Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. Материалы XIX Международной научно-практической конференции г. Москва, 20–21 января 2022 г.

Проблемы криминализации и пенализации как методов уголовно-правовой политики в сфере дорожного движения

М. В. Баранчикова,

канд. юрид. наук, доцент

(Орловский юридический институт МВД России имени В.В. Лукьянова)

marina-baranchikova@yandex.ru

Сегодня, когда уровень автомобилизации в России превышает 400 автомобилей на 1000 жителей, а уровни социального и транспортного риска, являются одними из самых высоких в мире, особую важность приобретает использование адекватных современным условиям методов реализации уголовно-правовой политики в сфере дорожного движения.

Уголовно-правовая политика как составляющая государственной политики в сфере дорожного движения находится в сфере повышенного внимания государства. Ее реализации сопутствует разработка и реализация целого ряда программных документов, целью которых является снижение смертности в результате дорожно-транспортных происшествий. В Стратегии безопасности дорожного движения в Российской Федерации на 2018–2024 годы, ставшей составной частью государственной программы Российской Федерации «Обеспечение общественного порядка и противодействие преступности», в качестве индикатора обозначен уровень социального риска, составляющий не более 4 погибших на 100 тысяч населения к 2030 году. В числе мер по снижению смертности в результате нарушений правил дорожного движения определяющая роль, наряду с иными мерами, принадлежит уголовно-правовым средствам.

Реализация российской уголовно-правовой политики в сфере дорожного движения последних лет имела противоречивые тенденции, связанные с криминализацией новых деяний, пенализацией, а также процессами им прямо противоположными. Внесение изменений в уголовный закон часто отличалось непоследовательностью, фрагментарностью и несистемностью, точечным и оперативным, при этом не всегда криминологически обоснованным реагированием на эпизоды резонансных дорожно-транспортных преступлений.

Законодательное оформление и редактирование уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за нарушения правил дорожного движения, на фоне не всегда своевременно устранимой рассогласованности с регуляторным законодательством в сфере дорожного движения часто вызывало сложности в их применении. В стремлении к справедливости как ориентиру в установлении санкций уголовно-правовых норм законодатель был то излишне мягок, то неоправданно строг, часто алогичен и не всегда последователен.

В период с 2011 по 2021 годы наблюдалось появление ряда новых видов, а также квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков преступлений в сфере дорожного движения, происходило показательное ужесточение ответственности за наиболее опасные дорожно-транспортные преступления.

Криминализация как юридико-технический прием широко использовалась законодателем в правотворческой деятельности в сфере дорожного движения. В основном имела место криминализация на стадии действия уголовного закона, наиболее очевидно проявившаяся в связи с введением ст. 264¹ УК РФ.

По мнению А. Н. Коробеева, «криминализация управления транспортным средством в состоянии опьянения (без наступления последствий), как она описана в ст. 264¹ УК, произведена без учета именно степени общественной опасности этого деяния. Малозначительность деяния не диктовала необходимости вести с ним борьбу уголовно-правовыми средствами»³³¹. Однако данная статья активно применяется и даже видоизменяется в направлении дифференциации ее субъектов, находящихся в состоянии опьянения, на лиц, подвергнутых административному наказанию или имеющих судимость за разные виды правонарушающего или преступного управления в состоянии опьянения.

Другим шагом в направлении криминализации, стало принятие Федерального закона Российской Федерации № 65-ФЗ от 23 апреля 2019 года, которым в ст. 264 УК РФ были внесены изменения, состоящие в дополнении пунктом «б» второй, четвертой и шестой ее частей, предусматривающих квалифицирующий признак в виде сопряженности нарушений правил дорожного движения с оставлением места их совершения. Ранее появление данных частей статьи, увлечение их числа с трех до шести, было связано с ужесточением уголовной ответственности для лиц, управляющих транспортным средством в состоянии опьянения. В результате криминализации круг таких субъектов был признан повышено опасным, подлежащим более строгой ответственности. Это коснулось как случаев повторного управления автотранспортом в нетрезвом виде, превращающего их субъектов из правонарушителей в преступников, так и криминальных нарушений правил дорожного движения, приобретающих в этой связи отягчающее, имеющее квалификационное значение обстоятельство.

