Джеффри очнулся от сна, от еды отказался, выпив лишь кружку воды, и попросил Эллен вновь дать ему макового настоя. Она встревожилась.
– Так сильно болит, Джеффри?
– Просто сделай это и избавь меня от допроса, – ответил он так, что Эллен ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Ее посетила мысль, что таким образом он уходит в забытье, чтобы не видеть ее, избежать разговоров с ней, и на душе у нее стало совсем тяжело. Когда в середине дня возле дома неожиданно объявились вчерашние гости, Эллен даже обрадовалась. Их лошади были нагружены тяжелыми седельными сумками, а один из лесничих правил подводой с дровами. Люди как люди, подумала Эллен, украдкой разглядывая гостей. Не знала бы, кто они, никогда не признала бы в них ратников Гисборна. Учтивые, не слишком улыбчивые, но никакой особой опасностью от них не веяло.
– Привезли вам немного припасов и дрова – от вашей поленницы скоро ничего не останется. Где Джеффри, хозяйка?
– Спит, – ответила Эллен, – ему стало хуже.
Лесничие обменялись быстрыми взглядами.
– Почему? Вчера он выглядел вполне бодрым и ничуть не больным.
– Рана открылась.
Помедлив, один из них спросил:
– Нам можно зайти внутрь и взглянуть на него?
Эллен посторонилась, отступив от двери, и, когда лесничие вошли в дом, зашла следом за ними. Они стояли у изголовья кровати и внимательно рассматривали Джеффри.
– Где же рана, хозяйка? Все шрамы на его лице в точности такие же, какими были вчера.
В голосе прозвучало недоверие, переходившее в подозрение. Эллен молча приподняла покрывало, и лесничие, увидев на боку Джеффри повязку с засохшими пятнами крови, поморщились.
– А я-то думал, только его лицу досталось! И ведь ни словом не обмолвился! Даже не охнул, когда мы сжимали его в объятиях, – сказал один.
– Кто охнул бы? Джеффри? – хмыкнул другой, всем видом выражая уверенность в том, что если кто-то и показал бы, что испытывает боль, то не командир дружины Гая Гисборна.
Двое лесничих, не говоря ни слова, вышли из дома, принесли седельные сумки, выгрузили содержимое на стол и снова скрылись за дверью. Третий достал кожаный кошелек и, с сомнением посмотрев на Эллен, все же отдал его ей.
– Здесь серебро для него на первое время. Оно и к лучшему, что он нас сейчас не слышит, а то отказался бы. Припрячь, хозяйка. Отдашь, когда сама подберешь подходящий момент, – так, чтобы он непременно взял. Разгрузили подводу?
Последний вопрос относился к товарищам, появившимся на пороге.
– Да, разгрузили.
– Тогда поехали.
– Подождите! – торопливо сказала Эллен и, когда все трое посмотрели на нее одинаковыми вопросительными взглядами, предложила: – Может быть, хотите выпить эля, прежде чем уедете?
– А ты готова угостить нас? – с усмешкой спросил один из них. – Вчера ты была не слишком приветливой.
– Да, я хочу вас угостить. Только подождите снаружи. Я вынесу кувшин с элем и кружки.
– Почему не здесь, в доме?
– Чтобы не потревожить его, – объяснила Эллен, указав на спящего Джеффри.
Они переглянулись, словно взглядами о чем-то договаривались, и вышли за порог. Нацедив полный кувшин эля, она прихватила четыре кружки и поспешила следом.
Они ждали ее, расположившись кто где: один стоял, прислонившись к стене, двое сидели на охапках валежника, собранного накануне Эллен и Джеффри. При ее появлении тот, что стоял, молча снял плащ и постелил поверх валежника. Поставив кувшин и кружки на землю, Эллен устроилась на расстеленном для нее плаще. Владелец плаща сел рядом с товарищами напротив, и вот теперь ей стало и вправду не по себе под прицелом трех пар холодных немигающих глаз. Она постаралась не подать виду, что оробела, и разлила эль по кружкам.
– Перестань дрожать, хозяйка, – вдруг сказал тот, кто одолжил ей плащ. – Как тебя зовут?
– Эллен.
