Клуб алкогольных напитков

Глава 19

Злость постепенно отступила. Разум хладнокровно вернулся в голову Суррогата. Вокруг был вселенский разгром, но об этом позже. Мужчине надо было найти телефон и позвонить.

– Этанол, я знаю, кто стоит за нашими проблемами. Живо ко мне!

Буквально через полчаса (к этому времени Суррогат уже почти прибрался, хотя оставалась поломанная мебель) главный и единственный помощник главы синдиката ввалился в помещение.

– Здесь взорвалась бомба? – неуместно прокомментировал он, зная заранее, что не стоило этого говорить. Слова сами собой вырвались наружу.

В иной ситуации босс скорее всего влепил бы ему пулю в плечо (он часто стрелял в болезненные, но не столь жизненно важные части тела), но сегодня что-то явно в нем изменилось. Мужчина пропустил между ушей высказывание своего помощника и просто развалившись на своем кресле закрыл глаза.

– Мой отец, – через некоторое время произнес он, – меня подставил мой собственный отец, – при этом голос Суррогата был ровный и спокойный. Будто он сам пытался смириться с этой мыслью.

– Самогон? – подсаживаясь на кресло напротив и ставя портфель рядом глупо переспросил Этанол.

Суррогат открыл глаза и посмотрел прямо в лицо собеседника.

– Найти мне его адрес. Мне необходимо с ним увидеться.

– Найти-то я его найду. Но не целесообразнее ли ему подпортить жизнь и более классически разрулить ситуацию? Я имею ввиду «столкнуть его на дно», – как советник при царях, обратился Этанол к боссу.

– Неплохая мысль, дружище. Но вот только это они от меня и ждут. Я готов биться об заклад, что Самогон не ждет меня. Я застану его врасплох.

– И что дальше? – поинтересовался Этанол. – Мне нужно знать о последствиях и скорректировать курс дальнейших действий.

Мужчина сконцентрировался на своих руках. Можно было подумать, что мысли его витают вокруг удушения своего врага, но нет. Просто ему надо было собраться.

За что он уважал Этанола – это за перспективность. Он всегда шел вперед и думал о последствиях. Мало того, что весь бизнес поднялся экономически, так он был всем для Суррогата.

Часто его пугала мысль, что Этанол его предаст: ведь у того было все чтобы свергнуть своего начальника, но он не хотел быть такой же сомнительной личностью как Иосиф Сталин, что репрессировал всех в ком сомневался и в итоге минимум два года пытался в военное время урегулировать штат профессионалов.

Благодаря природному таланту вести бизнес, Суррогат всячески поддерживал интерес Этанола: давал ему отдых, заказывал первоклассных девчонок. Его подчиненный ни в чем не нуждался. И Суррогат верил, что преданность к нему как к справедливому и хорошему боссу будет всегда их связующей нитью.

– Я не убью его, – ответил он в итоге.

– Уже неплохо, – усмехнулся Этанол.

– Я просто хочу знать, до чего мой батя еще скатится.

Этанол не совсем понял, о чем говорит его босс, но решил промолчать, ибо история с Саке ему была неведома.

– Сколько времени тебе понадобиться найти его? – продолжил Суррогат.

– Думаю, пару часов будет достаточно, – прикинул помощник.

– Хорошо. Свободен.

Этанолу не нужно было говорить дважды, но он все же должен был спросить:

– Что будем делать с исчезнувшим товаром? Не буду тебе напоминать, что его ждут в Америке через неделю.

– Я что-нибудь придумаю. Не переживай. Надо будет только найти человека, что доставит его на самолете через океан.

– Поищу, – и подчиненный встал, чтобы уйти, но вспомнил, – у нас небольшие проблемы с твоим коллегой, кстати.

– Которым именно? – особо не вникая, спросил Суррогат.

– Сидром.

– Это после того инцидента на моей родине? – предположил мужчина.

– Можно сказать и так… – начал говорить Этанол, опустив голову будто в знак извинения, но его перебил босс.

– Не сейчас. Делай с этим типом все что мы делали с остальными в таком случае. Меня сейчас волнует другая война, – и красавчик вновь провалился в свои мысли, которые не давали ему покоя.

