Психология – наука будущего. Материалы VI Международной конференции молодых ученых. 19-20 ноября 2015 г., Москва

О. Ю. Бойко (Таганрог)
Общение со сверстниками дошкольников, находящихся в ситуации семейного неблагополучия

Семью можно отнести к наиболее значимым для человека ценностям. Личность ребенка формируется, прежде всего, в семье, в системе детско-родительских отношений. Детство самым непосредственным образом влияет на взрослую жизнь человека, поскольку является первой ступенькой в процессе его социализации ребенка. Родители – первые люди, которые учат ребенка общаться, взаимодействовать с окружающими. Именно в семье начинают формироваться индивидуальные качества ребенка, способности к регуляции своего поведения (Виленская, 2012), в том числе и в общении с окружающими. В настоящее время родители, часто ссылаясь на занятость, не могут в полной мере удовлетворить потребность ребенка в общении. Вследствие этого он, получая негативный опыт в общении с родителями, может переносить его и на своих сверстников. У детей-сирот либо отсутствуют возможности усвоения социального опыта родителей и прародителей, либо этот опыт носит негативный характер. Ранний опыт ребенка-сироты несет на себе отпечаток материнской депривации и формирует один из серьезнейших феноменов сиротства – утрату базового доверия к миру, – который проявляется в агрессивности, подозрительности, неспособности к автономной жизни и последующей социальной дезадаптации (Истратова, 2006). Теоретический анализ проблемы показал, что общение со сверстниками в дошкольном возрасте складывается на основе опыта, полученного ребенком в общении с взрослым, и поэтому ситуация семейного неблагополучия, где этот опыт негативный, искажает коммуникативные установки у детей в общении со сверстниками. Эмоциональная депривация в семье, как следствие эмоционального отвержения ребенка, а также другие типы депривации, переживаемые детьми в детском доме, приводят к неудовлетворенности потребности детей во внимании и доброжелательности взрослого. У таких детей отсутствует потребность в уважении, не выражено стремление к сотрудничеству и совместной деятельности с взрослым. В отношении сверстников воспитанники детского дома проявляют наименьший интерес, контакты носят однообразный характер и малую эмоциональность.

Таким образом, целью исследования стало изучение общения детей старшего дошкольного возраста друг с другом, находящихся в различных ситуациях семейного неблагополучия. В исследовании принимали участие дошкольники, воспитывающиеся в условиях семьи, – 40 чел. и их родители, а также дети, воспитывающиеся в условиях детского дома, – 27 чел. Гипотеза исследования: с усугублением ситуации семейного неблагополучия общение старших дошкольников со сверстниками будет характеризоваться меньшей способностью к сотрудничеству, большей конфликтностью, слабой сформированностью стратегии взаимодействия со сверстниками.

Диагностика эмоционального взаимодействия родителей с детьми (Захарова, 1996) в семьях позволила выделить группу с эмоционально благополучным взаимодействием (22 семьи, 55 %) и эмоционально неблагополучным (18 семей, 45 %). Эмоционально благополучные семьи можно назвать гармоничными при построении взаимодействий в семье: родители понимают, что для ребенка важна не только эмоциональная поддержка, важно не только понимать состояние ребенка, но и уметь воздействовать на его состояние.

По результатам методики «Незаконченные предложения», дети из эмоционально благополучных семей по отношению к родителям испытывают те же чувства, им нравятся совместные прогулки со своими родителями; они чувствуют семейные взаимосвязи; дети видят в своих родителях не только «взрослых», не только членов семьи, но и друзей. Чувствуя поддержку родителей, дети меньше испытывают страхи, в эмоциональном и психологическом плане дети чувствуют и понимают, что родитель всегда готов прийти на помощь. Детей из эмоционально благополучных семей можно в некоторой мере назвать эмоционально устойчивыми, так как они в ситуации конфликтов не используют слезы и позицию ухода, а стараются разрешить конфликт, предложить варианты для его решения.

В эмоционально неблагополучных семьях, как правило, главенствует негативный эмоциональный фон. Родители не только не готовы оказать ребенку всей той поддержки, которая ему необходима, но еще и не хотят принимать ребенка таким, каков он есть. Как правило, не чувствуя поддержки семьи, ребенок растет замкнутым, агрессивным и неуверенным в себе. Дети из эмоционально неблагополучных семей любят то «редкое» внимание, которое им оказывают родители, любят совместные прогулки с родителями. Результаты методики «Незаконченные предложения» показывают, что они остро нуждаются в этом. Нетрудно заметить, что дети словно предоставлены сами себе, им не хватает как телесного, так и эмоционального взаимодействия. При возникновении конфликтов такие дети занимают позицию ухода, стараясь как бы не замечать конфликт, при этом используя такую защитную реакцию, как слезы.

