– Почему? Моему отцу на работе преподнесли французский одеколон. Зелёная такая бутылочка. А пахучий! Я чуть-чуть на себя вылил – так запах две недели держался!

– Не-е, – отказалась Наташка. – Мне нужно что-нибудь необычное, а ты с одеколоном пристаёшь. Сам подумай! Одеколон этот скоро кончится – вот подарка уже и нет.

– Тогда не знаю… А что твой отец любит?

– Любит?.. Газету «Советский спорт», конфеты, лежать на диване. Не любит мыть посуду. Обожает свою работу – даже домой часто расчёты приносит. Потом цветы, меня, конечно… ходить в гости – но почему-то редко получается… Что ещё?.. А, вот! Читать про путешествия в дальние страны, смотреть футбол и хоккей по телевизору, собирать мои рисунки – целая папка уже набралась. Подожди, сейчас ещё вспомню… И когда-нибудь увидеть море!

Наташка перевела дух и остановилась.

– Да, – вздохнул Альберт. – Тут в два счёта запутаться можно, что подарить.

– Вообще-то сначала я хотела нарисовать море, – неуверенно произнесла Наташка.

– Ну и нарисуй. Это же просто! Закрашиваешь бумагу в синий цвет, потом изображаешь кораблик с трубой. А из трубы – дым. Вот и всё море.

– Да нет! Так я запросто могу. Хоть тысячу-миллион морей. Мне другое нужно…. Как тебе объяснить? Ну, чтобы оно было, как настоящее. Понял?

– Так, Наташка, рисовать трудно. Придётся очень стараться.

– Пусть! Это же подарок… Вот ты в прошлом году в правдашнем море купался и рисуешь хорошо. Поможешь?

– Ладно, – согласился Альберт, и они пошли к Наташке домой…

– Нам с тобой только три часа осталось, – предупредила Наташка. – Ровно в шесть папа с субботника придёт. У них на работе месячник озеленения объявили.

– Запросто успеем, – успокоил Альберт. – Показывай, что у тебя есть…

Наташка открыла средний ящик серванта, достала краски, фломастеры, бумагу. Они разложили всё это на столе и принялись за работу.

Наташка нанесла на чистый лист волнистую голубую линию, отодвинулась, прищурила левый глаз и спросила:

– Похоже на волны?

– Вообще-то не очень, – сказал Альберт. – Когда дует сильный ветер, море темнеет.

Он взял другой лист бумаги и начал рисовать сам.

– Мне не нравится! – заявила Наташка. – Почему-то у тебя всё чёрным цветом закрасилось.

– Я же изображаю море в самую сильную бурю! Да ещё ночью. А ночью всегда темно.

– А луна?

– Луна? Луну облака закрыли.

– Знаешь что? Давай лучше рисовать море днём. И в хорошую погоду.

Альберт посмотрел на свой рисунок и сказал:

– Неохота снова начинать.

– Ну, как знаешь.

Наташка придвинула к себе голубую краску, обмакнула в неё кисточку, и… море начало получаться спокойным. В нём отражались облака и солнце. А вдали – похожий на чайку, плыл парусный корабль.

– Здорово! – похвалил Альберт. – И цвет точь-в-точь поймала. Голубой – даже смотреть больно… Только знаешь, кажется, рисунок очень уж маленьким получился… Послушай! Что, если нарисовать прямо на стене? Недавно я был в гостях, так там все двери разрисованы. Представляешь – простая дверь в другую комнату, а на ней, над крышами, печными трубами и какой-то башней, летит Карлсон. По-моему, на стене рисовать гораздо лучше… А твой отец не будет ругаться?

– Не-е, что ты! Он хороший и всё-всё понимает. Потом, это же подарок! А кто за подарки ругается? Давай быстрее стену выбирать!

Альберт внимательно осмотрел комнату и даже зачем-то взглянул на потолок.

