Проблемы коллизионного регулирования семейно-брачных отношений в праве Российской Федерации

Международное семейное право, согласно Б. Старк, имеет комплексный характер и включает одновременно и публично-правовые, и частноправовые нормы, и сравнительный элемент. Исторически сложилось, что международное семейное право рассматривается прежде всего как область международного частного права, требующая знания принципов коллизионного права в целом и конвенций, обнародованных Гаагской конференцией по частному праву в частности. Однако международное публичное право играет в регулировании семейных отношений все более важную роль. Например, Гаагская конференция исследует проблему транснациональной поддержки детей, и государства заключают все большее число двусторонних договоров, регулирующих этот вопрос. Такие договоры относятся к международному публичному праву. Более того, международное право прав человека оказывает все большее влияние на международное семейное право, тем, что не признает многоженств, считая его нарушением прав человека, в том числе репродуктивных, и признает права на охрану материнства до и после рождения ребенка, которые четко определены как права, связанные с семьей. Наконец, права отдельных лиц в семье, такие, например, как право ребенка на свободу вероисповедания, также поднимают вопросы о вмешательстве государства в семейную неприкосновенность.

Б. Старк отмечает, что эрозия между публичным и частным семейным правом в контексте международного семейного права уже настолько глубока, что предмет его уже не может пониматься как часть предмета международного частного права, скорее, в него в большей степени включены нормы международного публичного права, в частности, законодательство о международной защите прав человека⁸⁷. При этом сравнительное семейное право является важным компонентом международного семейного права, а сравнительно-правовой анализ – неотъемлемой частью его методологии.

Последующие труды Б. Старк в качестве автора и редактора также опираются на выраженную в упомянутой монографии точку зрения на международное семейное право и, несомненно, могут быть отнесены к его доктринальным основам – «Когда глобализация задевает за живое: развитие международного семейного права»⁸⁸, «Глобальные проблемы в области семейного права» (в соавторстве с Э. Л. Эстин, 2007 г.)⁸⁹, «Интернационализация американского семейного права» (2012 г.)⁹⁰, ««Семейное право в мировом сообществе» (в соавторстве с М. Блэр и др., 2009 и 2015 гг.)⁹¹, «Права человека и дети» (ред., 2016 г.)⁹², Исследовательское руководство по международному семейному праву издательства «Ashgate» (в соредакции с Ж. Хитон, 2017 г.) и др.

В 2013 г. издательством Американской ассоциации адвокатов была выпущена Настольная книга по международному семейному праву профессора Университета Айовы (США) Энн Лакер Эстин, переизданная в 2016 г.⁹³, объектом исследования которой стал широкий круг международных договоров, применимых к решению трансграничных семейных проблем. Автор описывает международное семейное право как недавно сложившуюся область правовой практики, которая, например, в США начала складываться в 1988 г. с ратификации Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г., продолжилась в 2007 г. с ратификацией Конвенции о защите детей и сотрудничестве в отношении иностранного усыновления 1995 г. и достигла нового глобального уровня сотрудничества в 2016 г., после ратификации Конвенции 2007 г. о международной системе взыскания алиментов в отношении детей и других членов семьи. Э. Л. Эстин полагает, что международное семейное право служит, в первую очередь, защитительным целям, с приоритетным вниманием к наилучшему обеспечению интересов детей, с учетом физических и финансовых рисков, с которыми могут сталкиваться дети и другие члены семьи, и действуя в более широких рамках международной защиты прав человека. Также, по ее словам, «…новое международное семейное право направлено на поиск прагматичных решений, которые учитывали бы семейные обстоятельства и были бы достаточно доступными и эффективными для оказания помощи детям и семьям во всех частях света»⁹⁴.

В последнее десятилетие термин «международное семейное право» прочно закрепился в немецкоязычной правовой научной и научно-практической литературе.

