Обитель Разума

– Мя-у! – Кот прыгнул на стол и мяукнул, сделав ударение на слоге ‘у’. – Давай еду.

– Ты хотел питаться мышами, – рассеянно заметил Марат.

– Имей совесть, – кот, казалось, вздохнул. – Я, конечно, могу, только эти твари, знаешь, не сами ко мне в пасть прыгают. А ведь я могу тебе понадобиться, – льстиво добавил он.

Марат молча смотрел в пол, не поддержав обычную перебранку. Аристотель почуял неладное.

– Эй, Марат! Чего-то случилось?

– Случилось, – кивнул Марат. – Неприятности у меня.

– Какие еще неприятности? – настороженно поинтересовался Аристотель.

Марат рассказал про отшельника. Кот молча слушал. Его янтарные глаза светились в полумраке.

– Ну что я могу сказать, – на этот раз он действительно вздохнул, то есть издал звук, похожий на вздох, что, очевидно, должно было подчеркнуть его огорчение. – Ты понимаешь, я всего лишь кошка. Я даже не могу дать тебе совет, потому что не знаю, что натолкнуло их на такое решение.

Он не упомянул о том, что советовал Марату никогда ничего не записывать, и Марат был за это благодарен.

И Виктор говорил, что нечего умничать. Все умные люди… нет, Аристотель не человек… Все умные существа это говорили. Надо было слушать.

– Но тебе придется согласиться, – продолжал Аристотель. – Отказаться ты не можешь, придется тянуть время.

– А чего тянуть-то? – спросил Марат обречённо.

– Ну мало ли что может случиться… Как в той притче – или шах умрет, или этот ишак…

– Ты еще скажи, Логос проснется… – подсказал Марат.

– Да, – без насмешки подтвердил Аристотель, – или Логос проснется. А там видно будет.

Марат снова закурил. Только сейчас он заметил, что уже совсем темно. Впрочем, кот не нуждался в свете, а ему самому сейчас нравился этот ночной мрак, ему хотелось раствориться в нем, навсегда скрыться от отшельников, да и от себя самого…

Глава 6. Ярослав Искатель

Бернгард

29 апреля 2190 года.

Ровно через восемь дней Бернгард стоял в берёзовой роще, перед маленьким бревенчатым домом. Над его головой тихонько переговаривались клейкие юные листья. Весенняя земля под ногами была влажной, живой и упругой. Под белой кожей деревьев почти зримо струился берёзовый сок.

Десять минут назад он вышел из телепорта, установленного в поле за рощей. Телепорт окружала высоченная, не меньше четырёх метров, каменная ограда. Внутри не было ничего, кроме кабины. В ограде была узкая дубовая дверь, ведущая в маленькое проходное помещение, в котором днём и ночью сидели отшельники из охраны Ярослава.

Они измеряли появившегося ненавязчивыми взглядами, здоровались и вежливо указывали на выход.

Когда посетитель выбирался наружу, склонившись немного, чтобы не удариться о низкую притолоку, он видел десяток неказистых на вид, но просторных и удобных домов.

Жили здесь отшельники, преданные Ярославу, вели своё хозяйство, выращивали овощи, пасли коров. Встречались среди них и женщины, немногословные, работящие, спокойные, часто красивые.

Отшельники теоретически придерживались свободных взглядов на отношения между мужчиной и женщиной, – единение в Логосе и так далее – но на практике почему-то удобнее всего оказалось создавать самые обычные семейные пары. Хотя бывали и исключения.

Главной службой обитателей маленького посёлка была охрана телепорта.

Была ещё одна особенность у этого телепорта. Он принимал не более одного посетителя за полчаса.

Ярослав не охранял свой дом. Он лишь закрыл подступы к нему.

Так достигалось желанное уединение Ярослава Искателя. Зверей он не опасался. Люди же могли попасть к нему только через тщательно охраняемые врата.

Местечко это окружали непроходимые болота. Добраться сюда иным путём было невозможно. А вот можно ли отсюда выбраться – знал сейчас только Ярослав.

Бернгард ждал.

Он знал, что по пятам за ним шёл один из сторожей, и знал, что его выпустят отсюда, только если Ярослав кивнёт этому сторожу после его ухода.