– Кажется, эта сгодится, – наконец произнёс он. – Помнишь, ты говорила, твой отец любит лежать на диване. Вот он и будет лежать и смотреть на наше море. А оно, знаешь, как для здоровья полезно? Об этом все медицинские журналы в каждом номере пишут… А рисовать на твоих стенах – одно удовольствие: такие светлые обои наклеены…

Сначала они расстелили на полу газеты, придвинули стол к стене, и Альберт залез на него.

– Давай разделимся, – предложил он. – Я буду работать над небом, солнцем и облаками, а ты, Наташка, берись за воду – она у тебя лучше получается.

– Ладно, – согласилась Наташка. – Только, чур, очень стараться…

Наконец они закончили.

– Уф! – выдохнула Наташка и потянулась. – Устала же я.

– Я тоже, – честно признался Альберт. – Знаешь, давай отойдём, посмотрим, как получилось.

Они собрали газеты, поставили стол на место, отошли и сели на диван.

Картина получилась большой!

Море начиналось от пола – чудесное море, полное ярко-синей воды и блестящее, как зеркало. Разбрасывая брызги, по его поверхности носились дельфины, а вдали – похожий на чайку, плыл старинный корабль. На его узком корпусе горела гордая надпись: «Фрегат».

Небо тоже было красивым!

Оно, казалось, возникало из самой воды, отделённое от неё тоненькой бледной полоской, – прекрасное голубое небо, уходящее к потолку. По его глубоким просторам парили стаи мохнатых медленных облаков, и ярко-оранжевое солнце разбрасывало во все стороны жаркие длинные лучи.

– Посмотри, – вдруг сказала Наташка. – Комната стала другой. Какой-то светлой.

– И ещё будто раздвинулась и стала больше, – добавил Альберт.

– Вот папа удивится, – произнесла Наташка. – А сколько сейчас времени? Ух ты, половина седьмого! Он же сейчас придёт…

Я открыл дверь и вошёл в прихожую.

– Вы что такие чумазые? – удивился я, увидев Наташку и Альберта, с ног до головы обляпанных краской.

– Мы тебе подарок готовили, – объяснила дочь.

– Какой подарок? – насторожился я.

– А ты закрой глаза и пошли в комнату. Только, чур, не подглядывать!

Наташка взяла меня за руку и повела за собой.

– Всё, – разрешила она. – Теперь можешь смотреть!

И я открыл глаза.

Десять тысяч журавликов

– Ну что ж, – сказал отец Вадика. – Если хотите, расскажу о своих поездках.

– Конечно, хотим, – быстро ответила Наташка за себя и Альберта.

– Расскажи сначала про Японию, – попросил Вадик. – Это такая интересная страна!

– Ну хорошо. Про Японию, так про Японию. Только подождите минутку – трубку набью.

Он открыл коробку с табаком и аккуратно, маленькими щепотками стал насыпать табак в трубку.

– Какая у вас трубка интересная, – сказал Альберт. – А зачем на ней чёртик вырезан?

– Чёртик – для красоты. А вот дерево, из которого изготовлена трубка, действительно необычное. Это сандаловое дерево. Оно обладает очень тонким ароматом.

– А-а, знаю, – обрадовалась Наташка. – Из этого дерева делают духи и одеколоны!

– Насчёт духов и одеколонов не знаю, – улыбнулся отец Вадика, – но точно знаю, что из него изготовляют столы и стулья.

– Здорово, – сказал Альберт. – Стоит в комнате мебель и пахнет духами.

– Это ещё не самое интересное, что есть в Японии, – вступил в разговор Вадик. – Папа, расскажи про кошек.