В 2014 г. германским издательством Nomos опубликовано 3-е издание руководства «Международное семейное право» профессора Потсдамского университета (ФРГ) Марианны Андра (предыдущие издания – 1999 и 2013 гг.)⁹⁵. Автор констатирует, что каждый седьмой брак в Германии имеет иностранный элемент, и этого маленького статистического факта уже достаточно для обоснования актуальности большого научно-практического исследования. М. Андра ведет своего читателя от описания правовых проблем в сфере регулирования семейно-брачных отношений с иностранными элементами к вероятным способам их практического решения, параллельно приводя соответствующие научно обоснованные комментарии и разъясняя положения международно-правовых и европейских актов.

В 2015 г. в издательстве De Gruyter вышел объемный научный комментарий источников международного семейного права известными немецкими правоведами⁹⁶. В 2017 г. опубликованo 2-е издание совместной работы австрийских ученых М. Надемлейнски (Венский университет) и М. Неймара (Зальцбургский университет) «Международное семейное право»⁹⁷; в том же году австрийским издательством Verlag Österreich издан практический комментарий У. К. Вальтер по вопросам международного семейного права⁹⁸.

Количество качественных научных публикаций по вопросам правового регулирования семейных отношений с иностранным элементом ежегодно возрастает. Правоведы по всему миру уже не хотят и не могут ограничиваться рамками сравнения национальных брачно-семейных правопорядков и решения коллизионных проблем, возникающих при их столкновении – они включают в свои работы анализ содержания прав и свобод человека, правового регулирования миграционных отношений, гендерных отношений и репродуктивных биотехнологий.

Катарина Боле-Воелки придает термину «международное семейное право» два значения. Это нормы, регулирующие трансграничные семейные отношения, с одной стороны, и совокупность международных и европейских актов и решений наднациональных судов, которые затрагивают семейные отношения, с другой⁹⁹. Определение профессора Боле-Воелки так часто цитируется в современной научной литературе и служит опорой для построения научных версий и выводов исследователей семейного права, что, без сомнения, на настоящий момент именно его можно считать доктринальным.

Научные исследования возможности правового регулирования транснациональных семейных отношений, начавшись со скромных попыток сравнения законов «по столбцам», к концу второго десятилетия XXI века трансформировались в комплексную, межотраслевую, междисциплинарную отрасль (область) юриспруденции, поименованную «международное семейное право».

Глава 2
Правовое регулирование отношений супругов и бывших супругов, имеющих различное гражданство

§ 1. Заключение и расторжение брака. Признание брака недействительным

§ 2. Личные неимущественные и имущественные отношения супругов

§ 1. Заключение и расторжение брака. Признание брака недействительным

Процесс глобализации не мог не затронуть институт семьи. В конце XX – начале XXI в. в связи с тем, что брачно-семейные отношения также стали более «глобализованными», многие государства мира внесли значительные изменения в свое национальное семейное законодательство с целью уменьшить масштабы коллизий, возникающих в данной сфере правового регулирования.

В Семейном кодексе Российской Федерации 1995 г. (СК РФ) применению семейного законодательства к семейным отношениям с участием иностранных лиц и лиц без гражданства посвящен раздел VII, содержащий коллизионные нормы, определяющие применимое право. Заключение и прекращение брака регулируется ст. 156‒160 СК РФ, охватывающими заключение браков на территории РФ, заключение браков в дипломатических представительствах и консульских учреждениях, признание браков, заключенных за пределами территории РФ, недействительности брака, заключенного на территории РФ или за пределами РФ, и расторжению брака.

В настоящее время коллизионно-правовое регулирование заключения и прекращения трансграничных браков в российском праве осуществляется, помимо раздела VII СК РФ, также соответствующими нормами Минской конвенции стран СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. и двусторонних договоров РФ о правовой помощи.

СК РФ в ст. 156 устанавливает одностороннюю привязку при определении формы и порядка заключения брака на территории РФ, указывая в качестве применимого права законодательство РФ. То есть браки с участием иностранных граждан и лиц без гражданства, заключенные в РФ по религиозному обряду, не могут породить правовых последствий, так как гл. 3 ФЗ РФ «Об актах гражданского состояния» устанавливает государственную регистрацию брака в органах ЗАГС даже если такая форма предусмотрена личным законом лиц, вступающих в брак.

