Жертвенный престол

Но, несмотря на то что принц всегда, ну, почти всегда, был рад видеть Яджара, сейчас Джаван мысленно проклинал орла за то, что он пришел в столь неподходящее время, когда принц специально старался уединиться.

– Говорили, что Куаутемок с Куном пропали, и что-то я их и правда не вижу. Ты не знаешь, что случилось? – поинтересовался Яджар, невольно затронув больную тему, отчего Джаван аж поперхнулся.

– Эй, с тобой все в порядке?! – удивился орел столь странной реакции товарища, при этом старательно постучав его по спине.

– Да чтоб он сдох! – не сдержавшись после долгого и упорного мозгового штурма, выругался Джаван, после чего сразу же понял, что сболтнул лишнего. Теперь Яджар и вовсе ничего не понимал и не сводил с принца принца округлившихся от удивления глаз в ожидании хоть каких-то объяснений.

– Он переспал с Орой, – злобно выдавил из себя Джаван.

– Что, не дотерпел до свадьбы? – рассмеялся Яджар, но быстренько замолчал, поймав на себе гневный взор Джавана.

– А Трапезустий его простил и не покарал как следует!

– Подожди, я не пойму, что тебя так взбесило, – и орел тоже приложился к пульке. – Да, по законам наилучший должен казнить любого, кто прикоснется к принцессе, если только это не кто-то из касты лучших или не предводитель или наследник предводителя участника Союза. В таком случае государь может вместо казни предложить нарушителю легализовать, скажем так, свои отношения с принцессой. Если я все правильно понимаю, Трапезустий именно так и поступил, и, если ты спросишь моего мнения, правильно сделал, так как в нашей ситуации, когда мы готовимся к расколу, просто недопустимо своими руками убивать союзников, – попытался успокоить Джавана Яджар. Храм птицы всегда был сторонником наилучшего и, как следствие, также был посвящен в планы по подавлению непокорных княжеств как непосредственный его участник. А Яджар как далеко не последнее лицо в Матарапи был одним из тех, кто был в курсе событий.

– Нет, это неправильно! – воскликнул Джаван, огорченный тем, что никто не понимает его правоту. – Трапезустий молод, и все считают его наивным и неопытным, а потому не уважают и только и думают, как бы ограничить его власть. И ему нельзя прощать обиды, иначе его начнут откровенно презирать! Что он сделал за все время?! Он простил котов, убивших отца, а теперь он прощает того, кто опорочил его сестру! – негодовал принц.

– Вот с котами да, тут надо было сразу им отомстить, – согласился орел. – Для цареубийц помилования не бывает, только смерть. Но ситуация с Куаутемоком и Орой далеко не так критична. Трапезустий выбрал один из допустимых вариантов, который лучше подходит при угрозе войны. Но вот теперь, когда он мертв, все изменилось. Ведь, женись он на Оре, конфликт был бы исчерпан, и все счастливы. Но Ора не может выйти замуж за труп. А это значит, что вы либо ее ссылаете в храм, либо пытаетесь выдать замуж за кого-то другого. Вот только во втором случае выяснится, что она не девственница, и тогда конфликт будет еще большим, не говоря о том, что ее, вероятнее всего, забьют камнями прямо на месте.

– Да знаю я, знаю, – раздраженно закивал Джаван. А чем он еще занимается, как не пытается придумать, как решить эту проблему?

– Но есть еще одно «но», – продолжил птицелюд. – Проблем бывает больше не от правды, а от слухов и разговоров, потому что с правдой еще можно как-то работать и что-то делать, а слухи развеять почти нереально. И вот ты теперь подумай: все судачили про связь Куаутемока и Оры. Если бы они поженились, об этом быстро бы забыли. Но теперь разговоров о беде принцессы станет только больше. Но и это не самое страшное! – вдруг воскликнул Яджар, когда Джаван уже подумал, что хуже уже точно некуда. – На этом фоне смерть Куаутемока выглядит так, словно Трапезустий решил ему отомстить и приказал убийцам незаметно грохнуть его в разгар битвы. А это означает, что наилучший покусился на главу суверенного храма без суда и следствия. Вот это уже в преддверии союзных переговоров, которые и без того обещают быть нелегкими, не говоря уже о том, что они могут перерасти в междоусобицу, не способствует укреплению положения твоей семьи.