– Я Томас, – ответил он и поочередно указал на остальных: – Никлас, Мэтью. Чего ты хочешь от нас в обмен на свою любезность?
Эллен вскинула на него глаза, и Томас, пригубив эль, усмехнулся:
– Вчера у тебя было такое лицо, что я не удивился бы, накинься ты на нас с кулаками. А сегодня угощаешь элем, хотя в твоих глазах я так и вижу собственное отражение в ратном облачении с гербом сэра Гая. Боишься, но скрываешь страх. Значит, тебе что-то от нас нужно.
Эллен почувствовала себя так, словно ее, как котенка, взяли за шкирку и, удерживая в вытянутой руке, самым внимательным образом рассмотрели со всех сторон. Она действительно поймала себя на мысли, что видит их в эту минуту так, как сказал Томас: ратниками Гисборна.
Прямой вопрос требовал такой же прямоты в ответ, и Эллен, обхватив кружку ладонями, откровенно призналась:
– Я прошу вас рассказать, как вы охраняли во Фледстане леди Марианну от ратников Роджера Лончема.
Лица всех троих тут же изменились, посуровели, в глазах появилась настороженность.
– Почему тебя это интересует и откуда ты вообще знаешь о том деле? – спросил Мэтью.
– Джеффри вчера обмолвился.
– Ну, так и расспросила бы его.
– Он не успел рассказать, – слукавила Эллен. – Открылась рана, хлынула кровь, и он повалился на пол. Стало не до разговоров.
Томас пристально посмотрел на нее и усмехнулся:
– Значит, обмолвился, но не успел рассказать? Не хитри с нами, Эллен! Мы знаем нашего командира куда дольше, чем ты. Он ничего бы не стал рассказывать о том дне во Фледстане.
– Видать, вы сильно повздорили из-за нашей нечаянной встречи, – подал голос Никлас, – и ты сумела так его уязвить, что он вспылил и сказал то, о чем мы все предпочитаем молчать, даже между собой. Думаю, и рана у него открылась не просто так. Что ты ему сказала?
– Что ратники Гая Гисборна ничем не отличаются от ратников Роджера Лончема, – через силу ответила Эллен.
Они переглянулись, и Томас понимающе кивнул:
– Тогда неудивительно, что Джеффри вышел из себя. – Посмотрев на нее долгим сожалеющим взглядом, он тяжело усмехнулся: – Любезная Эллен, ты думаешь, только покойный граф Хантингтон запрещал своим людям насилие над женщинами и пресекал его, кем бы оно ни творилось? Нет, красавица, у нас были точно такие же порядки, и наводил их не сэр Гай, упокой Господь его грешную душу. Он, я думаю, посмотрел бы сквозь пальцы на подобные вещи, а вот Джеффри нет. Не страх перед сэром Гаем, в чем все были уверены, а именно Джеффри держал дружину вот в таком кулаке.
Томас крепко сжал пальцы и показал кулак Эллен как наглядное подтверждение собственных слов.
– Так и есть, – согласился с ним Никлас, – сэр Гай не был олицетворением милосердия, но и не обращал на нас внимания. Только умалишенный рискнул бы по собственной воле попасться ему на глаза. Да, мы все опасались нрава сэра Гая, но навлечь на себя гнев Джеффри, поверь, было куда опасней и чревато последствиями. Джеффри может показаться легким человеком, но это обманчивое впечатление. Твердости духа ему не занимать, а в ратном умении он превосходил не то что каждого из нас, но и самого сэра Гая.
– Чем же был чреват его гнев? – спросила Эллен, поразившись тому, что услышала.
Она не верила, что Джеффри отличается большей жестокостью, чем покойный сэр Гай, не хотела верить. Но что иное могло быть причиной того, что ратники Гисборна считали крутой нрав господина не настолько опасным, как немилость командира – в сущности, такого же ратника, как они? Эллен задала вопрос и боялась получить ответ, который опровергнет ее мнение о Джеффри.
