Теперь уже Феликс не совсем понимал, что происходит, но кивнул. Ему стало интересно, кому будет звонить старик. Клавиши на телефоне залипали, и Василию Геннадьевичу приходилось сильно давить на них, но он делал это уверенно, будто от этого зависел вопрос всей его жизни.
– Варя, Варенька, – протянул весело Василий Геннадьевич.
– Папа! Я даже не поняла, где звонит, так давно телефон не звонил, не представляешь. А ты откуда звонишь, что случилось? – голос дочери стал тревожным.
– Я получил работу.
– Ты о чем? Какую работу? Пап, ты где?
– Ничего не случилось, говорю же: меня снова берут на работу. В Комитет. Ну, дома объясню. Давай. Люблю тебя.
Это «люблю тебя» Василий Геннадьевич, обращаясь к дочери, быть может, произнес впервые в жизни. Только сейчас, положив трубку, он подумал над этим и усмехнулся.
– Так что, все, значит, вы решились? – по-доброму спросил Феликс Анатольевич, приготавливаясь пожать руку.
– Решился, – ответил Василий Геннадьевич.
Затем он повернулся, поправил костюм и вышел в окно.
Тело Василия Геннадьевича лежало бы на асфальте до следующего утра, пока дворник не уберет его. Но Василий Геннадьевич был хитер: Комитет – чуть ли не единственное здание в городе, лежать под окнами которого было непозволительно. Поэтому дворнику со сломанной лопатой, который оказался неподалеку, пришлось в тот день отработать сверхурочно, как всегда, без оплаты.
– Ууу, вот так вас и спасай от хулиганов, вот и вся благодарность – сказал уборщик, принимаясь за работу.