– Мда, – только лишь хмыкнул Джаван, после чего замолчал и сделался еще более удрученным.

– Джаван, нужно что-то делать с Орой, если ты не хочешь, чтобы ее забили камнями или сослали в храм, – через некоторое время разорвал пелену напряженной тишины Яджар.

– Знаю, надо… – задумчиво протянул Джаван. – Слушай! Есть у меня одна мысль! – вдруг, сам пораженный внезапно пришедшей идеей, выпалил Джаван. Видимо, все-таки сами духи направили ему орла именно сейчас.

ХХХ

Очнулся Куаутемок уже затемно, аккурат перед тем, как эльфы решили устроить привал. Голова кружилась от парализующего яда, но это было лишь цветочками по сравнению с тем, какая судьба ждет каждого человека или зверолюда, попавшего в плен к эльфам.

Остроухие всегда были врагами людского рода, и причины этой вражды лежат в глубоком прошлом, во временах высокой эры, когда в мире не было богов, кроме единственной и вечной Айли. Тогда были лишь две цивилизованные расы – эльфы и гномы, так называемые высокие народы. Именно в честь их господства над миром то время и зовется высокой эрой.

Люди тогда тоже были, но они были дикарями, не владеющими даром речи, не умеющими разводить огонь и что-либо делать своими руками, живущими в темных, холодных и сырых пещерах. В общем-то, люди были ничуть не лучше любых других животных. Эльфы охотились на людей, как и на других животных. Более того, культ живой природы эльфов запрещал им причинять вред многим видам зверей и птиц, поэтому убийство животных считалось у них более предосудительным, чем охота на людей. Делали они это, понятное дело, не потому, что делать им было больше нечего, а потому, что кушать что-то надо.

Затем в мире начали появляться иные боги, и началась ранняя эра разброда. Тогда бог солнца Сатарис, владыка духов света иллюминантов, научил людей говорить, писать, разводить огонь, пользоваться орудиями труда, строить дома и укрепления. Он принес им дар цивилизации. С этого момента берет свое начало поздняя эра разброда.

Люди, став народом цивилизованным, начали давать отпор охотникам, чем те поначалу были несказанно удивлены. Опасаясь мести со стороны своей «еды», эльфы решили уничтожить людей. Но человеческий род смог защитить себя. Эта борьба людей и эльфов получила название Голодных войн. С тех пор эльфы были вынуждены пересмотреть свой рацион и отказаться от массового людоедства – слишком дорогой ценой давалась еда. Но, надо сказать, в меню остроухих до сих пор осталось много блюд из человечины. Просто теперь они похищают людей намного реже и делают это аккуратнее, чтобы лишний раз не воевать с многочисленными княжествами и царствами смертных.

Собственно говоря, поэтому отношения между людьми и эльфами никогда не были теплыми. А еще именно из-за этого люди не почитают Айли, ведь она за все время высокой эры не то что не помогла, даже не попыталась помочь людям, которые служили кормом треклятым эльфам! Зато с гномами дела обстояли совсем по-другому. Бородачи людоедством никогда не грешили, а потому их отношений с людьми как с цивилизованной расой ничто не омрачало.

Поэтому у Куаутемока не было иллюзий насчет того, зачем их схватили эльфы. Суп, шашлык, гуляш, отбивная и котлеты – это все безумно вкусно, если только приготовлены они не из тебя. А именно к этому все и шло… Жрецам нужно срочно бежать, вот только смыться от отряда эльфийских охотников за головами, которые путешествуют по свету ради отлова людей, будет не так просто, как от пары языческих конвоиров.