Обычные меры предосторожности.

Дверь заскрипела жалобно и протяжно, и на пороге появился Ярослав. Теперь за его спиной виднелась внутренняя обстановка его обиталища, самая простая. Он всегда жил очень скромно, как и подобало истинному служителю Логоса.

– Чему я обязан удовольствием видеть тебя, Бернгард? – спросил Ярослав, не сходя с крыльца и глядя на своего посетителя снизу вверх.

– Он согласился, – без предисловий сообщил Бернгард.

– Подожди, – Ярослав чуть заметно поморщился. – Кто согласился и на что?

Появление Бернгарда здесь действительно удивило его и, как он с неудовольствием отметил, напугало. А о своем дурацком предложении на общей встрече Ярослав, отягощённый многими заботами, совершенно забыл.

– Марат Иволгин согласился взяться за составление жизнеописания Тарцини, – пояснил Бернгард.

– Вот как? – Ярослав, наконец, вспомнил, о чем идет речь. – Но ты не обязан отчитываться передо мной, Бернгард. Расскажешь об этом на следующем встрече.

– Я полагал, тебе будет интересно узнать. Ведь это была твоя идея.

– Если это одобрили Тринадцать, уже неважно, чья это идея, – заметил Ярослав. – Но тем не менее, спасибо. Мне приятно было это услышать.

– Вот как? – спросил теперь Бернгард. Что-то все-таки в нем было, в Марате Иволгине, что привлекло к нему внимание Ярослава и побудило старика выдвинуть его, ничтожную пешку на их шахматной доске… Бернгард уже вторую неделю разгадывал эту маленькую бессмысленную головоломку и не находил решения, что все сильнее его раздражало.

На этот раз хвалёная интуиция подвела отшельника, он тянул пустышку. Ярослав бы очень смеялся, если бы знал об этом, только он этого не знал, поэтому был насторожен и счел за благо сразу переложить всю ответственность на Тредецим. Неизвестно, чего можно ждать от Бернгарда, что у него в рукаве спрятано…

– Еще раз благодарю, за то что ты выбрал время, и сам пришел сообщить мне, старику… Но не стоит больше утруждать себя, право. Я все узнаю на встрече.

– Тогда я прощаюсь с тобой, – Бернгард почтительно наклонил голову.

– Да, иди. Рад был тебя увидеть.

Бернгард уходил, еще более убежденный в том, что у старого интригана есть какие-то хитрые планы, связанные с Маратом. Ярослав даже не поинтересовался подробностями их беседы – следовательно, они ему и так известны. О, Логос, что же он задумал, что, что? Неприятные мысли омрачали и без того неприветливое лицо Бернгарда.

Линда

Апрельский ветер пробегал мимо, играя только что вылезшими из земли травинками. Пригревало. Планета Земля поворачивала к теплу замёрзший бок.

Ярослав присел на крыльцо. Этот коротенький разговор привел его в недоумение. Странно все как-то… Бернгард, вместо того, чтобы отложить это глупейшее дело в долгий ящик, кидается его выполнять, а потом еще приходит лично отчитываться. Трудно все-таки иметь дело с человеком, который столь непредсказуем…

Над рощей низко-низко висели пухленькие облака, казавшиеся ненастоящими, подвешенными на ниточках. Так и толкнул бы это упругое облако, чтобы оно закачалось. Ярослав сохранил в себе способность радоваться простым вещам, когда их замечал.

Правда, что он не претендовал на роль вождя или пророка, меняющего лик Земли. Он был истинным отшельником когда-то, он стремился лишь к покою и гармонии, и это стремление долго-долго вело его извилистыми тропами и привело к маленькой, затерянной в лесах лачуге, из которой было так удобно дергать за невидимые нити, управляя чужими судьбами. Иногда ему казалось, что это игра, а иногда – что тяжкая повинность.

Неожиданное посещение Бернгарда отвлекло его от работы. Ярослав поразмыслил немного о делах и уже хотел вернуться в дом, но сегодня, похоже, у него был день визитов. За стволами берёз замелькало тёмное одеяние отшельника, и Ярослав остался сидеть, поджидая нового гостя.