Установление уголовной ответственности за повторное управление транспортным средством в состоянии опьянения, а также за оставление места дорожно-транспортного преступления не является новшеством для российского законодательства. До декриминализации статьи 265 УК РФ «Оставление места ДТП», факт оставления водителем места криминальных нарушений правил дорожного движения квалифицировался по данной самостоятельной норме. В свою очередь советское законодательство содержало статью 211¹ УК РСФСР, предусматривающую наказание за повторный факт управления автомобилем в состоянии опьянения. Возвращение к криминализации ранее исключенных из уголовного закона преступлений значительно расширило сферу уголовной репрессии, породило проблему оценки перспектив их профилактического эффекта, целесобразности и эффективности действия в современных условиях.

Общеизвестно, что криминализация как метод уголовной политики должна отвечать социальным потребностям, быть связана с «возникновением новых видов общественно опасной деятельности людей либо неблагоприятной динамикой определенных видов человеческого поведения, научно-техническим прогрессом, развивающим потенциально опасные сферы науки и техники»³³². К основаниям криминализации принято относить распространенность деяния и его удельного веса в общем состоянии преступности, степень тяжести преступных последствий³³³.

Преступления в сфере дорожного движения безусловно распространены, им принадлежит относительно стабильная доля в общей структуре преступности, достигающая в последние годы 3,3%, они имеют тяжкие последствия, но официальные отчетные документы демонстрируют снижение их числа, как и количества погибших в результате их совершения. При этом ежегодно по вине водителей, находящихся в состоянии опьянения, погибает каждый пятый от общего числа погибших в авариях, а тяжесть последствий является самой высокой.

Справедливо мнение, что изменение границ криминализации ДТП в уголовном законе не оказывает прямого влияния на аварийность, а лишь изменяет границы режимов правовой охраны и статистического наблюдения³³⁴.

Включение в число отягчающих признаков статьи 264 УК РФ обстоятельства, связанного с нахождением лица, управляющего транспортным средством в состоянии опьянения, повлияло на квалификацию и наказуемость данного преступления. Оно привело к трудностям его правовой оценки, в том числе разрешимым лишь на уровне Конституционного суда Российской Федерации. Спустя пять лет после появления данного признака еще более, чем ранее было существенно ужесточено наказание на преступления с его наличием. А. И. Коробеев отмечает, что преюдиция, используемая в ст. 264¹ УК РФ, является сомнительным институтом в российском уголовном праве, а уголовный закон страдает ярко выраженной криминализационной избыточностью, что «при такой драконовской криминализации неосторожных транспортных преступлений остаются напрочь проигнорированными практически все принципы действующего уголовного права»³³⁵.

Применительно к преступлениям в сфере дорожного движения кроме криминализации, связанной с включением в Особенную часть норм, устанавливающих новые виды уголовно-правовых запретов, имели место нововведения по расширению границ предмета преступления. В результате изменения в 2016 году трактовки понятия «другие механические средства», сформулированного в примечании 1 к ст. 264 УК РФ, был расширен ее предмет за счет включения в него большой группы транспортных средств.

Перспективным направлением криминализации станет использование робототехники, которое уже формирует самостоятельный пласт общественных отношений, характеризующихся повышенной опасностью³³⁶. Определение статуса субъекта уголовной ответственности за дорожно-транспортные преступления, совершенные с использованием высокоавтоматизированных транспортных средств, приведет не только к расширению границ предмета, но круга их субъектов.

Пенализация как метод уголовно-правовой политики, будучи тесно связана с криминализацией, играет важную роль в реализации сформулированных задач и достижении ее целей³³⁷. Применительно к преступлениям в сфере дорожного движения она проявилась в ужесточении их санкций. Так, с 2019 года был установлен низший порог наказания в виде лишения свободы и повышен его верхний предел в частях 2,4,6 ст. 264 УК РФ. С 1 июля 2021 года Федеральным законом РФ № 258 усилена уголовная ответственность по ч. 2 ст. 264¹ УК РФ в отношении лиц, имеющих судимость за дорожно-транспортные преступления, совершенные в состоянии опьянения, путем повышения верхнего порога лишения свободы с двух до трех лет. При этом категория преступления сохранилась, оно по-прежнему является преступлением небольшой тяжести.

Однако применительно к преступлениям в сфере дорожного движения, повлекших гибель людей и совершенных при указанных в ч.ч. 4 и 6 ст. 264 УК РФ обстоятельствах, сложилась иная ситуация. Указанные составы с момента увеличения их наказуемости стали относится к категории тяжких преступлений. Тем самым наказание за их совершение стало не только более строгим, но и были сужены возможности освобождения по ним от уголовной ответственности и наказания.

