Проблемы коллизионного регулирования семейно-брачных отношений в праве Российской Федерации

Однако в соответствии с новой редакцией ст. 1193, ссылающейся на основы правопорядка (публичный порядок) Российской Федерации с учетом характера отношений, осложненных иностранным элементом, нельзя признавать как полигамные, так и однополые союзы иностранных граждан, заключенные за рубежом в соответствии со своим национальным законодательством, противоречащими публичному порядку. Тем более, если речь идет о последствиях применения норм, явно противоречащих основам публичного порядка Российской Федерации. Такие последствия, как правило, относятся к нарушению основных прав и свобод человека и гражданина. Для брачно-семейных отношений, это, например, ущемление имущественных прав женщины в сравнении с мужчиной, детей, рожденных вне брака, алиментных обязательств в отношении детей, рожденных в полигамных браках, отрицание наследственных прав семейных однополых партнерств и т. п.

Императивные нормы непосредственного применения

Речь идет об особых императивных нормах права страны суда, которые ограничивают применение иностранного права. Эти нормы называют еще «сверх императивными». В Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации и в новой редакции ст. 1192 ГК РФ они получили наименование «непосредственно применимые императивные нормы».

В СК РФ отсутствует статья об ограничении применения иностранного права к семейным отношениям, осложненным иностранным элементом, с помощью непосредственно применимых императивных норм, хотя в регулировании трансграничных семейных отношений они играют немаловажную роль. Тем не менее, такое ограничение может иметь место в силу ст. 4 СК РФ на основании ст. 1192 ГК РФ.

Так, ст. 14 СК РФ, устанавливающая препятствия к заключению брака, применяется в случае непризнания брака, заключенного российскими гражданами за рубежом, и отказа в заключении брака иностранцам в РФ при наличии таких препятствий.

В соответствии с п. 2 ст. 156 СК РФ условия заключения брака на территории Российской Федерации определяются для каждого из лиц, вступающих в брак, законодательством государства, гражданином которого лицо является в момент заключения брака, с соблюдением требований ст. 14 СК РФ в отношении обстоятельств, препятствующих заключению брака.

Согласно п. 1 ст. 158 СК РФ браки между российскими гражданами и браки между ними и иностранными гражданами или лицами без гражданства, заключенные за пределами территории РФ признаются действительными в России, если отсутствуют предусмотренные ст. 14 СК РФ препятствия к заключению брака. Таким образом, ст. 14 СК РФ является императивной нормой непосредственного применения.

В качестве примера непосредственно применимых норм следует рассматривать нормы, содержащиеся в ряде статей, указанных в ч. 2 п. 1 ст. 165 СК РФ, при усыновлении (удочерении) на территории России иностранными гражданами или лицами без гражданства ребенка, являющегося российским гражданином. К ним, в частности, относятся ст. 124–126, 127 (за исключением подп. 7 п. 1), ст. 128 и 129, ст. 130 (за исключением абзаца пятого), ст. 131–133 СК РФ.

В соответствии с п. 1 ст. 1192 ГК РФ эти императивные нормы российского законодательства регулируют соответствующие отношения независимо от подлежащего применению иностранного права. Законодательство не дает перечня таких норм, но устанавливает признаки этих императивных норм:

1. Наличие указаний на особый характер и обязательность их применения в самих императивных нормах; или

2. Особое значение этих норм, в том числе для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота.

Союз «или», разделяющий в ст. 1192 ГК РФ эти признаки, дает повод считать, что суд, руководствуясь вторым критерием, может сам определить ту или иную норму в качестве непосредственно применимой. Однако такую свободу судейского усмотрения в данной ситуации вряд ли можно признать целесообразной.

Институт особых императивных норм, ограничивающих применение иностранного права, в науке получил название позитивной оговорки о публичном порядке. Она сложилась во Франции, где ее понимают как определенную совокупность норм французского права, в котором заинтересован «публичный порядок и добрые нравы» (ст. 6 ГК Франции).

