Тогда он подошёл к кровати и опустившись на колени увидел оставшуюся от Даши одежду, из-под которой он руками выгреб серую золу. Похоже, что он не успел. Похоже существо добралось до неё раньше. И тогда, подняв голову, он наконец-то увидел над кроватью огромную цифру «1». Он понимал, что это значит. Скорее всего, сестры больше нет в живых. Не выпуская эту мысль из головы, он поднялся на ноги в тот момент, когда дверь распахнулась. Существо мигом оказалось рядом с ним, протыкая насквозь черным лезвием. С хрустом провернув нож в теле Вадима, существо мгновенно растворилось в воздухе, оставляя за собой чёрный дым. Оставшийся в теле нож бледно покраснел, а потом так же медленно испарился, вслед за своим владельцем. Тёплая кровь хлынула из груди, стекая на пол густой тёмной массой. Жить оставалось не более пары секунд. «Прости меня, Дашка. Я не смог», – прохрипел Вадим, падая на колени. Рот его заполнила горячая железная кровь. Глаза закрылись, перекрывая поток красного света.