Город и люди в нём

Отсекая шум, чёрная стена осталась позади. Медленно редели и расступались лавки.

– Заскочим сюда. Заправимся на дорожку. – Артур, внезапно, увлекая в переулок.

Бросив взгляд за спину, Пятый увидел группу людей, выделяющейся среди прочих, татуировкой пустого круга, набитой на коротко бритых головах.

– Сюда, сюда. – помогая с ношей, заводя в одну из закусочных.

– Знаешь их? – подозрительно.

– Да кто их не знает. – с фальшивой усмешкой. – Давай. Бери меню, выбирай. Я плачу.

Забегаловка оказалась всего на четыре маленьких стола, да и те пустовали. Тусклый свет от не праздничного вида гирлянд, затхлый запах прогорклого масла, треск мелкого стекла под подошвой. Не найдя ни одного знакомого из предложенных блюд, новенький заказал тоже, что и спутник. Принесли большую тарелку, полную разных, неопознанных овощей, каких-то стручков и бобов, окружающих тонкий кусок завёрнутого в лаваш мяса. Вопреки атмосфере, еда оказалась вкусной, тем не менее, аппетит быстро угас. Его не смогла поднять даже чарка приятного горячительного напитка.

– Артур. Сколько ты здесь?

– Хм. – невесело ухмыльнувшись. – Несколько лет. Не больше пяти. Не меньше трёх. Точно не знаю.

– Этот город. Он какой-то не правильный. Почему-то мне кажется, многое в нём должно быть иначе.

– Да. – медленно теряя улыбку. – Однажды. Давным-давно, он был другим. Не мог не быть. Всё это, кто-то построил. А для этого требуется большой порядок. Иногда, из случайных запчастей складывается рабочий механизм. То там, то тут. Если появляется много людей определённого толка, если они собираются вместе, если договариваются, если никто не будет мешать… И ещё много если. Тогда не дома, но целые кварталы начинают вставать из руин. Белая краска, светофора, цветы…

– Это не совсем то. Дело не в разрухе. Не могу объяснить. – покачав головой.

– Это просто с непривычки. – отмахнувшись, налив ещё порцию напитка из изящного графина.

– И убийства на улицах? – с толикой гнева.

– И о ни тоже. – нахмурившись, и окончательно отставив вилку. – Эй. Ты не можешь его судить. Это всего лишь убийство.

– Жизнь, самое ценно, что есть у каждого. – твёрдо и решительно.

– Может быть. – после короткой паузы, подняв взгляд. – А может и нет. Я вот своей уже лишился и нечего. Уж не знаю по глупости ли, или геройствуя, но… – пожав плечами, качнул поднятой кружкой.

– Так не должно быть. Это неправильно. – переводя невидящий взгляд из стороны в сторону, ища ответ где-то внутри.

– Так думал ты прошлый. Но его больше нет. Остался только ты настоящий. Без груза вины, без ответственности, на новом месте… Перед чистым листом. – чокнувшись с кружкой на столе. – А главное, в хорошей компании. – и искренне улыбнувшись, подняв тост, выпил.

Путь до дома занял гораздо больше времени. С передышками, неспешным шагом, перекидываясь фразами с встреченными по пути знакомцами. Чем дольше они шли, тем тяжелее становилось идти. Не от груза на плечах, но под гнётом нависающих серых громад. Первый восторг и новизна схлынули, оставив после себя неприглядную картину. Голодные и оборванные бродяги, серые лица и опущенные низ взгляды, прячущиеся в тенях личности с которыми не хотелось бы встретится. Всё вокруг было чуждо сердцу. Всё, навивало лишь грусть и скорбь. А то, что было родным, осталось за непреодолимой гранью. Забылось и стёрлось, оставив после себя пасынка, позволяющего отличать близкое сердцу, от неприятного и мерзкого, но оторванного от опыта и воспоминаний, на месте которого зияла дыра.

