Он обошел ванну с овощами и нерешительно шагнул вперед, одной ногой переступив порог, но тут же остановился и замер. Похлопал по карманам, торопливо достал из мятой пачки папиросу и наскоро прижал ее сухими, обветренными губами. Женщина отложила картофель с ножом и чего-то ждала. Офицер вынул папиросу, примял ее пальцами и снова прикусил. Потом стал рыться по карманам и с трудом нашел сложившуюся коробку спичек. «Все силы на борьбу с фашизмом!» – гласила надпись на отсыревшей желтой марке. В коробке оставалась последняя спичка, да и та была надломлена. Он вынул ее, оторвал кусок и махнул по боковушке. Сперва стерлась одна, затем вторая фосфорная намазка. Маленькая часть горючей соли на конце соломки вспыхнула и тут же погасла, а другая часть рассыпалась.
– Насквозь промокло, – сказал лейтенант, рассовав все обратно по карманам.
Женщина молча смотрела и ждала.
– Так вон вы как чистите картошку, – промолвил офицер, поправляя фуражку.
Елена вытерла полотенцем руки. Она и тут не знала, что ответить.
– Продуктов хватает?
– Последние ведра выгребли, – тихо сказала она.
– А дети где?
– Простите, не поняла.
– Я был здесь так же, по снабжению, меньше месяца тому назад. Помню, тут и детвора была. Без них совсем тихо стало.
– Откуда ж вы приехали? Разве не знаете, что фронт сдвинулся? Все об этом говорят. Мы отступаем. Вот и увезли детей. На прошлой неделе. Теперь они не меньше взрослых работают… – на этот раз она не позволила себе лишних слез и стала как-то холодна.
– Я присяду?
– Садитесь, коль хотите. Устали, небось, с дороги?
– Устал? – ветрено переспросил лейтенант.
– По вам видно, что вы с фронта. Надеюсь, сможете отдохнуть день-другой.
– Это вряд ли, – сказал он, нервно ослабляя, а затем снова подтягивая ремень винтовки. – В последнее время не получается отдохнуть. Да и кто сейчас об этом думает? Если не бросаемся в штурм, то держим оборону, а не в оборону, – так идем разбирать завалы, ищем живых.