– Кошки там действительно необычные – бесхвостые, с голубыми глазами, очень любят купаться и прекрасно плавают… Но что мы всё о кошках да о кошках. Я расскажу про город Хиросиму! В этом городе произошла самая страшная трагедия на земле, от взрыва атомной бомбы погибло двести тысяч человек… И сейчас, много лет спустя, та бомба приносит много горя. Дети и внуки людей, переживших ядерный взрыв, заболевают страшной болезнью – лейкемией. Лучшие врачи стараются победить болезнь, но, к сожалению, не всегда это удаётся, и тогда со всех концов Японии люди шлют маленьких бумажных журавликов. Японцы верят: если журавликов будет ровно десять тысяч, болезнь отступит. Такая вот сила якобы заключена в простых журавликах из бумаги…

– Когда вырасту, – вдруг произнесла Наташка, – то обязательно запрещу все-все пули, бомбы и снаряды.

– Тогда вырастай поскорее, – сказал отец Вадика.

– Папа, можно я пойду их провожу? – попросил Вадик.

– Только недолго. Тебе ещё две задачи по математике решить нужно…

– До завтра, – сказал Альберт. – Смотрите не забудьте, что у меня завтра день рождения!

– Ладно-ладно, – отозвалась Наташка. – Мы про твой день рождения уже целую неделю знаем.

И они разошлись по домам…

– Что-то ты сегодня подозрительно чистая, – удивился я, когда мы возвращались из детского сада.

– Вечно ты всё забываешь, – ответила дочь. – Сегодня у Альберта день рождения, – она на секунду задумалась и вдруг сказала: – Пойдём тоже со мной?

– Как-то неудобно. Там, наверное, одни дети собираются.

– Ну и что? Зачем тебе одному дома сидеть? А так с родителями Альберта познакомишься!

– Хорошо, – согласился я. – Уговорила…

Я выбрал самый красивый галстук, повязал перед зеркалом модным узлом, провёл щёткой по волосам и повернулся к Наташке.

– Ой, папа! – сказала она. – Какой ты сегодня красивый. Будь всегда таким!

– Постараюсь… Да, чуть не забыл. Нужно же подарить что-нибудь. Альберт сказки любит?

– Конечно, – ответила дочка. – Даже очень.

– Тогда мы ему подарим отличные сказки.

Я снял с книжной полки толстую серую книгу. На переплёте золотыми буквами было выведено: «П. Бажов. Малахитовая шкатулка»…

Во дворе, возле песочницы, нам повстречался Вадик.

– Это я уговорила папу с нами пойти, – похвасталась Наташка.

Мы поднялись по лестнице и позвонили имениннику.

– Что-то долго никто не открывает, – удивился Вадик. – Давайте ещё раз на звонок нажмём.

Мы позвонили ещё и ещё.

Вдруг приоткрылась соседняя дверь, и соседка сказала:

– Зря звоните, там нет никого. Часа два назад мальчика «скорая помощь» увезла.

– Как увезла? – в один голос спросили мы.

– Вот так. Аппендицит у него. Доктор сказал – операцию делать нужно. А ведь сколько раз Альберту говорила: не бегай, не бегай, и вот добегался.

– Поехали в больницу, – сказала Наташка. – Только узнаем, как он себя чувствует. Ну пожалуйста!

– Хорошо, – согласился я. Потом повернулся к Вадику: – А твои родители волноваться не будут?

– Нет, что вы. Я им потом всё объясню…

Мы остановили такси.

– Нам в больницу, – сообщила Наташка водителю. – Там Альберту операцию делают. У него аппендицит.

– Аппендицит – это не страшно, – сказал таксист. – Через неделю твоего Альберта уже домой выпишут.

Мы подъехали к больнице, и я попросил таксиста:

– Подождите нас, пожалуйста, только узнаем, как здоровье мальчика…

Через стеклянную дверь мы прошли в большой, ослепительно белый коридор. Там пахло лекарствами и куда-то спешили люди в белых халатах.

– Извините, где здесь можно узнать о здоровье мальчика? – спросил я в регистратуре.

– У него аппендицит, – добавил Вадик.

– Мальчика сегодня привезли?

– Да, – ответили мы все вместе. – Его имя и фамилия – Альберт Юлдашев.