“Всё чужое. И я здесь чужой. Мне здесь не выжить. Одному, уж точно.”

Долгий подъём на лифте, пустой коридор, чужая квартира, светлые доски под которыми дыра в полу. Пропасть свободного падения.

– С возвращением. – улыбнулась Катя, но заметив стоящего рядом Пятого, на миг смутилась, с заминкой вернув улыбку.

Этого оказалось достаточно. Оба ответили приветствием, разгрузили друг друга, и хотели было пройти, но упёрлись в поднятую швабру.

– С сегодняшнего дня, входим, протерев ноги.

– Да ладно тебе. Тут пыль сыпется с каждой стены.

– Протерев ноги. – угрожающе занеся черенок для удара.

– Хорошо. – отступая. – Сегодня и твой день тоже. – коротко улыбнувшись, с еле заметным налётом жестокости.

– Ты. – грубым тоном, переведя швабру на новенького, но увидев непонимание во взгляде, и скованность в движениях, опустила оружие. – Пойдём. Поможешь. – и направилась на кухню.

Отгороженная от общей комнаты половинчатой шторкой, она была очень мала и от того уютна. Столешницы из искусственного камня, филёнчатые фасады из дерева, массивная газовая плита с потёртыми красными баллонами, деревянные сундуки со скудными запасами…

– Нарезай что подаю. Складывай в тазик. – деловито, скрывая лицо.

Пройдя мима рабочего места, он тщательно отмыл руки, и только после взялся за нож. Примерка овоща на доске, заминка, короткий осмотр и инструмент отправился в раковину. Отмытое лезвие оказалось кривым, с обломанным кончиком, способное лишь давить. Не отмываясь от чего-то чёрного, доска была выброшена и заменена одной из нескольких, сваляных в дальнем ящике. Выправленное консервным ножом, лезвие загуляло по мокрой столешнице, оставляя серую рыть и доведено о тыльную часть керамической кружки, почти без нажима отсекло конец огурца. Ничего не сказа, отвлекаясь от очистки лишь на короткий взгляд, Катя молча наготовила уже целую горку. Неспешно примерившись, уложив неизвестные корнеплод по удобнее, подведя нож к его краю, педант медленно отрезал ломтик, осмотрел, попробовал, отрезал другой, третий, набирая темп. Подняв глаза от рук, но не прекращая работы, взгляд обратился к стоящей рядом девушке. Искоса наблюдавшая за его работой, встретившись взглядом, она не стала отворачиваться. Он разглядывал её, а она его, будто намереваясь заговорить, но не находя повода. Тем временем, темп нарезки всё возрастал. Руки сами брали новый корнеплод. Будто не замечая преграды, нож ритмично двигался по доске, измельчая продукт на ровные, когда на тонкие ломтики, когда на крупные кубики. Ещё быстрее. Не глядя на результат, увлечённый девушкой. Тем, что увидев в её глазах. Тем, что она так и не набралась смелости высказать.

“Сомнение, грусть, волнение, но в тоже время и радость. Омрачённая, но всё равно блестящая.“

Короткий щелчок перерубленной ботвы и контакт разорвался.

– Так нормально? – пальцами разрыхлив нарезку.

– Да. – чуть сбитая с толку, на миг забыв, что готовит.

Достав сковороды, они лишь на пару секунд отошла к сундуку, откладывая лишнее. Прочитав задумку, будто та была наклеена на её лбу, новичок ловко перехватил инициативу…

– Ты чего тут. – Артур, удивлённо взглянув на усевшуюся рядом Катерину.

– Отстранена, за некомпетентность. – всплеснув руками, изобразив возмущение, за которым просматривалась грусть и горечь. – Он обжаривает не хуже повара из „Резанной утки“.

– Да! Ну, это хорошая новость. Надеюсь, успеем попробовать хотя бы пару блюд от шефа. – отворачиваясь, в то время как она, получив укол, искала его взгляда.

– Ты перегибаешь.