Относительно условий вступления в брак российский закон содержит привязку, отсылающую к личному закону каждого из лиц, вступающих в брак. При этом СК РФ требует соблюдения положений ст. 14 СК РФ, определяющей обстоятельства, препятствующие заключению брака. Выстроенная подобным образом норма позволяет учитывать права, предусмотренные личным законом граждан, вступающих в брак, с соблюдением норм российского права, основанном на традициях и обычаях, сложившихся на территории РФ.

Данное правило принципиально отличается от регулирования, установленного в действующем в советский период Кодексе о браке и семье РСФСР 1968 г., ст. 161 которого содержала одностороннюю привязку к законодательству РСФСР в части не только формы и порядка, но и условий заключения брака. Подобное регулирование было возможно в условиях крайне редких браков с иностранными гражданами, но, в свою очередь, порождало проблему так называемых «хромающих» браков, т. к. не позволяло учитывать, например, запреты, установленные в праве иностранных государства и неизвестные советскому праву (например, согласие родителей брачующихся на вступление в брак).

В целом можно констатировать, что строение ст. 156 СК РФ соответствует современным реалиям и состоянию правового регулирования данного вопроса в праве разных государств. В качестве необходимого дополнения данной нормы в литературе называется необходимость закрепления наряду с привязкой к праву обычного места жительства привязки к праву обычного места пребывания, т. к. обычное место пребывания установить проще¹⁰⁰. Полагаем, что включение подобной привязки не сможет упростить процесс отыскания применимого права до тех пор, пока в российской правовой системе не будет решен вопрос о значении этих терминов и их толкование не будет сформировано на легальном уровне в законе. Толкование этих терминов на доктринальном уровне может лишь запутать и усложнить процесс правоприменения.

Российская Федерация допускает заключение консульских браков. При этом, при заключении брака в консульском учреждении РФ за рубежом между гражданами РФ применяется право РФ ко всем вопросам. Поскольку территория консульских учреждений является российской территорией, то в этих случаях коллизионного вопроса не возникает.

Наиболее важным практическим вопросом остается вопрос о признании брака, заключенного за рубежом. Разные государства в этом вопросе используют разные привязки, однако доминирующим остается принцип применения права страны, на территории которой они заключены. Подобное правило закреплено и в ст. 157 СК РФ. Однако в качестве дополнительного условия, призванного не допустить обход закона, является необходимость учета положений ст. 14 СК РФ в случаях, когда хотя бы один из брачующихся является гражданином РФ.

Это означает, что полигамный брак, заключенный с гражданкой РФ за рубежом, не может быть признан на территории РФ, так как подобное препятствие указано в ст. 14 СК РФ. При этом нет оснований для отказа в признании полигамного брака, заключенного между иностранными гражданами за пределами территории РФ, так как в этом случае соблюдения положения ст. 14 СК РФ не требуется.

В. Л. Толстых, толкуя термин «законодательство государства, на территории которого они заключены», указывает, что слово «законодательство» подразумевает материальные нормы места заключения брака, т. е. в данном случае и форма, и условия заключения брака подчиняются месту заключения брака. То есть в отношении материальных условий заключения брака личный закон брачующихся не учитывается¹⁰¹. Не можем согласиться с таким мнением, и вслед за Н. И. Марышевой¹⁰² полагаем, что ст. 158 СК РФ не порождает для российского суда коллизионного вопроса вообще, т. к. содержит лишь условия признания брака, заключенного за рубежом, в качестве которых названы: 1) соблюдение законодательства места заключения брака и 2) соблюдения положений ст. 14 СК РФ при условии, что хотя бы один из брачующихся имеет гражданство РФ.