Судя по всему, эльфийские охотники за головами уже давно промышляют в языческих лесах. Людоеды уже успели наловить немало зоократов. Да что там, Куаутемок готов был зуб дать, что та деревня, где его с Куном поймали, опустела именно по вине остроухих. Мда, дела Союза действительно плохи, если язычники допустили, чтобы эльфийские людоеды бродили по их лесам.

Эльфов было много, около пятидесяти бойцов. Пленников было не меньше, а потому искать место для привала пришлось долго. В итоге остановились на ночлег на крупной поляне, где могло разместиться столь внушительное количество людей и эльфов.

В совершенстве владеющие магией, управляющей живой природой, эльфы согнали пленников на краю поляны и приковали к земле корнями деревьев. Само собой, при этом остроухие не забыли приставить к своей добыче охрану. Судя по тому, что у Кауатемока отняли его посох, людоеды поняли, что два товарища – жрецы-чародеи. Поэтому двух брахманов держали под прицелом трое лучников, а еще за ними пристально наблюдал друид, эльфийский священнослужитель и боевой маг. Это очень плохо, ведь в таком случае сбежать будет очень проблематично, если вообще возможно… Если бы не это, можно было бы попытаться улизнуть, ведь навряд ли эльфы заметят бегство двух пленников из полусотни. Хотя кто его знает, быть может, остроухие поужинают, выпьют, а там, глядишь, брахманам выпадет шанс спастись. Главное, чтобы кого-то из них не решили съесть…

С другой стороны поляны, подальше от пленников, эльфы сложили амуницию и снаряжение, приставив к ним отдельную охрану. Парочка остроухих пошаманила над костром, и вскоре ночной полумрак разогнал яркий свет угрожающего пламени. Вот и настал страшный момент – охотники за головами стали выбирать, кого они съедят сегодня… Эльфы столпились возле несчастных пленников, рассматривали их, щупали, трогали, обсуждали.

Охи, ахи, стоны и причитания пленников стихли. Животный ужас сковал язычников, и они смиренно ждали своей участи, не решаясь даже пошевелиться. Куаутемок от страха прижался к земле и опустил взор. «Лишь бы не меня, лишь бы не меня…» – молился жрец.

Кто-то схватил Куаутемока за подбородок и бесцеремонно задрал ему голову. Безжалостные глаза эльфа, казалось, видили его насквозь. Остроухий наклонил голову жреца в одну сторону, затем в другую, внимательно рассматривая на свету.

– Не, этот слишком жилистый! – остановил товарища другой остроухий, похлопывающий брахмана по бокам. – Его сначала откормить надо, давай другого.

– Может, тогда его друга? – предложил эльф, держащий Куаутемока, осклабив свои устрашающие заостренные зубы.

– Нет! Сегодня я хочу человека, а не зверя! – послышался мелодичный женский голос, который мог бы быть чарующим, если бы не тот факт, что девушка сейчас решала, кого отправить на заклание.

Саму эльфийку Куаутемок не видел, но он был уверен, что она прекрасна. Они вообще все прекрасны, остроухие девицы. Охотник, сдавивший своей стальной схваткой лицо брахмана, повиновался и отпустил жреца. Слава духам, что у эльфов матриархат, а значит, людоедшу никто не посмеет ослушаться, и Куаутемоку с Куном ничто не угрожает, по крайней мере пока что.

За эти несколько мимолетных секунд, когда эльфы решали судьбу двух брахманов, Куаутемок весь взмок, жизнь пронеслась у него перед глазами. Да, он никогда этого не забудет, это будет его самым страшным воспоминанием, будет сниться в ночных кошмарах. Он посмотрел на Куна. Койот весь дрожал, а его глаза неестественно выкатились от ужаса, сверкающими блюдцами уставившись в пустоту.

В итоге остроухие выбрали двух человек более плотного телосложения. Бедолаги, едва осознав, что роковой выбор пал на них, истошно заорали, завизжали. Но эльфы быстро положили этому конец и принялись разделывать мертвецов. Это зрелище было ужасным даже для язычников, которые привыкли приносить в жертву духам своих врагов. Белоснежные одежды эльфов быстро обагрились, придав их облику демонический вид.