– Его уже прооперировали. Врач сказал – очень запущенный случай.

– А как он себя чувствует?

– Пока состояние тяжёлое. Вы родственники?

– Нет, друзья, – ответила Наташка…

Мы вышли из больницы и опять сели в такси.

– Ну и как здоровье вашего Альберта? – поинтересовался водитель.

– Врач сказал: «Состояние тяжёлое. Очень запущенный случай», – ответил Вадик.

– Да, не повезло вашему другу. Наверное, надолго в больницу попал.

– А от аппендицита умереть можно? – вдруг спросила Наташка.

– Ещё как, – ответил таксист. – Вот недавно был случай…

– Остановите машину, – попросил я. – Дальше мы пешком пойдём…

Уже стемнело, когда мы возвратились домой.

– До завтра, – грустно попрощался с нами Вадик.

Но Наташка о чём-то задумалась и забыла сказать Вадику: «До свидания»…

– Папа, – утром попросила меня дочь, – позвони в больницу.

Я набрал номер. Трубку долго не поднимали, но вот далёкий голос произнёс:

– Вторая хирургия, слушаю.

Я спросил о здоровье Альберта.

– Пока без изменений, – ответили мне.

– Нужно что-то делать, – грустно сказала Наташка.

– Но что?

Я попробовал успокоить дочь.

– Наташка, – сказал я бодрым голосом. – Врачи у нас опытные и лекарства лучшие в мире. Уверен, завтра Альберту станет гораздо лучше!

– Папа, – вдруг спросила моя дочь. – Ты умеешь делать бумажных журавликов?

– Что? – переспросил я. – Каких журавликов?

– Маленьких журавликов из бумаги.

– Нет, маленьких журавликов из бумаги я делать не умею. А зачем они нужны?

– Если мы сделаем ровно десять тысяч журавликов, Альберт выздоровеет!

– Что за фантазии? Вечно ты придумаешь разные глупости.

– Никакие не глупости, – обиделась дочь. – Я совершенно точно знаю: если будет ровно десять тысяч журавликов, Альберт выздоровеет!

– Но почему именно десять тысяч?

– Так надо. В Японии этим способом лечат страшную болезнь – лейкемию. А аппендицит и подавно вылечится.

– Но мы с тобой понятия не имеем, как делаются эти журавлики.

– Давай попробуем.

Мы убрали всё со стола и вытащили имеющуюся в доме бумагу. Первый журавлик у нас явно не получился. Второй тоже. Третий почему-то был похож на женскую шляпу с лентами.

Но постепенно мы научились делать журавлей!

Они вылетали из-под наших пальцев всё красивее и красивее, важно рассаживались на серванте, диване, стульях (на столе места больше не было), самые разные журавли – из газет, тетрадей в линейку и клеточку, салфеток, а также из неизвестно как попавшей в дом обложки журнала мод…

– Давай отдохнём, – попросил я. – Мы уже часа три работаем.

Наташка рукавом утёрла потный лоб и сказала:

– Ой, как много получилось! Сосчитай, а то собьюсь.

И я начал считать журавлей.

– Шестьдесят девять, – сказал я. – Кажется, десять тысяч мы и за год не сделаем.

В нашу дверь позвонили, и дочь пошла в прихожую.

– Это Вадик, – сообщила она оттуда. – Сейчас он нам тоже помогать будет.

– А сколько ещё нужно до десяти тысяч? – поинтересовался Вадик.

– Девять тысяч девятьсот тридцать один, – ответил я.

– Папа говорит, столько мы и за год не сделаем, – вздохнула Наташка.

– Я знаю, что нужно делать! – сказал Вадик. – Нужно звонить в каждую квартиру и просить, чтобы нам помогли. Сегодня воскресенье, на работу же никто не идёт.

– Правильно, – поддержала его Наташка. – Какой ты, Вадик, умный. Я бы никогда-никогда сама не додумалась.

– Тогда и я с вами пойду.