– Быть изгнанным из замка сэра Гая, например. У Джеффри доставало полномочий, ему не требовалось испрашивать позволения сэра Гая на подобные действия, – сказал Мэтью. – Но это, считай, тебе повезло. Худшим наказанием было, когда Джеффри просто делал шаг в сторону. В этом случае ты оказывался лицом к лицу с сэром Гаем – и один на один, лишенный защиты командира. Вот тут, любезная Эллен, оставалось только молиться, чтобы сэр Гай находился в ровном расположении духа. Тогда можно было надеяться остаться в живых и опять-таки быть всего лишь изгнанным прочь. Если же он пребывал в ярости или просто в дурном настроении, то решал твою судьбу без всякого снисхождения, и ждать от него пощады не приходилось.
– И как часто Джеффри так поступал? – поинтересовалась Эллен.
– На моей памяти дважды, – задумавшись, нахмурился Никлас. – Уроки были слишком наглядны и запоминались надолго, чтобы кто-то пожелал повторения, да еще на себе. Хотя нет, запамятовал! Нашлись два глупца из новичков – поддались азарту или желанию угодить сэру Гаю. Оба из-за своей оплошности не задержались и до утра. Легко отделались – остались живыми, пусть и превратились в нищих изгоев. Вот так-то, Эллен. Но разгневать Джеффри опасались не только мы, но и сэр Гай. Он безмерно дорожил его преданностью, боялся ее потерять, поэтому многое из того, что нам приписывала молва, мы никогда не делали, и только потому, что сэр Гай понимал, с чем Джеффри смирится, а против чего открыто взбунтуется. Поняла?
– Нет, – призналась Эллен.
Смысл сказанного и вправду остался ей непонятен. Никлас тяжело вздохнул и терпеливым тоном, словно объясняя очевидные вещи, сказал:
– Мы охраняли замок сэра Гая и его самого. Если дела, которые он вершил от имени шерифа Ноттингемшира, требовали поддержки силой, сэр Гай пользовался ратниками шерифа, а не собственными. Когда он сам стал шерифом, мы были заняты тем, что натаскивали ноттингемских ратников в воинском деле, и охрана сэра Гая осталась нашей обязанностью. Когда Брайан де Бэллон принял на себя командование войском, посланным королем Иоанном, сэр Гай не пустил нас в Шервуд вместе с королевскими ратниками. Да мы туда и не рвались, понимая, что план Бэллона закончится полным провалом, как оно и вышло. Но и в открытом сражении с вольными стрелками на берегу Трента, где погиб сэр Гай, мы тоже не принимали участия. Он приказал всем нам остаться на другом берегу для охраны сэра Брайана. На самом деле сэр Гай прекрасно отдавал себе отчет в том, что королевские ратники не выстоят против вольного Шервуда, и решил не проливать нашу кровь понапрасну.
– Тебя послушать, так вы были сущими агнцами! – вспылила Эллен. – Все знали, что те же ноттингемские ратники боялись вас как огня!
– Правильно боялись, – хмыкнул Мэтью, – если они где-то переходили нам дорогу, разговор с ними был простой и очень короткий.
– Хорошо, а как вы объясните, что в засаду, подстроенную леди Марианне в соборе Святого Георгия, ваш господин взял именно вас, а не ратников шерифа? – не пожелала сдаваться Эллен.
Бывшие ратники Гисборна долго молчали. По их помрачневшим лицам Эллен поняла, что напоминание о той засаде было для них крайне неприятным. Чувствуя себя одержавшей победу, но ничуть не радуясь ей, она усмехнулась:
– Нечего возразить?
– А что тут возразишь? – гулко вздохнул Томас. – Что было, то было. Сэр Гай держал свой замысел в тайне от шерифа, потому и взял с собой нас, а не ратников сэра Рейнолда. Единственное, что могу привести в нашу защиту: мы почти до конца не знали, что ему понадобилось в соборе Святого Георгия.
– Неправда! – ответила Эллен. – Джеффри знал всю суть той низкой затеи.
– Он-то знал, но молчал, приказав лишь соблюдать тишину и ничем не выдать себя. Когда возле собора появилась леди Марианна, мы все обомлели, а Джеффри стал белее снега и выбранился сквозь зубы такими словами, которых мы прежде от него и не слышали.
– Могли бы дать ей уйти, – тихо сказала Эллен.