– Да, прости. – поправив шнуровку ботинок. – Лучше с шутками, чем… – и не закончив, поднялся. – Пойду… У меня тут пара дел. – так и не обернувшись.

Вечер подкрался незаметно. Приправленная инициативой и старанием, готовка растянулась на несколько часов, не меньше четверти которого было уделено старательной сервировке. Но стояло на минуту присесть, как…

“Чужой в этом доме. А где мой дом? Как там моя родня? А она вообще была? Может я был одинок. Я и сейчас одинок. Лишни в их компании. Пятый, как пятое колесо…“

Задвинув стул, он поспешно взялся за ревизию содержимого шкафов и полок, но не пройдя и трети пути, развернулось до полноценной инвентаризация с плановой уборкой, лишь бы не думать. Единожды заглянув на шум, Евгений тут же попал в оборот. Первый отказ был встречен приподнятой бровью. После второго, ему протянули кусочек томлёного мяса.

– Попробовал? Отлично! Для тебя это был последний раз. Дальше будешь питаться этим. – выставив на стол жестяную тарелку с перловкой, что нашлась в холодильнике.

Не то хрюкнув, не то рыкнув в ответ на угрозу, приняв вызов, бывалый взялся за ложку. Первая вошла со свистом, вторая со скрипом, третья, зависла на подлёте. Ещё раз принюхавшись, Евгений поднял вопросительный взгляд на сковороду, от которой шёл запах лука и специй. Демонстративно подняв крышку, повар сделал глубокий вдох, кося взгляд на отказника. Резкий щелчок опустившейся ловушки, стук брошенной в раковины ложки, приглашающий жест к ведру и щётке.

– Эй. Не забывайся, парень.

Выгнув шею назад, скрестив руки на груди, повар скривился, подняв уголок губы. Снова храпнув, но в этот раз как-то недобра, Евгений дёрнулся было уйти, но собственная рука, будто ухватилась за стол. Недолгая борьба, дополнительная мотивация в виде наблюдения за дегустацией повара, и наконец, слом… Спустя пять четвертей часа, уверенный в том, что при раздаче получит лучшую долю, закончив с обдиркой самых толстых слоёв грязи там, куда никто не заглядывал уже несколько лет, доброволец отбыл по очень неотложным делам, твёрдо пообещав вернуться к ужину.

Оттирка швов на плитке, разделение соли на крупную и мелкую фракцию, дробление и фасовка химически активных добавок, полировка столовых приборов, заточка ножей, и наконец, запуск настроенной и загруженной духовки.

“Теперь только ждать.”

Не обрадованный перспективой остаться один на один со всё плодящимися, тревожными мысля, он обежал взглядом новую вотчину, ища любую зацепку. Взяться было не за что. Остались только дела, требующие прекращение готовки, или же покупку инструментов.

– Пятый. – позвали из залы.

С облегчение, вольной походкой в общую комнату, вытирая руки о переброшенное через плечо полотенце, но тут же уперевшись во взгляды, остановился. Все четверо собрались за столом, оставив одно место свободным. По их лицам было ясно: это не просто болтовня.

– Присаживайся. – Готфрид, и дав время, продолжил. – Мы собрались здесь, чтобы многое обсудить. Я думою будет правильным начать с главного. Сон. Тот, что был после боли. – выдвинувшись чуть вперёд, чем выдавал свой интерес – Расскажи, что ты видел?

Короткий взгляд на Катю, что нашла во тьме, затем на Артура, что провёл экскурсию, ожидая подвоха, но разглядев лишь любопытство.

