80 лет Центрально-Азиатской экспедиции Н. К. Рериха. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2008

Фекла Семеновна Атаманова так рассказывала о Беловодье: «Надо искать Беловодье, потому что там горячие, целебные воды. Да не дается оно всем, Беловодье-то. Недостойный, неправедный душой не попадет туда. Беловодье-то, сказывают, между Бухтармой и Китаем. Широко место то. Старики говорили: “Есть оно, Беловодье-то, есть. Добраться туда не легко, подойдут люди близко-близко, на другом берегу петухи кричат, коровы мычат, а туман-то, туман, синё аж! Застелет все. Кто не грешный-то, тот и проходил поди”» [6, с. 24]. Жители Уймона говорили, что и Рерихи побывали там, в Беловодье. Доктор исторических наук В.Е.Ларичев в работе «Н.К.Рерих и сотоварищи в Сибири» приводит рассказ дочери Атаманова – Агафьи Вахромеевны Зубакиной: «Они (Рерихи) и на Беловодье были! Три дня там гуляли. Идешь, с одной стороны – горы, с другой – болота. Никто не может доехать. Туман покрывает, только петухи слышны. А им раскрылось. Фотографии показывали оттуда. Василисе скатерть подарили, кому-то рубаху оттуда. Скатерть белая, вышитая черными цветами. Шаль белую, вязаную. Из Беловодья всё». Нашлись, правда, бородатые скептики, кто хотел сбить с толку Агафью, ядовито спрашивая: «Чего ж они на Беловодье не остались, коли там были?» Рассказчица, однако, парировала сомневающихся вполне уверенно: «А сам (Н.К.Рерих) ответил, что и другие страны повидать надо, и многое что сделать» [14, с. 129]. Староверы, поминая о Беловодье, вымолвят: «Люби людей, чтобы люди любили тебя». «Уважай себя, так и люди уважат тебя». «Не то мудрено, что переговорено, а мудрено, что не выговорено». «Остро слово сердцу больно». «Прибереги язык в беседе, а сердце в гневе». «Лучше ногою запнуться, чем языком» [1].

Чудесная природа, памятники древности, прекрасные легенды о Беловодье, о Белом Бурхане и его добром друге Ойроте, о таинственном народе чудь – все вдохновляло художника на создание новых полотен. Уймонский край часто называют краем сказаний и легенд. Рассказывают о тайных ходах и пещерах, через которые ушли хранители сокровенных знаний, но они часто возвращаются и приходят к праведникам. Н.К.Рерих записал в 1926 году легенду об алтайской чуди: «Вот здесь и ушла чудь под землю. Когда Белый Царь пришел Алтай воевать и как зацвела Белая береза в нашем краю, так и не захотела чудь остаться под Белым Царем. Ушла чудь под землю и завалила проходы каменьями. – Сами можете видеть их бывшие входы. Только не навсегда ушла чудь. Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья, и дадут всему народу великую науку, тогда придет опять чудь, со всеми добытыми сокровищами» [13, с. 238]. В книге «Уймонские староверы» мы читаем, как Лука Осипатрович Огнев рассказывал: «Не захотели люди подчиняться Белому царю за то, что он преследовал праведников. Выкопали они большие-пребольшие ямы, поставили в ямы столбы, на столбы крышу, навалили на крышу камней и земли, а потом притащили в яму весь свой скарб, загнали туда же скотину, привели все свои семьи и подрубили столбы. Эти ямы можно и сейчас в Уймоне тамо-ка, за притором, увидеть. И долго еще народ находил в этих ямах самые разные вещи. И называли эти ямы у нас в Уймоне чудью…» [6, с. 21].