– Отлично, папа, – обрадовалась Наташка. – Вместе мы ещё быстрее все квартиры обойдём…

И мы стали звонить в каждую квартиру.

– Извините, пожалуйста, – говорили мы, – мы к вам по не совсем обычному делу. Наш друг, мальчик Альберт, тяжело болен, и, чтобы он выздоровел, необходимо сделать десять тысяч бумажных журавликов. Не могли бы вы нам помочь?

Сначала нас не очень хорошо понимали, но мы объясняли ещё и ещё, и постепенно люди начинали улыбаться.

– Конечно, мы поможем. С удовольствием поможем. Только научите нас делать этих журавликов.

Мы учили. А потом шли дальше и дальше….

Наступил вечер. Усталые, мы сидели за столом и из последней бумаги вырезали журавлей.

И тут раздался громкий звонок. Наташка побежала открывать и вдруг закричала:

– Ой, идите все сюда!

Мы с Вадиком бросились к двери и увидели множество людей. Люди стояли у нас в прихожей, перед настежь открытой дверью, на лестнице, даже в подъезде. Все они держали бумажных журавлей. Держали в сумках, авоськах, просто в руках.

Журавли были самые разные: очень большие и совсем крошечные, самых разных цветов и размеров. Журавлики, похожие на журавлей, и совершенно непохожие. Но самое главное, их было много. Очень-очень много. Наверное, целых десять тысяч!

Люди входили к нам в квартиру, выпускали журавлей на свободу. Журавлики тесно, крыло к крылу, рассаживались на подоконнике, книжных полках, телевизоре, просто на полу, на кухне, в ванной.

– Спасибо, – говорили мы всем: мужчинам и женщинам, детям и совсем пожилым уже людям. – Спасибо! Большое спасибо!

А они улыбались и спрашивали:

– Может, ещё что-то нужно сделать для Альберта?..

Утром я вновь набрал номер больницы.

– Как здоровье Юлдашева Альберта? – спросил я.

– Гораздо лучше. Худшее уже позади, – ответили мне.

– Ура! – закричали мы с дочерью. – Худшее уже позади!!!

– Нужно об этом всем-всем сообщить, – предложила Наташка.

И мы стали звонить в каждую квартиру.

День бега

Я отложил газету «Советский спорт» и спросил:

– Будешь пить чай?

Дочь на секунду оторвалась от своего альбома, где что-то раскрашивала фломастерами, и мгновенно предложила:

– Пап, давай откроем болгарский конфитюр?

– Ладно, – согласился я. – Только, по-моему, мы с тобой употребляем слишком много сладкого. От этого зубы портятся.

– Правда? – насторожилась Наташка. – А за год, например, сколько зубов может испортиться?

– Не знаю, – растерялся я. – Наверное, один.

– Тогда нечего бояться! Моих зубов на целых тридцать два года хватит. А с зубом мудрости – на тридцать три.

Я не стал спорить, набрал в чайник воды, поставил на газовую конфорку и открыл банку с конфитюром.

– Что нового в детсаду? – поинтересовался я.

Наташка вздохнула.

– Скукотища одна… Лучше расскажи про свою работу.

– Нашей архитектурной мастерской заказали проект нового стадиона, – похвастался я. – Представляешь, на сорок тысяч мест!

– А зачем нужен такой большой стадион?

– Как зачем? Знаешь, сколько людей посещают футбольные матчи, легкоатлетические соревнования, занимаются в спортивных секциях… Да, кстати! В нашей мастерской вывесили объявление. Завтра, оказывается, проводится День бега… А вот и вода закипела. Неси чашки.

Пока дочь доставала из серванта любимые сервизные чашки, я заварил чай.

Наташка осторожно налила чай в блюдце, подула и, смешно втягивая щёки, отхлебнула глоток.

– И что это за День бега? – поинтересовалась она.