Пенализация обусловила не только появление категории тяжких неосторожных преступлений, причем лишь в сфере безопасности и эксплуатации транспорта, но и обострила проблему несогласованности санкций за схожие по степени общественной опасности преступления. Она привела к фактическому уравниванию неосторожных дорожно-транспортных преступлений, повлекших смертельные последствия, с умышленными убийствами, нижние пороги санкций которых практически совпадают. Возникшее уравнивание разных по степени общественной опасности преступлений не только нарушает принцип справедливости, но и приводит к дисбалансу их наказуемости.

В современный период повышение карательного потенциала уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за дорожно-транспортные преступления, не отвечает относительно стабильной общественной опасности преступлений, совершаемых участниками дорожного движения. Необходимость расширения до известных пределов сферы уголовной ответственности может быть оправданна лишь в ситуации, когда появятся принципиально новые общественные отношения, нуждающиеся в уголовно-правовой защите, либо будет нарастать опасность определенного вида преступлений.

В недалеком будущем развитие высоких научных технологий в сфере повышения автономности транспортных средств неизбежно приведет к постановке под защиту уголовного закона общественных отношений в области использования беспилотного транспорта. Дорожно-транспортные преступления, совершаемые в ходе использования высокоавтоматизированных транспортных средств, потребуют новых подходов квалификации, наказуемости, появления новых преступлений или их квалифицирующих признаков.

В ходе реализации уголовно-правовой политики в сфере дорожного движения процессы криминализации и декриминализации на протяжении более десяти лет носили противоречивый и часто взаимоисключающий характер. Сопровождающие их изменения административного и иного законодательства в сфере дорожного движения, разнообразие транспортных средств и появление их новых видов, недостаточная безопасность и урегулированность мер их эксплуатации, неэффективность административных средств реагирования на правонарушения могут привести к очередной модернизации наказания для отдельных категорий участников дорожного движения или иных лиц, вовлеченных в сферу управления транспортом.

Уголовно-правовой запрет всегда должен рассматриваться в качестве крайней и временной меры нормативного регулирования общественных отношений³³⁸. Очевидно, что границы преступного в сфере дорожного движения зависят от воли законодателей, но избыточные правовые запреты или их последующая необоснованная отмена могут породить правовой нигилизм населения.

Повышение сроков наказания за дорожно-транспортные преступления безусловно выполняет важную превентивную и охранительную функцию в обеспечении безопасности дорожного движения, но лишь в отношении отдельных его участников. Постоянное совершенствование уголовного законодательства в отношении данных составов подтверждает приоритетность проблемы обеспечения безопасности дорожного движения на государственном уровне, но оно не должно быть самоцелью.

Сегодня, когда безопасность дорожного движения является важным объектом уголовно-правовой охраны, ее обеспечение как приоритетного направления уголовной политики видится в социальном и криминологическом соответствии современному уровню защищенности и развития общества.

Нарушение территориальной целостности Российской Федерации: вопросы законодательной регламентации и применения статьи 280.2 УК РФ

Т. П. Суспицына,

канд. юрид. наук, доцент

(Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА))

1954ts@mail.ru

Статья 280², предусматривающая ответственность за нарушение территориальной целостности Российской Федерации, была введена в УК 8 декабря 2020 г³³⁹. Дополнение уголовного закона этой статьей, как отмечено в Пояснительной записке к законопроекту, было вызвано поправками в Конституцию России, провозгласившей, что действия направленные на отчуждение части территории Российской Федерации, а также призывы, к ним не допускаются (ч. 2.1 ста. 67). Соответствующие дополнения были внесены в Федеральный закон от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», в котором указанная деятельность, отнесена к экстремистской (п. 1) ч. 1 ст. 1³⁴⁰. Дополнение главы 29 УК статьей 280², было поддержано Верховным Судом РФ. В диспозиции нормы содержится прямое указание на необходимость квалификации содеянного по ст. 280² УК при отсутствии в нем признаков составов преступлений, предусмотренных статьями 278, 279, 280¹ УК. Предложение Верховного Суда дополнить этот перечень статьей 323 УК (Противоправное изменение Государственной границы РФ) не было принято.

