Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

Перестройка и карнавальная культура

Конюхов К.Р.^[43]

Аннотация. В статье исследуется роль карнавальной (смеховой) культуры в трансформации сознания советского человека в эпоху перестройки. Отмечается, что сила воздействия смеховой культуры на человека обусловлена ее тесной связью с древней традицией языческих сельскохозяйственных праздников и современной культурой потребления, которые, каждая по-своему, противостоят христианскому наследию в современном мире. Рассматриваются характерные черты карнавального смеха и их древние корни. Подчеркивается, что опасность разрушительного воздействия карнавальной культуры на сознание современного человека с течением времени только возрастает.

Ключевые слова: перестройка, карнавальная культура, смех, язычество, праздники сельскохозяйственного цикла.

Konyukhov К. R. “Perestroyka” and the “carnival culture”.

Abstract: The article examines the role of “the carnival culture” at the transformation the soviet mentality during “Perestroyka”. The shocking impact of “the carnival culture” explains the close connections with pagan agricultural holiday’s tradition and modern consumer culture, inimical to Christianity. The author studies the characteristic features of “the carnival culture” and their ancient roots. Now the menace for modem mentality increases.

Keywords: “Perestroyka”, “the carnival culture”, laugh, paganism, the agricultural holidays.

Рассматривая события 1985–1991 гг., практически все исследователи независимо от политических пристрастий сходятся в одном: произошел не только коренной социальный слом, развал государства, но и переворот в общественном сознании. Более того, без этого переворота было бы невозможно и крушение Советского Союза. Имел место массовый отказ от системы ценностей социалистического общества (коллективизм, альтруизм, патриотизм, интернационализм и т. д.) во имя какой-то другой, которая уж точно не является капиталистической. Похоже, значительная часть общества даже не осознавала издержки этого процесса. Как такое могла случиться? Какие инструменты и механизмы были задействованы для запуска эрозии этого пласта сознания?

Конечно, имелись серьезные предпосылки этих явлений, дискредитация советских ценностей началась не в 1985 г., а значительно раньше, технологии ее осуществления были весьма разнообразны. Я хочу обратиться к одной из них – карнавальной культуре. Карнавальная культура – вид массовой культуры, апеллирующая к формам традиционного карнавала и использующая в качестве воздействия на человека комические образы, призванные вызывать бурную смеховую реакцию. Если о комическом, то есть эстетической категории, у нас писали много, то проблему смеха, физиологической реакции на смешное, затрагивали вскользь. Это не удивительно: смех рассматривался как страшное оружие, способное уничтожать и правителей и святыни, чем-то сродни оружию массового поражения [3, с. 4]. Феномен «доброго смеха» исследователями, а среди них были В.Я. Пропп, А. Бергсон, Л.В. Карасев, так и не был обнаружен^[44], а А. Бергсон был вынужден сознаться: «В этом смысле смех не может быть абсолютно справедливым. Повторяю, что он тем более не должен быть проявлением доброты. Его цель – устрашать, унижая. Он не достигал бы ее, если бы природа не оставила для этого даже в лучших людях небольшого запаса злобы или по крайней мере язвительности. Быть может, нам лучше не останавливаться подробно на этом пункте. Мы не найдем в нем ничего особо лестного для нас» [2, с. 122]. Многократно разрушительнее массовый смех, смех толпы карнавала. В природе этой деструктивной силы и в технологиях ее использования отечественной науке только еще предстоит разобраться.

Написано по этому поводу совсем немного. Безусловно, наиболее яркой и фундаментальной работой по обозначенной нами теме является труд М.М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» [1]. Он отмечает два важных для нас обстоятельства. Во-первых, смех использовался Ф. Рабле для разрушения авторитета католической церкви и королевской власти (последнее – сомнительно). Во-вторых, смех является сущностью, освобождающей от страха: «Человек средневековья мог совмещать благоговейное присутствие на мессе с веселым пародированием официального культа на площади. Доверие к шутовской правде, к правде «мира наизнанку» могло совмещаться с искренней лояльностью. Веселая правда о мире, основанная на доверии к материи и материально-духовным силам человека, которую провозгласила эпоха Возрождения, в средние века утверждалась стихийно в материально-телесных и утопических образах смеховой культуры, но индивидуальное сознание отдельного человека далеко не всегда могло освободиться от серьезности страха и слабости. Даруемая смехом свобода часто была для него только праздничной роскошью» [1, с. 108]. Но человек испытывает страх не только перед «официальным культом» или властью, не меньше пугает его опасность осуждения общественным мнением или собственной совестью, которая, по сути дела, является тем же социальным укором. Карнавальный хохот рушит и эти ограничения.