Николай Константинович Рерих посвятил Алтаю ряд живописных работ: «Ойрот – вестник Белого Бурхана» (1925), «Подземный народ» (1929–1930), «Богатыри проснулись» (1940), «Клад захороненный», «Ковка меча» (1942), «Святогор», «Победа» (1942). Последняя из них входит в «Богатырскую серию», написана как раз после победы наших войск под Москвой. Это обобщенный образ Ивана Стотысячного, отстоявшего свою Родину в тяжелых боях. На втором плане горы, и не просто горы, а именно Белуха, изображенная в том же ракурсе, что и на этюде, хранящемся в Лувре. Предвосхищение победы русского народа в Великой Отечественной войне, вера в непобедимость и несло-мимость русского духа, в Высшую справедливость, в будущее России, свободной от любого насилия – вот что художник отразил на полотне задолго до окончания войны. Эта картина была в 1975 году подарена Святославом Николаевичем сибирским ученым. Святослав Николаевич писал: «С большим удовольствием приношу в дар Сибирскому отделению Академии наук картину Николая Константиновича “Победа”. В этой картине сочетались его непоколебимая вера в Родину и прогноз великого будущего» [15, с. 134]. Почему же именно Белуха изображена на полотне художника? Можно много и долго говорить об этом, можно найти разные предположения, но, наверное, самое верное будет то, что у Рериха, всю жизнь свою стремившегося попасть назад в Россию, жило желание провести остаток своих лет на Алтае. А Белуха, как символ Алтая и России, в целом, конечно же, наиболее яркое и наиболее точное отражение дум и чаяний художника, его любви и преданности Родине. Мы так считаем. Ко всему прочему, самая последняя, неоконченная картина художника «Приказ Учителя» отражает ту же тему любви к Родине, и мы видим на ней ту же гору – Белуху. Когда писалась эта картина, прошло более 20 лет со времени пребывания Рериха на Алтае, а память все воскрешала любимые места, и сердце его устремлялось домой – послужить Отечеству.

Изучение этнографии тех мест, где проходила экспедиция Н.К.Рериха, имело очень важное значение в работе всей экспедиции. Великий Рерих не мог не интересоваться жизнью народа, он глубоко изучал ее и, конечно же, видел, как богата духовными ценностями простая крестьянская жизнь. И что эти ценности надо хранить и изучать. Он утверждал, что в этих местах имеются все условия для создания в будущем большого научного и культурного центра. Хотел назвать этот город Звенигород. Он говорил, что это будет город будущего, город солнца. Говоря о Звенигороде, он, несомненно, мечтал, что и добро, и красота, и уважение, и любовь, и прощение – найдут достойное место в этом городе.

Алтай весь напитан духом древней старины. Духовные стихи, легенды, сказки, пословицы, поговорки не канули в Лету, а остались вместе с народом. Посидят старики, подумают, разговорятся, и в разговоре появляется то пословица, то поговорка, то притча, то легенда: «Летела Святая птица, а рядом с ней птицы поганые. Они ее били, клевали, перышки у ней выщипывали. А она летит и летит. Кругом монастыри, церкви. Зовут люди птицу к себе:

– Лети к нам, мы спасем тебя.

А она летит и летит. Летела, летела, на край поля села, а там пахарь пахал. Пала Святая птица пахарю в ноги и говорит:

– Возьми меня к себе, я твоя.

Поднял пахарь птицу, прижал к себе, отогнал поганых птиц. А тут и люди из монастырей да церквей подошли. Все шумят, кричат:

– Отдай нам Святую птицу, она наша.

– Как же я ее отдам? Ведь Святая птица ко мне прилетела, сказала, что она моя.

– Твоя?! Да ты хоть крещеный?

– А я не знаю.

– Да ты хоть в церковь ходишь?

– Да некогда мне, ведь я пашу и пашу.

– Да ты хоть одну молитву знаешь?

– Только Исусову молитву и знаю.

И тогда Святая птица вымолвила:

– Не троньте вы его! Он – Святой! А я его Святая птица. Он всех нас кормит, поит, трудится. В труде греха нет. Бог любит труд. А Исусова молитва его приведет и выведет» [1].

