Шанс выжить

© Антонина Морозова, 2016

© Евгений Боровков, дизайн обложки, 2016

Корректор Юлия Шибкова

ISBN 978-5-4483-2410-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Люди чудь

Мальчишка радостный

смеется:

«Жизнь впереди, всё удаётся,

Открою звёзды и моря,

Найду дворцы из хрусталя!»

Но крутит ветер у виска:

«Познай уж лучше ты себя».

Но вот уж старец горд и славен,

Уже заслуженный по праву…

Но крутит ветер у виска:

«Ты не познал себя пока».

«Господи, ну что же я за человек-то такой, почему у меня всё не как у людей», бормочет хлюпенький мужичонка, с белыми, как снег, волосами и голубыми, почти без зрачков, глазами. Это Лёнчик, ему уже тридцать пять, но его всё равно называют Лёнчиком. Он всегда был похож скорее на девушку, нежели на парня. Тоненький, с белой и нежной кожей. С огромными голубыми глазами на почти детском лице. Да и в тридцать пять на мужика он не тянул: и силёнок маловато, да и ни выпить, ни закусить. Благо поселок маленький, все знают Лёнчика и особо не обращают внимания ни на его внешность, ни на его причуды.

«Если бы не Галя моя, если бы не Галя – пропал бы давно», – часто говорил он. Они с Галей с самого детского сада вместе. Вот как в садике встретились, так почти и не расставались. А чего им расставаться-то, коли они друг без дружки жить не могли. Так и росли: не разлей вода. Галя, крепкая, рослая девочка, была для Лёнчика и заступницей, и утешительницей. Ребята долго дразнили их, пока парочка не повзрослела. Сколько уж лет прошло, их ровесники кто по второму, а кто и третьему разу уже женились, а у Лёнчика с Галей медовый месяц ещё продолжается. Лёнчик говорит, что одной жизни не хватит чтобы любовь у них закончилась. Да любовь, любовь… пусть теперь он сам обо всём расскажет.

К примеру, занимаемся мы с Галей чем-либо по хозяйству, ну, там гребём-косим или на огороде работаем, или она стирается. Смотрю я на неё, любуюсь. Волосы всегда на затылке в калач зашпилены, а вокруг кудряшки, и на висках, и на шее. Подойду я к Гале тихонько и пальчиком трогаю колечко у неё на шее, а она хитро так поглядит на меня и вдруг вся вспыхнет, и глаза как угольки сделаются. В день таких случаев раза по три-то бывает, а ночью мы не вместе спим, на разных кроватях, а иначе спать нам не придётся вовсе.

Помоложе-то когда были, всё на праздники к друзьям или родне пировать ходили. Галя моя петь-плясать мастерица, а я три стопочки и спать, тарелки только отодвину и сплю себе, никому не мешаю. Но после одного случая Галя стала меня дома оставлять. И до сих пор я ни на какие свадьбы и проводы не хожу, да и что мне там делать, спать-то я и дома могу.

А случай был вот какой. Пировали мы у своих, племянника в армию провожали. Пока за столом сидели – стопочка, другая, третья. Я спать, а остальные под гармошку петь и плясать. Сплю я значит, а сам думаю: а что там моя Галя делает и с кем пляшет? Ревность, значит, у меня взыграла. А чего ревновать? Красавчик-то наш Василий попытался однажды за Галей поухаживать, ну и нарвался на её кулак. До сих пор ещё зуб передний не вставил. Ну так вот, сплю я, а сам думаю, как бы мне незаметно понаблюдать, как там моя Галя отплясывает. Сполз я тихонько под стол, а скатерть была чуть не до пола, как же, думаю, понаблюдать-то. Вот был бы я котом, было бы проще. Смотрю, а у меня и правда вместо рук лапы образовались, и шерсть, и хвост. Вот и хорошо, думаю. Выглянул я из-под скатерти, смотрю, все пляшут, и Галя моя тоже. Устроился я поудобнее, скатёрку на ушах придерживаю, как платочек, и поглядываю себе. А что, кто на кота-то, думаю, внимание будет обращать? Но гости стали останавливаться и на меня смотреть. А чего на меня смотреть – кота не видели, что ли? Надо мяукнуть, чтобы отстали. И мяукнул. Тут и Галя на меня смотреть стала, и глаза у неё стали круглые. Подошла она ко мне, вытащила из-под стола и домой повела. А я всю дорогу орал, потому что Галя мне на хвост всё время наступала. Галя-то ничему не удивилась, она меня с детства знает, и это для неё не впервой. Я, видите ли, в деда уродился, он у нас чудаком был и такой же щупленький и тоненький, как я, а на голове белый пушок, как у меня; он мне всегда говорил: «Если ты проснёшься и какие странные вещи увидишь, то делай вид, что ничего не видишь и всё нормально». Я пока этому обучился, кем и чем только не был. Сейчас только выпивший плохо понимаю, что происходит. Ну, меня лечили маленько, а что толку-то: наследственное, такой, значит, уродился. Когда маленький был, возили меня в Москву, всё меня изучали, потом назначили пенсию. Вроде как органы не там расположены, да и отстали.