Второй пункт ст. 1192 ГК РФ предусматривает возможность применения судом особых императивных норм иностранного права, а именно права страны, имеющей тесную связь с отношением, если согласно праву этой страны такие нормы должны регулировать соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права. При этом суд должен учитывать назначение и характер таких норм, а также последствия их применения или неприменения.

Таким образом, различие в применении особых императивных норм РФ и иностранных императивных норм заключается в том, что в первом случае речь идет об обязанности суда, а во втором – лишь о праве суда.

§ 2. Развитие и современное состояние зарубежных научных исследований о регулировании семейно-брачных отношений с иностранным элементом

Формирование комплексного и объективного представления о правовом регулировании семейных отношений с иностранным элементом невозможно без сведений о развитии и актуальном состоянии юридической науки, изучающей данную область. В связи с этим видится необходимым представить в данном разделе монографии следующее:

– синопсис эволюции зарубежных научных теорий о возможности международной унификации семейного права и их современное содержание;

– обзор современных научно-исследовательских центров, ведущих работу по поиску эффективных путей правового регулирования семейных отношений с иностранным элементом, представление отдельных выдающихся правоведов – специалистов в данной области и их исследований, ориентирование читателя в круге основной научной литературы по международному семейному праву.

Научные доктрины о регулировании семейных отношений с иностранным элементом в XX—ХХI столетиях тесно связаны со сравнительным правоведением и его методологией. Одна из главных целей сравнительного права, признанная всеми правоведами-компаративистами, отражающая его прикладное назначение, – гармонизация права¹⁸. Каждый юрист, связанный с иностранным правом, – компаративист, поскольку без изучения особенностей национальных правовых систем невозможен поиск решений коллизионных проблем; любой международно-правовой унифицированный акт всегда является результатом сравнительно-правового исследования. Семейное право представляет собой объект научного познания, считающийся одним из самых сложных как в сравнительном, так и в международном частном праве. Многие правоведы даже признают его исключительность в этом смысле¹⁹. Национальное семейное право, особенно не относящееся к западным правовым системам, трудно реформировать и гармонизировать, так как оно плотно встроено в систему традиционных ценностей, религию и мораль; зачастую те или иные нормы семейного законодательства обоснованы субъективными правообразующими факторами: политическим и идеологическим.

Теория о том, что институт семьи наиболее подвержен влиянию местных обычаев, традиций и даже зависим от географического и климатического факторов, начинается с трактата Шарля де Монтескье «О духе законов» (XVII в.), в 16-й книге которого он констатирует следующее:

«В жарких климатах женщины достигают половой зрелости в возрасте восьми, девяти или десяти лет, поэтому детство и брак там почти всегда идут рядом. В 20 лет они уже старухи; таким образом, расцвет разума у них никогда не совпадает с расцветом красоты. Когда они могли бы властвовать благодаря своей красоте, это оказывается невозможным из-за отсутствия разума; когда же они могли бы властвовать благодаря разуму – красоты уже нет. И так как разум не может им доставить под старость ту власть, которой не дала им во время их юности даже красота, то женщины неизбежно должны находиться в зависимом положении. Поэтому нет ничего необычайного в том, что там мужчина покидает свою прежнюю жену, – поскольку религия не противится этому, – чтобы взять новую, и водворяется многоженство.

В странах с умеренным климатом, где красота женщин сохраняется дольше, где половая зрелость наступает позднее и где женщины рожают в более зрелом возрасте, они старятся почти одновременно со своими мужьями, и так как во время вступления в брак у них больше разума и знаний уже по одному тому, что они старше, то, естественно, должно было установиться некоторое равенство между обоими полами, а следовательно, и закон единоженства.

В странах с холодным климатом почти необходимое употребление крепких напитков развивает в мужчинах несдержанность, и женщины, которые в этом отношении от природы сдержанны, потому что им всегда приходится защищаться, превосходят их, таким образом, и в отношении разума»²⁰.