Достаточно остро стоит вопрос о признании на территории РФ однополых браков, заключенных за рубежом. Правовых оснований для отказа в признании таких браков нет, так как ст. 14 СК РФ не содержит подобного положения. Основанием для отказа в признании такого брака может служить правило о квалификации понятий, содержащихся в коллизионной норме, согласно которому квалификация происходит в соответствии с правом РФ. При этом следует учитывать, что браком, в соответствии со ст. 1 СК РФ признается союз мужчины и женщины. Следовательно, все остальные союзы не являются браком на территории РФ. Еще одно основание для отказа в признании однополых браков, заключенных за рубежом, является применение оговорки о публичном порядке.

Следует заметить, что право на вступление в брак провозглашено в ст. 12 ЕКПЧ: «Мужчины и женщины, достигшие брачного возраста, имеют право вступать в брак и создавать семью в соответствии с национальным законодательством, регулирующим осуществление этого права». При разработке ст. 12, как представляется, исходили только из обычной ситуации, когда мужчина и женщина желают вступить в брак и основать семью. Однако социальные изменения в Западной Европе и связанная с ними трансформация моральных и социальных норм усложнили толкование этой статьи.

В 1980 г. в деле Ван Оостервийк против Бельгии¹⁰³ заявитель, изменивший пол с женского на мужской, утверждал, что отказ правительства Бельгии изменить запись в книге регистрации рождений лишает его возможности осуществить право на вступление в брак. Большинство членов Комиссии констатировали нарушение ст. 12, заявив, что «…хотя в Конвенции и внутренних правовых системах понятия брака и семьи фактически слились, ничто не говорит в пользу того заключения, что способность к воспроизводству является главным условием брака или даже что воспроизводство – главная цель брака. Помимо того, что семья всегда может быть основана путем усыновления детей, в этой связи следует отметить, что, хотя импотенция иногда служит основанием для признания брака недействительным, этого, как правило, не происходит, когда речь идет о стерильности»¹⁰⁴.

Однако в 1986 г. по делу Риз Комиссия констатировала отсутствие нарушения ст. 12, основываясь практически на тех же фактах, что и по делу Ван Оостервийк. В совместном заключении нескольких членов Комиссии сказано, что, с учетом ее социальной задачи, ст. 12 включает физическую способность к воспроизводству (ссылки на брачный возраст и различие в половой принадлежности супругов). Институт брака, основная цель которого создание семьи, в принципе требует наличия способности к воспроизводству, поэтому следует, что государству должно быть разрешено исключить из сферы брака лиц, сексуальная принадлежность которых сама по себе предполагает физическую неспособность к воспроизводству либо абсолютно (в случае транссексуала), либо в связи с половой принадлежностью другого супруга (в случае индивидов одного пола)¹⁰⁵.

Суд согласился с Комиссией, заявив, что гарантируемое ст. 12 право вступать в брак касается традиционного брака между лицами биологически противоположного пола. Это следует также из формулировки статьи, четко обозначающей, что ст. 12 предназначена главным образом для защиты брака как основы семьи. Нельзя сказать, что существующие в Соединенном Королевстве юридические препятствия на пути заключения брака между лицами одного биологического пола имеют последствия такого рода.

Таким образом, за несколько лет, прошедших между этими двумя делами, Комиссия стала придерживаться более традиционной точке зрения. Без сомнения, свою роль здесь сыграл социальный фактор. Однако по делу Косси в 1990 г.¹⁰⁶ Комиссия заключила, что брак и создание семьи являются особыми событиями в жизни людей, которые выходят за рамки простой реализации права на частную и семейную жизнь, поскольку они касаются двух лиц, которые создают законный и социально признанный союз, возлагающий на них обязанности и дающий им определенные права.