Этанола же ждала нелегкая работа по поиску отца босса. И он практически был уверен, что тот скрывается от своего сына. Видимо, семейные дела пошли кубарем вниз. Яблочный напыщенный болван мог и впрямь подождать, по крайней мере в ближайшие часы.

Когда через несколько часов в дверь непримечательной квартирки на окраине города позвонили, Самогон догадался, кого он увидит за дверью (ибо никому в голову не пришло бы навестить его в этом логове).

Обстановка в помещении была немного скудной. Как консерватор в душе, мужчина любил прошлое и все его величие. Скажем так: Самогон обожествлял яркие моменты своей родины, благополучно закрывая глаза на минусы. Так над камином разместился бюст Ленина, а на стене можно было увидеть всю династию Романовых. Флаг СССР не единожды можно было приметить тут и там, как и вождя нации – Сталина (фото, карикатуры), что смотрел на вас, с кустистыми усами и двухзначным взглядом (никто и никогда, мне кажется, не мог предугадать, что за мысли витают в этой голове: то ли очередные репрессии, то ли похвала).

Но это не самые страшные «моменты» помещения. Более пугала репродукция картины В. М. Васнецова «Иван Васильевич Грозный» во весь рост. Мало того, что она занимала половину стены, так еще и эти глаза, поза… Гроза тех времен – об этом можно понять потому, что государь сжимает в руках свой жезл. Это не посох, не опора. В руках Ивана Грозного его оружие. Этот жезл проткнул ногу слуги князя Курбского, заклятого царева врага. Гулял этот жезл и по спинам боярским. Мы можем предположить, что данная картина вдохновляла Самогона, давала ему бесстрашие, но гостей (хоть их практически не бывало) вгоняло в странные чувства. Ведь они в большинстве своем и понятия не имели, что именно Иван Грозный в свое время открыл первый кабак на Руси, куда пускали только царских опричников. За ратные заслуги им полагалась бесплатная порция самогона, которую черпали личным царским ковшом из дубовой бочки. Так началась история столь крепкого и терпкого алкоголя как Самогон.

Из мебели здесь можно было увидеть лишь шкаф с огромным количеством всевозможных запыленных книг), кровать и кресло со столом. И напоминали они, естественно, о былом Советском Союзе, как о последнем приюте порядка и совершенного строя (как считал сам Самогон, хотя как автор сей книги, не совсем с ним солидарен).

– Ничего не меняется, – окинув комнату еще с дверного проема, обратился Суррогат к отцу вместо того, чтобы поздороваться.

– Мне уютно в такой атмосфере, – сухо ответил ему Самогон.

– Ждал меня? – помолчав (а точнее будет: поняв, что спорить со стариком бесполезно) усмехнулся сын.

– Можно сказать, что да, – и отошел в сторону, чтоб пропустить молодого человека в квартиру.

Суррогат огляделся снова, видимо хотел найти что-то примечательное вокруг.

– Писториуса²⁹ только не видно. Припрятал? – то ли усмехнулся он, то ли просто прокомментировал, на что старик просто хныкнул, решив проигнорировать.

Молодой человек не стал садиться в одно единственное разваливающееся древнее кресло, а кровать не привлекала своей запыленностью, поэтому предпочел продолжать постоять.

Тишина затягивалась. Два мира: Самогон – будто погрязший в прошлом, и лощённый его сын Суррогат смотрелись как минимум несуразно в данной комнате (хотя что я говорю! Первый как раз-таки вписывался в этот музей), но их объединяли некие черты лица: густые волосы, широкие брови, изгиб носа и красивые губы. Можно сказать, что Суррогат ухоженная и улучшенная версия старика, что в свою очередь доказывает, что и Самогон в молодости был тот еще очаровательный сердцеед.

– Итак, коль уж ты меня ждал, значит ты знаешь по какому я здесь вопросу, – Суррогат ни на секунду не отпускал взгляда от отцовского лица.

– Где товар, Суррогат? – спросил старик.

– Где Саке? – вопросом на вопрос ответил мужчина.

– Скажу, когда отдашь товар, мальчик, – Самогон говорил требовательно, но из-за возраста, отсутствия некоторых зубов получалось не так серьезно, как он рассчитывал, а мягко по-отцовски.