Английский исследователь Отто Кан-Фройнд, комментируя в своей работе «Пользование и злоупотребление сравнительным правом» данный фрагмент Монтескье в частности и коллизии семейного права вообще, пишет следующее: «…ни один субъект правового регулирования не может с большей вероятностью доказать обоснованность предупреждения Монтескье и его комплекса определяющих факторов, чем семья и брак в частности. Что может быть ближе к моральным и религиозным убеждениям, привычкам и нравам, а также социальной структуре общества, чем заключение и расторжение брака, и их влияние на правовое положение супругов, включая их собственность? И действительно, даже в тесно связанных федерациях, таких как Соединенные Штаты, мы видим большие различия, например, в условиях, а также в последствиях развода, особенно в отношении алиментов. И ближе к дому мы не можем игнорировать сохраняющиеся глубокие разногласия между Англией и Шотландией во многих вопросах семейного права и вопросах родственного наследования собственности. У нас есть международные конвенции о взаимном признании разводов, но даже в самых смелых мечтах мы не можем предусмотреть конвенцию об основаниях для развода»²¹.

В иерархии правовых институтов, представленной Карлом Фридрихом фон Савиньи в трактате «Система современного римского права» семейное право занимает первое место, поскольку семья является органическим, иррациональным, высокоморальным и изменчивым институтом, закрепляющим цивилизационную иерархию, в которой современное христианское семейное право превосходит все другие формы. Семейное право трактуется Савиньи в основном как публичное, и как область менее рациональная, чем частное обязательственное право, но более изменчивая и наполненная местными и моральными традициями, определяющими лицо каждой нации²².

Систематизация институтов римского права, основанная на анализе Дигест (Пандектов) Юстиниана и разработанная Ф. К. фон Савиньи, Г. Гуго, Г. А. Хейзе, легла в основу Германского гражданского уложения 1900 г.; семейное право было включено в него в качестве отдельной книги среди пяти. Параллельно с работой над германской кодификацией шло создание японского гражданского кодекса, в основу которого легла немецкая модель гражданского права. Гражданский кодекс Японии был принят в 1898 г., однако положения семейного права, разработанные немецкими юристами, оказались несовместимыми с японской системой iye²³, которая предполагает полное подчинение «нижестоящих» членов семьи, и поэтому были отвергнуты. Таким образом, японские семейно-брачные нормы были исключены из полной во всем остальном рецепции иностранного гражданского права, что еще раз доказало затруднительность или даже невозможность гармонизации западного и восточного семейного права.

Во Французском гражданском кодексе (Кодексе Наполеона) 1804 г. не было отдельного раздела, посвященного семейному праву; соответствующие нормы были «разбросаны» по разделам, посвященным лицам и вещам. Но работы по совершенствованию семейно-правового регулирования, в том числе и сравнительно-правовые исследования иностранного семейного права, велись французскими юристами. В конце 1800-х гг. французский историк права Эрнест Глассон издает труд, посвященный гражданскому браку в эпоху античности и в современных тому времени европейских правовых системах²⁴. Глассон классифицировал семейно-брачное право, разделяя системы, на которые повлияло римское право, системы, которые избежали влияния римского права (т. е. общее право), и системы, объединяющие идеи римского права и национальных законов.

Методология, использованная Эрнестом Глассоном при проведении исследования, представляет собой совокупность историко-правового и сравнительно-правового метода. Сравнительно-правовой метод в XIX столетии представлял собой так называемое «сравнение по столбцам», основной целью которого являлось описание позитивного права разных стран, сопоставление правовых норм, имеющихся в национальных правовых системах, вне их контекста, вне правовой культуры, вне взаимодействия с обычаями и традициями и т. п. «Столбцы» – понятие условное, текст не обязательно должен иметь форму колонок или таблицы. Задачей компаративиста был сбор писаных норм национальных законодательств, регулирующих аналогичные отношения, например, брачный возраст или условия развода, и сравнение их между собой. Представляется, что такой формальный подход к изучению семейного права даже в наши дни приведет исследователя к выводу о невозможности его гармонизации, даже в виде унификации коллизионных норм или soft law. Однако данный метод все еще используется некоторыми авторами; особенно удручающе выглядят подобные справочные материалы о содержании зарубежных правовых норм в пояснительных записках к законопроектам, предлагающим реформирование российского семейного права с учетом «иностранного опыта».