– Сон как сон. Короткий. Про то как я шёл по склону горы. Мягкая зелёная трава, на покатом склоне. Слева скала, справа обрыв в несколько метров, а я посреди склона. Ускоряюсь чтобы быстрым шагом перейти на боле пологий участок, а затем, теряю равновесие и боясь упасть, останавливаюсь, хватаюсь за камни. Обувь на твёрдой подошве, совсем не горная, не держит. Не за что ухватится. – взгляд обратился к таким чётким и живым воспоминаниям. – Медленно съезжаю к краю. Очень страшно падать. Я знаю, что здесь один. Знаю, что могу положиться только на себя, и я пробую бежать. Нога соскальзывает, я падаю, земля и трава проскальзывают сквозь пальцы, а затем исчезают за отдаляющиеся краем. Падение, удар, отскок и я начинаю катиться. Долго. В красной полутьме. Уже нечего не чувствуя. Пока всё окончательно не исчезает. – короткий, опасливый взгляд на слушателей. – Затем, в этой темноте будто провал, ещё более тёмная пропасть. А после, я открываю глаза, и вижу свет из-под двери. – подняв взгляд он снова посмотрел на девушку, и мягко улыбнувшись кивнул. – Спасибо. Если бы не ты. Не знаю сколько бы там провёл.

Коротко дрогнув, словно отсвет молнии, её лицо исказила гримаса невыносимого презрения. Готфрид, неудовлетворённо выдохнул. Артур поджал уголок губы, отвернувшись.

– Из такого, будет сложно придумать нормальное имя. – Женя, откинувшись на сломанную спинку.

Поджав губы, Катя посмотрела на него пронзительно, и требовательно, но не произнесла не слова.

– Фолен. – произнеся, Артур оглядел собравшихся. – Это на моём втором языке. Значит, упавший.

– Подходит по смыслу, но не звучит. – отмахнулся Готфрид, и быстро сообразив предложил свой вариант. – Найкун. Переводится как наклон.

– А при чём тут наклон? – возмутился Артур. – Он сорвался с края, и разбился. Прости конечно, но так и есть. – оправдавшись перед виновником, активно жестикулируя свободной от стакана рукой.

– Какое-то время, он летел. Можно как-то обыграть… Что-то короткое, и резкое в конце.

– Фалт.

– Вы о чём? – Пятый.

– Имя тебе выбираем.

– Тогда, только не на Ф. – высказал своё мнение, вступив в игру.

– Клипэ. Нужно произносить быстро, смазывая буквы. Значит скалы. – Женя.

Мужчины ненадолго задумались, примеряя имя на чужие плечи. Девушку, опустив взгляд, сплела пальцы, то сжимая, то расслабляя горячие руки.

– Не похож он на скалу. Может камушек или галька?

– Ёрки. Звучит, как катящиеся камушки. – Артур, ухмыляясь.

– Крепс? – высказался Готфрид.

– Мы имя не для домашней зверушки выбираем. – возмутилась Катя.

Все снова задумались. Надолго, время от времени порываясь что-то предложить, но останавливались, не произнеся ни звука. Следя за их лицами, новичок медленно проходил к осознанию того, что они не шутили.

– Ханг. – Готфрид, не поднимая головы. – Для своих Ханги.

Собравшиеся переглянулись. Никто не сказал слова против, но и не поддержал. Прошло ещё какое-то время в молчаливом раздумьях, без новых идей. Почувствовав запах с кухни, Пятый отошёл проверить готовность. Минута, и из комнаты уже доносились возмущённые выкрики.

– …поддадимся сейчас! Что они потребуют в следующий раз..? – Катя.

– Ты знала на что шла. Сейчас уже поздно дёргаться. – Артур.

– Не нужно лесть в петлю. – Женя, возмущённо. – Может Готфрид намутит нам сделку? – обнадёжено.

– С ними сделок нет, только… – осёкшись, заметив движение на кухне, Готфрит отрывисто цикнул, и все замолчали.

Выйдя в общую комнату, коротко оглядев собравшихся и не пересёкшись не с одним из них взглядом, Пятый поставил на стол тарелку с закусками и сел на своё место.

– Мы решили. – первой не выдержав молчания. – Мы будем звать тебя, Ханг.

– Это значит, склон холма. – уточнил Женя. – Как бы, до падения. Когда ещё нечего не решено.