Смех, как и любая другая физиологическая реакция организма, всегда снижает, низводит общественное действие на бытовой уровень, делает героев и вождей равными смеющейся толпе. Но за смеховой реакцией всегда стоит какой-то образ, имеющий социальное содержание. Поэтому хохот всегда направлен против кого-то, и адресата (противника) несложно подобрать: людей и институтов без недостатков не бывает. Осмеянный правитель утрачивает авторитет, и, если его власть держится на авторитете и доверии, он постепенно утрачивает и власть. Еще в большей степени это относится к религиозным институтам: высмеянная святость святостью уже не является. Институциональная власть менее уязвима, но общее правило верно и для нее (сам наблюдал это на Украине).

В последние годы ролью карнавальной культуры в политической борьбе практически не занимались, если не считать работ С.А. Шомовой, посвященной карнавальной природе митинга [8, с. 64–69] и А.Е. Кудиновой [5], писавшей о роли М.М. Бахтина в идеологической войне против СССР. Однако, с моей точки зрения, сюжет не потерял актуальность. И дело не только в роли карнавала в недавних украинских событиях. Важно задуматься, почему этот вид смеховой культуры так эффективен в деле подрыва моральных основ любого, не обязательно советского, общества. Советская система ценностей опиралась не только на очень молодое наследие мировой социалистической мысли. Ее корни уходили гораздо глубже в толщи христианской, а, может быть, даже дохристианской культуры. Достаточно сравнить основные положения «Кодекса строителя коммунизма» и нормы «Нового завета». Таким образом, атака осуществлялась и против относительно тонкого слоя советского мировоззрения, и против всей христианской морали. Требовался инструмент, который мог взломать этот могучий пласт.

Для выполнения этой задачи карнавальная культура была незаменима. Корни карнавала гораздо древнее христианской истории. Изначально карнавалы восходят к языческим сельскохозяйственным и иным племенным праздникам, которые берут свои начала еще во времена первобытности. В этот период человек не отделял себя от природного, животного мира, выстраивая отношения с себе подобными соответствующим образом. Нас иногда поражает жестокость и вероломство, отразившееся в народных сказках, но могло ли быть иначе в условиях повседневной борьбы за существование? Природа не знает морали или красоты, этими качествами ее наделяет человек, следовательно, важно ли какими средствами будет достигнута победа над духами стихий? Обман, коварство, беспощадность в этой войне не на жизнь, а на смерть только поощряются. И карнавальной культуре эти качества отнюдь не чужды, через ее посредство они легко проникают в современный мир.

Этому способствуют три обстоятельства. Первое. Несмотря на достаточно высокий уровень культуры, человек по-прежнему остается биологическим существом, испытывающим потребности в еде, одежде, исправлении естественных надобностей, половом удовлетворении, наконец, подверженном болезням. Наша биологическая составляющая находится с нами постоянно и напоминает о себе каждый день. Всем, и примерно одинаково, и героям, и негодяям. Второе. Пропаганда культуры потребления, про сути, направлена на то же: удовлетворение материальных вожделений за счет общественной миссии человека. Возникает парадоксальный резонанс, который создает кумулятивный эффект огромной разрушительной силы. Третье. Нелегко представить себе здорового психически человека, который согласился бы отказаться от моральных устоев, вложенных в него воспитанием. Однако благодаря смеховой «упаковке» такой отказ представляется сравнительно безобидным. Здесь и сказывается способность смеха освобождать индивида от моральных обязательств перед обществом. Таким образом, освобождается пласт первобытной культуры, имеющий толщину в десятки тысяч лет. Он легко рушит современное секуляризованное сознание, но может взломать и толщу христианской (мусульманской) традиции.