Обычаи, традиции передаются из поколения в поколение. «Человека-то всегда надо до воротчиков проводить, не человека провожаешь, а Ангела». А не смогут встать и проводить, то выговорят: «Отходили мои ноженьки по торной дороженьке, отсмотрели мои глазоньки на окошки-мазанки». С самого раннего детства было наказано-перенаказано: «Люди не увидят, не узнают, а Боженька все видит. Он камешком-то и ударит». Нельзя обидеть ни старого, ни малого. «Стар да мал дважды глуп». «Не обижай человека на земле». Особое отношение было к родителям. Отца почитали, как Бога: «Как Бог до людей, так отец до детей». При маме даже громко не говорили: «При мамоньке родной и цветы цветно не цветут» [1].

Изучая наследие Рерихов, давайте позаботимся, чтобы сохранить для потомков самое чистое, самое ценное из жизни народа. Чтобы мы могли с гордостью сказать: «Так жили люди!» Старики говорят: «Деревня на крепких (справедливых) держится. Вот у крепких и надо спрашивать как люди жили. А если не успеем – оглянемся, а спросить будет некого» [1]. Это маленькая частица той работы, что задумана была Николаем Константиновичем на Алтае. В Уй-монской долине почти в каждой школе есть либо краеведческий музей, либо уголки, в которых дети под руководством учителя-наставника приобщаются к истории и культуре своего народа. Не зря в эти места пришел Николай Константинович Рерих. Одно из самых красивейших и заповедных мест на земле наша Уймонская долина, Верх-Уймон. Поэт-сказитель Алтая Таныспай Шинжин посвятил ей, долине Уймонской, такие строки:

 
Долина Оймона
Просторна легла.
Долина Оймона
Тиха и светла.
Здесь что ни гора —
То легенда, то быль.
Здесь что ни ущелье —
Начало судьбы.
Здесь что ни тропа,
То начало пути,
Пути, по которому
К счастью идти.
 

Одно из значений в переводе с тюркского слова «уймон» – это «десять моих мудростей», а татары и башкиры утверждают – «тысяча мудростей». Полюбили Рерихи Алтай и мечтали по возвращении на Родину жить только здесь, хотя их мечтам и не суждено было сбыться. Но наш трудолюбивый и душевный народ чтит память великого художника и человека – в Верхнем Уймоне в настоящее время работают два музея, посвященные пребыванию на Алтае Николая Константиновича Рериха и его сподвижников. Кроме них в Верх-Уймоне в настоящее время действует муниципальный, автономный Музей истории и культуры Уймон-ской долины. Планируется создание целого этнографического комплекса под открытым небом. Создатели его надеются на помощь и поддержку людей, которым небезразлична история своей страны, на тех, кому не на словах, а на деле дорого имя Николая Константиновича Рериха.

«“Чудна Русь!”, – говорили отшельники, когда доходили до них вести о чудесах, которые происходят в центрах. “Чудна Русь!”, – восклицаем мы сейчас, когда добираемся до таких окраин, как Верхний Уймон, где многое, в том числе богатая и крепкая душа человеческая, остались в целости и сохранности. Удивительное село, удивительный край, удивительные люди», – писал в книге посетителей музея современный писатель Валентин Распутин.

А Н.К.Рерих в своем путевом дневнике записал такие слова: «Приветлива Катунь. Звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты?» [3, с. 291].

Литература

1. Полевой материал Р.П.Кучугановой.

2. Чорос-Гуркин Г.И. Алтай и Катунь. Ак-Чечек, 1994.

3. Рерих Н.К. Алтай – Гималаи: Путевой дневник. Рига: Виеда, 1992.

4. Фосдик З.Г. Мои Учителя: Встречи с Рерихами. М.: Сфера, 1998.

5. Альманах «Рериховский вестник». Санкт-Петербург – Извара – Барнаул – Горно-Алтайск, 1992.

6. Кучуганова Р.П. Уймонские староверы: Заговоры. Старинные рецепты. Пословицы. Поговорки. Народные приметы. Новосибирск: Изд-во «Сибирское соглашение», 2000.

7. Цесюлевич Л.Р. Цит. по: Кучуганова Р.П. Уймонские староверы. Новосибирск: Изд-во «Сибирское соглашение», 2000.

8. Рерих Н.К. Преподобный Сергий // Рерих Н.К. Душа народов. М.: МЦР, 1995.

9. Цесюлевич Л.Р. Рерих на Алтае // Альманах «Алтай». 1974. № 3.