Это была Линда. Она шла медленно, и Искатель, узнав её, поднялся ей навстречу.

– Здравствуй, Линда.

– Здравствуй, Ярослав. – Она натянуто улыбнулась, и рябь морщинок побежала от уголков губ. – Вот, решила зайти к тебе. Но ведь я сегодня у тебя не первый гость?

– Да, здесь только что был Бернгард, – небрежно сказал Ярослав.

– Знаю. Разминулась с ним у телепорта. Я его видела. А он меня – нет.

Ярослав поднял брови, ловко имитируя удивление.

– Я отошла в сторону. Не хочу с ним встречаться. Ох, Ярослав, Ярослав… – она уселась на крыльцо, с которого он только что встал, и откинула капюшон. Её седые волосы были гладко зачесаны назад и собраны в пучок. В лице ее, очень красивом, не осталось ничего женственного – слишком велика была власть, которой она многие годы пользовалась. – Что нам делать, Ярослав?

– О чем ты?

– О нём, конечно. О Бернгарде.

– Не понимаю я тебя, Линда, – безмятежно сказал Ярослав. – Он всего лишь один из тринадцати, как и мы с тобой. Почему с ним надо что-то делать?

– Будь же ты откровенен хоть раз в жизни! – резко сказала Линда. – Он хочет большего, чем быть одним из тринадцати, и ты прекрасно это знаешь.

Она была вспыльчива от природы, хотя и научилась это скрывать. Но сейчас она не сочла нужным прятать свой гнев.

– Откуда же мне знать это, – кротко возразил Ярослав. – Цель каждого из нас, как тебе известно, стать достойным встречи с Логосом. А это трудное дело, которое не оставляет времени на то, чтобы заглядывать в чужие души. Если Бернгард замышляет зло, пусть это останется на его совести.

– Ясно, – произнесла Линда. У неё стал такой неестественно спокойный вид, словно ей отказали в чрезвычайно важной просьбе, и отказ этот окончательный, а если бы он и не был окончательный, то гордость не позволила бы просить повторно. – Тогда я ухожу, Ярослав. Уж извини, что потревожила тебя.

Она начала вставать, и, казалось, ей это тяжело, ведь она была уже старая женщина, старше Ярослава.

– Подожди, Линда, – Ярослав укоризненно покачал головой, но заговорил другим тоном. – Ты слишком торопишься.

Он опустился рядом с ней, с удовлетворением отметив, что для него не составляет труда выполнить это простое движение, и продолжал.

– Мы знакомы больше сорока лет, и за эти годы, насколько я помню, ни разу не говорили прямо. Почему ты пришла с этим ко мне, Линда? Мы никогда не чувствовали друг к другу симпатии, так?

Она вздохнула.

– Ты не совсем прав. Действительно, прежде у меня имелись причины испытывать к тебе неприязнь. Но это было много лет назад. А ты все помнишь. Ты злопамятен, Ярослав.

Ярослав пожал плечами.

– Сперва ты меня ненавидела, потом ты была ко мне глубоко равнодушна, а сейчас, на старости лет, ты являешься и сразу требуешь от меня откровенности и отчёта о моих планах. Не странно ли это?

– Нет, – сказала Линда. – Мы с тобой в одной лодке, и лодка вот-вот потонет. Знаешь, почему ты так не нравился мне в молодости?

– Догадываюсь. Но это было глупо.

– Мне всегда было наплевать на ваш Логос и его пробуждение. Я стала его служительницей только из-за Василия. Видишь ли, я любила его.

– Знаю.

– Да, ты все знаешь. Мне казалось, это ты втягиваешь его в это увлечение Логосом. Он уходил от меня, и мне пришлось пойти за ним, но он так ни разу и не посмотрел на меня, как на женщину. И я винила во всем этом именно тебя. Конечно, это была ошибка… Он сам выбрал такой путь.

Ярослав улыбнулся.

– Да, и я сто раз пытался сказать тебе об этом. А ведь все было как раз наоборот. Это он увлёк меня учением о Едином Разуме.

– Какое это теперь имеет значение? Василий умирает.