– Не знаю, – честно признался я. – В объявлении написано: «Кто хочет участвовать, просим прийти в Парк культуры и захватить с собой спортивную форму».

– Вообще-то я больше люблю плавать и нырять, – сказала Наташка. – Навылет, в глубину и спиной вперёд!

– И где это ты так научилась? – подозрительно спросил я.

– Разве не знаешь? Возле 45-го дома уже целый месяц, как бассейн построили.

– Так поэтому вечером я тебя никогда не могу домой дозваться? Ты понимашь, что можешь утонуть?

– Скажешь тоже. Маленькая я, что ли?

– Всё равно! Обещай, что больше туда ходить не станешь. Даёшь слово?

– Хорошо, хорошо, даю… Ой, что-то мне больше конфитюра не хочется. И во рту почему-то сладко стало!

– Это пройдёт, – успокоил я дочь и поинтересовался: – Что ты сейчас делать будешь?

– Наверное, рисунок дорисовывать. А ты?

– Смотреть футбол, – и я, включив телевизор, удобно устроился на диване.

«Матч сегодня явно не удался. И московские армейцы, и наши гости, футболисты Азербайджана, двигаются вяло, почти не бьют по воротам. Игра в основном проходит в середине поля, – скучным голосом произнёс комментатор. – За тридцать семь минут первого тайма практически не было создано ни одного острого момента…»

– Охота тебе смотреть такой скучный футбол, – сказала Наташка. – И потом, давно хотела спросить: те, кто занимается спортом, называются спортсменами?

– Да.

– А кто за них болеет?

– Болельщиками.

– А вот ты, папа, каждый вечер смотришь футбол, хоккей, баскетбол и один раз даже на городки телевизор не выключил. Как ты называешься?

– Я тоже болельщик и очень люблю спорт.

– Но ты им не занимаешься! По-моему, болельщиком должен быть тот, кто сам хоть чуть-чуть занимается спортом!

– Э-э, – сказал я. – Вечно у тебя в голове какие-то фантазии. Подумай сама. Утром – отвожу тебя в детсад. Потом на работе весь день стою за кульманом… Нет, слушай-слушай! Из сада тебя забрать, по дороге продукты купить, ужин приготовить и хоть иногда убрать квартиру. А ты спрашиваешь, почему спортом не занимаюсь. И сердце последнее время стало пошаливать.

– Поэтому и стало, что не занимаешься!

Я пожал плечами и прибавил в телевизоре громкость.

«…Итак, прозвучал свисток об окончании первого тайма. На табло у нас по-прежнему светятся нули, хочется надеяться, что в перерыве тренеры внесут коррективы в действия команд и вторая половина пройдёт более интересно…»

Изображение на мгновение мигнуло, появилась миловидная дикторша и, почему-то виновато улыбнувшись, произнесла:

– Мы продолжим трансляцию матча минут через двенадцать-пятнадцать. А сейчас предлагаем вашему вниманию документальный фильм «В верховьях Енисея».

– А пойдём завтра на этот День бегуна? – вдруг предложила Наташка. – И спортивная форма у нас есть. Хочешь, твои кеды с антресолей достану?

– Хорошо, – согласился я. – Только сейчас ложись спать, уже без четверти одиннадцать.

Наташка закрыла глаза, перевернулась на живот, а я стал досматривать футбол.

Второй тайм оказался таким же скучным, и счет 0:0 сохранился до конца…

Утром мы отнесли бельё в прачечную, потом в сберкассе заплатили за квартиру и Наташкин детсад и поэтому опоздали.

Когда мы добрались до Парка культуры, День бега уже начался. Всюду были развешаны яркие транспаранты, эмблемы спортивных обществ, и громко играла музыка.

– Как много людей! – удивилась Наташка. – Совсем как на 1 мая или 7 ноября!

Действительно, людей было очень много. Одетые в разноцветные спортивные костюмы, они стояли плотными группами, улыбались, переговаривались между собой.

– А почему у всех номера? – поинтересовалась Наташка.