Эта изуверская картина была настолько отвратительной, что у Куаутемока ком подступил к горлу. Он чувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Брахман пытался заставить себя не смотреть на все это, но не мог, словно его взор был прикован к эльфам какой-то невиданной кошмарной магией. Он хотел не думать о том, что сейчас происходит, но мысли не слушались его.

Затем, когда с приготовлениями к веселому (само собой, для эльфов веселому) ужину было покончено, остроухие демоны разлили вино и начали танцевать. Грациозные пляски вечно молодых эльфов в неровном свете костра, на котором жарилось человечье мясо, выглядели прекрасно и пугающе одновременно. Это было похоже на какой-то запретный ритуал неизвестного тайного общества. Но это зрелище хотя бы помогало отвлечься от того, что сейчас творится богопротивный акт людоедства.

«Так, спокойствие! Надо что-нибудь придумать, надо бежать!» – Куаутемок пытался собраться с мыслями, едва почуяв, что леденящий душу страх отпускает его.

Чуть в стороне от всеобщего веселья, царящего у костра, трое друидов увлеченно рассматривали огненный посох Куаутемока. Магия эльфов была более утонченной, чем чары людей, и строилась она на управлении силами живой природы. У них даже разрушающие заклинания эксплуатировали силу жизни. Парадокс? Еще какой! И разумению человека такое никак не поддавалось. Но эльфы были иного мнения. Насколько красивая и аппетитная на первый взгляд ягода может быть ядовитой, настолько же энергия жизни может быть смертоносной. Это точно так же, как жизнь хищника есть путь «по головам» других животных.

Друиды повертели посох так и сяк, подержали по очереди в руках, то и дело презрительно кривясь от этого чуда грубой магии стихий. Но скоро их внимание переключилось на вещь куда более интересную… Эльфы начали изучать фамильный клинок Куаутемока. Черт, остроухие, как и жрец-ягуар, который хотел убить Куаутемока, не поленились обыскать пленников.

Эльфы с явным изумлением наблюдали, как искрятся лучи пламенного света на гранях хрустального ножа. Остроухие тыкали в него пальцами и с оживлением что-то обсуждали. Жаль только, Куаутемок не мог из-за гомона веселящихся эльфов услышать, что именно говорят друиды. Он следил за ними с нескрываемой злобой, он ненавидел их за то, что они отняли у него фамильную реликвию!

Поляна огласилась ликующими возгласами, и к костру грациозной походкой вышла эльфийка, каждое движение которой соблазняло и сводило с ума. Она была единственной женщиной в столь большой мужской компании, значит, она здесь матриарх. Острозубая окинула своих компаньонов страстным голодным взглядом и одним мощным движением, словно лебедь расправляет крылья, скинула с себя свое платье, обнажив свое совершенное тело. Эльфы завопили еще громче, затопали ногами, захлопали в ладоши от бешеного восторга. Мужская половина пленников забыла о безумном ужасе, парализующем все другие чувства, а женская – загорелась всепожирающей завистью.

Матриарх стояла в одной короткой юбке из полупрозрачной ткани, которая даже в ночном полумраке была не в силах что-либо скрыть. Изгибы талии эльфийки завораживали, груди обескураживали, ноги соблазняли… Ее лицо было таким ослепительным, что даже острозубая улыбка могла показаться прекрасной. Это была гремучая смесь страсти и смертельной угрозы. А затем она начала танцевать! Грациозные и совершенные движения безупречной матроны сводили с ума.

«Ора, я люблю тебя и только тебя! Это все бесовские чары!» – пытался бороться с искушением Куаутемок.

Эльфы принялись плясать еще энергичнее, всячески пытаясь привлечь внимание своей госпожи. Это был ритуальный танец: матрона выбирала, кого она сегодня одарит своей любовью, и каждый остроухий всячески старался, чтобы выбор пал именно на него.