10. Рерих Н.К. Сердце Азии. Минск: Университетское, 1991.

11. Рерих Н.К. Листы дневника. В 3 т. Т. 1. М.: МЦР, 1995.

12. Мукаева Л. Прибежище русского раскола // Уймонские вести. 24 июля. 2008 г.

13. Рерих Н.К. Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Вие-да, 1992. 14. Ларичев В.Е., Маточкин Е.П. Рерих и Сибирь. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1993. 15. Цит. по: Беликов П.Ф. Святослав Рерих: жизнь и творчество. М.: МЦР, 2004.

М.В.Забровская,
специальный корреспондент службы информационных программ ГТРК «Чита», заместитель председателя Читинской региональной общественной организации «Рериховский центр», Чита
ЦЕНТРАЛЬНО-АЗИАТСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ АКАДЕМИКА Н.К.РЕРИХА И ЗАБАЙКАЛЬЕ

«Путь между Аргунью и Иртышом ведет к тому же Тибету» [1, с. 374]. Так лаконично обозначил Николай Константинович Рерих в своем путевом дневнике в 1926 году огромную территорию Сибири, включающую Алтай, Прибайкалье и Забайкалье, – российский маршрут Центрально-Азиатской экспедиции, пройденный по пути в Монголию.

1926 год – непростой год в жизни молодой советской республики. Особенно непростое время это для байкальских областей, только что здесь прекратила свое существование Дальневосточная республика (ДВР), к 1926 году уже не один раз изменились границы территориального деления областей, даже в архивах сейчас непросто найти карты тех лет, на которых бы были исторически точно отражены границы и названия краев и областей на обширной территории Сибири. Все в движении, все живет и дышит новой жизнью, новые импульсы развития получают практически все стороны жизни людей. Недаром так приятно поражены Николай Константинович и его спутники встречей на туркестанской границе, когда они впервые ступили на землю Советской страны. «Где же такая пограничная комендатура, где можно было бы говорить о космосе и о мировой эволюции?! Радостно. <…> На каком еще пограничном посту будут так говорить и так мыслить?» [1, с. 354]. Эта цитата из книги Н.К.Рериха хорошо известна, для меня она важна тем, как очень точно и по-рериховски емко и красочно определил Николай Константинович духовный подъем, характерный для того времени.

В этом же 1926 году, в январе, в Москве прошел очередной пленум Центрального бюро краеведения под председательством академика С.Ф.Окладникова. На пленуме обсуждались вопросы, удивительным образом перекликающиеся с идеями Рериха: идеи о синтезе науки и культуры, о вовлечении в культурное строительство широких слоев общественности. Представитель молодой кавказской республики Алибек Алибекович Тахо-Годи, видный государственный деятель того времени, сказал там в своем выступлении: «Для союзных республик, только начинающих становиться на ноги и жить самостоятельной жизнью, основной краеведческой работой является познание себя – своего языка, истории, фольклора. Краеведение – научное познание края. Это познание должно преследовать и поднятие производительных сил» [2, л. 27об., 28].

А в это время за тысячи километров от Москвы, в далекой Монголии, эти же мысли побуждали к действию моего земляка, ученого-востоковеда, одного из организаторов Ученого комитета Монголии (ныне Академии наук МНР) Цыбена Жамсарановича Жамцарано, талантливого этнографа, фольклориста, публициста, выдающегося политика и общественного деятеля, сыгравшего важную роль в становлении советской власти на территории Забайкалья и Монголии.

По иронии судьбы, во многих публицистических и научных работах прошлых лет, да и в некоторых изданиях, посвященных Центрально-Азиатской экспедиции, Цыбен Жамцарано назван крупнейшим ученым Монголии. Да, для Монголии он сделал неоценимо много, но не меньше сделал он и для своей малой родины – для Забайкалья, где в Агинском степном урочище Судунтуй в 1881 году в бурятской юрте середняка-скотовода шараитского рода он появился на свет.