– А как вы получили свои имена?

– Чувак открыл газету, и назвал меня первым попавшимся именем. – Евгений, тоном, в котором не удалось понять шутит или говорит правду. – Ему, отдали имя в наследство. – указав на Артура.

– Моё значит, бог и добрый.

Ханг обернулся к Кате, но там молчала.

– И так, что там с праздничным ужином? – Женя, когда молчанье затянулось.

– А что с праздничным пойлом? – Артур, глядя на вопрошавшего.

– В запасах нечего нет. – спрятав взгляд. – Я всё обшарил.

– Сам всё выпил, а теперь жалуешься! У Стрелков спрашивал? Нет? Дак чего ты сидишь.

– А?

– Ааа. – передразнив. – Потом с ними сочтёмся. Обещай что хочешь, но бухло добудь!

Сменив кружку тарелкой так, чтобы скрыть смазанный узор на столе, Артур сместился в сторону, прижимаясь плечом к соседу, принимавшему гружёный поднос. Два главных блюда, каждый со своим соусом, и четыре вида закусок, нарезанных сложным узором. Привыкшие есть из кастрюль, изумлённые тем, сколько всего удалось приготовить из казалось-бы скудных запасов, домочадцы не услышали просьб подождать. Вернувшись всего через пятнадцать минут, Евгений застал лишь скромные остатки былой роскоши, а потому, справедливо обидевшись, принялся надираться в одну глотку. Когда же ему подали бутерброды с салом, сравнив их с тем, остатки чего ему не достались, воспринял это как оскорбления. Не позднее чем через пол часа, не особо утруждаясь борьбой с сильно захмелевшим на голодный желудок, Артур отобрал недопитое. Оказавшаяся опорожнённой едва ли на треть, бутылка сделала короткий круг наполнив разномастную тару.

– …тогда тост. – Артур, поднимаясь над собравшимися. – За нового члена нашей скромной обитель. За глупую смерть, не оказавшуюся концом жизни. За то, чтобы наслаждаться тем, что имеем.

Глухой стук чокнувшихся кружек. Вялый бубнёж поддержки, от охмелевшего. Всеобщее радостное и разноголосое – Ура! – одобрения.

Застолье продлилось пару часов. Накормленный припасённой для него вырезкой, добытчик перестал дуться, и принялся без устали травить байки. Весёлый и часто пошлые, явно набранные в злачном заведении. Рассказы Кати, были больше похоже на повести о увиденных её людях или случаях с работы. Артур акцентировал на разборках ближайших соседей, тактично опуская имена.

– …было на той неделе. – Готфрид. – На окраине района. Шёл с представителями заказчика. Вижу, на трубе сидит попугай. Самый настоящий!

– Цветная птица?

– Да! Никогда их тут не видел, но вот повстречал. Весь он яркий и пёстрый. – руками пытаясь выразить форму, укладывая цвета и разглаживая оттенки. – Тельце синее, спинка жёлтая, вокруг глаз круги, ещё видно, что крылья изнутри будто радужные. И захотелось мне посмотреть на крылья. Думаю, подойду, а он взлетит. Подошёл, а он не шевелиться, будто не настоящий. Подхожу ближе, он попятился, но всё равно не взлетает. Пугать не хотелось и я решил его привлечь. Полез в карман, может семечко завалялось, но там не разберёшь. Достаю всё что было, открываю ладонь, и начинаю искать. Он подступает ближе, и тоже смотрит мне на ладонь. Протягиваю ему бумажку, он не двигается, даю карандаш, тоже нет, что не покажи, всё не то. Как вдруг слышу. (Дай монету.) Таким скрипучим голосом. Я удивился, протянул, и он взял её в клюв. Затем перехватил в лапу, и снова в клюв, ощупал языком, обратно в лапу и протягивает назад, говоря. (Дай другую.) Брать монету страшно, лама у него вот такая. – Готфрид расчертил свою ладонь двумя линиями, от кончика большого к мизинцу, и от указательного до запястья. – И клюв такой, что ноготь за так вырвать может. Брать не решился. – качнув головой, потирая руку, вспоминая опасенья. – Подставил ладонь, а он, умница, туда положил. Выбрал другую, блестящую монетку, снова дал. Он протянулся, и тоже брать не стал. (Дай другую.) Перепробовал все что были, он смотрит, но не берёт, даже не тянется. Тогда я достал пятак. – пальцем на столе очертив контуры большой монеты. – Птица переступила с ноги на ногу, подняла хохолок, кивнула и протянула лапу. Я даю монету, птица берёт, кусает клювом, снова берёт лапу перехватываясь поудобнее и вдруг взлетает. Поднимается по дуге… – взяв салфетку он провёл её, демонстрируя путь. – … и наконец садиться на окно третьего этажа. А там девушка, берёт монету, смотрит на меня, забирает птицу и прячется.