Ярослав внутренне вздрогнул. Он и сам знал, что кончина Василия близка, и он видел много смертей, и он уже давно не испытывал ни к кому душевной привязанности – но все же эта потеря будет тяжела для него. Старый отшельник в первый раз осознал это.

Линда же тысячу раз проговаривала про себя эту речь, и тяжёлые слова слетели с её губ, как нечто само собой разумеющееся. Она даже не остановилась на них.

– Поэтому я и пришла поговорить с тобой насчет Бернгарда. Нельзя, чтобы он стал главой Сферы.

– Ты так считаешь? – рассеянно спросил Ярослав, еще переживая её предыдущую фразу.

– Он сумасшедший. Он погубит все, что сделано Тарцини, и не создаст нового. Более того, он приблизит род людской к исчезновению. Ты слышал, например, о его коллекции?

– Вот об этом почему-то не слышал. Что это?

– Он коллекционирует орудия пытки.

– Любопытно. И что?

– Он испытывает их. На людях.

– Забавно.

– Да нет ничего забавного. – Она брезгливо поморщилась. – Он утверждает, в узком кругу, конечно, что страдание приближает людей к совершенству. Но я сейчас не об этом. Видишь ли, я за тобой много лет наблюдаю.

– Право, – произнёс Ярослав, – я польщён.

– Все те, кто был неугоден тебе, исчезали с нашего горизонта по тем или иным причинам. Кто-то сам выходил из Тредецима, кого-то ссылали на Остров за грубые нарушения устава, кто-то погибал при загадочных обстоятельствах. Описать подробности?

– Все мы немного сумасшедшие, правда? – Она в упор смотрела на него, и он спокойно встретил её взгляд. – Линда, да зачем мне эти подробности?

– Что ты собираешься делать с Бернгардом?

– Не знаю, – беззаботно сказал Ярослав. – Вот ты не полагаешься на Логоса, а зря. Он всегда был ко мне благосклонен.

– Я хочу, чтобы ты знал, Ярослав, – она чуть склонилась к нему, – в этом деле я тебе помогу всем, чем только можно. Ты можешь полностью на меня рассчитывать.

– Спасибо. Буду иметь в виду.

Они помолчали. Потом Линда поднялась и встала, опираясь на перила.

– Как плохо быть старой, Ярослав, – вздохнула она. – Ну что же, ухожу я, а ты помни…

– Я провожу тебя.

Он шёл рядом и думал, как можно воспользоваться неожиданной благосклонностью Линды, воспользоваться именно сейчас, пока тонкая нить доверия связывает их души. Когда они встретятся в следующий раз, этой нити может и не быть.

– Линда.

– Да, Ярослав?

– Линда, ты старше меня. Ты должна помнить время, когда была открыта Обитель Разума.

Она вскинула склонённую голову. Брови – изящные полукружия – с удивлением поднялись, отчего лицо её словно помолодело.

– Тебе есть дело и до Обители?

– Мне до всего дело, – коротко сказал Ярослав.

– Понимаю. – Она поджала губы и на минуту задумалась. – Видишь ли, насколько я могу судить, Обитель никогда не была открыта. Она являлась постоянной резиденцией Тарцини, и он допускал туда тех, кого считал нужным. Когда же он был убит…ну ты знаешь, что произошло в ту ночь. Все мы это знаем.

– Да, конечно.

– Вероятно, сработала какая-то система защиты, которую он не успел отладить. Вряд ли он предполагал умереть так скоро. Но как бы там ни было, теперь Обитель Разума со всеми её сокровищами и чудесами для нас потеряна. – Линда печально улыбнулась. – Не правда ли, это похоже на заколдованный замок?

– И ты не слышала, чтобы кто-то входил туда?

– Слышала в юности, но не слышала, чтобы кто-то возвращался оттуда. Я даже знала тогда номер телепорта, и, кажется, до сих пор его помню. Но приближаться к Обители смертельно опасно. – Она остановилась, выравнивая затрудненное дыхание. Даже этот короткий переход – от жилища Ярослава к телепорту – был тяжёл для неё. – Зачем ты спрашиваешь меня о том, что тебе и самому отлично известно?