– Мы-то могли, да она сама не захотела, бросилась на выручку Виллу Скарлету, – сердито ответил Мэтью. – А тут и сэр Гай подоспел. Да что говорить! Поганый день получился – как в грязи вывалялись, от которой ввек не отмыться. А когда мы узнали, что ее еще и пытали!.. Сэр Гай понимал ведь, что она выстоит, просто крови ее хотел. Вот это было как раз то самое дело, после которого Джеффри не задержался бы на службе у сэра Гая ни дня, да и не он один. Сэра Гая тогда поразила стрела у ворот города, и только то, что он оказался при смерти, Джеффри и удержало, а вместе с ним и всех нас. Скажу тебе честно, Эллен, если бы люди графа Роберта не расправились с этим подлецом Хьюбертом, мы бы сами его прикончили. Он это чувствовал, потому и забился в покои сэра Гая, пока тот был без сознания и не мог его выгнать.
– А Руффорд? – возразила Эллен. – Там ведь тоже были вы, а не ратники шерифа.
Этот довод не произвел на бывших ратников Гисборна впечатления, которого она ожидала. Томас с недоумением пожал плечами:
– А что Руффорд? От него до замка сэра Гая ближе, чем до Ноттингема, потому он и послал за нами.
– И вы бы сожгли все селение, как сэр Гай грозил графу Роберту, отдай он вам такой приказ?
– Приказы он отдавал не нам, а Джеффри, – ответил вместо Томаса Никлас. – Если бы наш командир подтвердил приказ сэра Гая, то да, мы бы исполнили его в точности, как исполняли все, что слышали из уст Джеффри.
Заметив откровенное непонимание в глазах Эллен, Никлас пояснил:
– Сэр Гай был нашим господином, но командовал нами не он, а Джеффри. Ясно теперь?
– Нет. Граф Роберт был и господином, и командиром…
– Так это граф Роберт! – усмехнулся Томас. – Он водил своих людей в битву, сам сражался, а сэр Гай так не поступал никогда, перепоручив это Джеффри. Потому тот и был нашим командиром, и, говоря о Руффорде, если бы Джеффри не подчинился приказу сэра Гая, мы бы и с места не сдвинулись.
– А что, такое бывало, чтобы Джеффри не подчинялся его приказам? – с иронией спросила Эллен.
Ехидство, прозвучавшее в ее голосе, тоже не оказало на собеседников Эллен никакого воздействия. Они все втроем посмотрели на нее совершенно серьезными глазами, и Томас сказал:
– Бывало, и не однажды. И сэру Гаю приходилось уступать. Джеффри лишь проявлял деликатность и разубеждал его, заботясь, чтобы другие не слышали. Внешне он был неизменно почтителен к сэру Гаю. Посмотришь на них и подумаешь, что для Джеффри ничего нет более святого, чем воля господина. Но это не так! Он позволял себе вступать в спор с сэром Гаем, не страшась его гнева. Я как-то спросил его, в чем кроется секрет его бесстрашия. Он ответил, что ничем не рискует, кроме собственной головы, а потерять голову не так страшно, как поступиться душой. Это я тебе к тому говорю, чтобы ты понимала, с кем имеешь дело.
– Очень хочу понять! – усмехнулась Эллен. – И все же так и не услышала: подтвердил бы он приказ сэра Гая сжечь Руффорд или нет?
– Ох, какая же ты дотошная! – тяжело вздохнул Томас и рассмеялся. – Да ясно же было как день, что граф Роберт не станет ждать, чтобы убедиться, выполнит ли сэр Гай свою угрозу. Мы все понимали: он выйдет из своего укрытия и сдастся, что он и сделал.
– Да! – протянул Мэтью с нескрываемым восхищением и задумчиво прищурил глаза, словно вернулся в тот давний день. – И он вышел. Как сейчас его вижу! Вот кто был вождем от природы! Один взгляд на него – и сразу становилось понятно, почему все в Шервуде были преданы ему до последнего вздоха. Рядом с ним сэр Гай превращался в собственную тень. Так оно и было в тот вечер.
– Что не помешало вам избить его, а вашему доблестному командиру подтвердить этот приказ сэра Гая, раз уж, как вы говорите, никто из его дружины пальцем бы не пошевелил без указания Джеффри, – зло бросила Эллен.
Никлас усмехнулся.