Я мужик хозяйственный, дома и во дворе у меня всё в порядке. По молодости даже машина была у нас, ездили куда надо, не хуже других жили. Дрова, огород или ремонт какой – это я сам всё делаю, а уж грибов да ягод насобираю… на рыбалку, правда, редко хожу. Есть у меня друг закадычный, мы иногда с ним выпиваем. Но вы не подумайте, люди дорогие, что мы с Михалычем, так его зовут, пьянь подзаборная. Так, раз в неделю и то, если нет работы по дому, да и нельзя мне много с моими особенностями.

Вот как-то на октябрьские праздники выпили мы с другом, как всегда, по три стопарика, посидели маленько, потом Михалыч проводил меня до магазина и пошёл домой. Дом-то мой вот уже рядом был. Иду я и чувствую, что замерзаю, такая вдруг холодрыга на улице стала, ну просто скоро в ледышку превращусь. Ещё мысль промелькнула, что сплю опять на ходу. Смотрю: озеро, и вода парит в нем, остывает, значит. И всё озеро покрыто водорослями, аккуратненькими такими, как большие губки для мытья посуды. А я уже всё, замерзаю совсем. Прыгнул я в озеро, а там тепло-претепло, и камни все мхом покрыты. Уселся, радуюсь, что согрелся, и мне так хорошо стало, засмеялся даже. Слышу меня кто-то окликает, смотрю Васька-красавец тоже на камне в воде сидит, довольный такой. Сидим, значит, мы перемигиваемся, шутим. И тут я вдруг думаю: «Постой! Мы же под водой дышим. Мне-то что, я ведь сплю, да и пьяный, какая мне разница, где сидеть и чем дышать. А Васька-то как? Я его пьяным сроду не видел…» Кричу я ему об этом, а он и в самом деле захлёбываться стал. Схватил я Ваську и потащил на берег, он бугай здоровый, а в воде совсем лёгкий стал. Вытащил я его на берег, а он как ни в чём не бывало отряхнулся, рукой мне махнул и пошёл домой. Смотрю, а я уже у своих ворот стою. Открыл дверь и пробрался тихонько в дом на свой диванчик любимый. Засыпая, подумал: надо завтра на это озеро сходить с удочкой, там наверно рыбы полно, раз вода такая тёплая. Утром сразу оделся, взял удочку, вышел на огород червей накопать, а там снегу за ночь навалило по щиколотку. Обдуло меня холодком и стал я сомневаться на счет озера, было ли оно. Вышел я на улицу. Ну и откуда здесь озеро могло быть? Всё как обычно: улица, дорога, столбы, через пять домов Михалыч живёт.

А вот ещё случай был похожий. Я на рыбалку редко хожу, но этой весной меня Васька уговорил за хариусом сходить на дальнюю реку Большую Белую, она от посёлка километров за десять будет. Взяли мы Михалыча, втроём веселее. Экипировались как положено, удочки разные, ну, и выпивки, конечно, закуски маленько. Мы с Михалычем плохие едоки, а Васька себе взял две бутылки водки и палку колбасы, для него это как раз норма. На речку пришли уже днём, сразу начали удить. Стал клевать хариус, но плохо, жарко очень. Вечером стали ночлег готовить: костёр развели, лежак сделали из веток, всё как положено. Выпили вечером, каждый по своей норме, и спать легли. Я уже засыпать начал, но вдруг думаю: «А что же мы с другого берега не попробовали? Там, наверно, клёв лучше, пойду попробую, пока не сплю». Пришёл на овражек, сел, ноги свесил, удочку, конечно, закинул. Чувствую, камень подо мной острый, отодвинулся я, пошарил рукой, а там мох и под ним камни. Содрал я мох и ба! – камни-то разноцветные. Но только хотел я камушек один взять, как передо мной человечек появился, ну вылитый гном по детским книжкам. И говорит он мне:

– Ты камешки эти не трогай, так как они нашими домами являются.

– Как это домами? Где крыша, где ворота?