– Неужели ты думал, что я притащу товар с собой, – усмехнулся сын.

– А ты рассчитывал, что я держу девчонку здесь? – скопировал бородач интонацию Суррогата.

– Чего ты добиваешься, отец? – будто цедил сквозь зубы молодой человек.

Самогон задумался, потер подбородок, обошел своего мальчика и сел на кровать. Он хотел было опустить голову на ладони, но не стал показывать своего отчаяния. Вместо этого он сурово посмотрел на свое чадо.

– Остановить тебя, сын. Ты слишком далеко заходишь!

– Да, брось. Я занимаюсь этим всю свою сознательную жизнь. И ты, бывало, даже потакал мне.

– Но у всего есть предел! – закричал Самогон.

– И ты серьезно хочешь сейчас начать меня воспитывать? – удивился Суррогат. – Поспешу тебя разочаровать, ты опоздал.

– Остановиться никогда не поздно. И начать свою жизнь с нуля тоже, – пытался на громких тонах, образумить несносного сына бородач.

– Это мой мир и мне нравится наслаждаться им с моей высоты, не сдавался мужчина.

– Поубавь спеси, Суррогат! Ты – не пуп Земли!

– Зато я смотрю, ты им себя мнишь, раз не чурался прибегнуть и к шантажу через Саке, – тем самым свернув разговор вновь к своей возлюбленной.

– С ней все будет в порядке. Отпустить я ее не могу, пока не буду уверен, что ты отступишь.

– Не лезь в мои дела, отец! – казалось мужчина говорил, не открывая рта, лишь изредка двигая губами.

– А ты не позорь меня! – выкрикнул Самогон, резко вставая с постели.

Комната была, итак, небольших размеров, но учитывая ее захламленность, сейчас расстояние между сыном и отцом сократилось в считанные секунды.

– Не лезь в мои дела, – повторил грозно сын, на что в ответ воздух разразил удар пощечины.

«Да пошел ты!» – заорал про себя Суррогат, потирая ладонью лицо и злобно смотря на Самогона. И вышел из этой чертовой дыры, резко захлопнув дверь. Он знал свою натуру и кое-как сдерживался. Привыкший никогда не давать себя в обиду, ему стоило огромных сил не ударить в ответ отца. Но до этого он никогда не опустится. Отец – его семья. И пусть он был несносным старикашкой, что в последнее время вставлял палки в колеса его бизнесу, это все не стоило того, чтобы поднимать руку на родную кровь.

Едва сын скрылся за открытой дверью, Самогон плюхнулся на кровать вновь, при этом уже подняв вихрь пыли. Он был разбит, опустошен. Вместо того, чтобы поговорить с сыном и отговорить его от этой сделки, он применил силу, бессмысленную при этом, лишь всеразрушающую. Ему было стыдно за свое деяние.

И вот теперь старик опустил уже голову в ладони и когда захотел заплакать, выбрал иной путь выхода чувств: он начал молиться. Просить прощение у Господа Бога, просить сил побороть дурные намерения сына, указать светлый путь, да и прочее, все то, во что верят религиозные умы. И естественно в ответ услышал лишь тишину. Ведь ни один Бог не ответит на ваши молитвы, мне жаль, но такова реальность Вселенной.

Хотя со мною не согласится молодой парнишка на Импале 1967 года выпуска (машина, которую он приобрел после просмотра сериала «Сверхъестественное»), что ехал на всех порах вглубь Италии в сопровождении темпераментной блондинки. Вот он верил в Богов, да не просто в пророков Иисуса или Мухаммеда, что несли слово божие, а богам природным, языческим. Ерш был убежден, что сможет доказать это и Мартини. Магия существует, просто мало кому она дана – считал парнишка.

Часто находясь в обществе столь же юных подрастающих поколений и употребляя незаконные вещества, Ерш ловил эту волну матери природы, впитывал ее силу и будто насыщался чем-то уникальным, никому не ведомым энергетическим полем. Вскоре он поддался в йогу, приобрел такихз же сомнительных и помешанных друзей и познакомился с Хандией, ну это уже совсем иная история.