Цыбен получил начальное образование в Читинском городском трехклассном училище, где проявил большую тягу к знаниям. Это заметил часто бывавший в родном Агинском Петр Александрович Бадмаев, известный по всей России врач, знаток тибетской медицины. П.А.Бадмаев отвез юношу в Петербург, где тот в 1896 году поступил в основанную Петром Бадмаевым гимназию для бурятских детей, однако из-за конфликта с Бадмаевым, вызванного попыткой принудить Цыбена и его товарищей к принятию православия, был вынужден ее покинуть.

Желание же получить образование было сильно, и он успешно оканчивает Иркутскую учительскую семинарию. После двух лет работы народным учителем в Аге в 1903 году он поступает вольнослушателем в Петербургский университет на восточное отделение. Его учителями стали такие известные ученые, как Сергей Федорович Ольденбург, Дмитрий Александрович Клеменц, Владислав Людвигович Котвич, Андрей Дмитриевич Руднев, который, как нам известно, стал впоследствии и первым учителем-монголоведом Юрия Николаевича Рериха. Кроме того, во время учебы в университете Цыбен посещал лекции и занятия юридического и естественного факультетов.

Интерес Жамцарано к Востоку не был обусловлен лишь тем, что он сам являлся носителем культуры Востока. Перед Цыбеном были примеры его старших товарищей. Об одном из них, Петре Александровиче Бадмаеве, я уже упоминала.

Личность известная не только в России, но и далеко за ее пределами, востоковед, знаток тибетской медицины, лечащий врач императорской семьи, Петр Бадмаев – также выходец из Агинских степей. Родился он в 1849 году в бурятской семье кочевника-скотовода Засогола Бадмы. Среди монголов и бурят принято знать своих предков до одиннадцатого колена. Свой род Засогол Бадма вел от Добо Мергэна, того самого, кто был отцом Чингисхана. Из Аги вслед за своим старшим братом Сультимом, известным в Петербурге владельцем первой аптеки тибетских лекарственных трав, другой сын Засогола Бадмы, Жамцаран, получивший впоследствии при крещении имя Петр Александрович, приехал в Санкт-Петербург и в 1871 году поступил на восточный факультет Петербургского университета, а в 1875-м окончил его с отличием. Одновременно он был зачислен вольнослушателем в Медико-хирургическую академию. В этом же году Петр Бадмаев был принят на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, где его деятельность была тесно связана с внешней политикой России на Дальнем Востоке. Он побывал в Монголии, Китае и Тибете. Петр Александрович Бадмаев предлагал усилить экономические связи, товарообмен с монголами, поставлять им вооружение, вести в широких масштабах пропаганду по восхвалению «белого царя» и могущества России – и таким образом настроить местное население против цинского господства.

Основное же дело П.А.Бадмаева – изучение тибетской медицины. Он перевел с тибетского языка на русский главный трактат тибетской медицины «Чжуд-ши». Врачебная практика Бадмаева в Петербурге пользовалась большой популярностью. У него лечились представители российской интеллигенции, министры и придворные сановники, часто приходилось ему консультировать и сына императора Николая II цесаревича Алексея.