Поэтому ст. 12 гарантирует конкретное и определенное право, имеющее независимый характер в сравнении с правом на защиту частной и семейной жизни, гарантируемым п. 1 ст. 8 Конвенции, Комиссия также подчеркнула, что дело Косси содержит фактологический элемент, который отличает его от дела Риз и других рассмотренных к данному моменту дел о транссексуалах, а именно: указанный заявитель, согласно ее неоспоримым утверждениям, имела партнера-мужчину, желавшего вступить с ней в брак. Комиссия в принципе согласилась с Судом, что ст. 12 касается традиционного брака между лицами биологически противоположного пола. Однако из ст. 12 нельзя сделать заключение, что способность к воспроизводству является необходимым условием для осуществления рассматриваемого права. Мужчины и женщины, не способные иметь детей, пользуются правом вступать в брак так же, как и все другие лица. Поэтому биологический пол не может, для целей ст. 12, быть увязан со способностью к воспроизводству. Эксперт-медик удостоверил, что заявитель анатомически более не является мужчиной. После хирургической операции по изменению пола заявитель жила как женщина и социально была принята таковой. По мнению Комиссии, при данных обстоятельствах нельзя утверждать, что для целей ст. 12 заявителя по-прежнему следует рассматривать в качестве мужчины. Поэтому заявитель должна иметь право на заключение признанного законодательством Великобритании брака с мужчиной. Суд постановил, что предусмотренные национальным законодательством изъятия не должны ограничивать право на вступление в брак таким образом или в такой степени, чтобы это причиняло ущерб самой сущности указанного права. Правоспособность заявителя вступить в брак с женщиной не имеет никакого юридического препятствия по английскому праву и соответствуют концепции брака, к которой применяется право, гарантируемое ст. 12 – традиционному браку между лицами биологически противоположного пола.

Таким образом, очевидно, что позиция Комиссии и ЕСПЧ в отношении о возможности транссексуалов, операционным путем поменявших пол, вступать в брак, была весьма осторожной. Они соглашались с широкими пределами оценки, предоставленными государству, а также определением пола по биологическим (в том числе хромосомным) факторам, при этом все же подчеркивая, необходимость периодического пересмотра необходимости изменения законодательства в данной сфере.

В 2002 г. с принятием решений по делам «I. против Великобритании»¹⁰⁷ и «Кристина Гудвин против Великобритании»¹⁰⁸ практика ЕСПЧ изменилась. Суд признал нарушение ст. 12 ЕКПЧ, поскольку пределы усмотрения государства могут распространяться, по мнению ЕСПЧ, на отдельные аспекты осуществления права на вступление в брак, однако лишение транссексуалов, поменявших пол, права на вступление в брак недопустимо.

В 2006 г. в решении по делу «Пэрри против Великобритании»¹⁰⁹ ЕСПЧ отметил, что с принятия решения по делу Кристины Гудвин пол определяется не только по биологическим критериям, однако ст. 12 Конвенции по-прежнему не применяется к однополым бракам.

Понятно, что при разработке ст. 12 Конвенции исходили только из простой ситуации, когда гетеросексуальная пара желает вступить в брак и основать семью. Однако социальные изменения в Западной Европе усложнили толкование этой статьи, которая казалась столь однозначной в 1950 г. В последние же годы социальные и моральные нормы претерпели быструю и существенную трансформацию, расширилось толкование понятия «семейная жизнь», зафиксированное в ст. 8 Конвенции, и это, соответственно, повлекло и расширение понятия «брак» при толковании ст. 12.

В начале 2000-х гг. казалось, что анализ практики Европейской Комиссии и ЕСПЧ по применению ст. 12 ЕКПЧ показывает, что деятельность этих органов направлена на единообразное применение положенийстатьи государственными органами стран – участниц Конвенции, на преодоление коллизий между положениями этого международного акта и национальным правом государств, а, следовательно, косвенным образом, и на решение коллизионных проблем между внутренними законодательствами стран-участниц. Приведение всеми государствами своего внутреннего законодательства в соответствие с положениями Европейской Конвенции о правах человека привело бы к сближению правового регулирования соответствующих общественных отношений. Однако в настоящее время подобный взгляд уже кажется чересчур оптимистичным. Представляется, что Россия в отношении ст. 12 ЕКПЧ в перспективе, пусть и отдаленной, может пойти двум путями: согласиться с большинством, которое, несомненно, со временем приобретут сторонники однополых союзов, либо ввести в свое законодательство четкие, однозначно толкуемые, императивные нормы, касающиеся материальных условий вступления в брак.