Заметим: для того, чтобы уничтожить более современный культурный пласт, необходимо создать его конфликт с более архаичным. Правильно представленная архаика всегда побеждает, если ей не оказывается сознательного противодействия. Чтобы самая дикая древность выглядела соблазнительно, существует много путей: эстетизация, романтизация и героизация, апелляция к племенной памяти и, наконец, смеховая культура. Некоторые из этих приемов успешно использует в своей пропаганде запрещенное в нашей стране ИГ. Первобытная архаика наиболее опасна и разрушительна: она неизбежно сближает человека с животным.

Для карнавального смеха характерен ряд особенностей. Карнавальный смех – всегда смех всеобщий. Подобно тому, как во время языческих праздников не могло быть людей, не участвовавших в поклонении силам природы, карнавал не терпит зрителей. Участниками действа должны быть все, карнавал не знает рампы, а если она есть, то ее значение по возможности скрадывается. Именно поэтому еще советская передача «Вокруг смеха» старалась привлечь к действию зрительный зал, в этом феномен болельщиков КВН или так раздражающего нас закадрового смеха.

Смеховой эффект карнавала всегда построен на гротесковых формах. Это уродство берет свое начало от гипертрофированных органов первобытных божеств воплощающих собой производительные силы природы. Но гротеск – отнюдь не всегда преувеличение безобразного. М.М. Бахтин, возражая Шнеегансу, замечает: «Если природа гротескной сатиры заключается в преувеличении чего-то отрицательного и недолжного, то совершенно неоткуда взяться тому радостному избытку в преувеличениях, о котором говорит сам Шнееганс. Неоткуда взяться качественному богатству и разнообразию образа, его разнородным и часто неожиданным связям с самыми, казалось бы, далекими и чужеродными явлениями… Гротескный мир, в котором преувеличивалось бы только недолжное, был бы велик количественно, но он бы стал бы при этом качественно крайне беден, скуден, лишен красок и вовсе не весел (таков отчасти унылый мир Свифта)» [1, с. 331]. С помощью гротескных образов в уродливом виде может быть представлено все, что угодно, любой процесс, любая идея, любой человек.

Следовательно, карнавальный смех отрицает не что-то конкретное, какой-то недостаток, его отрицание носит всеобщий характер. В этом нет ничего удивительного, так как в качестве альтернативы он предлагает иной, уже умерший мир, который мыслится как мир идеальный. Мир реальный при этом отвергается. Это тяготение карнавала к глобальному отрицанию проявилось в старом советском анекдоте. Еврей собирается уезжать из СССР. Его подводят к глобусу и спрашивают: «И куда Вы поедете? В Израиле арабские террористы, в США – гангстеры, в ЮАР – расисты и черный криминал, в Греции – диктатура» – «Послушайте, а у вас нет в запасе другого шарика?» [6, с. 1014] Актуально.

Еще один принцип смеховой культуры – идеализация «низа», обжорства, похоти, пьянства. Альтернативный, смеховой, образ принимает часто именно «низовой» характер. Для первобытных верований понятие «низ» не существует вообще: человек со всеми его физиологическими потребностями неотделим от природы. Он полностью зависим от нее, и не имеет на нее почти никаких инструментов воздействия, кроме магии. В этом отношении он близок к окружающей природе. Известное нам высказывание: «Ничто естественное не безобразно», – с животными нас и сближает. Это позволяет выводить в публичную сферу так называемый «туалетный юмор», которого не знал, например, советский кинематограф. Все начиналось с «Маленькой Веры», где одного из героев, советского человека, макают головой в унитаз. А закончилось мультфильмом «Путч», где в унитаз сливают уже все государство.

М.М. Бахтин по этому поводу замечал: «Так, в образе «требухи» стянуты в один неразрывный гротескный узел – жизнь, смерть, рождение, испражнения, еда; это – центр телесной топографии, где верх и низ переходят друг в друга. Поэтому в гротескном реализме этот образ был излюбленным для амбивалентного материально-телесного низа, умерщвляющего и рождающего, пожирающего и пожираемого. «Качели» гротескного реализма, игра верха с низом, в этом образе великолепно раскачиваются; верх и низ, земля и небо сливаются» [1, с. 173]. Соответственно, исчезают понятия добра и зла. Героя подменяет карнавальный трикстер, который, в отличие от литературного, не органичен рамками общественной морали. Понять, кто герой, а кто антигерой, становится постепенно просто невозможно.