Стоит сказать, что не только Цыбену Жамцарано дал путевку в науку Петр Бадмаев. За несколько лет до истории с Жамцарано подобный путь проделал и другой наш земляк, известный всему миру путешественник, ученый-востоковед Гонбочжаб Цыбиков. В 1884 году в Чите была открыта гимназия, куда, учитывая значительные финансовые пожертвования агинских бурят, впервые в России стали принимать инородцев. Одним из первых туда поступил и Гонбочжаб. Он стал первым бурятом, окончившим 1893 году Читинскую гимназию, да еще с серебряной медалью. Имея отличные знания, он претендовал на золотую медаль, но руководство гимназии не решилось дать ее инородцу. Однако педагогический совет гимназии решает помочь талантливому юноше продолжить образование. Ему выдается пособие и прогонные до Томска. Цыбиков поступает на медицинский факультет Томского университета и успешно оканчивает первый курс. Но встреча Гон-бочжаба Цыбикова с Петром Бадмаевым в Томске круто изменила судьбу юноши. Когда Гонбочжаб приезжает на каникулы в Агинское, П.А.Бадмаев, приходившийся родственником по материнской линии семье Цыбиковых, оказывается там и склоняет Гон-бочжаба оставить обучение в университете и стать востоковедом. Гонбочжаб, по настоянию Бадмаева, уезжает в столицу Монголии Ургу, где около года учится в школе, открытой на средства братьев Бадмаевых. Школа готовила переводчиков, писарей, делопроизводителей, коммерсантов – словом, «деловых людей», с помощью которых царская Россия могла проводить свою «восточную политику» в Монголии, Маньчжурии и Китае. После этого он переезжает из Урги в Петербург, где Петр Бадмаев к этому времени открыл свою школу для 40 бурят. Было условие, что ученики должны принимать христианство и отказаться от веры отцов. Гонбочжаб Цыбиков, как впоследствии и Цыбен Жамцарано, отказался креститься, за что ему не позволили учиться в школе Бадмаева. Несмотря на это Цыбиков решил остаться в Санкт-Петербурге и поступить на восточное отделение университета. Петр Бадмаев отказал Гонбочжабу в своей опеке, тогда отец Цыбикова рассказал о случившемся своим землякам агинчанам. На совете решили: Гонбочжаб будет учиться в Петербурге – и жертвовали, кто сколько мог. Нужно отметить, что это вообще отличительная черта агинских бурят, среди которых в то время было немало грамотных, знавших русскую и старомонгольскую письменность, некоторые даже вели дневниковые записи, стремились дать своим детям образование. Таким образом, в 1895 году Цыбиков становится студентом китайско-монгольско-маньчжурского отделения Санкт-Петербургского университета, где преподавали ведущие ученые-востоковеды России. Его руководителем стал профессор Александр Матвеевич Позднеев, один из выдающихся монголоведов. Все преподаватели Цыбикова отмечали его склонность и способность к исследовательскому труду. Поэтому в 1898 году Русское географическое общество предложило Цыбикову предпринять путешествие в Центральный Тибет после окончания университета.

Во второй половине XIX века русские ученые приступают к осуществлению программы научного исследования Центральной Азии, в которой особое место отводится Тибету. Все попытки исследователей проникнуть в Лхасу большой экспедицией в конце ХIХ – начале XX века заканчивались неудачей. Вот почему, по мнению А.М.Позднеева, человек, который попал бы в Лхасу, обладая при этом широким кругозором и достаточным образованием, смог бы сделать огромный вклад в изучение Тибета. Предложение Русского географического общества было очень заманчивым для Гонбочжаба Цыбикова, и в 1899 году, после окончания университета с золотой медалью, он сразу же начинает подготовку к экспедиции. Помощь ему оказывает Русское географическое общество. Цыбиков прибывает в Ургу, где находит себе попутчиков, и 25 ноября 1899 года в одежде бурятского ламы-паломника Гонбочжаб Цыбиков отправляется в путь. Более двух лет длилось его путешествие. Лишь в мае 1902 года, достигнув заветной Лхасы, он возвращается в Россию. А 7 мая 1903 года он делает доклад в Русском географическом обществе о своем путешествии в Тибет. Этот доклад, как и публикация в этом же году предварительного сообщения о Центральном Тибете в «Известиях Русского географического общества», с приложением первых в мире фотографий Лхасы и главнейших монастырей Тибета, стали сенсацией для ученых всего мира.

Резонанс был огромен. Николай Константинович Рерих принял участие в обсуждении доклада, сделанного его прежним товарищем по университету (по воспоминаниям директора Агинского краеведческого музея им. Г.Цыбикова Жигжитжаба Доржиевича Доржиева, С.Н.Рерих рассказывал ему о том, что Гонбочжаб Цыбиков и Н.К.Рерих вместе слушали лекции в Петербургском университете [3, с. 3–4]). В дальнейшем в своих трудах Николай Константинович и особенно Юрий Николаевич не один раз ссылаются на работы Гонбочжаба Цыбикова. Ю.Н.Рерих при подготовке предполагаемых маршрутов Центрально-Азиатской экспедиции внимательно изучил труды тех, кто уже прошел этими путями, не на последнем месте были и работы Цыбикова.