Коллизионные вопросы прекращения брака регулируются ст. 159, 160 СК РФ, определяющими право, подлежащее применению к вопросам недействительности брака и его расторжения. К вопросу о расторжении брака применяется законодательство РФ, т. е. установлена односторонняя привязка. Таким образом, граждане РФ, проживающие за границей, могут обратиться в консульское учреждение РФ за рубежом с заявлением о расторжении брака, в случае, когда расторжение брака возможно в органах ЗАГС. Иностранные граждане, проживающие на территории РФ, могут обратиться в органы ЗАГС или расторгнуть брак в судебном порядке, в случаях, предусмотренных в законе.

В случае, если гражданин РФ и иностранный гражданин расторгли брак в соответствующих компетентных органах иностранного государства, то такой развод будет признан в РФ при условии соблюдения законодательства места расторжения брака в части компетенции органов, принимающих решение о расторжении брака и условий расторжения брака. Особой процедуры, связанной с таким признанием, не предусмотрено¹¹⁰. Однако следует заметить, что при применении норм иностранного права суду необходимо установить содержание норм иностранного права. Только в случае невозможности его установления можно применить российское право.

Совершенно иные правила установлены в рамках Европейского Союза. Так, Регламент Европейского Союза № 1259/2010 о расширении сотрудничества в области права, применимого к расторжению брака и установлению раздельного проживания супругов от 20 декабря 2010 г. (Рим III)¹¹¹ устанавливает, что супруги могут согласовать выбор права, применимого к разводу и установлению раздельного проживания супругов из следующего перечня: право государства, в котором они имеют обычное место жительства; право государства, в котором стороны имели последнее совместное место жительства и один их них по-прежнему проживает там же; право страны гражданства одного из супругов; право форума (страны суда). Соглашение, устанавливающее применимое право, может быть заключено и изменено в любое время, но, самое позднее, – в момент судебного разбирательства. Если право страны суда это допускает, то супруги могут выбрать применимое право в ходе судебного разбирательства (ст. 5).

В отсутствие выбора права в соответствии со ст. 5 развод и установление раздельного проживания подпадают под действие права государства, в котором супруги имеют обычное место жительства в момент судебного разбирательства; либо права государства, в котором они имели последнее место жительства, при условии, что срок совместного проживания закончился не более, чем за год до суда, и один из супругов в момент судебного разбирательства все еще проживает в этом государстве; либо права государства, гражданами которого являются оба супруга в момент судебного разбирательства; либо права страны суда (ст. 8).

В ст. 9 констатируется, что, если раздельное проживание супругов переходит в развод, то право, применимое к разводу, является правом, применяемым к раздельному проживанию супругов (если стороны не договорились об ином в соответствии со ст. 5); однако, если право, применяемое к раздельному проживанию супругов не предусматривает его перехода в развод, то применяется ст. 8 (если стороны не договорились об ином в соответствии со ст. 5).

Кодекс Бустаманте провозглашает «закон супружеского домицилия», то есть lex domicilii обоих супругов при решении вопросов развода и сепарации. Однако в то же время содержит существенную оговорку. Суть оговорки сводится к тому, что, хотя развод подчиняется lex domicilii супругов, однако, требование о расторжении брака не может быть обосновано причинами, которые возникли до приобретения этого домицилия, «если личный закон обоих супругов не признает за этими причинами тех же последствий». Значит, если основание расторжения брака (например, супружеская измена, длительное тюремное заключение, жестокое обращение и т. п.) возникло до получения домицилия в одной из договаривающихся стран, то в разводе будет отказано, если личный закон, как мужа, так и жены, не считает эти причины основанием для развода.