– Как раз те два ратника, о которых я вначале позабыл, поплатились за то, что посмели без слова или знака Джеффри присоединиться к тем, кто бил графа Роберта. Сильно подозреваю, что Джеффри наказал их, но проявил снисходительность, потому что они были новенькими и не успели усвоить негласные правила, по которым жила вся дружина.
Эллен негодующе всплеснула руками:
– Да какое мне дело, что сталось с этими ратниками и почему с ними так обошлись? У меня другое в голове не укладывается!
– Что именно? – поинтересовался Мэтью.
– Ваши слова и поступки! Вчера вы сокрушались, что граф Роберт отказался принять над вами командование при штурме Ноттингема, а сами все годы только и были заняты тем, как бы взять его в плен и убить.
Они переглянулись и рассмеялись.
– А у тебя острый слух, госпожа Эллен! Вроде бы ты не почтила нас своим обществом, но разговор наш услышала.
– И все же?
Томас отбросил ладонью волосы, упавшие на лоб, и ответил Эллен усталым взглядом:
– Граф Роберт был воином, мужчиной, наконец. Мы с ним воевали, пусть тебе это и не по нраву. Замечу, что не так уж мало наших товарищей погибло от его знаменитого Элбиона! Мы сражались на равных. Но леди Марианна – другое дело. Да, она владела оружием не хуже иного мужчины, но все равно оставалась женщиной. Когда сэр Гай добивался ее руки, мы очень надеялись, что она рано или поздно примет его предложение. Чувства к ней настолько преобразили сэра Гая, что мы надивиться на него не могли. Даже вдали от нее он пытался совладать с собственным нравом.
– Получалось? – осведомилась Эллен, презрительно скривив губы.
– Не всегда, – спокойно ответил Никлас, – но до встречи с ней он и этого не делал, жил, вполне довольный собой. Одно ее имя приводило его в умиротворение, в каком бы бешенстве он ни пребывал мгновением раньше. Если бы леди Марианна стала его супругой и нашей госпожой, может быть, он изменился бы к лучшему, но все вышло иначе, не так, как хотел сэр Гай и надеялись мы. А что до графа Роберта, то, примени мы в Руффорде полную силу, он не поднялся бы на ноги, едва лишь Джеффри подал нам знак прекратить.
– Поднялся бы! – с полной уверенностью заявила Эллен. – Он ни перед кем не падал ниц, тем более перед вашим господином.
– На том и закончим, – неожиданно миролюбиво предложил Мэтью, – а то этот спор может нас далеко завести. Мы с тобой засиделись, да и эль давно выпили.
– Подождите! – воскликнула Эллен. – Вы так и не рассказали мне про Фледстан!
Собиравшиеся подняться с валежника Томас, Никлас и Мэтью неподвижно замерли. Эллен заметила, как они обменялись быстрыми взглядами и на их лицах появилось одинаково замкнутое выражение. Томас покачал головой, отвечая за себя и своих товарищей.
– Почему? – спросила Эллен, не понимая причину такой непреклонности.
– Расспроси Джеффри, когда очнется. Если он сочтет нужным посвятить тебя в те события, то расскажет. А мы не будем с тобой говорить об этом. Не потому, что ты нам пришлась не по нраву. То, чему мы были свидетелями в тот день, должно храниться в молчании ради светлой памяти леди Марианны, – сурово сказал Томас, перекрестившись при упоминании ее имени, и Никлас с Мэтью последовали его примеру.
Глядя на их лица, озаренные благоговением, сродни тому, которое охватило Джеффри, когда ему привиделась Марианна, Эллен осенила догадка. Она поняла причину их столь упорного нежелания говорить о том страшном дне, и негромко сказала:
– Забрав ее из Фледстана, граф Роберт привез леди Марианну именно в этот дом. Я помогала ему выхаживать ее. Она была очень плоха. Два дня ее сжигала горячка, а потом она пришла в себя, но окаменела душой и сердцем. Ему пришлось приложить много сил, чтобы она ожила. Он ни слова не сказал о том, что с ней случилось, но по ее состоянию нельзя было не догадаться, что над ней учинили. А когда он вернулся во Фледстан и уничтожил всех ратников, оставленных Лончемом, не разбираясь, кто был повинен, а кто нет, я поняла: это они обошлись с ней с такой звериной жестокостью.