Русское географическое общество высоко оценило подвиг Цыбикова. В его честь была выбита золотая медаль с надписью: «За блестящие результаты путешествия в Лхасу». Ученый удостоился высшей награды Русского географического общества – премии имени М.Н.Пржевальского.

Еще один важный момент, касающийся экспедиции Цыбикова, – перед отъездом в Тибет верховный служитель культа Агинского дацана лама Данжинов, который получил богословское образование в Тибете, снабдил Гонбочжаба томом «Лам-Рим Чэн-По» [4, с. 167], изданным в Тибете. Этот том отличался от других изданий тем, что строки в нем были напечатаны с большими просветами, с удобными полями. Эту книгу Цыбиков во время путешествия читал, переводил и одновременно вписывал между строк свои наблюдения. «Лам-Рим» был для него и учебником, и дорожным секретным дневником. «Лам-Рим» в переводе Цыбикова, снабженный комментариями и предисловием, дал толчок дальнейшим исследованиям Б.Я.Владимирцева, Е.Е.Обермиллера и Ю.Н.Рериха, посвященным истории рождения ламаизма и биографии его «отца» Цзонхавы. Эти ученые в своих работах отмечали крупнейшую научную заслугу Цыбикова в исследовании проблемы ламаизма и жизни его основателя наряду с путешествием и описанием Центрального Тибета.

Кроме того, в 1907 году, когда Цыбиков возглавляет кафедру монгольской словесности во Владивостокском университете, он выпускает «Пособие для практического изучения монгольского языка, которое помогало студентам уже после первого курса говорить на монгольском языке. Для студентов второго курса он выпускает книгу «Монгольские тексты», где приводятся образцы слога и орфографии современного делопроизводства. Наконец, в 1908 году издает лекции «По истории монгольской литературы», прочитанные профессором А.М.Позднеевым. В начале 1907–1908 учебного года Цыбиковым было издано «Пособие для изучения тибетского языка». С 1907 года он осуществляет выпуск пособий для практического изучения монгольского языка [4, с. 179]. Думаю, что, когда Юрий Рерих начинал изучать монгольский язык и литературу с А.Д.Рудневым, одним из тех преподавателей, у которых пришлось учиться и Цыбикову, эти работы не были оставлены без внимания. По крайней мере, в книге «По тропам срединной Азии» Ю.Н.Рерих ссылается на работы Цыбикова по монгольской лингвистике, когда сам приступает к изучению монгольских племен Цайдама [5, с. 225].

В своем путевом дневнике Цыбиков упоминает о встрече в Тибете с еще одним выходцем из бурятского рода Хоринской Степной думы Агваном Доржиевым, которому предстоит сыграть важную роль в восточной политике России.

Агван Доржиев родился в 1853 году в урочище Хара-Шибирь Хоринcкой Степной думы (ныне Заиграевского аймака Республики Бурятия). До 18 лет жил на родине, служил писарем в канцелярии Степной думы, обзавелся семьей и был преуспевающим мирским чиновником. Но вскоре его жизнь круто изменилась. В восемнадцать лет Агван принимает решение всецело посвятить себя духовной деятельности и отправляется в Тибет на учебу в знаменитый Гоман-дацан при монастыре Брайбун. Получив звание лхарамбы (профессора богословия), Агван Доржиев становится советником Далай-ламы ХIII. Позже он стал его личным представителем в России. Стараниями Доржиева Тибет знакомится с Российским государством и принимает решение об установлении дипломатических и торговых отношений. В 1898 году Доржиев как официальный представитель тибетского Далай-ламы добивается приема государем России Николаем II, ведет переговоры с российскими министрами. Царь и его советники восприняли идею сближения и союза с Тибетом в целом положительно, однако были не готовы к установлению официальных дружественных отношений, тем более к оказанию ему какой-то помощи. В 1901 году А.Доржиев вновь приехал в Россию уже во главе крупной тибетской делегации и опять вел переговоры с царскими министрами. Продолжительное время находился он в Санкт-Петербурге в качестве тибетского представителя. При поддержке России Тибет сохранил в то время свою государственную и территориальную целостность. Но, воспользовавшись русско-японской войной, англичане вторглись в долину Брахмапутры. Далай-лама в целях безопасности вынужден был покинуть столицу и временно перебраться в Монголию (Ургу), где находился почти три года; при нем неизменно присутствовал Агван Доржиев, который в качестве тибетского представителя в России продолжал линию на сближение России и Тибета. Весной 1905 года в Урге с Далай-ламой по поручению Русского географического общества встретился Петр Кузьмич Козлов. Он вручил Далай-ламе подарки и благодарность от России за гостеприимство, оказанное паломникам и путешественникам. Вскоре, там же в Урге, состоялась встреча Далай-ламы с буддологами-востоковедами Г.Цыбиковым и Ф.И.Щербатским. Далай-лама преподнес в качестве подарка Щербатскому и Цыбикову позолоченную статуэтку Цзонхавы и приглашение к нему на службу.