Диагностика общения со сверстниками дошкольников (Цукерман, 1993) показала следующее. Дети из эмоционально благополучных семей преимущественно были отнесены к такому комплексу взаимоотношений, как «равное партнерство» (50 %). Такой ребенок направлен преимущественно на совместную деятельность со сверстником, на сотрудничество с ним, при этом оба выступают как равные. По результатам методики «Незаконченные предложения», больше всего детей беспокоит то, что кого-то могут обидеть и задеть. Так как в старшем дошкольном возрасте закладываются первые ростки дружбы, то дети при возникновении конфликтов со сверстниками, как указывалось ранее, стараются всячески пресечь возникший конфликт, выяснить, что привело к его возникновению, как можно разрешить конфликт, стараясь при этом не задеть чувства своего сверстника, а после самого конфликта стремятся скорее его забыть.

В эмоционально неблагополучных семьях доминирует такой комплекс взаимоотношений, как «резкое отделение от сверстника» (50 %). Такие дети резко отделяют себя от сверстника, не подчиняются ему, действия сверстника постоянно критикуются, часто возникают споры. Дети могут наблюдать за ссорами родителей, за их спорами и, решив, что это нормально, что так и нужно поступать, переносят такого рода взаимодействие на своих сверстников. Ситуация в детском доме иная. У детей из детского дома преобладающим комплексом взаимоотношений оказался смешанный (33 %). Для таких детей характерно то, что у них не выработана определенная стратегия взаимодействия. Такой вывод можно объяснить еще и тем, что в детском доме могут постоянно меняться воспитатели, у которых, в свою очередь, может быть определенная модель поведения и взаимодействия. На второй ступени по важности стоит такой комплекс взаимоотношений, как «резкое отделение от сверстника» (22 %). Дети из детского дома постоянно находятся в окружении, у них нет возможности побыть наедине, поэтому чтобы хоть как-то разграничить свое пространство, дети начинают спорить со своими сверстниками, отстаивать свою позицию и свое пространство.

Старший дошкольник стоит на пороге школы, где умение сотрудничать, договариваться с другими детьми является необходимым критерием его готовности к школе. Диагностика этого умения по методике «Рукавички» (Цукерман, 1993) показала, что дети, отличающиеся высоким уровнем сотрудничества и отнесенные к такому комплексу взаимоотношений, как «равное партнерство» (эмоционально благополучные), направлены на совместную деятельность с партнером, на сотрудничество, при этом они стремятся договориться, как построить взаимодействие. Низкий уровень сотрудничества присущ детям из детского дома, которые были преимущественно отнесены к смешанному комплексу взаимоотношений. Такие дети в большинстве случаев теряются и не знают, как построить взаимодействие. Средним уровнем сотрудничества обладают дети из эмоционально неблагополучных семей. Таким образом, результаты исследования подтвердили нашу гипотезу: с усугублением ситуации семейного неблагополучия общение старших дошкольников со сверстниками характеризуется меньшей способностью к сотрудничеству, большей конфликтностью, слабой сформированностью конструктивных стратегий взаимодействия со сверстниками.

Литература

Виленская Г. А. Семейные стратегии поведения и становление индивидуальности ребенка // Психологические проблемы современного российского общества / Под ред. А. Л. Журавлева, Е. А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012. С. 480–508.

Захарова Е. И. Исследование особенностей эмоциональной стороны детско-родительского взаимодействия // Журнал практического психолога. 1996. № 6. C. 96–104.

Истратова О. Н. Феномен социального сиротства как психолого-педагогическая проблема // Известия Южного федерального университета. Технические науки. 2006. Т. 69. № 14. С. 206–211.

Истратова О. Н. Семейное неблагополучие как социально-психологическая проблема // Известия ЮФУ. Технические науки. 2013. № 10. C. 242–249.

Цукерман Г. А. Виды общения в обучении. Томск: Пеленг, 1993.