Сейчас, пересекая границу северной Италии, в частности область Фриули-Венеция-Джулия, Ерш надеялся доехать к утру до леса Умбры, что находится в Монте-Сант-Анджело на восточном побережье Италии, и до которого по навигатору надо было ехать не менее 8 часов. Об этом чудесном лесе ходило много слухов и именно о нем как-то упомянул его знакомый под кайфом, говоря о чудном божестве. Ерш вцепился тогда всецело в эту дичь и долго обдумывал съездить и увидеть все собственными глазами, и вот, наконец-то, и подвернулся случай!

Дорога предстояла долгая, насыщенная городами и многими достопримечательностями, но юноша знал две вещи: за всю свою жизнь Мартини как минимум миллион и один раз была в стране в форме сапога и второе: никакие архитектурные шедевры ее сейчас не привлекут, когда весь ее мир крутится вокруг свержения Суррогата. В связи с чем, на каждой их остановке он лишь заправлялся кофе и адреналином в жестяной банке, пытался шутить и тем самым рассмешить эту холодную женщину, одновременно понимая, что постепенно привязывается к ней с каждым словом. Хотел ли Ерш этого он сам не знал. Но предположим хотел – ведь он еще молод и это тот самый переломный момент в жизни, когда ты думаешь, что все пути пред тобой открыты, стоит лишь потянуться руками, да и просто пожелать. Где-то в глубине души, он грезил о прекрасной жене и любовнице, о доме и одновременно клубной жизни, мечтал о детях, но при этом не теряя былой свободы. Парень хотел всего и вся. Ах, эта молодость!

Глава 20

В тишине дома разрывался телефон с последующей записью на автоответчик, но хозяев не было дома.

Едва Чача, нагруженная продуктами, завалилась в свою зону комфорта, услышала писк аппарата.

– Боги, 9 пропущенных. Кто бы это мог быть?

Паника мгновенно сковала ее, ведь такие назойливые звонки могут быть только из-за чего срочного и слишком важного. Как не странно голосовых было лишь два. Она их включила.

«Привет! Вы позвонили Сидру и Чаче, если мы не берем трубку, значит нас нет дома» – и смех счастливой Чачи (запись была сделана в их медовый месяц, как раз перед их поездкой в Мадрид). «Оставьте свое сообщение, и мы перезвоним вам… (и голос Сидра) когда-нибудь может быть» и вновь смех.

Чача обожала слушать эту часть записи. На ней они такие беззаботные, влюбленные и как никогда счастливые. Не то, что сейчас их отношения как-то порушились, но бытовуха все же сбила эту спесь звонкого смеха и атмосферу того времени. Видимо, зрелость несет свои плоды.

Далее последовал незнакомый мужской голос:

«Сидр, возьми уже эту чертову трубку!»

Второе сообщение начиналось, как мы уже поняли, прекрасно, а далее этот же голос:

«Послушай, у нас был уговор! Не смей избегать меня, чертов ты сукин сын! Перезвони!»

Мурашки пробежали по рукам Чачи. Она тяжело сглотнула слюну и плюхнулась в свое любимое мягкое кресло. Женщина не узнала голоса, но ничего хорошего он не сулил, это было ясно как божий день. У Сидра однозначно были проблемы, о которых он ее не известил.

Что хуже: неведение (сокрытие информации) или ложь? Думаю, для Чачи всегда было второе. Ведь первое можно еще оправдать под глупым «забыл сообщить, прости», а второе граничило с подлостью.

Женщину накрыла злость и отчаяние. Казалось, стены дома затряслись или просто закружилась голова. Тот человек, которому она доверяла больше всего соврал ей, ведь она часто задавала вопрос: как ты? Все в порядке? «Предупрежден – вооружен» – этот девиз был основным по жизни Чачи, пережившей многие страшные времена: и вторжения Тамерлана в Грузию³⁰, и Оманское вторжение³¹, Сочинский конфликт³², а также Гражданскую войну³³, не говоря уже о других всевозможных политических проблемах. Вы согласитесь со мной, думаю, если я скажу, что чаще всего в такие ситуации спасает информативность. Узнал заранее – благоразумно принял взвешенное решение и сделал все, чтобы выжить. Чаче не нравилось спонтанность. Она терялась в такие моменты, адреналин в крови от стресса мутил рассудок, оставляя все пути решения проблемы лишь инстинктам. Не стоит забывать, что грузины – горячий народ, а Чача была с хорошим градусом³⁴, и взрывоопасной. Как и сейчас глаза ее блестели, тело ее перешло в разряд «бей или беги».