Я хотел объяснить, но не успел. Музыка стихла, и чей-то усиленный микрофоном голос произнёс:

– Товарищи! До старта осталось десять минут. Если есть опоздавшие, просим заявиться и получить номера участников!

– Мы! Мы опоздавшие! – закричала Наташка и потащила меня за собой.

– Наташка, – предложил я. – Давай лучше останемся болельщиками?

Я посмотрел на её ставшую сразу какой-то грустной фигурку и понял, что сегодня мне всё-таки придётся побегать.

Наши фамилии записали в протокол и выдали нам нагрудные номера.

– Итак, открываем праздник, посвящённый Дню бега! – произнёс микрофон тем же голосом. – Ещё раз повторяю, протяжённость трассы – один километр. Если кто-нибудь из участников почувствует недомогание, усталость, советуем сразу переходить на медленный бег или шаг. Помните, вы бежите километр здоровья!.. Прошу всех пройти за стартовую линию!

Высокий парень в синем спортивном костюме медленно поднял руку, нажал на курок стартового пистолета, и со звуком выстрела мы бросились вперёд…

Мы бежали по широким дорожкам парка мимо клумб с цветами, мимо шахматного павильона, танцплощадки, мимо застывшей на постаменте выкрашенной почему-то зелёной краской скульптуры девушки с веслом, мимо летней эстрады, где по воскресеньям играет духовой оркестр.

Я оглянулся.

Наташка бежала рядом, высоко выбрасывая колени и равномерно работая руками. Она тоже посмотрела на меня и спросила:

– Можешь быстрее?

Я кивнул и побежал быстрее.

Сначала мы обогнали двух полных женщин в одинаковых майках с надписью «Адидас», пожилого мужчину в очках, мальчика лет тринадцати в кепке с длинным козырьком.

– Отлично! – радостно крикнула Наташка. – Папа, прибавь ещё!

И я понёсся изо всех сил…

Вдруг я почувствовал, что ноги стали ватными. Я ловил воздух широко раскрытым ртом, но надышаться почему-то не мог. Я остановился и совершенно без сил опустился на землю.

– Что с тобой, папочка? Ну что с тобой? – сразу подбежала ко мне дочь.

– Ничего, ничего. Сейчас пройдёт.

А ко мне уже торопился врач в белом халате. Он быстро измерил пульс, фонендоскопом прослушал сердце и спросил:

– Когда последний раз занимались спортом?

Я попытался вспомнить, не смог и ответил:

– Наверное, ещё в школе.

– Так я и думал. А работа у вас, конечно, сидячая?

– Скорее, стоячая. Весь день черчу за кульманом.

– Что ж вы, милый мой, здоровье не бережёте? Вот и вес лишний набежал. Сбросить нужно. Обязательно сбросить…

– Д-з-з-з-з, – в мой сон неожиданно ворвался какой-то резкий дребезжащий звук, и я проснулся.

Рядом, на стуле, расставив стрелки на без десяти шесть, отчаянно заходился будильник. Я накрыл его ладонью, испуганно обернулся. Но Наташка ровно посапывала и чему-то улыбалась во сне.

Стараясь не шуметь, я прошёл в ванную – под прохладным душем окончательно проснулся, достал с антресолей старые кеды, надел спортивный костюм и вышел на улицу.

Было ещё совсем темно и тихо, только за Парком культуры, подъезжая к переезду, подавала голос почему-то осипшая электричка.

Чтобы разогреться, я сначала сделал несколько гимнастических упражнений, а потом, стараясь глубоко и равномерно дышать, медленно побежал.

Ничуть не устав, я добежал до конца дома, повернул обратно и вдруг почувствовал, что за мой локоть ухватилась маленькая Наташкина рука.

– Пап, – спросила Наташка, – теперь мы с тобой тоже будем спортивной семьёй?

Olete lõpetanud tasuta lõigu lugemise. Kas soovite edasi lugeda?