Короткое ожидание, но он так и остался сидеть, заворожённо глядя куда-то вверх.

– И что в итоге? – не выдержал, скривился Женя.

– А. Ну, нечего. Я поднялся к ней, взломал отмычками дверь, и предложил нам сойтись.

– Ааа. – протянулся Катя. – Опять нашёл жену? – подняв одну бровь.

– Если б ты только видела ту птицу, то сама бы в невесты набиваться пошла. – укоризненно.

– Ты что? Из-за птицы? Ха-ха. – Артур.

Лишь пожав плечами, Готфрид глупо улыбнулся.

– Она попугая не отдаёт, да и птица уходить от неё не хочет. Значит нужно брать вместе.

– А что ты увидел, когда она полетела? – Ханг. – Её крылья.

– Ооо, они были белые. Белее облаков или снега. Самые белые, что я когда-либо видел.

– А я вчера встретила молодожён. Всего два месяца здесь, а уже поженились. Бывает же. Причём живут в разных домах.

– Через три квартала отсюда есть пара. – снова Готфрид. – Уже немолодые, с морщинами на лице. Сколько их знаю, всегда были вместе. А они говорят, что знают меня только пятую часть всего времени. Встретились ещё молодыми и до сих пор тут. Вместе.

– Врут, как пить дать. – Женя, неуклюже утирая лицо.

– Иногда мне кажется, что на той сторону, у меня кто-то был. – Катя, растерянно. – Когда встречаю детей с девятнадцатого, чувствую… Тёплое, и какое-то близкое. Но в тоже время и грусть. – силясь высказать то, чего не могла понять. – Будто объятья, или мягкий, сладкий запах…

– Наверное даже хорошо, что мы всё забыли. – Артур. – Было бы слишком больно… Помнить родных и знать, что ты никогда не вернёшься. Что ты оставил их там. – искоса глядя на отраженье в бутылке, видя обрюзгшего затворника, которым он появился несколько лет назад.

– Или ещё хуже. Встретить их здесь. – Евгений.

– Все они будут здесь. – Готфрид.

– Не факт. – не согласился Артур. – Вон. Серые колпаки с тридцать второй улицы, клянутся, что мы здесь только на время, пока восстанавливается наши настоящие тела.

– А Свидетели великого замысла, проповедуют, о том, что все здесь добровольно. Отмаливают грехи тех богов, в которых верили. – усмехнулся блондин. – Тут на каждом углу просветлённый. – обращаясь к Хангу. – И каждый абсолютно уверен, что именно ему открыта истина.

– А ты как думаешь? У тебя ещё свежий взгляд. – Женя

– Не знаю. – перекатывая стакан, наблюдая за движением жидкость, чувствуя себя не на своём месте. – Возможно, это всего лишь сон. Фантазия, собранная из несвязанных кусков.

– Согласен. – не нуждаясь в подробностях, подняв бокал и не дожидаясь остальных, выпил, а затем вскочив, с разворота, что есть сил, запустил им в открытое окно. – Ууууух! – ей в след, широко скалясь, дыша полной грудью.