Женщина с трясущимися руками набрала номер своего возлюбленного. Он был в спортзале, и не сразу взял трубку и вскоре перезвонил сам.

– Да, дорогая? – ласково обратился он к ней, впрочем, как всегда.

– Ты ничего не хочешь мне сообщить? – строго спросила она.

Молчание в трубке говорило само за себя: Сидр перебирал варианты ответов.

– Что-то случилось?

– Нам названивает какой-то мужчина и автоответчик «передал», чтоб ты ему перезвонил, так как у вас уговор.

Опять молчание, которое еще больше нервировало Чачу.

– Я приеду домой и все тебе объясню, – выдохнул Сидр в трубку с толикой сожаления.

– А пока будешь ехать придумаешь миллион оправданий, не так ли? – гнула свое женщина.

– Чача, я тебе все расскажу, верь мне.

– Прости, но мне это тяжело дается, – и с этими словами она бросила трубку.

Сидр мало, что понимал в женщинах, но знал одно: когда женщина в гневе, ей надо дать время остыть, прежде чем выяснять все дела. На горячую голову и говорится больше, да и толку меньше.

Через час, когда он вошел в дом, Чача все так же сидела в своем кресле. Она была зла, это неоспоримо, но все же не тряслась со стенаниями.

Сидр, который предпочел бы сейчас холодный душ этому предстоящему разговору, тихо сел напротив нее и обратился:

– Чача?

Она подняла на него красные глаза полные слез.

При других обстоятельствах, он бы обнял ее, стал жилеткой. Но в данном случае, понимал, что она меньше всего этого бы захотела. Сейчас она смотрела на него как на врага.

– Это был Этанол, – начал мужчина, – это он звонил.

Чача молча ждала продолжения.

– В начале 20 века, не помню уж прости точных дат, да они и не к чему сейчас, мы тогда с тобой еще не сошлись, у меня возникли проблемы с бизнесом. Мой напиток заменил в какой-то мере Пиво. Короче, я начал сдавать свои позиции и мои финансы пели романсы. Тогда я случайно познакомился с Суррогатом, – глаза Чачи более округлились, – и он предложил мне сделку. Он помог тогда подтянуть продажи за счет своих «средств». Да, это все было плохой затеей, я знал, но я не мог кануть в лета, понимаешь, – Сидр будто пытался найти поддержку в своей любимой, от чего взял ее холодную руку, но в лице женщина не изменилась. И Сидр продолжил. – Потом я встретил тебя. И все стало так хорошо. Я можно было сказать и забыл обо всем этом. Пока на днях не возникли проблемы в России. Этанол что-то сделал не так, и там начали умирать люди. Все СМИ кричали «Сидр пить нельзя!», «Запретить продажу Сидра!» и все в этом духе.

Мужчина замолчал.

У них не было дома телевизора. Точнее он был, но сломался полгода назад, а на починку отдать все никак не доходили руки. А в один момент Чача расслабилась и перестала листать новостные ленты, доверившись тому, что Сидр предупредил бы ее если что.

– Прости меня, – это второе правило, что за всю жизнь выучил мужчина: надо чаще просить прощения у женщин, ибо язык не отвалится это произнести, а женское сердце смягчится. Не важно за что ты извиняешься, виноват ли ты, просто скажите: «Извини», и увидите результат – конфликт сам себя исчерпает. Как и сейчас Чача, наконец-то, подала голос:

– Что хочет от тебя Суррогат сейчас?

Сидр опустил голову и произнес в пол:

– Я отказался после этого случая работать с ним, но по контракту я не имею права разрывать договор. Только он может это сделать, – и почесав бороду и свои шикарные усы, продолжил, – он требует продолжить поставку сидра для дальнейшей его перегонки.

Чача хотела сейчас сделать многое: и обнять любимого, и поддержать, но почему-то не могла совладать ни с телом, ни с языком. Чувство предательства и обиды не отпускали ее, даже после его слов «прости».

– И что ты решил? – лишь холодно спросила она.