С начала ХХ века правоведы-компаративисты и исследователи международного частного права стремились преодолеть проблемы, присущие сравнительно-правовой методике «по столбцам». Они констатировали, во-первых, что этот статический метод совершенно безразличен к тому, что происходит к тому, каков реальный эффект правового регулирования, какие общественные отношения складываются на практике. Во-вторых, они критиковали его за то, что он изображает правовые системы как изолированные «правовые острова», а не как образования, находящиеся под влиянием более широкой правовой культуры или формы рациональности. И наконец, сравнительное право «по столбцам» стало рассматриваться как чрезмерно избирательное, допускающее ограниченность информации и в то же время не учитывающее социально-экономический контекст, что привело к неспособности учитывать правовую реальность²⁵.

Поисками эффективного метода исследования семейного права, а также исключительными характеристиками данного института, обусловлено появление в XX веке двух научных концепций, каждая из которых предлагала свою методику изучения правового регулирования семейных отношений в национальных правовых системах и возможности его унификации. Обе доктрины берут свое начало в функциональной методологии сравнительного правоведения.

В 1900 году в Париже состоялся первый Международный конгресс сравнительного права, на котором, как считают исследователи, состоялось рождение науки сравнительного правоведения. Итогами конгресса явились провозглашение универсальных устремлений данной науки, ее академичности и нейтральности, отказ от чисто описательных и текстуальных сравнений и обращение к функциональному пониманию права²⁶.

Основная идея функционализма состоит в том, чтобы взглянуть на то, как практические проблемы разрешения конфликтов интересов рассматриваются в разных обществах в соответствии с различными правовыми системами. Это позволяет нам воспринимать данные проблемы (в значительной степени) независимо от доктринальной основы каждой из сравниваемых правовых систем. Семейные проблемы – это социальные проблемы, которые существуют во всех обществах. Все общества имеют нормативную систему регулирования этих проблем. Доктрина, правовые нормы, процессуальные формы могут быть разными, но итоговые решения могут быть схожими или даже идентичными. Другими словами, юридическое решение может быть одинаковым, несмотря на разные пути, используемые для его достижения. Функциональный метод ищет такие функциональные эквиваленты на уровне решений²⁷.

В статье профессора Вашингтонского колледжа права (США) Фернанды Г. Никола «Исключительность семейного права в сравнительном праве», опубликованной в 2010 г. в Американском журнале сравнительного права²⁸, подробно описано противостояние двух концепций применения функционального метода в семейном праве. Полнота данного исследования и интерес, который оно может вызвать у российского читателя, интересующегося проблемами правового регулирования международных семейных отношений, позволили посчитать возможным привести ниже реферативное содержание этой работы.

Конкурирующие концепции функционализма в семейном праве Ф. Никола условно назвала «социально-ориентированный функционализм» и «позитивно-социологический функционализм»²⁹. Первый метод стремился к унификации права, второй – к обеспечению правового плюрализма.

Социально-ориентированные функционалисты игнорировали семейное право из-за первоочередной заинтересованности в гармонизации правового регулирования рыночных отношений, в то время как позитивные социологи уделяли центральное место в своих исследованиях институту семьи.

Социально-ориентированный функционализм восходит к теории, созданной учеными по обе стороны Атлантики. Он имеет свои истоки в работах Р. Иеринга, Р. Салея и Э. Ламберта в Европе, Роско Паунда в США.