Расположение законодателем анализируемого состава преступления в главу 29 УК означает, что его видовым объектом являются основы конституционного строя; а непосредственным, соответственно – территориальная целостность России. Значимость уголовно-правовой охраны указанного объекта не вызывает сомнений. Принцип территориальной целостности гарантирует, во-первых, территориальное верховенство государства от посягательств извне; во-вторых, невозможность уступки РФ, ее органами и должностными лицами части территории ее иностранным государствам, иным организациям и лицам; в-третьих, невозможность выхода субъекта РФ из ее состава. Поэтому любые противоправные действия, направленные на отчуждение части территории РФ, а также призывы к таким действиям запрещены на уровне конституционных норм и признаются общественно опасными, требующими правового реагирования. Уголовно-правовые меры противодействия им в полной мере соответствуют нормам международного права, содержащимся, в т. ч. в Декларации о принципах международного права, принятой 24.10.1970 Генеральной Ассамблеей ООН, согласно которой каждое государство обязано воздерживаться от действий, направленных на нарушение существующих международных границ другого государства³⁴¹.

Анализ диспозиции нормы позволяет утверждать, что состав преступления, во-первых, сконструирован по типу формальных; во -вторых, его объективная сторона содержит открытый перечень действий, составляющих нарушение территориальной целостности. Одно из них прямо указано в анализируемой норме – это отчуждение части территории Российской Федерации. Для уяснения содержания этого деяния необходимо исходить из того, что территориальная целостность России складывается не просто из суммы территорий ее субъектов, а представляет собой единое государство³⁴². Ее нарушение может состоять юридически в отделении части территории России, имеющей статус субъекта РФ с целью образования отдельного государства. Фактически может иметь место отчуждение любой ее части и самоопределение проживающих на ней граждан в рамках того или иного государственно-правового устройства. Оно может осуществляться как изнутри, так и извне. Исходя из конструкции объективной стороны, преступление следует считать оконченным с момента совершения действий, направленные на отчуждение территории РФ, независимо от их «результативности», то есть наступления общественно опасных последствий.

Квалификация содеянного по ст. 280² УК с неизбежностью порождает вопрос об уголовно-правовом значении способа отчуждения. Он связан, прежде всего, с необходимостью отграничения анализируемого состава от упоминаемых в диспозиции нормы составов.

В ст. 278 УК, в частности, в качестве уголовно- наказуемых действий, наряду с захватом власти и ее удержанием в нарушение Конституции РФ, названо изменение конституционного строя, включающее, в т. ч. нарушение территориальной целостности³⁴³. В литературе высказывается иное суждение. Его авторы полагают, что оно не охватывается этим составом³⁴⁴. Это суждение, на наш взгляд, не согласуется со ст. 4 Конституции РФ, согласно которой целостность и неприкосновенность территории относятся к основам конституционного строя. Эти действия далее, как это следует из содержания нормы, должны носить насильственный характер, то есть предполагают применение или демонстрацию готовности применения силы как в отношении носителей государственной власти, так и иных лиц. Обоснованно его называют самой опасной разновидностью этого вида преступления³⁴⁵. Насилие в данном составе обозначено как обязательный признак объективной стороны (чего нет в ст. 280²). Сравнительный анализ санкций за их совершение (в ст. 278 УК она предусматривает лишение свободы на срок до 20 лет; в ст. 280² – до 10 лет лишения свободы) позволяет предположить, что нарушение территориальной целостности с применением насилия РФ охватывается составом преступления, предусмотренного ст. 278 УК, и не требует дополнительной квалификации по ст. 280² УК. Такое предположение основывается и на прямом указании законодателя при квалификации содеянного исключать признаки состава, предусмотренного ст. 278 УК.

Применение ст. 280² УК предполагает отграничение содержащегося в ней состава также от состава преступления, предусмотренного ст. 279 УК. В ней предусмотрена ответственность за организацию вооруженного мятежа; либо активное участие в нем. Указанные действия также посягают на внутреннюю безопасность РФ в части незыблемости ее конституционного строя и территориальной целостности³⁴⁶. Мятеж представляет собой спланированное вооруженное выступление (восстание), организованное в целях свержения или насильственного изменения конституционного строя РФ либо нарушения ее территориальной целостности. Нарушение территориальной целостности России законодатель называет в числе альтернативных целей виновных лиц. Его организация может выражаться в различного рода действиях по подготовке и реализации плана свержения или насильственного изменения конституционного строя РФ либо отторжения части территории страны.³⁴⁷. Для вооруженного мятежа также свойственно применение насилия как в отношении представителей власти, так и иных лиц. Оно должно, кроме того, сопровождаться применением оружия или реальной угрозой его применения. Нарушение территориальной целостности в рассматриваемом случае также охватывается составом преступления, предусмотренного ст. 279 УК, и не требует дополнительной квалификации по ст. 280² УК.