– Это не такой дом, – он говорит, – видишь, ты у костра спишь, а сам со мной разговариваешь, а утром проснёшься и вместе с домом будешь ходить.

– Значит, эти красивые камушки – тела гномов!

Гном говорит:

– Да, так и есть, только мы называем их домами и можем ненадолго покинуть их, но камушки эти нам нужны, мы в них спим.

Вот чудеса! Я стал просить:

– Дай мне один камушек, в котором никто не живёт.

А он мне, мол, нет таких, все заняты. Я разозлился:

– Всё равно возьму!

И тут гномик начал расти, вот он уже стал с меня ростом, потом уже больше. «Да, – думаю, – не отдаст камушки добром, придётся утром с ребятами сюда приходить, тогда посмотрим кто кого». Утром просыпаюсь и сразу к Михалычу. Трясу его, пойдём, говорю, я клад нашёл. А Васька мне: «Какой клад? Ты спал всю ночь и никуда не ходил. Я всю ночь около вас сидел, изредка удочки проверял, водку пил». Я кричу: «Пошли быстрее! Втроём мы эти камешки у гномов отберём». Пришли на обрыв, я руками по траве шарю, ищу место, где мох растёт. Шарил, шарил – нет никакого мха, как и нет камушков, одна трава стоит плотной стеной. Ребята хохочут, у виска крутят: опять, мол, чудишь. На рыбалку меня теперь тоже не берут, а я и не хочу. Этот случай-то был лет десять назад, теперь-то я получше разбираюсь, где у меня сон, а где нет. Да, года идут, мне скоро сорок лет, а детей у нас с Галей так и не нет, и я думал, что уже и не будет.

***

Время, словно вьюга, вьётся

И огромными кругами

Обращается веками.

Прошлый город станет пылью,

Сказка обернётся былью,

Светлый ангел улыбнется,

 

Мальчишка чудь во сне

Проснётся.

Вскоре жизнь моя изменилась, даже слово «изменилась» плохо подходит. Изменилось вообще всё моё представление о себе и о жизни. Задремал я как-то на солнышке, на тропке возле моего огорода. И вижу идёт ко мне по тропочке мальчонка махонький, годика три-четыре, и я проснулся, во сне проснулся. Я никогда не видел детей в своих снах. Мальчонка-то был в точности как я: волосы белым пушком и глаза светло-голубые. Подошёл мальчик ко мне и говорит: «Здравствуй, папа, ты не смотри, что я маленький, тебе пора всему обучать меня, всему, что знаешь. Да и я тебе должен многое рассказать». Я не мог говорить, а только смотрел во все глаза. А он продолжал: «Насмотришься ещё, я скоро появлюсь на свет, примерно через три месяца. Мама Галя беременна, но она об этом не знает. Беременность чуди происходит незаметно для женщины, хотя изменения в её организме происходят очень большие, тем более, что моя мама не чудь. Мы будем встречаться с тобой очень часто, а теперь иди домой. Маме Гале пора знать обо мне». Малыш подошёл ко мне вплотную и обнял меня, и такая радость прошла у меня по всему телу, даже жарко стало. Проснулся я, а радость в груди так и клокочет. Скорее надо рассказать всё Гале. А вдруг это опять неправда? Как я узнаю, что она и вправду того, ну… беременна. Я вошёл в дом. Смотрю: Галя моя сидит за столом, а перед ней банка огурцов солёных, прошлогодних ещё. И она ест их, нахваливая, какие, мол, огурцы у неё прошлый год получились хорошие. Ела, ела, потом отодвинула: «Ой, фу, не хочу больше, пахнут чем-то». Похоже, что и правда Галя моя беременна. Я смотрел на неё и улыбался. А она подошла ко мне и говорит:

– Чем это от тебя пахнет? Навоз, что ли, возил?

– Не возил я никакой навоз, это с тобой что-то не так.

– Чего это не так? Я отродясь не болела.

– А вдруг ты беременна, Галочка моя?

Я подошёл ближе и положил руки ей на плечи. Галя рухнула на стул и заплакала.

– Врёшь ты всё, по молодости Бог не дал детей, а сейчас-то откуда такое счастье свалится?

– Не плачь, Галя, сынок у нас будет. Был у тебя один чудак, теперь будет два. Так что не знаю, радоваться тебе или нет. Ты со мной, дураком, намучилась поди, а теперь ещё сынок будет такой-же точь-в-точь, как я.