Н. В. Борисова (Москва)
«Духовная личность» – к истории понятия^[7]

Понятие «духовная личность», было введено в психологическую науку американским психологом У. Джемсом (W. James) (1842–1910). Он предложил одну из первых в психологии теорию личности. Самосознание человека, по мнению У. Джемса, является двойственным – познаваемым и познающим, объектом и субъектом. Познающий элемент понимается как «чистое я»; познаваемый элемент называется личностью, «эмпирическим я». «Эмпирическое я» или личность подразделяются на: физическую личность, к которой относятся собственная телесная организация, дом, семья, состояние и т. д.; социальную личность как форму признания в нас личности со стороны других людей; духовную личность как единство всех духовных свойств и состояний человека.

Высшими проявлениями духовной личности являются религиозные стремления. У. Джемс расширил понятие опыта, включив в него религиозные переживания, мистические состояния. Нормальное, «разумное» сознание представляет лишь одну из форм сознания, при этом другие, совершенно от него отличные формы, существуют рядом с ним, отделенные от него лишь тонкой перегородкой. Религиозные переживания человека, утверждал он, представляют для психологов не меньший интерес, чем всякое другое явление человеческого сознания.

Анализируя религиозные переживания людей, У. Джемс пришел к выводу, что человек, живущий религиозным чувством, резко отличается от своего прежнего «плотского я». Плоды религиозных состояний представляют то, что называют святостью. Черты святости: ощущение более широкой жизни, чем полная мелких интересов, себялюбивая жизнь земных существ; убеждение в существовании Верховной силы, достигнутое не только усилиями разума, но и путем непосредственного чувства; чувство интимной связи между Верховной силой и жизнью человека и добровольное подчинение ей; безграничный подъем и ощущение свободы, соответствующее исчезновению границ личной жизни; перемещение эмоционального центра личной жизни по направлению к чувствам, исполненным любви и гармонии.

В то же время, по мнению психолога, религиозная жизнь делает человека эксцентричным и непохожим на всех, вводит его в «остро-лихорадочное душевное состояние». Религиозные люди часто проявляют «симптомы нервной неустойчивости», «психической ненормальности», экзальтации (Джемс, 2010, с. 22–23). Часто их внутренняя жизнь раздираема противоречиями, многие подвержены меланхолии, страдают навязчивыми идеями. Такие люди легко впадают в фанатизм самоистязания, легковерие, в излишнюю щепетильность по мелочам аскетического режима.

В своем анализе описываемых переживаний У. Джемс некритичен, доверяет их носителям, принимая все переживания за «откровения свыше». Многие приводимые У. Джемсом примеры имеют характер экзальтированности, упоения собственными переживаниями, сопровождаются ощущением избранности, готовности наставлять других, что подпадает под святоотеческое понятие «прельщение». Также он не делает должных различий между мистическими состояниями, приходившими спонтанно, независимо от желаний людей, и случаями их произвольного вызывания, искусственной стимуляции, например, с помощью эфира, окиси азота, которые рассматриваются им как «могучие стимулы к пробуждению мистического сознания» (Джемс, 2010, с. 309).

Выдающийся ученый, мыслитель, философ, публицист и общественный деятель Иван Александрович Ильин (1883–1954), один из ярчайших представителей русской религиозно-философской традиции XX в., продолжил линию изучения духовной личности. Творчество философа не ограничивается примерами религиозных переживаний и анализом их влияния на личность. И. А. Ильиным проведен глубокий анализ духовного опыта человека, выделены характеристики духовной личности, раскрыты внутренние процессы и условия на пути ее формирования. Достигнутая глубина исследования проблемы позволила мыслителю назвать книгу У. Джемса «Многообразие религиозного опыта» «бездуховным коллекционированием случаев». Человек становится религиозным, утверждает И. А. Ильин, в истинном смысле лишь в меру своего одухотворения. Неодухотворенная душа может иметь только видимое подобие религиозности: она будет предаваться страху или успокоению, питать суеверия, находиться во власти мечтаний, волнений, экстазов. Но все это лишь суррогат настоящей религии.

Ориентируясь на постулаты христианской антропологии, И. А. Ильин рассматривает личность в контексте выделения духовной, душевной и телесной составляющих человека. Подчеркивается единство указанных структур, при одновременном вскрытии их взаимодействия и иерархии. Душа рассматривается как совокупность того, что происходит в сознании человека и в неосознаваемых сферах его психики на протяжении всей жизни; речь идет о потоке внутренних переживаний, состояний, чувств, ощущений и др. во всем их объеме и разнообразии. Дух же связан с теми внутренними состояниями, в которых человек живет своими главными, благородными силами и стремлениями, обращенными на познание Истины, на общение с Богом. Дух способен господствовать над душевными состояниями, утверждать свою независимость от инстинктивных влечений, повелевая им и пресекая их своеволие.