Способ совершения деяния – применение насилия, таким образом, является обязательным признаком составов преступлений, предусмотренных статьями 278 и 279 УК. В ст. 280² он не упоминается, и потому позволяет заключить, что применение насилия не может рассматриваться в качестве признака объективной стороны предусмотренного в ней состава. В связи с этим вопрос об уголовно-наказуемых способах отчуждения территории остается открытым. Ответа на него нет и в ППВС РФ от 28.06.2011 № 11 в ред. от 28.10. 2021 г. «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности»³⁴⁸.

Перечень «иных действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации», как уже отмечалось выше, является открытым. Законодатель также не раскрывает их содержание. Нет рекомендаций на этот счет и в упомянутом выше постановлении ППВС РФ. В связи с этим правоприменителю предстоит самому решать этот вопрос. Из этого перечня в силу прямого указания в законе исключены делимитация, демаркация, редемаркация Государственной границы РФ. Речь идет о действиях, совершаемых в установленном законом порядке: делимитации границ, то есть определении путем переговоров линии государственной границы с описанием ее прохождения, нанесением на карту и включением соответствующих условий в международный договор; демаркации – установлении линии государственной границы на местности с обозначением ее специальными пограничными знаками на основании международно-правовых документов о делимитации границы; редемаркации – восстановлении линии государственной границы на местности и обозначение ее пограничными знаками на основе действующих договорных документов³⁴⁹.

Вместе с тем, к «иным действиям» вполне можно отнести публичные призывы к нарушению территориальной целостности, подпадающие сегодня под признаки состава преступления, предусмотренного ст. 280¹ УК. Схожие по своему содержанию с подстрекательством, эти действия не признаются таковым, т. к. они не направлены на склонение определенных лиц к нарушению территориальной целостности России³⁵⁰; в ст. 280¹ УК речь идет о призывах, адресатом которых является неопределенный круг лиц, что не характерно для подстрекательства. Поэтому, если лицо публично призывало к нарушению территориальной целостности, а потом совершало действия, запрещенные ст. 280² УК,, содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений.

В литературе высказывается мнение, что введение в УК статьи 280¹ является непродуманным и поспешным шагом законодателя и потому подлежит исключению из УК РФ³⁵¹.

Обосновывая его, авторы наряду с другими аргументами указывают также на изложенную в официальном отзыве позицию Верховного Суда, согласно которой деяние, описываемое в проектной ст. 280¹ УК РФ охватывается ст. 280 УК, которой установлена ответственность за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности³⁵². Это мнение не лишено логики. Вместе с тем, исходя из того, что введенная в УК статья 280² устанавливает ответственность за действия, направленные на нарушение конституционного запрета, к коим можно отнести и публичные призывы к ним, представляется возможным компромиссное решение: объединить содержащиеся в указанных статьях деяния в одной статье, предусмотрев в ней ответственность за соответствующие призывы в качестве самостоятельного состава (например, в ч. 2 ст. 280²), сохранив санкцию в том виде, в котором она сегодня представлена в ч. 1 ст. 280¹.

К иным действиям, направленным на нарушение территориальной целостности, не могут быть отнесены действия, образующие состав противоправного изменения Государственной границы РФ, предусмотренный статьей ст. 323 УК. Верховный суд, как уже отмечалось, предлагал упомянуть ее в диспозиции анализируемой нормы, наряду со статьями 278, 279, 280¹. Здесь в качестве уголовно-наказуемых указываются следующие действия: изъятие, перемещение, уничтожение, пограничных знаков. Уголовной ответственности за их совершение подлежит лицо, действующее в целях противоправного изменения Государственной границы. Если они сопровождаются нарушением территориальной целостности РФ, содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений.

Обобщая вышеизложенные рассуждения, приходится констатировать, что криминализация нарушения территориальной целостности РФ путем закрепления ее результатов в ст. 280² УК не представляется безупречным. В данном виде ее применение может оказаться проблематичным ввиду отсутствия четких формулировок признаков, образующих его состав, а также критериев отграничения от смежных составов. Нельзя не согласиться с высказанным в доктрине уголовного права предложением внести в действующее законодательство понятие, «нарушение территориальной целостности и разработать его признаки³⁵³. Очевидно, определенную помощь правоприменителю в решении вышеобозначенных вопросов мог бы оказать Пленум Верховного Суда РФ, определив по ним свою позицию в упомянутом постановлении.