После ее слов наступила мертвая тишина. Только шелест листвы да фырканье лошадей.
– Ладно, – вздохнул Томас, – раз уж тебе известно об этом, мы расскажем то, о чем ты допытываешься. Только, будь добра, принеси еще эля.
Когда она исполнила его просьбу, Томас сделал большой глоток, и, устремив взгляд мимо Эллен, заговорил ровным глухим голосом:
– Утром в Ноттингеме нас подняли по тревоге, сказав, что сэр Гай срочно покидает город. Он гнал коня во весь опор, и мы едва поспевали за ним. Через несколько миль мы наткнулись на трупы, лежавшие на дороге и вдоль обочин. Одно из этих тел принадлежало ее отцу – сэру Гилберту. Его мы забрали, двое из нас остались позаботиться о телах остальных. Мы же отправились во Фледстан и прибыли туда около полудня. Повсюду – в караулах на стенах, у ворот, во дворе – мы увидели ратников Роджера Лончема. Те, что открыли ворота, сообщили сэру Гаю, что замок занят их господином. Сэр Гай, едва спешившись, приказал проводить его к Лончему, а Джеффри велел следовать за ним. Четверо из нас понесли тело сэра Гилберта в часовню, остальные ждали возвращения сэра Гая во дворе. Многие ратники Лончема были в изрядном подпитии, и от них, чересчур разговорчивых, мы и узнали, что случилось. Сказать, что мы пришли в ужас, значило бы ничего не сказать. Каждый из нас относился к леди Марианне с уважением и должной почтительностью. Прикоснуться к ней мы посчитали бы святотатством. А они… Когда мы услышали во всех мерзких подробностях, как они обходились с ней… С продажными девками не позволяют такого непотребства!
Сэр Гай и Джеффри очень скоро вернулись и направились прямиком в караульную. Первый туда зашел Джеффри, сэр Гай остался снаружи, пока дверь перед ним не открылась, – тогда и он вошел внутрь. Он пробыл там не дольше четверти часа, а когда вышел, на его лицо было страшно смотреть. Не глядя ни на кого из нас, он ушел. Джеффри покинул караульную минутой позже. Постояв в дверях, он окинул взглядом ратников Лончема и подозвал нас, спросил, знаем ли мы, что случилось. Он приказал шестерым занять караульную, прочим оставаться снаружи и быть начеку. Нашей задачей было не впускать в караульную ратников Лончема, даже если они станут туда ломиться. Если потребуется – пустить в ход оружие. Какое-то время, сказал Джеффри, они вас не будут тревожить. Роджер Лончем проявил щедрость, сказал он, предложив сэру Гаю и нам воспользоваться подарком, который он сделал своим ратникам, и этот подарок – леди Марианна. Ратники Лончема подумают, что вы заняты тем же, чем они занимались всю ночь напролет. Но когда им вздумается, что вы слишком долго находитесь в караульной и пришел их черед, стойте насмерть, но не подпускайте их к ней. Иначе она не выживет. Мы сделали так, как приказал наш командир, но прежде чем вошли в караульную, он перенес леди Марианну в помещение, где хранилось оружие. Меня он отправил найти любую служанку, и я отыскал какую-то девчонку, забившуюся в кладовую. Пока я вел ее через двор к караульной под сальные шутки ратников Лончема, она умирала со страху. Я сказал, что ей нечего бояться, никто до нее и пальцем не дотронется, от нее нужна помощь ее госпоже. Но, кажется, она не разобрала ни слова из того, что я говорил, – так ее колотило от ужаса.