Социально-целевые функционалисты продвигали решения, руководствуясь целями, которые считали нейтральными и объективными, и которые должны были приводить к «наилучшему решению» фактических проблем³⁰. Сравнительное право должно обеспечивать универсальный взгляд на общественную жизнь и призывать к модернизации национального права через универсальное решение схожих проблем правового регулирования в каждом обществе.

Сосредоточив внимание главным образом на унификации права, регулирующего рыночные отношения, социально-ориентированные функционалисты рассматривали семью как сферу, в которой гармонизация и конвергенция права не увенчаются успехом. Им представлялось более вероятным согласовать и добиться законодательного закрепления универсального «права рынка», поскольку гармонизация являлась ни моральным, ни политическим, а сугубо рациональным и научно обоснованным процессом. В отличие от универсальной рациональности и индивидуализма коммерческого права, семейное право в трудах Салея и Ламберта отнесено к области, зависящей от уровня цивилизации, нравственности и конкретной социальной цели каждого общества.

Согласно позитивно-социологическому функционализму, право является относительно автономным по отношению к социальной реальности. Карл Льюэллин, Макс Рейнштейн и Отто Кан-Фрейд описывают семейные отношения как объект исключительный, по своей природе не поддающийся гармонизации, но все же подходящий для сравнительно-правовых исследований³¹. На основе социальных наук эти ученые попытались разработать ценностно-нейтральный подход к пониманию плюрализма и разнообразия национальных режимов правового регулирования семейных отношений. В противовес социально-ориентированными функционалистам позитивно-социологические функционалисты подчеркивали, что право не только отражает, но и создает социальные изменения³².

По их мнению, правовые решения основываются не на объективном выборе правильной нормы для определенной социальной цели, а на политическом факторе³³. Критикуя невнятность понятия «социальные цели», предложенного социально ориентированными функционалистами, позитивно-социологические функционалисты предвидели две возможные трудности: вероятность конфликтов между противостоящими социальными целями (например, цель здорового воспроизводства нации может противоречить цели стабильности брака) и идеологически обусловленную дифференциацию понимания социальных целей разными общественными группами: католиками, фашистами, левыми, правыми и т. п.

Еще одна особенность позитивно-социологического функционализма – нежелание принимать абстрактные доктринальные решения, предпочитая конкретные практические решения с учетом разных контекстов. Позитивно-социологический функционалист не видел возможности принять доктринальное решение без проведения комплексного исследования социальной реальности, в которой применяется норма права. Компаративисту предлагалось взаимодействовать с экономистами, социологами и антропологами, которые смогли бы информировать его о влиянии правового регулирования на поведение отдельных лиц, групп, религиозных общин.

С этой точки зрения семейное право, как и право, регулирующее рыночные отношения, является важной, но не уникальной областью правового регулирования, отражающей богатый комплекс правовых, родовых, социальных и моральных ценностей. Компаративисты, следующие позитивно-социологическому методу, были преданы междисциплинарным связям и общественным наукам, особенно антропологии³⁴. Семейное право стало идеальной областью для исследования правового плюрализма, а методика сравнительно-правового анализа была направлена на демонстрацию того, как различные правовые нормы отражают различные культурные ценности и формы рационализма. Рейнштейн, например, утверждал, что семейное право требует особого внимания со стороны юристов; оно никогда не привлекало такого сосредоточения усилий правоведов, как другие отрасли, связанные с острыми политическими проблемами или интересами влиятельных экономических групп, но влияло на жизнь каждого человека глубже, чем любая другая³⁵. И Льюэллин, и Рейнштейн анализировали реальные функции семьи в различных обществах и сопоставляли писаные нормы семейного права со сложной социальной реальностью, в которой их применяли. Только убедившись в том, что они в достаточной степени понимают ту функцию, которую семейно-правовые нормы выполняют в каждом обществе, они формулировали свое оптимальное предложение по возможной реформе семейного права, которая должна была привести к желаемому регулированию общественных отношений, но с учетом адаптации к каждой социальной реальности.