– Просто мне интересно поговорить об этом, – задумчиво ответил Ярослав.

– Вряд ли я могла бы навести тебя на какие-то соображения. Тогда я была совсем девочкой и не помышляла о служении Логосу. Только потом, когда я встретила Василия… – Линда вдруг перебила сама себя. Это было её привычкой еще с молодости – не заканчивать мысль. Она часто так делала.

– Представляешь, Ярослав, я так его любила, я сделала столько глупостей из-за него, а вот теперь я совсем забыла, как это – любить? Поступки свои помню, а вот что заставляло меня их совершать – нет. Странно, да? Я сломала свою жизнь, и ради чего?

– Почему ты сломала свою жизнь? – недоумённо спросил Ярослав. – Твоя жизнь удалась. Ты достигла самых высоких вершин, которые в нашем мире есть, а что побудило тебя выбрать такую дорогу, не имеет значения.

– Да? – Смех Линды прозвучал резко и пронзительно. – Может, я совсем другого хотела? У меня нет семьи, у меня нет детей, у меня нет ни одной близкой души, молодость моя прошла, красота увяла, теперь у меня есть одно – Логос, в которого я не верю.

– У тебя есть власть, – сказал Ярослав.

– Да, – она кивнула головой, – это у меня пока еще есть. И у тебя тоже.

Ее глаза, блестящие и влажные, как у молодой девушки, заглянули в его, тёмно-серые, непроницаемые.

– Мы не должны отдать это Бернгарду!

Ее страстный шёпот весь остаток дня звучал в ушах Ярослава. Ведь он вовсе не был так уверен в себе, как старался казаться. Он строил планы, он перебирал способы погубить своего врага, и был твердо убежден, что Бернгард в эту минуту тоже строит планы и перебирает способы. Им двоим не хватало места на такой маленькой планете.

О, Логос, необходимо избавиться от Бернгарда до того, как умрет Василий…

Глава 7. Открытие Марата

Скитания

Май 2190 года

Ярослав, разумеется, ни разу не задумался о том, в какие неприятности он втравил некоего Марата Иволгина, и даже не запомнил имя злополучного любителя римской истории. Он занимался своими делами, и простые смертные имели для него не больше значения, чем для идущего лесною тропой человека – ползающие под ногами муравьи. Вроде и не хотел его давить, но вот попался он под сапог, ну и ладно. Всех муравьёв не обойдешь.

А неприятности у Марата действительно начались.

Он теперь знал имя отшельника, давшего ему задание – Бернгард. Этот человек входил в Тредецим. От одного осознания этого факта голова кругом шла.

Ему предоставили доступ к архивам отшельников, раскиданным по планете. Он побывал в них, и окончательно осознал невыполнимость навязанной ему задачи. Требовалось, как ему объяснили, не только предоставить жизнеописание Тарцини, что было бы еще полбеды, но и изложить его философские воззрения – что заняло бы у Марата в лучшем случае лет десять.

– Думаю, мы не так часто будем встречаться, – скучающе заметил Бернгард. – Вы будете еженедельно отдавать результат в главный архив, его передадут мне. Если потребуется, я вас вызову. Помните – никаких вымыслов. Каждое слово должно быть подтверждено источниками. Полный текст должен быть готов к концу лета.

– Послушайте, – не выдержал Марат, – меня точно ни с кем не путают? У меня нет никакой подготовки для этого, понимаете? Я знаю о Тарцини и Логосе ровно столько, сколько в школе преподают, не больше.

Отшельник пожал плечами.

– Всё удастся при благосклонности Логоса. Ведь выбор же почему-то пал на вас.

Чей выбор? Марат ничего не понимал, но молчал.

Он злил Бернгарда. Отшельник изучал Марата со всех сторон, просвечивал его рентгеновскими лучами, пробовал на зуб и сознательно требовал от молодого человека невозможного. Он искал хоть какое-нибудь звено, связывающее Марата с всемогущим Ярославом, не обнаруживал его и приходил в раздражение.