Важнейшей характеристикой духовной личности, фактором ее становления для И. А. Ильина является вера. В философско-психологическом наследии И. А. Ильина вера – базовое психологическое явление, первичная сила в человеке, влияющая на всю его жизнедеятельность, характеризующаяся любовью к определенным аспектам действительности. Человек верит в то, что воспринимает как самое существенное в своей жизни, чем он дорожит, чему служит. Единственно достойным предметом веры является Совершенство. Обращение души к Богу есть обращение ее к совершенству, и наоборот: душа, обращенная к совершенному, обращена к Божественному. Понятия «духовность» и «религиозность» в концепции И. А. Ильина имеют теснейшую связь: все, что сказано о духе и духовности, является определяющим для религиозного опыта.

Величайшей познавательной силой человеческой души и характеристикой духовной личности является любовь. Когда любовь обращается к объективно-значительному и священному жизненному содержанию, которым действительно стоит жить и за которое можно и умереть, она оказывается духовной любовью. И. А. Ильин отмечает, что человеку доступна двоякая любовь: любовь инстинкта и любовь духа. Различие их в том, что любовь инстинкта ищет того, что данному человеку субъективно нравится, с тем чтобы потом слепо идеализировать. В отличие от этого духовная любовь тяготеет к объективным характеристикам – качеству и достоинству. Она ищет подлинно хорошее, которое и вызывает у человека чувство любви.

Значимой характеристикой духовной личности является следование голосу совести. Для философа совесть – одно из самых духовно сильных, значительных и безошибочных побуждений человека. Человек живет на земле в состоянии внутреннего раскола: это расхождение между эгоистическими побуждениями и Божественным призванием. Подчеркивается, что влечение всецело отдаться Божьему Делу всегда живет в глубине человеческого сердца. И если предаться этому влечению окончательно, то жизнь будет слагаться из дел любви, радостного исполнения долга, великого служения. Но в действительности человек слышит этот голос, но не слушает его, испытывая свое повиновение совести как опасное жизненное предприятие и даже тягостное бремя жизни. Если происходит неповиновение голосу совести, то лучшая часть человеческого существа остается приверженной ему, но внутреннее раздвоение продолжается. Тогда совесть по-прежнему взывает, печалится и укоряет, поднимается недовольство, особого рода печаль. Иногда человек, вытесняя из сознания это мучительное неодобрение, пытается запереть его в глубоком подземелье своей души и завалить сам ход к нему. Но и это не обеспечивает отсутствия неизбежных укоров совести, которые будут пожизненно лишать его духовного покоя.

И. А. Ильин описывает также другие важные характеристики духовной личности и вводит соответствующие понятия: «дар очевидности», «дар свободы и сила личного самоуправления», «чувство благоговения», «чувство ответственности», «способность к бескорыстной любви и самоотверженному служению».

Наследие И. А. Ильина показывает, что духовный рост – это тяжелая работа, требующая от человека огромных усилий. Подчеркивается необходимость смирения и «трезвения» на истинном духовном пути. И в этой борьбе за самоочищение каждый должен самостоятельно искать, вопрошать, сомневаться, проверять. Тот, кто добивается религиозного опыта не на словах, не для игры в «запредельное» и «таинственное», а на деле, должен больше всего опасаться подмены его поддельным, фальшивым, извращенным.

Литература

Джемс У. Многообразие религиозного опыта. М.: КомКнига, 2010.

Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М.: АСТ, 2004.

Ильин И. А. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. М.: Даръ, 2005.

Ильин И. А. Религиозный смысл философии. М.: АСТ, 2003.

В. Р. Боярский, И. И. Знаменская (Москва)
Культурная специфика решения моральных дилемм: разработка методики^[8]

Теоретическая основа исследования. Адаптация к изменяющимся условиям социальной среды происходит благодаря усвоению субъектом правил коллективной морали, регулирующей, что такое «хорошо» и что такое «плохо» в данном сообществе. Оценить адаптированность субъекта к социокультурной среде, таким образом, можно с помощью изучения его моральных суждений и сопоставления их с принятыми в данном сообществе нормами.