Еще одна черта карнавала – склонность к немотивированному насилию. Данная традиция восходит к брачным побоищам и дракам между селами «на меже». Раньше это были вполне серьезные сражения за скудный ресурс (женщин, землю, охотничьи угодья и т. п.), впоследствии смысл был утрачен, но традиция сохранилась. Теперь она выглядела скорее веселой забавой: «Свадьбу средили хорошу. Пироги из печек летят, вино из бочек льется. Двадцать генералов на этой свадьбы с вина сгорело. Тройих сенаторов в драки убили. Все торжество было в газетах описано» [7, с. 283]. Тумаки раздаются исключительно ради тумаков, победитель, если он есть, вроде бы ничего не получает кроме глубокого морального удовлетворения. Возникает вопрос, зачем сегодня постоянно вбрасывать это в общественное сознание? Исключительно для раскачивания ситуации в стране: драка представляется явлением вполне допустимым и безнаказанным.

В заключение приведу пример непосредственного проявления архаического пережитка в политических реалиях 1991 г. В парке искусств у Дома художника в Москве представлены свергнутые памятники советской эпохи. У некоторых отбиты или повреждены носы^[45]. Это не случайно. Нос считается символом мужской силы, в европейской традиции он являлся субститутом фаллоса. Повредить нос – значит лишить мужчину его природной силы. Известны случаи, когда перед свадьбой в селе били колдуна, чтобы он не мог напакостить жениху и невесте. Если удалось пустить ему из носа кровь, свадьбу можно играть без опаски: колдун обезврежен [4, с. 203]. Отбивание носов у Сталина и Ленина – другие фигуры почти не пострадали – символический шаг в отношении бывших советских вождей. Трудно предположить, что это действие призвано было лишить их некоей мистической силы, которой они обладали и после смерти. Скорее всего, погромщики орудовали, повинуясь каким-то слабо осознанным позывам, исходящим откуда-то из глубины сознания. Но эти позывы не только возбуждали агрессию, но и придавали ей конкретную форму и направленность.

Сегодня, как показал печальный опыт Украины, роль карнавальной культуры в цветных революциях и государственных переворотах только возрастает. Однако исследование этой темы практически не ведется. Мне представляется, что не найдены даже методологические подходы к исследованию этой проблемы.

Источники и литература

1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса // Собрание сочинений. Т. 4 (2). М., 2010.

2. Бергсон А. Смех. М., 1992.

3. Борев Ю.Б. Комическое, или о том, как смех казнит несовершенство мира, очищает и обновляет человека и утверждает радость бытия. М., 1970.

4. Знатки, ведуны и чернокнижники: колдовство и бытовая магия на Русском Севере. М., 2013.

5. Кудинова А.Е. Информационно-психологическая война. М., 2013.

6. Мельниченко М. Советский анекдот (Указатель сюжетов). М., 2014.

7. Озаровская О.Э. Пятиречие. СПб., 2000.

8. Шомова С.А. Карнавальные корни митинга: генезис и современные проявления // Государственная служба. 2012. № 4.

Гибель Российской империи и СССР: анализ на основе биосоциального подхода

Сайфуллин Р.Г.^[46]

Аннотация: В статье формулируются основные положения биосоциального подхода к исследованию динамики политий в ее конфликтном аспекте. Его суть состоит в утверждении о зависимости динамики политий от динамики качества населения. Рассматривается исследующая эту зависимость концепция Л.Н. Гумилева. На основе этой концепции формулируется универсальная, инвариантная относительно этносов, типов политий и исторических эпох закономерность – числовой алгоритм этнополитогенеза. В целях верификации числового алгоритма анализируется этнополитогенез великороссов. Формулируется вывод о том, что их этнополитогенез развивался в целом в соответствии с числовым алгоритмом: распад Российской империи и СССР произошел в неустойчивые периоды. На основе алгоритма дается прогноз развития России.