– Мы заняли караульную и оставались в ней до позднего вечера, сменяя друг друга, – продолжил Мэтью, когда Томас стал жадными глотками пить эль, чтобы смочить пересохшее горло. – Все вышло так, как сказал Джеффри. Они стали собираться возле караульной, когда начало смеркаться, требовать, чтобы их впустили внутрь, говорили, что за столько часов мы должны были насладиться ею досыта и пора уступить ее им. Дело почти дошло до резни, но тут появился Джеффри. Он прошел в оружейную и через минуту вынес оттуда на руках леди Марианну, завернутую в его сюрко. Только тогда мы ее и увидели, но признали с трудом. Она лежала на руках Джеффри ровно неживая. В лице ни кровинки, в уголках рта запеклась кровь. Эти скоты взнуздали ее веревкой, чтобы она не кусалась. Запястья стерты до крови – тоже веревками, ноги босые и все в крови. От ее чудных волос остались короткие неровные пряди. Джеффри приказал нам достать из ножен мечи и сомкнуться вокруг него, пока он идет с леди Марианной через двор. Предосторожность была не напрасной! Ратники Лончема чуть ли не выли от злости, пытались сломать наш строй и вырвать леди Марианну у Джеффри. Самых ретивых мы уложили замертво, остальные потом нажаловались Лончему, и он высказал неудовольствие сэру Гаю. Чем Джеффри отговорился и как оправдался, мы до сих пор не знаем. Мы-то думали, что охранять леди Марианну приказал сэр Гай, и только озадачились тем, почему он сам не забрал ее из караульной. А оказалось, что Джеффри отдал нам приказ по собственному разумению. Но и знай мы об этом раньше, были бы с ним заодно. По ее виду было понятно, что, останься она без нашей защиты, то не дожила бы и до заката. Он унес ее, и больше мы ее не видели. Вновь увидели только зимой, у собора Святого Георгия. Вот и вся история, Эллен.
Эллен с трудом перевела дыхание. Слушая Томаса и Мэтью, она воочию представляла то, о чем они рассказывали: пьяных ратников Лончема, обомлевшую от страха служанку, непроницаемые лица ратников Гисборна, Джеффри, который бережно нес Марианну, руки, тянувшиеся к ней, оскаленные рты, из которых вылетали крики с требованием вернуть подарок их лорда. Ее сердце сжималось от боли за Марианну, будто с того страшного дня не прошло больше десятка лет, словно он был только вчера. Значит, позаботиться о Марианне было собственным решением Джеффри, а не волей Гисборна. Эллен вновь почувствовала себя виноватой, очень виноватой перед Джеффри, вспоминая выражение его лица, когда она бросала ему обвинения. Не в силах вынести острую боль в груди, она низко склонила голову.
Прикосновение твердой мозолистой ладони заставило ее очнуться.
– Нам пора, Эллен, – сказал Томас.
Он, как и двое его товарищей, был уже на ногах и держал коня в поводу, готовый сесть в седло.
– Береги нашего командира – он стоит твоих забот. Мы все уважали его и продолжаем уважать. Он был всегда справедлив – даже в мелочах.
– Это правда, – подтвердил Мэтью. – Взять тот же случай с бедняжкой Кристианой. Джеффри мог приказать любому из нас, и никто не посмел бы его ослушаться, но не стал же приказывать.
– Кто такая эта Кристиана? – спросила Эллен, вспомнив, что слышала от Джеффри это имя.
Бывшие ратники Гисборна переглянулись, и Томас ответил:
– Сама его спросишь. Захочет – расскажет, нет – его право. Передай ему, что мы приезжали и проведаем его снова. Кто-то из нас будет каждый день проезжать мимо твоего дома, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Тебя мы тревожить не будем, а когда увидим Джеффри и поймем, что он выздоровел, тогда и вовсе докучать перестанем, если только он сам не призовет нас.
С этим напутствием они уехали. Эллен вернулась в дом. Спрятав в сундук кошелек с серебром и убрав припасы, оставленные лесничими, она осторожно присела на кровать рядом с Джеффри. Эллен думала, что он крепко спит, одурманенный маковым настоем, но Джеффри открыл глаза и молча посмотрел на нее.
– Пожалуйста, прости меня за вчерашнее, – тихо сказала она. – Если найдешь в себе силы простить.
Он долго медлил с ответом, не сводя с Эллен пристального взгляда. Она уже отчаялась услышать от него просто слово – мирное или враждебное, все равно! – как его губы дрогнули в улыбке. Джеффри обнял Эллен и, с силой пригнув к себе, заставил склонить голову ему на грудь.
– Вспыльчивая, злоязычная и глупая женщина! Правда, еще и красивая, – услышала Эллен. – Кто же меня вылечит, если я не прощу тебя? Сама подумай!
На ночь она собралась постелить себе на прежнем месте возле очага, но Джеффри воспротивился.