– Чего это я с тобой намучилась? Скажешь тоже. Я и плохого слова от тебя не слыхала, да и любовь ведь у нас такая, какой ни у кого не было. Ты посмотри, как бабы-то со своими мужиками живут? Редкую мужик не поколачивает. Ты у меня золотой! И если сынок у нас такой же будет, то это двойное счастье будет.

Обнялись мы с ней, поплакали на радостях.

***

О, человек, беспечно, чванно

Ты проводил и дни, и годы,

Топил в вине дары природы,

Очнись, проснись же наконец.

А вдруг природы ты венец…

Время шло своим чередом, я был теперь занят и днём, и ночью. Днём по хозяйству, чтобы Галя больше отдыхала, она ведь у меня работала в том самом детском саду, где мы впервые встретились. Михалыча я забыл-забросил, не до него стало, да и, кроме воды и молока, я больше ничего не пил. Сынок объяснил мне, что моё здоровье подорвано неправильным питанием и тем более алкоголем. Да и способности людей чудь я утратил по этой же причине, остались у меня одни обрывки снов, которые я с трудом контролировал. С сыночком своим мы встречались каждую ночь, как только я засыпал. Учитель из меня, конечно, никакой, но то, что я знал, мой сын усвоил за месяц. Ещё не родившись, мой сын знал о жизни в деревне и немного о городе. Какие есть машины и механизмы, какие реки и моря бывают, какие рыбы водятся. Хотя о природе он знал больше меня, но всё равно слушал. Я рассказывал ему о людях, живущих в других странах, хотя мало что знал об этом. Мой сын уже знает о Северном и Южном полюсе, о солнце и луне, умеет читать и считает в пределах моей грамотности. Вскоре сынок сказал, что нужно отвезти маму Галю в больницу в райцентр, чтобы положили на сохранение. Мой сын родится семимесячным, как и я, как и любой чудь. Мы так и сделали. Галя при осмотре сказала, что у неё болит иногда живот, и её оставили в больнице. А пока сын не родился, наши встречи продолжались. Мне уже нечему было учить, знания, что я накопил, он усвоил за полтора месяца. Пришла очередь мне слушать сына, а он знал много, непостижимо много.