Согласно системно-эволюционному подходу, поведение индивида обеспечивается одновременной актуализацией систем разной степени дифференцированности: «древних» (низкодифференцированных) и «новых» (высокодифференцированных) (Александров и др., 2011). Эмоции связываются с низкодифференцированными системами, сознание – с высокодифференцированными. «Моральное» поведение включает в себя как «эмоциональную» (спонтанные действия, выбор), так и «когнитивную» (оценки, суждения) составляющие.

Наше исследование направлено на изучение морального выбора и моральных суждений людей разных национальностей (русских и казахов), живущих на одной территории (Саратов, Россия; Алматы, Казахстан). Выбор именно этих этнических групп обусловлен уникальной ситуацией постсоветского хронотопа: все эти люди являются носителями русского языка, однако их менталитет формируется во многом под влиянием традиционной религии народа – православия либо ислама.

Теоретическая гипотеза: этнокультурные нормы, предположительно, более ранние и устоявшиеся и, соответственно, связанные с низкодифференцированными системами, будут опосредовать стратегии выбора в моральной дилемме; а социокультурные нормы, предположительно более поздно усваиваемые и, соответственно, связанные с высокодифференцированными системами, будут опосредовать моральные суждения субъекта, обосновывающие этот выбор.

Целью данной работы выступила разработка методики, позволяющей выявить низкодифференцированные (выбор) и высокодифференцированные (суждения) компоненты решения моральных дилемм людьми в связи с этнической принадлежностью героя.

Исследовательские гипотезы:

1. Люди одной национальности, живущие на разных территориях (казахи из Саратова и Алмааты против русских из Саратова и Алматы), будут придерживаться сходных стратегий выбора в моральных дилеммах.

2. Люди разных национальностей, живущие на одной территории (казахи и русские из Саратова против казахов и русских из Алматы), будут объяснять свой выбор сходными причинами.

3. Поступок героя дилеммы своей национальности будет оцениваться строже, чем героя другой национальности (см. пояснение ниже).

Гарвардские дилеммы: структура, преимущества и недостатки.

Дилеммы – традиционный метод изучения морального сознания человека. Дилемма представляет собой короткую историю, описывающую ситуацию, в которой любое принятое решение имеет не только преимущества, но и ведет к существенным потерям. В классических дилеммах Гарвардского университета, широко используемых по всему миру, в том числе в отечественной психологии (Arutyunova et al., 2013), тестируются три имплицитных принципа оценки вреда: действие оценивается строже бездействия, «контактный» вред – строже опосредованного, целенаправленное причинение вреда оценивается строже вреда – побочного эффекта. В гарвардских дилеммах описываются гипотетические (а не обыденные) ситуации, чтобы исключить выученные (автоматические) либо социально желательные ответы. Прочитав историю, респонденты оценивают моральную допустимость действий героя, приводящих одновременно к спасению пятерых людей и смерти одного человека, по 7-балльной шкале: от 1 (недопустимо) до 7 (обязательно).

При предъявлении человеку дилемм разного типа наблюдается разная активность мозга. Так, при решении дилемм «действие/бездействие», дорсолатеральная префронтальная кора (традиционно связываемая с когнициями) активируется сильнее, а орбитофронтальная кора (традиционно связываемая с эмоциями) – слабее, нежели при решении неморальных (конвенциональных) дилемм (Schaich Borg et al., 2006). Таким образом, можно предположить, что решение дилемм этого типа требует большего вовлечения высокодифференцированных систем (сознания), нежели эмоций.

Гарвардские дилеммы критикуются за то, что они решаются «в вакууме», т. е. в них нет никакой информации о героях (спасенных и неспасенных, а также о действующем лице). В реальной жизни человек принимает моральное решение и выносит моральные оценки, основываясь в том числе на том, кто именно задействован в ситуации (например, родственник или незнакомец, человек своей национальности/ расы или другой, профессор или бездомный маргинал). Для авраамических религий характерна более строгая оценка поступка человека своей конфессии, нежели «иноверца». Для проверки этого утверждения в созданной нами методике действующие лица в дилеммах носят разные имена – казахские и русские.

Еще одно ограничение методики заключается в том, что ответы респондентов представляют собой выбор одного из семи вариантов (ординальная шкала) без каких-либо нарративных пояснений своего решения. Однако за одними и теми же ответами разных людей могут скрываться разные причины, обусловленные их субъективным опытом, и для изучения морального поведения важно учитывать и то, каким образом люди объясняют допустимость того или иного поступка.