Ключевые слова: числовой алгоритм этнополитогенеза, гибель Российской империи и СССР, прогноз развития России.

Saifullin R. G. The collapse of the Russian Empire and the USSR: an analysis based on a biosocial approach

Abstract: The article investigates the main provisions of the biosocial approach to the polities dynamics research in its conflict aspect. The point of this research is the confirmation of the dependence of the polities dynamics on the dynamics of population sort. The L. N. Gumilev’s concept, researching this dependence, is investigated. On the basis of this concept, it’s formulated the universal, invariant, in respect of ethnic groups, types of polities and historic eras, regularity, – the numerical algorithm of a ethnopolitogenesis. For the purposes of verification the numerical algorithm, the ethnopolitogenesis of Great Russiansis analyzed. The conclusion that it was developed as a whole in accordance with the numerical algorithm is formulated: the collapse of the Russian Empire and the USSR occurred in unstable periods. There is given the forecast of Russia’s development on the basis of this algorithm.

Keywords: the numerical algorithm of an ethnopolitogenesis, the collapse of the Russian Empire and the USSR, forecast of Russia’s development.

Введение

Причины масштабного внутриполитического кризиса, ведущего к распаду государства, многоплановы и имеют глубокие исторические, экономические и социально-политические корни. Всестороннее изучение этих причин предполагает использование разнообразных подходов, исследующих конфликтную политическую динамику. Среди них признание получил подход, связывающий эту динамику с социально-демографическими циклами. Исследователи, использующие этот подход (см., например: [16]) причины начала внутриполитического кризиса видят во влиянии демографических факторов: перепроизводстве элит и перенаселении. Увеличение численности элиты ведет к обострению борьбы за ресурсы между различными ее фракциями и гражданской войне, увеличение численности крестьян ведет к их обезземеливанию, голоду и восстаниям. При этом за рамками рассмотрения остается влияние на конфликтную политическую динамику динамики качества населения.

Однако к началу кризиса может привести качественное ухудшение, как элиты, так и крестьянства без их существенного численного увеличения. Кризис может начаться, если среди населения увеличивается и достигает некого критического уровня доля деструктивных элементов, либо прямо выступающих против существующих порядков, либо плохо исполняющих или же вовсе не исполняющих свои функциональные обязанности. Таким образом, социально-политическая динамика в ее конфликтном аспекте может синхронизироваться динамикой качественного состава населения. Вскрыть механизмы этой синхронизации и на этой основе объяснить и прогнозировать конфликтную социально-политическую динамику – такая задача ставится в рамках биосоциального подхода. Он базируется на положении, что главным субъектом макроисторического процесса, представляющего собой неразрывное единство и взаимодействие этногенеза и социо(полито)генеза (П.В. Турчин предложил назвать этот единый динамический процесс этнополитогенезом [14, с. 95]), является этнос, рассматриваемый как биосоциальный и социоприродный феномен.

Изложим основные положения использующей биосоциальный подход концепции Л. Н. Гумилева.

1. Концепция Л. Н. Гумилева и гипотеза о гетерозисном генезисе пассионарности

Среди немногих историков, исследовавших влияние качества населения на историческую динамику, можно назвать Л.Н. Гумилева. Как отмечает К.Г. Фрумкин, «к заслугам Л.Н. Гумилева относится сама постановка вопроса о качестве участвующих в исторических событиях человеческих масс, о зависимости от этого качества исхода исторических событий, а самое главное – о зависимости самого этого качества от доли того или иного человеческого типа в общей человеческой массе» [15, с. 19]. Здесь имеются в виду типы пассионариев, субпассионариев и гармоничных людей, соответственно, индивидов энергоизбыточного, энергодефицитного и энергоуравновешенного типов.