Люди чудь – представители очень древнего рода цивилизации, но осталось нас на Земле всего четверо, если считать моего сына. За наши странные способности и отличия люди нас боялись и при возможности убивали, как они убивают диких зверей. Хотя люди чудь всегда лечили людей, которых крестьяне из ближних деревень оставляли около наших пещер. Мы никогда никого не убивали – ни зверей, ни людей. Нашей пищей служили исключительно растения. Вид крови или мяса вызывал у чуди сильнейшую рвоту. Зато из растений и даже деревьев мы готовили удивительные кушанья, ароматные и вкусные. Разнообразие блюд было очень большим. У людей чудь в пещере были ручные мельницы, удобные и лёгкие в работе. На них перемалывали высушенные на солнце ягоды, грибы, коренья и молодые побеги. Эти порошки детям заваривали кипятком. Получались ароматный кисель или вкусная каша. Эти порошки комбинировали между собой, добавлялись крупы из орехов, корней, грибов или съедобных луковиц. Летом на заготовке продуктов были заняты все. Кто собирал, кто сушил, кто мастерил берестяные туеса для хранения продуктов. Туеса снаружи обмазывались смолой и дёгтем от паразитов и мышей. Готовились также лекарства и укрепляющие средства для рожениц и стариков. Стариками у чуди считались люди, которым было за двести лет, для них готовили специальные порошки из золота, серебра и минералов. Качество жизни стариков ничем не отличалось от молодых. Умирали люди чудь в 250—270 лет без боли и болезней. Они уделяли большое внимание качеству и разнообразию своего питания. Общаются между собой чуди не только днём, но и ночью, как мы сейчас. Родившийся ребёнок уже знал всё о предстоящей ему жизни, знал всех людей, которыми будет окружен. Но мы общались не только между собой, но и с другими существами, умными и не очень. Обменивались с ними знаниями и информацией. Подолгу не выходя из пещеры, мы знали, чем заняты люди, идёт ли война и готовы ли они принять нас такими, какие мы есть. Но наше время всё не приходило, люди были заняты бесконечными войнами, жестокими убийствами. Пещерные люди чудь не могут жить в таком мире. Время шло, а войнам, кажется, не будет конца. Люди осваивают новые места, новые месторождения золота и нефти, строятся новые поселения. Недавно около наших пещер нашли золото, значит, скоро начнётся добыча. Нужно уходить отсюда. В этих пещерах люди чудь прожили не одну тысячу лет. Пещеры очень глубокие и тянутся на тысячи километров, соединяясь между собой гладкими и узкими тоннелями. В холодные зимы люди чудь уходят глубоко в пещеры, за тоннелями, в них тепло и достаточно воздуха. Люди боялись идти глубже, откуда иногда доносились непонятные звуки – дальше территория других. Но пришло время худое, нужно покинуть эти уютные пещеры. Нас оставалось пятнадцать человек, и это, возможно, последние люди чудь. Мы знали, куда нам идти: далеко на севере были неприступные для людей места. Окружённые непроходимыми болотами горы, скрывали пещеры наших предков, последний из той группы умер 50 лет назад. Люди чудь не приспособлены к дальним переходам, и все навряд ли дойдут, но пришедшие за золотом люди могут перебить их всех, в том числе детей. До новых пещер было много километров, но идти придётся не по открытым местам, обходя деревни, чтобы люди нас не видели. Решили передвигаться ночью, когда люди покинут лес и разойдутся по домам. Продумали весь путь, но идти оказалось намного опаснее, чем предполагалось. После первого ночного перехода стало ясно, что придётся оставить все припасы и идти налегке. Даже мужчинам было трудно. Лесные звери не нападают на людей чудь, но комарам без разницы кого грызть. Душистые травы, которыми натирались от комаров, помогали ненадолго. Два старика, которые вели группу, держались молодцом, но двое малышей ослабли уже через три дня, они перестали разговаривать и всё время спали. Несмотря на слёзы их матерей, малышей подкинули в деревню. Дети были очень дороги всей группе. Женщины чудь рожали только двух детей, если рождался третий ребёнок, то женщина вскоре умирала, хотя ребёнок оставался жив. Теперь нас осталось тринадцать. Два старика, которые вели нас, двое мужчин и их жёны, убитые горем разлуки с детьми, два мальчика двенадцати и шестнадцати лет. Ещё были совсем молодые муж с женой, беременность которой была под угрозой выкидыша, они также остались в деревне. У нас также были две девочки, которых мы все охраняли и несли на руках по очереди – они наша надежда на продолжение умирающего рода людей чудь. Позже стало известно, что из молодой пары, оставшейся в деревне, выжил только ребёнок. Молодого парня чудь приняли за ловеласа из соседней деревни и решили просто проучить, но одного удара хватило, чтобы слабый от природы парень умер. Никто не знал, что он пришёл просить помощи, его жена рожала в лесу, истекая кровью. Утром на крыльце последнего дома деревни нашли живого ребёнка, завёрнутого в странную, но мягкую ткань. Женщина была мертва. Бедная, каких усилий ей стоило доползти сюда в надежде, что её ребёнок выживет. Женщину похоронили, а мальчика забрала одинокая старушка. Этим мальчиком был мой отец, которого я почему-то называл дедом. Да, встречи людей чудь и людей часто заканчивались трагедией. В далёкие времена, когда пещерных людей было много, на них устраивали охоту и убивали десятками и сотнями. Когда численность чуди убавилась, намного убавилась, о них стали забывать. О их существовании знали только немногие в деревнях вблизи пещер чуди. Но и тогда убийства не прекращались. Чуди обладают гипнозом и в случае опасности могут внушить человеку, что он видит не их, а дерево или куст. Но это спасало крайне редко. Увлекшись сбором грибов или ягод, наклонившись над кустиком, чудь не всегда видит вышедшего к нему охотника, и применить гипноз он уже не успеет. Только одна девушка чудь спаслась от преследователя, которому она понравилась. Он забрал её в деревню, сделав своей женой. Старики говорили, что и раньше это происходило. Девушки чуди необыкновенно милы и нежны. Видимо, есть причина почему люди всегда убивают чудь. Ну так вот: забрал парень девушку чудь из леса, а через два года вернул обратно на то же место, хорошо хоть не убил. У девушки чуди родилась девочка, при том чистокровная чудь, хотя отец обычный мужчина. Да вот за это чудь и убивали. От пары, в которой один из родителей чудь, родится только чудь, кровосмешения не происходит. В утробе матери ребёнок чудь развивается по-другому. При наступлении беременности матка разрастается, образуя двойное кольцо. Питание плода происходит не с кровью, а с плазмой. Гены чуди необычайно стойкие, и как только ген попадает куда положено, вокруг него тут же создаётся «машина» для отделения плазмы, она работает на всём протяжении беременности, не допуская кровосмешения. В паре, где один из супругов чудь, обычно детей нет, но один может родиться, если человек имеет душу, родственную по своей природе душам людей чудь. Как у нас с Галей: живём душа в душу, с любовью.