Такой междисциплинарный и плюралистический подход к семейному праву привел к тому, что позитивно-социологические функционалисты вышли за рамки поиска путей гармонизации или унификации семейного законодательства. Они, скорее, с помощью социологических средств, занимались поиском различий, характеризующих особенности правового регулирования семейных отношений в различных национальных правовых системах³⁶.

Конфликт между двумя методологиями продолжался после Второй мировой войны в работах двух выдающихся компаративистов – Рене Давида и Макса Рейнштейна. Р. Давид определил семейному праву место на периферии своего исследования основных правовых семей; М. Рейнштейн поставил семейное право в центр сравнительно-правовых изысканий.

Логика построения известного труда Р. Давида «Основные правовые системы современности»³⁷ схожа с подходом социально-ориентированного функционализма. Его классификация правовых систем позволила компаративистам говорить о каждой семье определенным научным образом, независимо от того, социалистическая это семья или исламская. Подход Давида открыл возможность сравнительных исследований правовых семей за пределами западной традиции, введя новый правовой рационализм для познания индийского, исламского и африканского права.

Придание Давидом сравнительному праву глобального характера стало фундаментальным вкладом в науку. Но его деятельность не ограничивалась исследованием правовых семей; как юрист-практик и эксперт Международного института по унификации частного права (УНИДРУА), он был привержен идее объединения регулирования национальных рынков посредством гармонизации права, основанной на выборе норм, способных выполнять заданную социальную функцию наилучшим образом³⁸.

Р. Давид констатировал существование дихотомии «рынок/семья» не только на Западе, но и в каждой правовой семье, подчеркнув, что можно согласовать нормы регулирования рыночных отношений, но не семейно-правовые нормы. Незначительный объем норм, регулирующих семейные отношения в разработанном им Гражданском кодексе Эфиопии 1954 г., Давид объяснял и скудными ресурсами юридических школ и профессиональных юристов, и тем, что понимание верховенства права в Эфиопии было минимальным и очень отличалось от западного³⁹. Скептицизм Давида относительно кодификации семейного права был обусловлен не только его незнанием эфиопских традиций и местных обычаев, но и перенесением дихотомии «рынок/семья» в африканское право; это привело его к вере в крайне локальный, органический и переменчивый характер семейного права, а также в невозможность его кодификации⁴⁰.

При работе над кодификацией эфиопского семейного права Р. Давид стремился примирить ценности различных религиозных традиций народов Эфиопии со светскими нормами, регулирующими семейные отношения в Гражданском кодексе. Результатом стал ряд компромиссов, особо не позволяющих рассчитывать на реальную конвергенцию режимов семейного права, глубоко укоренившихся в разных религиозных традициях. Давид поддерживал религиозные браки, и знал, что на практике традиционный брак останется предпочтительным и общественно признанным, однако ввел понятие гражданского брака в кодекс. Еще одной законодательной новацией стало для Эфиопии регулирование развода – в обществе развод уже начал получать распространение, но официально не был признан религиозными властями. Чтобы опосредовать напряженность, связанную с введением института расторжения брака, Давиду пришлось уйти от широко распространенной западной либеральной концепции развода, существовавшей в Гражданском кодексе Франции, и ввести новую концепцию «серьезной причины», подразумевающей серьезное неправомерное поведение одного из супругов.

Несмотря на то, что, как сказано выше, позитивно-социологические функционалисты отказались от идеи унификации семейного права в пользу правового плюрализма, их теория все же способствовала конвергенции семейно-правовых норм в западных правовых системах – путем принятия и широкого распространения ее доктринальных положений. Так, «разводный кризис», продолжавшийся на Западе на протяжении почти всего XX века, и связанные с ним реформы национальных законодательств о разводе обусловлены именно идеей позитивно-социологического функционализма статьи К. Льюэллина 1932‒1933 гг. привели к изменению общественных представлений о социальных и экономических последствиях развода. Льюэллин предложил пересмотреть идеологию и функции, которые выполняет брак в обществе⁴¹ и исследовал множество способов, с помощью которых брак и развод влияют на собственность и другие активы супругов.