– По-моему, не нужна ему эта проклятая биография, – говорил Марат Аристотелю. – Тут что-то другое. Знаешь, а я, честно говоря, боюсь узнать лишнее. Тарцини-то был обыкновенный человек, а не живой бог, как отшельники рассказывают.

– Ну, не обыкновенный, но безусловно он был человек, – заметил кот. – А что тогда нужно Бернгарду?

– Ну не знаю я, понимаешь, не-зна-ю!

Кот сворачивался в мохнатый шар.

***

Архивы представляли собой скопления бумажной литературы, слабо упорядоченные. Они носили разные поэтические названия: Мраморный архив, Небесный архив, Осенний архив и ещё десятка полтора.

Время шло своим чередом. Марат вникал в жизнь Тарцини, попутно делая заметки. Уставал гораздо больше, чем на лесопилке.

Бернгард был недоволен. Он больше не появлялся сам, но отшельники, смотревшие за архивами, передавали Марату замечания.

– Мне поручили вам передать, что от вас ждут большего.

– Я предупреждал…

Его никто не слушал. Эти смотрители архива были ещё более удалены от мира, чем те отшельники, которых ему приходилось видеть раньше. Он словно не существовал для них. Они смотрели на него, точно сквозь стекло.

– Я слышал, что прежде литература бывала не только на бумаге, а ещё на каких-то экранах, что ли? – спросил как-то Марат у одного из них, не очень рассчитывая на ответ.

– Были, – неприветливо сказал тот. – Но это всё давно утрачено. А книги остались.

Как-то Марат зашёл к Виктору.

– Ну что, доволен? – саркастически спросил тот.

– Не особенно.

– Говорил я тебе, осторожней надо быть, – вздохнул Виктор. – И я вот теперь без напарника.

В северном полушарии Земли царствовала поздняя весна. Аристотель днем спал на ковре, как-то умудряясь занять своей небольшой особой весь пол, ночью шатался где-то. В открытое окно доносились утробные боевые клики.

– Как ты так можешь? – укоризненно спрашивал Марат у несколько потрепанного, но весьма довольного кота. – Ты же разумное существо. Неужели нельзя договориться?

– Оставь эти проповеди для своих друзей-отшельников, – нагло посоветовал кот. – И вообще отцепись. Я спать хочу.

Он поворачивался спиной к Марату и потягивался.

Порой, окончательно устав от архивной пыли, Марат уходил и бесцельно бродил по окрестностям. В весеннем лесу было сыро и просторно. Ледяная корка, покрывавшая землю пару недель назад, съежилась и сползла в овраги. Потемневший жёсткий снег лежал в низинах, уже смирившийся со своим поражением. Под ногами валялись чёрные влажные сучья, прелые листья, из-под всего этого боязливо выпускала тонкие стрелки трава. На открытых местах она уже была хозяйкой, а в лесу только осматривалась.

Марат в эти короткие прогулки не особенно задумывался над тем, куда идёт. Он вообще старался не думать. Но однажды это бессмысленное блуждание завело его слишком далеко.

В тот день он зашел в телепорт и набрал там случайный номер. То есть, не совсем случайный, с таким расчетом, чтобы попасть недалеко. Оказаться в другом климатическом поясе Марату не хотелось, его тянуло именно в этот пустой весенний лес, и чтобы вокруг ни души не было.

Местность, куда его перенесло, полностью соответствовала его требованиям – глушь, полное безлюдье и ни одного строения. Было даже непонятно, зачем здесь поставили телепорт. Солнце катилось на запад, и Марат пошёл за ним.

И заблудился.

Надо сказать, он совершенно потерял осторожность. Молодой человек постоянно думал о Бернгарде, и ему казалось, неприятности могут быть только от него, а для всех прочих бед он неуязвим. В общем, Марат полностью уверовал в правоту старинной поговорки “Кому суждено быть повешенным, тот не утонет”, и совершенно напрасно.

Когда солнце сошло на край неба, он окончательно утратил представление о том, где находится, и где может быть телепорт.

Марат пошел наудачу и через некоторое время выбрался на опушку. У леса росли крошечные – чуть выше колена – ели, дальше начиналось поле, а в поле, в нескольких сотнях метров от того места, где он стоял, виднелись из низины крыши каких-то строений. Он побрёл в их сторону.