Это особенность эльфов – культ любви, в котором всецело господствуют женщины. Вообще у всех высоких народов – и у эльфов, и у гномов – матриархат. Чего-то иного от них ожидать и не стоило. Цивилизации эльфов и гномов существовали еще во времена высокой эры, когда в мире не было иных богов.

Само собой, высокие народы поклонялись Айли, и, как следствие, культ богини-матери и богини-создательницы определил господствующее положение женщин в обществах гномов и эльфов. Но на этом сходства заканчивались.

Гномы почитали Айли как мать, которая заботится о своих детях и сохраняет домашний уют. Вот и матроны гномов также были ласковы, хозяйственны и заботливы. А эльфы поклонялись Айли как продолжательнице жизни, для них богиня была молодой девушкой, полной страсти и жаждущей любви. Поэтому в обществе остроухих практиковались всевозможные оргии, а также сексуальные изощрения. Острозубые мужчины из кожи вон лезли, они проявляли отвагу на охоте и войне, чтобы заслужить ласки своих девушек.

Веселье набирало обороты. Эльфы пили и орали в экстазе, едва не пуская слюни на свою хозяйку. Стоящие на страже остроухие завистливо наблюдали за всей этой вакханалией, сожалея, что сегодня праздник проходит мимо них.

Минут через пять эльфийка закончила свой обескураживающий танец. Она выбрала двух счастливчиков, которые, наверное, отличились за последние дни. Одного из них Куаутемок даже узнал. Это был тот острозубый, который огрел по голове Куна. Матрона схватила их за руки и повела в кусты. Мда, у кого-то будет радостная ночь…

ХХХ

– Мне нужно, чтобы ты схватил жреца-вардарагха и привел его ко мне, чтобы он восстановил непорочность Оры, – без лишних слов объяснил суть своего плана Джаван.

– Что?! Джаван, ты в своем уме?! – опешил от услышанного Яджар.

– Конечно, в своем! Да, это нелегко, но реально, – Джаван чуть было не закричал, желая переубедить собеседника, но сдержался, быстро вспомнив, что их беседа конфиденциальна. – Ты только подумай! Во-первых, он поможет мне спасти Ору. Во-вторых, мы сможем продемонстрировать его участникам переговоров.

Джаван специально отложил этот разговор до ночи, чтобы по возможности минимизировать вероятность того, что кто-то станет его свидетелем. И теперь два товарища стояли в лесу чуть поодаль от лагеря языческого войска, чтобы никто не мог услышать их беседу. Но говорили они все равно шепотом, ведь речь шла о таких вещах, которые ни в коем случае нельзя знать кому-либо еще.

– Джаван, при всем уважении я вынужден отказать тебе. Это слишком опасно, – разочарованно покачал головой птицелюд.

Сначала царевич не собирался говорить орлу всей правды, но потом понял, что шансов добиться помощи от Яджара нет, если не рассказать ему все как есть.

– Послушай, друг, я понимаю твои опасения, но давай взглянем на проблему с другой стороны. Ты же помнишь, что насекомые будут настаивать на уменьшении налогов, потому что уже тысячи лет не сталкивались с вардарагхами и теперь уже не хотят финансировать борьбу с ними, так как их эта борьба не касается. Если мы покажем им вардарагха, то сможем сбить с них спесь, а там, глядишь, переговоры еще смогут закончиться миром, – в отчаянии затараторил Джаван. Он понимал, что если Яджар откажется, то помочь в этом деле принцу не сможет уже никто. Ведь это орлы ведут постоянную войну с ящерами-отступниками, поэтому попытаться схватить одного из еретиков просить больше некого.

– Да, это я понимаю. Но, тем не менее, нет! Я не могу отправлять своих людей на верную смерть, – ни в какую не соглашался Яджар.

ХХХ

– Стой! Кто идет?! – вдруг, ни с того ни с сего, заорали часовые.