Перечислим основные признаки, характеризующие, по Л.Н. Гумилеву, эти три типа. Отличительной чертой пассионариев является «активность, проявляющаяся в стремлении индивида к цели (часто – иллюзорной) и в способности к сверхнапряжениям и жертвенности ради достижения этой цели. Гармоничники могут проявлять значительную активность, но не по собственной инициативе, а находясь под влиянием пассионариев. Субпассионарность проявляется в неспособности сдерживать инстинктивные вожделения, асоциальном поведении, паразитизме, недостаточной заботе о потомстве. Сосредоточение субпассионариев в городах приводит к громадному росту алкоголизма, ситуативной преступности, наркомании, стихийных беспорядков» [6, с. 497, 509, 520]. «Субпассионарии часто играют важную роль в судьбах этносов, совершая вместе с пассионариями завоевания и перевороты. Они способны на разбой, жертвами которого становятся гармоничные люди» [4, с. 285].

Характерная для человеческих популяций разнокачественная энергетическая структура унаследована от животных предков человека. В популяции животных «разнокачественность составляющих ее особей оказывается важнейшим условием регуляции ее численности» [2, с. 49].

Динамика качества является одним из действенных механизмов обеспечения популяционного гомеостаза путем увеличения доли энергодефицитных и энергоизбыточных особей, для которых характерна повышенная активность и смертность, при высокой плотности популяции. Описание этих механизмов, в том числе, и применительно к человеческим популяциям, дает В.Р. Дольник: «При высокой плотности популяции у животных отключаются врожденные программы не посягать на то, что принадлежит другим. Агрессивные особи начинают нарушать границы участков соседей, отнимать пищу, гнезда, норы. У человека такое поведение принимает свои формы: широко распространяются грабежи, мелкое воровство, люди перестают продуктивно трудиться, обкрадывая тех, кто сохраняет эту способность. Еще одна поразительная реакция – утрата осторожности. В период высокой плотности утки чаще начинают гибнуть от случайных причин – хищников, охотников, столкновений с проводами и т. и. У человека утрата осторожности при нарастающем неблагополучии наиболее наглядно проявляется в форме бунтов, когда люди вдруг теряют страх перед властью, полицией, толпами идут навстречу пулям и смерти. Подавляющая часть популяции резко снижает заботу о собственной гигиене и сохранении в чистоте мест обитания. Именно такие подавленные, опустившиеся животные становятся носителями и распространителями паразитов и инфекции в популяции. Они способствуют вспышке эпизоотии, а с ней и сокращению численности. У людей при скученности и недостатке пищи тоже появляется большое количество опустившихся личностей. На них плодятся вши, переносчики заразных болезней» [7, с. 311–312]. Здесь дано описание роли субпассионарного энергетического типа.

«Нашествия в места, занятые другими популяциями, называется нашествием, а в области, зачастую непригодные для жизни – инвазией. Цель нашествия и инвазии – выбросить за пределы переуплотняющейся популяции избыточное молодое поколение. Участники нашествия становятся как бы бесстрашными, не боятся погибать, особенно коллективно. У людей при сходных обстоятельствах происходят подобные же изменения: молодежь не хочет жить так, как жили родители, образует группы, которые легко превращаются в очень агрессивные орды, а те неудержимо стремятся куда-то двигаться и что-то там совершать, обычно разрушительное. Аналогия между нашествиями животных и некоторыми нашествиями орд варваров лежит на поверхности» [7, с. 313–314]. Здесь дано описание роли пассионарного энергетического типа.

По Л.Н. Гумилеву, динамика соотношения долей энергетических типов определяет этногенетическую динамику. «Видоизменение соотношений энергетических типов, как численных, так и векторных, внутри этноса определяет процесс этногенеза» [4, с. 285–286], под которым понимается «процесс прохождения этносом всех стадий своего развития (фаз этногенеза)» [6, с. 539].

Каждая фаза имеет свои отличительные признаки [6, с. 526–532] и примерные возрастные рамки [4, с. 339]. Фазы переходят одна в другую через фазовые переходы – кризисные периоды, для которых характерны внутренние конфликты, ведущие к ослаблению, а иногда и распаду созданного им государства [4, с. 385–386]. Возрастные рамки фазовых переходов Л.Н. Гумилев не указывает.