М. Рейнштейн в своих исследованиях сосредоточил внимание на фактическом семейном праве и существовании противоположных идеологий о браке. В этом конфликте «компромисс был достигнут благодаря сосуществованию строгого писаного права о разводе и права облегченного развода на практике»⁴². С осторожностью относясь к тому, какие нормы следует реформировать и каких целей регулирования достичь, Рейнштейн отметил, что обновленное писаное право часто создает нежелательные последствия в отношении кредиторов супругов в случае развода или банкротства пары⁴³.

В монографии М. Рейнштейна «Стабильность брака, развод и право» 1972 г. подчеркивалось, что материальный рационализм повлиял на нормы права, которые выражают религиозные догматы⁴⁴. Напротив, формальный рационализм был характерен для рецепированного римского права, как в общем праве, так и в континентальном. Рейнштейн проанализировал, как различные правовые режимы реагировали на распад брака с различными социальными, экономическими и политическими последствиями, и выделил более или менее эффективные средства правовой защиты. Он стремился показать, как правовые режимы, отказывающиеся законодательно признавать развод, отстают от потребностей современного общества с его частыми распадами брака. Как он отметил в своем подробном исследовании, что, несмотря на этот пробел в законодательстве, суды от Японии до Германии и Соединенных Штатов проводят переговоры между разводящимися супругами. В своем предисловии к монографии М. Э. Глендон 1977 г. Рейнштейн заявил:

«…Преобладающим в течение многих десятилетий был контраст между писаным и реальным правом, компромисс между силами, охраняющими брак, ориентированными на якобы неприкосновенные христианские традиции, и «современным» индивидуализмом, ориентированным на право человека быть счастливым, компромисс, который был выработан не в залах законодательных собраний, а в залах судебных заседаний»⁴⁵.

Направленность Рейнштейна на реальные социальные функции семейного права при исследовании материальных последствий распада брака, сослужила пользу реформаторам семейного права США, стремившимся к либерализации законодательства о разводе. В Европе свой вклад в доктрину позитивно-социологического функционализма К. Льюэллина и М. Ренштейна внес известный итальянский правовед-компаративист, профессор Туринского университета (Италия) Родолфо Сакко. В сборнике очерков, посвященных идеологической борьбе за право на развод в конце 1960-х гг., Р. Сакко стремился переосмыслить дискуссию о важности брака и развода. Он искал светский, а не католический взгляд на проблему развода⁴⁶. В своем сопоставлении национальных законодательств о разводе в Западной Европе и России Сакко указал, что позиции стран по разводу необходимо распределить по двум осям сравнения, характеризуемым как «идеальные типы», т. е., говоря словами М. Рейнштейна, «ментальные конструкции, предназначенные служить в качестве категорий мышления, использование которых поможет нам поймать бесконечное многообразие реальности при сравнении ее проявлений с этими «чистыми» типами…»⁴⁷. Первая ось отделяет те страны, которые допускают «развод-консенсус» от тех, которые дозволяют развод только по определенной, «правильной», причине и с вмешательством государства. Вторая ось отличает страны, которые рассматривают развод как «средство защиты» от тех, которые считают его «наказанием».

В основном примеры, приведенные Р. Сакко, отобразили гибриды данных идеальных категорий благодаря разнообразным комбинациям доктринальных решений. Например, Сакко отметил, что в небольшом количестве стран по-прежнему действует правило неразрывности брака. Большинство же стран легализуют развод и предусматривают меры вмешательства в него государства для защиты интересов третьих сторон, особенно интересов детей, которые страдают от распада брака родителей⁴⁸.