Эльфы всегда отличались высокомерием и неумением ладить с другими народами, поэтому Куаутемок даже не удивился, что при этих словах остроухие, не дожидаясь ответа, пустили три стрелы в черные дебри ночного леса.

Куаутемок, которому после того, как соблазнительная эльфийка со своими избранниками ушла в лес, ничто не мешало обдумывать побег, пристально вгляделся в заросли на противоположной стороне поляны, куда эльфы пустили свои стрелы. Нежданные гости? А вдруг это его шанс на спасение?

Некоторое время в лагере царили тишина и неподвижность. Все напряглись и ждали, что произойдет дальше. Самые опытные из охотников за головами при этом опустили руки на рукояти мечей или взяли свои луки.

– Я сказал стоять! – вдруг проревел часовой, пустив в темноту еще одну стрелу.

Раздался топот копыт, и эльф на краю опушки попятился назад. И тут из леса выехал лансер… Из его груди торчали четыре эльфийские стрелы. Непонятно, зачем и почему человек решил приехать в лагерь к людоедам, но, видимо, он уже сполна заплатил за свою ошибку. Остроухие опустили оружие – опасность миновала, лошадь всего лишь вывезла своего мертвого наездника. Куаутемок уж было расстроился – лансера быстро порешили, потасовки никакой не предвещается, а значит, возможности для побега тоже.

«Если он сдох, то почему не вывалился из седла?» – вдруг подумал Куаутемок и сразу же заметил, как уверенно для мертвого человека лансер держит поводья. Эльфы, кажется, тоже это подметили…

И тут всадник поднял голову. Куаутемок не видел лиц эльфов, но он словно чуял, как их глаза расширились от удивления и ужаса. А лансер, нашпигованный стрелами, смотрел на них кроваво-алым взглядом…

– Нежить! – заорали остроухие.

Лагерь мгновенно потонул в неразберихе. Успевшие к этому моменту уже подвыпить эльфы неуклюже разбегались по сторонам в поисках оружия. Повара уронили в костер недожаренное мясо. А вампир-лансер продолжал заторможенно осматривать обезумевших эльфов своим кровавым взглядом.

Остроухие кинулись к своему снаряжению в поисках серебряных стрел и мечей, способных сразить нежить, но тут из леса стали выскакивать новые нововеры, обращенные в вампиров.

«Черт! Так вот от чего поумирали колонисты! Они были заражены вампиризмом», – подумал Куаутемок, радостно взирая на все это безумие. Конечно, есть угроза того, что они с Куном станут едой не эльфов, а новоявленных вампиров, но это также дает шанс сбежать.

Вампир был жив и здоров, несмотря на четыре стрелы в его груди. Его даже не волновало то, что остроухие сейчас схватятся за серебряное оружие и тогда ему не поздоровится.

Скверна нежити была роком святой земли, священного региона Гилион-Палантин, на северо-западе которого располагалась Зоократия. Изначально племя немертвых возникло в Гилион-Палантине, когда бог зла и тьмы Баал явил миру свое истинное лицо Черного Властелина и объявил войну всем светлым богам и народам. Это было давно, очень давно. В те времена силы тьмы потерпели поражение, несмотря на то что светлые народы были не готовы к сражению с таким противником. И тогда Баал повелел уцелевшим после рокового поражения слугам упокоиться до поры до времени, а сам покинул священный регион Гилион-Палантин. Горстка вампиров замуровалась в старом склепе и упокоилась там до тех пор, пока не поступит команда свыше.

Природа всех богов такова, что их сила и бессмертие происходят от источника Живой Воды. Огромная территория действия силы этого источника зовется священным регионом Гилион-Палантин. И ежели какой-либо бог покидает святую землю, он теряет свою мощь и становится смертным, как Сатарис, самонадеянно бросившийся за Баалом в погоню. Это касается всех богов без исключения, всех, кроме одного – Баала.