Приблизительная датировка Л.Н. Гумилевым пассионарных толчков, приведших к образованию новых этносов [4, с. 341–345], позволила ему провести эмпирическую проверку своей концепции путем анализа этногенеза части этих этносов. Однако ее результаты нельзя признать убедительными. У разных этносов существенно варьируют по своим возрастным рамкам одни и те же фазы, вообще не выделены фазовые переходы. Приходится констатировать, что Л.Н. Гумилеву не удалось доказать существование универсальной, биосоциальной в своей основе закономерности, описывающей динамику долей энергетических типов.

Неудовлетворительной следует признать и гипотезу Л.Н. Гумилева о генезисе пассионарности. Пассионарный признак, носителями которого являются пассионарии, он определяет как рецессивный генетический признак, возникающий в результате микромутации (пассионарного толчка) из-за воздействия космического излучения. Пассионарный толчок приводит к появлению в затронутых им популяциях пассионариев, которые создают новые этнические системы.

Многие исследователи не приемлют этой гипотезы. Так, П.В. Турчин пишет, что детали предлагаемого Гумилевым механизма основаны на явлениях, неизвестных или категорически противоречащих современной науке [14, с. 84]. Необходимо попытаться связать феномен пассионарности с хорошо известным биологической науке явлением.

В основе феномена пассионарности лежит, по нашему мнению, явление гетерозиса. Гетерозис характерен для первого поколения гибридов и выражается в лучшей приспособляемости, большей плодовитости и жизнеспособности гибридов в сравнении с родительскими формами. Понятие «жизнеспособность» (жизнестойкость) – способность организма выживать и давать потомство при неблагоприятных изменениях внешней среды, видимо, в наибольшей степени коррелирует с понятием пассионарность, которую можно рассматривать как своего рода социальную жизнеспособность. У человека гетерозис выражается в том, что у родителей, относящихся к разным расово-антропологическим типам, вероятность рождения более жизнеспособного (пассионарного) в сравнении с родителями ребенка существенно выше, чем у родителей, относящихся к одному типу или близким типам.

Л.Н. Гумилев один из путей образования новых этносов видит в смешении: «Часто вследствие исторических перипетий от этноса отпочковывается группа людей и меняет место жительства. Иногда эти группы гибнут, но нередко, смешавшись с аборигенами или с другими переселенцами, они образуют самостоятельный этнос» [4, с. 136]. Другие ученые-этнологи также придерживаются мнения, что новый этнос формируется в результате смешения нескольких субстратов. Так, Ю.В. Бромлей подчеркивает, «… что как раз смешанные браки являются одним из основных инструментов формирования новых этносов на основе синтеза двух или нескольких этнических общностей» [1, с. 86]. А.П. Садохин пишет, что «в процессе этногенеза, связанного с взаимодействием завоевателей и аборигенов, обычно происходит синтез субстрата (местного населения) и суперстрата (пришлого населения), в ходе которого и возникает новый этнос» [11, с. 113].

Ряд ученых видит причину высокого потенциала некоторых человеческих популяций в явлении гетерозиса. Так, философ и биолог А. А. Любищев связывает появление высокой культуры с вторжением иноплеменников и смешением с аборигенами. Массовая гибридизация способствует появлению выдающихся комбинаций (цитируется по: [3, с. 152–153]). Один из ведущих российских биополитиков А.В. Олескин упоминает об эффекте гетерозиса, возникающем при скрещивании локальных популяций, ранее длительное время находившихся в изоляции, как об одной из ведущих движущих сил происхождения человека. Он цитирует работу А.М. Хазена, который попытался объяснить, почему пролетариат в XIX в. действительно был передовым классом, через явление гетерозиса. Рабочие XIX в. были потомками жителей малых изолированных сельских общин, которые переезжали в большие города и там скрещивались между собой, рождая более одаренных (точнее будет сказать, более пассионарных. – Р. С.) детей в силу упомянутого гетерозиса [8].

Формирование новой, насыщенной пассионарностью этнической общности, способной к прорывным свершениям в различных областях, возможно, очевидно, при условии, если расово-антропологические типы смешивающихся субстратов различаются между собой. Таким образом, источником пассионарности служит расово-антропологическая гетерогенность популяций этноса. Она максимальна в начале жизни этноса (в этот период число рождающихся пассионариев максимально), минимальна – в конце жизни (в этот период число рождающихся пассионариев минимально).