Сидр вновь почесал свою шевелюру, что говорило, что он зажат в тупик.

– Я должен поехать домой, во Францию, и подумать, – сказал он и встал.

– Хорошо, – кивнула Чача, понимая, что и впрямь хочет побыть одна некоторое время.

Как и в любой семье у них возникали конфликты, и чаще всего они выбирали пусть слегка отпустить друг друга, чтобы потом как бы начать все с чистого листа.

Буквально через два часа, Сидр уехал в аэропорт, и женщина осталась одна.

Каждому человеку необходимо время: кому-то что-то успеть по работе, кому-то поспать, кому-то поесть, но всем нам нужно одиночество в той или иной дозе. Сейчас Чача, услышав, как закрыла входная дверь дала волю слезам и нытью. Как показывает практика это продлиться до завтрашнего дня. Потом она обычно берет себя в руки и начинает убирать дом, готовить и искать любое занятие, чтобы отвлечься. И лишь когда все эти этапы будут пройдены, а чувства поутихнут, она начнет на свежую голову решать проблему, в данном случае читать всю информацию, которую лишила себя за последние полгода, совершив непростительную ошибку – не вооружившись. Но мы к этому еще вернемся, дамы и господа, а сейчас давайте немного вспомним о иных участниках сей истории.

Отвлечемся же от суши, и перенесемся на корабль, что лихо боролся с волнами и на всех парах несся на берега Центральной Америки.

Стояла темная ночь, но благодаря хорошему освещению на палубах продолжалась бурная жизнь. Не считая рабочих, что выполняли свою тяжелые задания, в баре (что находился в самой столовой) горячо велась беседа между тремя леди и одним мужчиной.

– Слушай, я знаю этого козла, и он далеко не джентльмен, – наезжала на Виски в доску пьяная Ром, которую от того, чтобы вырубиться отделяло лишь несколько секундное молчание. Видимо, поэтому она не закрывала рот.

– Да ты что? – рассмеялся ей в лицо мужчина. – Я и не говорил, что он джентльмен, я говорил, что он настоящий мужик!

– Вот уж в кои-то веки я соглашусь с Ром, – вмешалась Красное Вино, мысленно вспоминая не дружеский прием Суррогата, и одновременно (пока никто не замечал) держала под руку за столом свою сестру. Забегая вперед, могу сказать лишь то, что последняя и впрямь намеревалась сбежать.

– И чем этот говнюк заслужил твое уважение, а? – продолжала свой пьяный наезд Ром.

– Тем, что он, мать твою, ничего не боится и всеми способами идет к цели, – и Виски как крутой ковбой, развалился на стуле.

– Пф, – фыркнула капитан корабля. – Видала я таких на дне морском.

– Это не отменяет того, что он та еще скотина, – вновь вставила свое слово Красное Вино.

– А ты почем знаешь? – усмехнулся мужчина, намереваясь хоть что-то узнать об этой коварной особы.

– Я женщина, а у каждый женщины должна быть загадка, – парировали ему в ответ, машинально потерев шею, которую плотно прикрывал шелковый шарф.

– Так поделись с другой женщиной, пополни мой список загадочности, – расхохоталась Ром.

– Как только поделишься своим, – ответила ей Красное Вино, которое, скажу я вам, очень хорошо делала вид, что пьяна.

Ром пьяно заглянула глаза старшей из сестричек.

– Времена были отчаянные, знаешь ли, – мистически сказала капитан корабля.

– И ты помогла ему, не так ли, – пыталась предугадать ответ Красное Вино.

Обстановка слегка напряглась. Весь сейчас в данную минуту стоял вопрос чести капитана судна. Но то ли фраза «пьяному и море по колено», то ли «была не была» взыграло в голове Ром, а то и природная вальяжность, так как она решила ответить.

– Да, можно сказать и так.

Но увидев, как блеснули глаза Вина, женщина все же решила попридержать коней.

– Но! – и выдержала паузу, – но сделка не состоялась, – отчасти отмахнулась капитан.

– Как это? – спросил Виски, по пьяни упустив из виду то, что намеревался капнуть под Красное Вино.

– Его товар сперли, – и Ром как сумасшедшая постучала по столу и засмеялась.