Кодекс Бустаманте содержит норму, предоставляющую договаривающемуся государству право не только подтвердить или признать развод, полученный за границей, но также отвергнуть развод или новый брак лиц, разведшихся за границей в случаях с последствиями и по причинам, которые не допущены личным их правом. Эта оговорка осложняет признание расторжения иностранных браков. Если согласно ст. 52 супруги получают развод по законам совместного супружеского домицилия, то его признание в какой-либо из договаривающихся стран (где супруги имеют имущественный или любой другой правовой интерес) может затрудниться или вообще не последовать, если основания, по которым расторгнут брак, не содержатся, в личном законе обоих супругов. При этом признанию не подлежит не только развод, но и вновь заключенный брак между лицами, добившимися развода за границей, если основания развода не содержатся, в их личном законе.

В целом, бракоразводные нормы Кодекса Бустаманте нельзя назвать легкими. К расторжению иностранных браков Кодекс относится сдержанно. И это естественно, ведь его нормы должны в какой-то мере должны были согласовываться с исходными положениями материального семейного права государств-участников, в основном стран с преобладанием католицизма, который в принципе отрицательно относится к разводу. Таким образом, Кодекс отразил борьбу двух начал в международном частном праве – территориального и национального – вследствие чего по ряду вопросов он имеет не совсем компромиссный характер.

Анализируя нормы о заключении и расторжении брака, необходимо отметить весьма скромное присутствие диспозитивных начал при выборе применимого права к заключению брака. Это касается вопроса выбора применимого права при определении условий вступления в брак для иностранцев, имеющих двойное гражданство. СК РФ прямо говорит о возможности выбора применимого права к условиям вступления в брак иностранного гражданина, имеющего двойное гражданство. Правда, ограничивает этот выбор лишь законодательством тех стран, гражданство которых лицо имеет.

Анализ положений ст. 156–160 СК РФ в совокупности с соответствующими нормами договоров о правовой помощи и правовых отношения по гражданским, семейным и уголовным делам и исследование вопросов их применения позволяют выявить ряд проблем.

К сожалению, никаких специальных актов и постановлений, касающихся порядка рассмотрения семейных споров с иностранным элементом с учетом положений двусторонних договоров о правовой помощи и правовых отношениях и положений СК РФ, нет ни в современном российском законодательстве, ни в судебной практике. Между тем специфика таких дел вызывает необходимость постановки вопроса о специальном урегулировании порядка их рассмотрения. Правильное применение соответствующих положений договоров всегда было актуальной проблемой для российской юридической науки и практики¹¹². Однако единственным таким специальным актом до сих пор остается Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 19.06.1959 № 2 «О вопросах, связанных с выполнением судами договоров с иностранными государствами об оказании правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам». Очевидна необходимость принятия нового подобного акта с учетом положений последнего поколения двусторонних договоров о правовой помощи и анализа практики их применения. В настоящее время практика по рассматриваемой категории дел почти отсутствует.

Большинство договоров в сфере правовой помощи заключено Советским Союзом и действует для Российской Федерации в качестве государства-правопреемника. Анализ соответствующих норм договоров последнего поколения, таких, например, как двусторонние договоры РФ о правовой помощи и правовых отношениях со странами СНГ и Балтии, также представляется актуальным, особенно в сравнении с коллизионным семейно-брачным правом других национальных правовых систем и интеграционных образований.

Если из договоров о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам первого поколения только советско-польский и советско-восточногерманский содержали статью, посвященную заключению брака, то уже во все договоры второго поколения включены коллизионные правила по данной проблеме, что свидетельствует о расширении круга унифицируемых норм. Хотя делается это различными способами, несмотря на совпадение названия соответствующих статей договоров «Заключение брака» (ст. 23 договора с Вьетнамом, ст. 25 / А – с Венгрией, ст. 22 – с Финляндией, ст. 26 – с Молдовой и др.). ст. 22 договора с Болгарией озаглавлена «Форма заключения брака».