Оценка допустимости (запрещено/обязательно) может быть как моральной, так и конвенциональной (запрещено ехать на красный сигнал светофора, обязательно ехать на зеленый). Оценка ситуации в терминах «хорошо/плохо» традиционно связывается с моральным доменом социального знания. Показано, что оценка чужого поступка и решение моральной дилеммы с собственной позиции («как бы поступил я в этой ситуации») обеспечиваются разными мозговыми процессами (Tassy et al., 2013). Эгоцентрическая и оллоцентрическая позиции различаются и на поведенческом уровне: «плохие» поступки оцениваются строго даже в том случае, когда человек говорит, что сам поступил бы точно так же на месте героя (хотя это и «плохой» поступок, по его мнению).

Разработка методики «Культурная специфика решения моральных дилемм». Методика создана на основе гарвардских моральных дилемм, тестирующих принцип действия/бездействия, поскольку именно они являются наиболее «когнитивными» (и, соответственно, должны сопровождаться более развернутыми объяснениями того или иного выбора со стороны респондента). Она представляет собой онлайн-документ на основе платформы «Google Формы», состоящий из восьми страниц: вводная инструкция, 6 дилемм, анкетные данные респондента. Пилотажное исследование показало, что шесть дилемм (сценариев) является оптимальным количеством, позволяющим получить развернутые ответы и не утомить респондента. Время выполнения всей методики – 15–30 мин.

Схема одного сценария: 1) нарратив – знакомство с героем, описание истории и поступка героя; 2) просьба оценить допустимость поступка по 7-балльной шкале (от 1 – недопустимо – до 7 – обязательно); 3) просьба оценить поступок по 7-балльной шкале (от 1 – плохой – до 7 – хороший); 4) вопрос: «Как бы вы поступили на месте героя?».

Оценка эмоциональной составляющей суждений будет производиться методом, предложенным В. Н. Носуленко и Е. С. Самойленко (Носуленко, Самойленко, 2012). В связи с этим после вопроса размещается разработанная ими инструкция: «Постарайтесь объяснить как можно подробнее, почему вы ответили именно так. Вы абсолютно свободны в выборе способа объяснения. Во время объяснения вы можете возвращаться к уже написанному, изменять или дополнять высказанное вами мнение по данной ситуации. Как только вы сочтете достаточным свое объяснение, переходите на следующую страницу».

Экспериментальные сценарии:

1) Казах предпринимает действие, которое влечет за собой гибель одного человека, жизни которого ничего не угрожало, зато нейтрализует угрозу гибели других пятерых человек.

2) Русский выбирает действие, которое влечет за собой гибель одного человека, жизни которого ничего не угрожало, зато нейтрализует угрозу гибели пятерых других человек.

3) Русский выбирает бездействие, в результате чего пять человек погибают, но остается жив другой человек.

4) Казах выбирает бездействие, в результате чего пять человек погибают, но остается жив другой человек.

Контрольные сценарии:

1) Русский предпринимает действие, которое спасает одного человека.

2) Казах предпринимает действие, которое спасает одного человека.

Результаты анализа моральных суждений взрослых людей, принадлежащих к разным культурам и живущих в разных социально-экономических условиях (Россия/Казахстан, русская и казахская национальности), сделают вклад в изучение моральной составляющей адаптивного поведения человека в обществе и ее зависимости от социокультурной среды.

Литература

Александров Ю. И., Александрова Н. Л., Харламенкова Н. Е. Субъективный опыт: личностное и социокультурное // Человек. 2011. № 2. С. 104–113.

Носуленко В. Н., Самойленко Е. С. «Познание и общение»: системная исследовательская парадигма // Психологический журнал. 2012. Т. 33. № 4. С. 5–16.

Arutyunova K. R., Alexandrov Yu. I., Znakov V. V., Hauser M. D. Moral judgments in Russian culture: Universality and cultural specificity // Journal of Cognition and Culture. 2013. V. 13. № 3–4. P. 255–285.

Tassy S., Oullier O., Mancini J., Wicker B. Discrepancies between judgment and choice of action in moral dilemmas // Frontiers in psychology. 2013. V. 4. № 250. P. 1–8.

Schaich Borg J., Hynes C., Van Horn J., Grafton S., Sinnott-Armstrong W. Consequences, Action and Intention as Factors in Moral Judgments: an fMRI Investigation // Journal of Cognitive Neuroscience. 2006. V. 19. № 5. P. 803–817.