– Его украли? Серьезно? – эта новость заинтересовала даже притихшую Белое Вино.

– Да, дорогуша, прямо у нас из-под носа, – допив остатки алкоголя развалилась Ром на своем стуле, как прежде это сделал Виски.

– И Суррогат не обрушил на тебя свой гнев? – Красное Вино, как мы помним, знала характер главы синдиката.

– Видимо предпочёл перенести его на виновника, кем я не являюсь, – надменно и одновременно нагло заявила Ром.

– Хм, – лишь ответила старшая из сестер, чутка даже разочаровавшись.

Виски, допив свой последний бокал и дойдя до кондиции «на сегодня хватит», кое-как решил отправиться к себе в покои. Он понял, что дальнейшие разговоры утомят его уже в хлам, а попытки что-то разузнать о Красном Вине можно оставить и на время их долгого путешествия до Америки – чай, не сбежит.

Наскоро махнув женщинам рукой и лишь улыбнувшись одной из них (то есть Белому Вину, которой немного симпатизировал), мужчина побрел до своей каюты. Коньяк к этому времени спал сном младенца и вероятно даже под пушечный выстрел не проснулся бы, ибо тоже неплохо приложился к алкоголю перед сном, так как его укачивало и мутило, а мгновенная отключка могли помочь бедолаге.

Спотыкнувшись, и чуть не выронив свою ковбойскую шляпу, на входе, Виски громко выругался:

– Вот собачье дерьмо! – и добрел до самой что ни на есть убогой койки.

Но тут его переклинило диким желанием закурить сигару. Блажь, которой он придавался в такие густо пьяные моменты. Самое сложное сейчас ее было достать из чемодана, но ради пикантного сладковатого вкуса сигар Падрон 1964 Сериесаннивесари Торпедо с оттенками пряностей и кофе можно было бы и в ад заглянуть на время.

В каюте было темно, поэтому пришлось зажечь свет, отчего Коньяк выругался во сне, вспомнив чью-то мать и повернулся на другой бок.

Делиться Виски не очень любил, поэтому друга в клуб приглашать не стал. И вуаля пальцы нащупали ящик с сигарами. Вытащив их, мужчина весьма удивился, ибо это не был та «шкатулка», хоть и весьма похожа на ощупь пьяного человека.

Только вот коробка с сигарами не была закрыта каким-то кодовым замком будто самого Да Винчи.

– Что за черт? – спросил самого себя удивленный Виски.

Естественно, он понимал, что открыть в сию же минуту он этот ящик не сможет, хотя вообще поддается сомнению, что даже на трезвую голову у него это получится, поэтому мужчина просто потряс коробку, чтобы понять «суть» содержимого. Никакого шума не последовало. Это означало, что ящик либо полон до каждого внутреннего миллиметра, либо оно так закреплено, ну и на самый край – там лежит перо или бумага, короче, что-то невесомое и не издающее звук.

– Проклятье, – немного разочарованный пробубнил Виски, хотя потом улыбнулся. Его посетила идея, что там банкноты и учитывая, что это мини сейф, то возможно еще и в крупных размерах.

Голова работала медленно, но все же верно, поэтому вскоре к нему пришел на ум вопрос:

– Что эта вещь делает у меня в багаже?

Логично, что ее подсунули, но вот кто и когда. Коньяк сказал бы ему об этом, да и не помнит он, чтобы у того было что-то подобное, а путешествуют эти двое уже порядком давно. Значит, кто-то вне зашел в их каюту и оставил, но с каким умыслом? Чтобы подставить? Эта идея была правдоподобная, ибо врагов Виски нахватался за свою жизнь как зерен ячменя в солоде³⁵.

Не найдя более лучшего способа сейчас для успокоения разбушевавшейся души, мужчина наконец-то вытащил свой портсигар и растворился в густом белом дыме. Голова «хмелела», всевозможные мысли отпустили и вскоре, едва половина сигары была выкурена и потушена, Виски, не привыкший к правильной гигиене (двухразовой чистке зубов или переодеванию в пижаму), заснул так быстро, будто в него выстрелили из Кольта Модели 1873 года³⁶, лучшему оружию, что производилось в те времена да и по сей день (по мнению самого Виски).