– Ты чего? – Катя, за улыбкой скрывая тревогу.

– Я? Да нечего. Всё просто отлично, вот я и радуюсь. Хе-хе. Просто шикарно. Живём! – с иронией, радостью и злостью. – Еда от шефа, мягкая постель, верные друзья, что не продадут. Всё что нужно для жизни.

Посиделкам продлилась ещё пол часа. Евгений отбыл первым, заметив время и вспомнив о предстоящей смен. Без энтузиазма перекинувшись в карты с Готфдридом, после пары конов оставшись при своих, поднялся и Артур.

– Схожу, навещу полуночников. – собрав на большой тарелке то, что осталось. – Пусть тоже порадуются. Хотя бы не долго. – не то с укором, не то с грустью.

Собрав карты, следом поднялся Готфрид.

– Помоги. – Катя, поймав его за штанину, голосом, полным мольбы.

Несколько секунд колебаний, и поведя головой, он отнял её руку. Долгий взгляд ей в глаза, а затем обернувшись к новичку, добродушно улыбнулся.

– С днём появления. – пожав руку, сдерживая увядающую улыбку, отступил.

Тяжёлые шаги, скрип двери, и незаметно подкравшаяся тишина. Растерянно хмыкнув, Ханг поднялся, взявшись за сбор посуды, когда его поймали за руку.

– Пожалуйста, присядь. Я должна тебе кое-что сказать. – не поднимая взгляда, а затем скривившись, взялась за медное кольцо на указательном пальце правой руки. – Я, не хотела этого. Думала о своём… Если б знал, позвала кого-нибудь другого открыть ту дверь. – прижав руки к столу, с явным трудом подняв взгляд. – Между тем кто нашёл, и тем, кого нашли возникает связь. Чувства. Близость, как у сестры и брата. Или матери и сына.

– Скорее как у старых друзей. – высказав свои ощущения, с лёгкой, притворной улыбкой, чувствуя приближение болезненного откровения.

– За мной долг. – сняв кольцо, и положив между ними. – Это его воплощение. А ты, его плата.

– Долг за что? – растерянно.

– Плата, за сильные лекарства. Редки и очень дорогие. Для того, кого уже нет с нами. – взгляд поблёк, обратившись к роковому выбору. – Они назначили цену, которую я рассчитывала, никогда не придётся платить. – вдох. – Отдать им того, кого я найду. Если бы ту дверь открыл кто-то другой… – затем спохватившись, поспешила успокоить. – Будем скрывать твоё появление. Здесь все свои. Никто не узнают. – сдержав порыв, дальше уверенно и решительно. – Просто не говори, что появился в нашем доме. Говори, что пришёл дворами, и забрался внутрь. Нет никаких доказательств. Мало ли откуда взялся…

– Кто они? – внешне расслабленный, загнав напряжение в ноги. – Правительство?

– Тут нет правительства. Но есть большие группы. Банды или кланы. Те, у кого я заняла, Чёрные нимбы. Держат закрытый квартал у реки. С татуировками колец. Будь начеку. Не болтай лишнего. – взяв его за руку, крепко сжала, заглядывая в глаза. – Не беспокойся. Мы что-нибудь продумаем.

Из приоткрытого окна лился тусклый свет ночных огней, позволявший разглядеть очертания предметов. Книги на полках, обувь в пластиковом контейнере, зонт, схематичные, но очень красивые рисунки на изголовье кровати.

“О чём думал тот, кто жил здесь до меня? Чувствовал ли он тоже, что и я? Где теперь и откуда пришёл? Не об этом нужно думать, а о том, как не попасться Чёрным нимбам! У них большая группировка? А есть ли кто-то сильнее? Возможно, находясь под покровительством, удастся договориться на другую цену. Чтобы платить, нужны деньги. Значит, нужна работа.”