После того как Баал покинул Гилион-Палантин, он оказался вне досягаемости для других богов. У него было достаточно времени, чтобы собрать силы, обзавестись новыми союзниками – иными словами, подготовиться к войне за святую землю. Ведь Князь Тьмы вовсе не собирался отказываться от планов по захвату Гилион-Палантина и уничтожению других богов.

Но когда час настал, оказалось, что вернуться в святую святых и перебить прочих богов не так просто, как хотелось бы. Вокруг источника, над Гилион-Палантином, действует могучая аура. Она не дает силам тьмы проникнуть в священный регион. И даже Баал не мог преодолеть эту преграду. Правда, у всего есть свои недостатки… Как и многие ауры, эта была подобна мыльному пузырю – непроницаемая снаружи и полая внутри. Поэтому те дакны, слуги Баала, кто уже находился внутри Гилион-Палантина, могли не беспокоиться о магической защите.

И тогда Черный Властелин призвал своих самых первых слуг, вампиров, которые выжили после первой битвы между тьмой и светом. Доподлинно неизвестно, что сделала эта горстка кровопийц, но после их пробуждения, которое, вероятнее всего, произошло две с половиной тысячи лет назад, защитная аура Гилион-Палантина начала слабеть, и в святой земле впервые за миллионы лет появились дакны. Сначала, само собой, их было мало, но со временем становилось все больше и больше. Так что теперь уже никого в священном регионе не удивить тем, что в нем водится всякая нежить.

Немертвые выскакивали из леса и сразу же мощными ударами раскидывали эльфов в стороны. Остроухие, оказавшись отрезанными от серебряного оружия, начали хаотично метаться по поляне, пытаясь перебороть панику и организовать хоть какое-то сопротивление мертвецам. Людоеды, которые до этого так бодро и самоуверенно разделывали язычников, теперь сами испуганно убегали от еще более опасных охотников.

В считанные мгновения нежить заполонила большую часть поляны, прирезав немало эльфов. Кому-то из остроухих удалось вооружиться серебряными клинками, и они самоотверженно пытались дать нежданным гостям отпор в неравной схватке, пока добрая половина людоедов шарахалась из стороны в сторону, обезумев от страха.

Следом опомнились друиды, и в немертвых полетели желто-салатовые колдовские стрелы, сражая одного кровососа за другим. Подстреленные чародейскими зарядами упыри со звериными воплями улетали обратно в густые заросли, откуда они вылезли. Но этого было явно недостаточно, так как с каждым сраженным вампиром на место схватки прибывали все новые и новые мертвецы. Теперь было очевидно, что вампиров не меньше, чем эльфов, которые, будучи застигнутыми врасплох, стремительно сдавали позиции.

Схватка кипела с противоположной от пленников стороны поляны, но бой стремительно приближался к расположению несчастных язычников. Одно хорошо, что эта нежить была обращенной, иначе лесная чаща уже превратилась бы в адское пекло колдовской перестрелки, залпы которой наверняка задели бы прикованных к земле корнями деревьев зоократов.

Вся нежить бывает двух видов: высшая и низшая. Высшая нежить – верхушка посмертного общества – в свою очередь, подразделяется на обращенных и мертворожденных. Мертворожденными были вампиры, рожденные вампирами, и личи – рожденные мертвыми от живых родителей люди. Мертворожденные вампиры – это наследники павшего во тьму рыцарского сообщества солнцепоклонников. Они отличаются огромной силой, мастерским владением оружием и черной магией, а также отточенными до совершенства охотничьими рефлексами.

Но помимо того, что кровососы продолжают свой род весьма традиционным способом, они еще обращают в немертвых всех своих жертв. Молодые обращенные в нежить вампиры не так сильны, как истинные сыны и дочери посмертных царств, Некрархий, но все равно являются опасными противниками. Едва вступив в ряды кровопийц, обращенные не владели черной магией, но со временем, наполняясь силой все новых и новых жертв, также становились искусными магами смерти.