– Ложись рядом со мной! Мне без тебя одиноко, я не усну, и рана вновь разболится.
– Хитрец! – фыркнула Эллен, но сделала так, как он просил.
Пристроившись возле него, она свернулась клубком и собралась уснуть, когда он повернулся на бок и провел ладонью по ее лицу. Открыв глаза, она столкнулась с его настойчивым взглядом. Он смотрел на нее, молчал и только гладил ее кончиками пальцев по щеке. Эллен, вначале оторопев, решительно помотала головой.
– Я хочу тебя, – сказал он, не сводя с нее прищуренных глаз, – очень хочу.
Не удовольствовавшись словами, он обнял ее и прижал к себе так, что она ощутила его желание, соприкоснувшись с ним телом.
– Ты вчера истекал кровью! – напомнила Эллен.
– Вчера! – напомнил он в ответ и прошептал просительным тоном: – Пожалуйста, Нелли!
– Джеффри, нельзя! – взмолилась она и, отведя его руки, твердо сказала: – Если ты будешь настаивать, я постелю себе возле очага.
Угроза подействовала. Джеффри глубоко вздохнул, покорно прикрыл глаза и отодвинулся.
– Останься, – попросил он. – Но пока не дотрагивайся до меня, и я успокоюсь. А сама поразмысли, чья вина в том, что я должен лежать в постели, не смея тебя обнять, не говоря уж о большем.
Действительно хитрец! Эллен прикусила губу, чтобы не рассмеяться, но по напряженному лицу Джеффри поняла, что ему сейчас не до смеха. Она на миг задумалась и зашептала ему на ухо. Услышав, о чем она говорит, он посмотрел на Эллен с непритворным изумлением и, облизав внезапно пересохшие губы, недоверчиво переспросил:
– Ты действительно сделаешь так? Для меня?!
Эллен невольно смутилась. Не слишком ли смелой она оказалась в его глазах, вспомнив себя в юности, с Робином? Отцу Туку она бы никогда не решилась предложить подобное, да ей и в голову не приходило отступать с ним от того, что дозволялось приличиями. Набравшись храбрости, Эллен сказала:
– Если ты пообещаешь, что не станешь потом считать меня невесть кем.
– Считать тебя невесть кем? – повторил Джеффри и рассмеялся хрипловатым смехом, но, увидев, как она серьезна и взволнована, заверил: – Обещаю, что буду относиться к тебе не только с прежним уважением, но и восхищаться тобой еще больше.
В подтверждение своих слов он сжал ладонями скулы Эллен и поцеловал ее долгим и жарким поцелуем, после которого вопросительно заглянул ей в глаза: не передумала ли она? Эллен в ответ неспешно проложила губами дорожку поцелуев вдоль его шеи, груди, вниз по твердому поджарому животу.
Джеффри лежал, замерев, с широко открытыми глазами. Конечно, он знал о подобных ласках из разговоров, которые его соратники любили вести после нескольких кружек вина. Не участвуя в этих разговорах, он не пресекал их, но никогда не просил таких ласк ни у одной женщины, опасаясь оскорбить этой просьбой, считая ее более чем нескромной. А Эллен сама предложила ему! Он не смог удержать глубокого вздоха, запустил пальцы в ее распущенные волосы и крепко сжал ладонями ее голову.
– Сокровище мое! – услышала она его задыхающийся шепот.
Теперь он в свой черед кусал губы, заглушая стоны, пока не задрожал всем телом.
– Нелли, я больше не могу сдерживаться!
– Кто же тебя заставляет? – шепнула она с тайным озорством.
Ее шепот и то, как она это сказала, сокрушили его сдержанность. Он дал себе волю, застонал и в изнеможении закрыл глаза, но, как только пришел в себя, тут же схватил Эллен за плечи, рывком подтащил к себе и целовал ее жадно и молча, пока оба не задохнулись. Джеффри уронил голову на подушку, не сводя с Эллен блестящих глаз, а она, опираясь на локоть, нежно гладила его по лицу.
– Тебе было хорошо? – с улыбкой спросила она.
Его взгляд ответил красноречивее любых слов. В глазах Джеффри трепетало что-то нежное, трогательное и очень беззащитное.