Во время пребывания в России Агван Доржиев поддерживает связь и с земляками как в Петербурге, так и в Бурят-Монголии. Вспомним, что цели Агвана Доржиева совпадали с теми задачами, которые решал Петр Александрович Бадмаев: расширение влияния России на Монголию и Тибет, развитие торговли. Оказывает Доржиев поддержку, в том числе и финансовую, бурятам, обучающимся в это время в Петербурге, среди них и Цыбен Жамцарано, хорошо знакомый к тому времени с Доржиевым, часто бывавшим в Забайкалье.

Во время учебы в Петербурге летние каникулы Жамцарано проводит на родине: собирает фольклорный и этнографический материал. В эти годы он начинает вести путевые дневники, написанные ярким, образным языком. Из опубликованных дневниковых записей 1905–1907 годов [6] нам известно, что в эти годы он неоднократно встречался с Агваном Доржиевым и участвовал с ним в работе по борьбе с шаманизмом, распространенным тогда на территории Бурят-Монголии. Взгляды Доржиева, человека просвещенного, помогают сформироваться и взглядам Цыбена Жамцарано на роль просвещения жителей отдаленных окраин России. В своей статье «О бурятской интеллигенции» Жамцарано пишет: «Агван Доржиев <…> не только политик, он вообще человек широкого почина. Будучи убежденным сторонником России в вопросах, касающихся Тибета, Монголии и бурят, он является и культурным работником, приверженцем распространения европейского просвещения – через русское – среди бурят, монголов и в Тибете» [7, с. 81].

В эти же годы состоялась первая встреча Агвана Доржиева и с Н.К.Рерихом. Рерих познакомил Доржиева с нужными людьми, с помощью которых Доржиеву проще было ориентироваться в царской политике. Некоторое время спустя в Петербурге произошла еще одна встреча Агвана Доржиева с Н.К.Рерихом. Вот что написано в книге Л.В.Шапошниковой «Мастер»: «…Агван Дорджиев, узкоглазый, вежливый, склонился в глубоком поклоне и протянул на вытянутых ладонях завернутый в желтый шелк сверток. – Это вам от его святейшества Далай-ламы, сказал он с легким акцентом <…> Николай Константинович принял из рук Дорджиева сверток <…> Знак благодарности за содействие интересам Тибета и Далай-ламы. В нем как будто было заключено обещание. Еще неясное и неопределенное, но обещание далекого и чудесного мира» [8, с. 122–123].

В 1908 году Доржиев вновь прибыл в Петербург с ходатайством от Далай-ламы о разрешении строительства буддийского храма. Рассмотрев просьбу Далай-ламы, российские власти разрешили постройку буддийской молельни. В специально созданный комитет по строительству дацана вошли, кроме Агвана Доржиева, известные российские общественные деятели и ученые-востоковеды, такие как академик С.Ф.Ольденбург, академик В.В.Радлов, профессора Вл. Л.Котвич, А.Д.Руднев, Ф.И.Щербатской, князь Э.Э.Ухтомский, художник Н.К.Рерих, путешественник П.К.Козлов.