Низшей нежитью были ходячие мертвецы и скелеты, которых некроманты поднимали из могил своей проклятой волшбой. Эта нежить лишена собственной воли и всецело зависит от колдовской энергии некроманта, который ее призвал. Но, как и обращенные, поднятые из могил трупы со временем служения темному богу также обретают собственную волю и становятся полноценными членами немертвого общества, превращаясь в скелетов-вампиров.

Конечно, есть еще оборотни, которые также бывают мертворожденными и обращенными, но они никак не являются элитой Некрархий, что, по правде сказать, не умаляет их смертоносности.

Слегка оправившись от первоначального шока, остроухие решили призвать на помощь свою магию. Эльфы оживили лес в надежде, что это сможет остановить безжалостных дакнов. Корни деревьев обвивали вампиров, приковывая к земле и не давая двигаться, ветви деревьев и кустарников сплетались в непроходимую живую изгородь, закрывающую путь на поляну другим кровососам. Лианы, словно кнуты, хлестко ниспадали вниз, обвивали немертвых и утягивали вверх, под кроны многовековых деревьев.

Мертвый всадник пустил своего дохлого скакуна в галоп и выскочил из ловушки едва не обвивших его корней. Он бодро проскакал через всю поляну, нанизывая испуганных эльфов на свое копье. Конь вампира ловко и уверенно перепрыгивал и вырывался из уз так и норовящих схватить конника корней, а сам наездник молниеносно размахивал своим длинным копьем с широким и длинным наконечником, позволяющим наносить как колющие, так и режущие удары. Смертоносный вихрь копья лансера сеял смерть по всему лагерю людоедов. Всадник тьмы этим активно пользовался, он разъезжал по всей поляне, не давая эльфам сомкнуть ряды.

Как ни странно, друиды по непонятным причинам даже и не думали пускать свои заклятия в немертвого кавалера, хотя он был куда более удобной мишенью, чем пешие вампиры.

Из кустов с ошарашенным видом выскочила обнаженная эльфийка, но в нее сразу же въехал черный всадник, втоптав нерадивую матрону в лесную траву. Расправившись с эльфийкой, конник скрылся в лесной чаще, видимо, желая прикончить ее голозадых любовников.

Вампиры, которых на некоторое время задержала буйствующая растительность, вновь начали прорываться через бушующие заросли. Яростными от жажды крови ударами мертвецы разрубали ветви и корни деревьев, рассекали сети из лиан, прокладывая себе путь к вожделенной добыче. Серебряные и колдовские стрелы легко поражали нежить, которая бессильно обвисала в растительных тенетах. Но из гущи леса устрашающе и все громче звучали крики и рев озлобленных кровососов, пытающихся прорваться через живой заслон.

Линия обороны эльфов стремительно откатывалась назад, а вампиры буйствовали все ближе и ближе к толпе пленников. Вот очередная волна мертвецов вырвалась из лесных сетей и со всей силой и решительностью ворвалась в порядки острозубых, разделив их надвое.

– Эй! Освободи меня! – истошно заорал Куаутемок, когда между ним и мертвецами остался всего один остроухий.

Но эльф не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Острозубый судорожно пятился от идущего впереди остальных немертвых вампира. Эльф всячески пытался управлять корнями деревьев, чтобы парализовать мертвяка, но безуспешно. Кровосос шел медленно, каждый шаг давался с трудом – приходилось то выдергивать ноги из древесного капкана, то рубить корни клинком, но дакн все равно неуклонно надвигался на своего противника.

– Вам не спастись в одиночку! – упорствовал Куаутемок.

В этот раз острозубый, похоже, его услышал. Эльф обернулся, вновь посмотрел на своего врага, видимо, оценивая обстановку, после чего побежал назад, к пленникам. Взмахом руки остроухий приказал корням деревьев освободить Куаутемока, и жрец сразу же вскочил на ноги.

Брахман подбежал к своему спасителю, но, вопреки его ожиданиям, хорошенько вдарил эльфу по морде, сломав ему нос. Наивный эльфийский мальчик, видимо, был еще слишком молод, чтобы понимать, что дружбы между человеком и отсрозубым быть не может.