Но здесь уже давно никто не жил.

Это были полуразвалившиеся избы, покинутые много десятилетий назад. Они были столь стары, что ни одна из них уже не производила тягостного впечатления брошенного дома, потому что вряд ли их можно было считать за дома. Большинство уже рухнуло, лишь три-четыре еще держались.

Когда-то это были хорошие избы, сложенные из мощных брёвен. Сейчас брёвна были рассыпаны, и между обломками кирпичей от печных труб стройно шумела молодая берёзовая роща. Поселок строился из леса, а теперь лес поглощал его.

Марат вошел в одну из изб, лучше всего сохранившуюся. Доски, которыми стены были обшиты изнутри, почти везде отвалились, крыша была проломлена, вероятно, зимой, под тяжестью снега, и пол чердака тоже. Сквозь отверстие проникали последние вечерние лучи – на пыльном полу лежал золотой коврик. Но само строение было мертво – от него остался один скелет: бревенчатые стены, чудом держащиеся балки перекрытий, пересекающиеся там, где следовало быть потолку.

Эта анатомия дома почему-то произвела на Марата впечатление чего-то непристойного, от чего следует отвернуться. Он вышел из избы, осторожно спустился, каждую секунду ожидая, что одна из ступенек подломится под ногой, и двинулся вглубь поселка, по бывшей улице.

Между тем солнце уже коснулось горизонта, и на его светлый лик наползла облачная вуаль.

Марат шел медленно, соображая, что делать дальше. Разум твердил ему, что он попал в крайне неприятную историю, которая может кончиться плохо. Он находится в неизвестном месте, вдали от людей и средств сообщения, еды в этом лесу не найдешь, ближайший телепорт он не отыскал, другого может и не быть, случись с ним что-нибудь здесь, скажем, сломай он ногу, споткнувшись о старый пень – и через несколько недель местное зверье растащит его кости. Но вопреки этим здравым соображениям настроение у Марата было самым лучшим за последние несколько недель – уж Бернгарда-то поблизости нет, это точно!

Его внимание привлек какой-то округлый светлый предмет, валявшийся среди полусгнивших досок. Марат наклонился и толкнул его рукой.

Это был человеческий череп…

Он быстро отдернул руку.

Череп перевернулся на затылок и закачался. Нижней челюсти не было, в верхней торчало несколько белых зубов. Марат присел на корточки, взял череп, поставил на трухлявое бревно рядом с собой и взглянул ему в глаза. Точнее, в глазницы…

Казалось, жуткая находка недобро ухмыляется.

Марат усилием воли подавил нервную дрожь. Не укусит же он, в самом деле… Мягким движением молодой человек коснулся желтовато-серой кости. Она была холодной и удивительно твёрдой. Не верилось, что этот предмет когда-то облекала живая человеческая плоть.

Череп, видимо, пролежал здесь много лет, пока не был потревожен шагами Марата. Марат почувствовал смущение.

– Извини, – пробормотал он, обращаясь к черепу.

Череп молчал.

Погода портилась, из-за леса выплывали сизые тучи. Острой веткой Марат копал яму под корнями старой березы. Земля была чёрной и податливой.

Ветка наткнулась на что-то твёрдое и сломалась. Марат выгреб землю из ямы, обнаружил продолговатый округлый камень и покачал его рукой. Камень пару минут упирался, потом подался и пошел вверх, оставив вместо себя пустоту.

Марат опустил череп в яму. Он предполагал, что остальные кости валяются под обломками дома, но не имел охоты искать их. Ему хотелось побыстрее покинуть это сумрачное место. Приближался дождь, и Марат предпочитал встретить его в лесу, нежели здесь, среди развалин и человеческих останков. Он бы и этот череп оставил непохороненным, если бы не странное чувство смутной вины перед ним.

В небе робко засветилась первая звезда и тут же исчезла. Раскатисто прозвучал далекий гром, и в воздухе запахло электричеством.

Марат засыпал маленькую могилу, положил сверху камень и с сознанием выполненного долга пошел к лесу, но не к тому месту, откуда увидел посёлок, а в прямо противоположную сторону. Первые капли пролились, когда он был уже под деревьями. Дождь вырвался из туч мощным потоком, радостный, ликующий, обрушился вниз, пронзая все на своем пути, заплясал в молодой листве. В тёмном небе, там, где следовало быть Волопасу и Северной Короне, сверкнула необычайной красоты молния. Она висела там удивительно долго, секунды три или четыре, а потом небо затряслось и с грохотом раскололось.

Вода захлестала еще яростней, как будто электрический разряд действительно повредил небесный купол, оставив в нем трещины. За первой молнией последовала другая, а затем третья – все озарялось чудесным, фантастическим светом. Марат стоял на опушке, прижавшись спиной к дереву, и это зрелище буйства стихий опьяняло его. Беспричинная, бесконечная радость переполнила его сердце, он смеялся вместе с грозой, он слушал её и разговаривал с ней, а гроза тем временем все швырялась и швырялась молниями, словно весёлый молодой бог.

Но все кончается, кончилось и это. Ночь Марат провел лучше, чем можно было бы ожидать. Несколько часов он шел по краю леса, пока одежда на нем не высохла, а потом нашел относительно сухое место, где и проспал до утра. Когда он поднялся, было уже довольно поздно. Хотелось есть.

Марат впервые серьезно задумался над своим положением. В той глуши, где он находился, можно и не найти телепорт. Перспектива остаться в лесу сейчас не казалась ему такой привлекательной. Слишком велика была вероятность умереть с голоду, да и хищники здесь должны были водиться.

Преодолев минутную растерянность, он двинулся в том направлении, которое выбрал вчера, наугад. Больше ничего ему не оставалось.

Вскоре лес остался у него за спиной, и начались холмы. Он долго петлял между ними. Наконец, дорогу преградила цепь довольно крутых холмов, поросших кустарником. Обойти их было нельзя, Марат тихо выругался и полез наверх.

Вершина холма была плоской, словно срезанной, высокой растительности здесь не было, и с этой естественной обзорной площадки открывался великолепный вид.

Он смотрел на небольшую долину, с трёх сторон окруженную холмами. С четвёртой стороны протекала довольно широкая река, сейчас в ней отражалось небо, и вода была ослепительно голубой.

В долине росли жёлтые цветы. Отсюда, сверху, казалось, что это ковер неправильной формы, сшитый из тысячи маленьких лоскутков. Нигде еще не появились цветы, а здесь их было больше, чем травы.

Через жёлто-зелёные луга вела дорога, огибая частые перелески. Дорога была тёмно-серой, довольно широкой и абсолютно пустой. Она начиналась у подножия холма, ближайшего к тому, на котором стоял сейчас Марат.

А выше, на склоне – о, Логос! – он увидел знакомый прямоугольный параллелепипед из серебристого металла… Телепорт!

Марат торопливо спускался вниз, словно боясь, как бы неведомая сила не похитила заветную кабину за то короткое время, пока он её не видит. Ему срочно требовалось прикоснуться к ней, поверить, что это действительно телепорт, что он все-таки нашёл его. Он пробрался сквозь густые заросли кустов, пересек цветущий луг и вышел на дорогу. Чёрное покрытие пружинило под ногами. Марат шел быстро, почти бежал, и через пару минут добрался до конца дороги. Или начала?

Отсюда вела наверх узкая дорожка, выложенная шершавой красноватой плиткой. По ней молодой человек поднялся на площадку, где стояла кабина…

Это и правда был телепорт, и он работал.

Марат сел на камень и закурил, впервые за сегодняшний день. Становилось жарко. Он расстегнул куртку.

Сейчас, когда в любую минуту можно было вернуться домой, в нем заговорило любопытство, и молодой человек задумался, куда же он попал? Вокруг не было ни души. Между тем дорога в долине смотрелась так, словно её проложили вчера – в покрытии он не заметил ни единой трещины. Эта дорога вела к реке, а у реки стояло единственное здание.

Оно было очень большим – ему редко приходилось видеть такие постройки. Вид его показался Марату странным. Здание выглядело как огромная груда серо-голубых тетраэдров и немного напоминало айсберг.