Кровь

– Может ещё… – подобрав и протянув бутылку.

– Не поможет. Весть организм загибает. Я блин похудел килограмм на двенадцать.

Взглянув на себя, и не найдя привычного животика, блондин горько улыбнулся.

– Недавно, я вспомнил твои слова. – кролик. – Ты сказал: Это не моя вина. На вопрос об отце и его сыне.

– Я помню вопрос. – хмуря опущенный взгляд. – Нечего важного. Просто слова.

– Эй! Какой смысл молчать? – метнув взгляд в сторону двери.

– А какая тебе разница? – недовольно. – Мне. Неприятно об этом говорить.

– У меня с отцом, было кое-что похожее. И я… Не уверен, что поступил правильно. Возможно, был другой выход. Для меня это важно. – не моргая, ожидая ответа.

Натужно выдохнув, Миллер лёг на спину.

– Ни как я это не решил. – раздражённо. – Я подчинился. Делал, что он скажет, выглядел так, как ему нравилось, стал тем, кем он хотел меня видеть. Шестерёнкой в его отлаженном механизме. Не лишней, но и не одной из важных. Одной из многих. Это больно. Не так как… – подняв искалеченную руки, и прикоснувшись к исколотым венам. – Внутри. – зажмурившись, прикоснулся к груди. – Чёрт бы его побрал!

– Скорее всего, мне следовало поступить… Попробовать…

Косо взглянув на него, Миллер ожидал продолжения. Того не последовало. Медленно, мысли пошли вглубь, туда, где нарождалась боль. Щелчки тумблеров, перемигивание показателей, движение стрелок манометров с неопределёнными значениями. Меняя цвет, индикатор боли тянул за собой и столбец злости.

– Если я выберусь. Если удастся вернуться. Разрушу всё, до чего смогу дотянутся. Всё, что отец построил. Сожгу.

Удивлённый такой переменой, Ван покосился на сокамерника. Он знал, что тот чувствует, так как и сам однажды испытывал тоже. Но всё же иначе. Холоднее и резче.

– Если вернусь, то отправлюсь в кругосветное путешествие. – с трудом держа веки поднятыми, обливаясь потом, сипло произнесла Дина.

– Куда! – усмехнулся блондин, обрадованный её пробуждением. – К дикарям, в антисанитарию, по захваченным землям, через страны, где все хотят отрезать тебе голову, лишь из-за цвета кожи, вдоль отравленных заводами рек?

– В дремучие леса, и дикие поля. – мечтательно. – Среди голых скал осенней тундры, вдыхая слабый запах редких цветов и терпкий трав. По оголившемуся во время отлива пляжу, прикоснутся к колючкам морского ежа.

– Насмотрелась видео с его экрана. На что они тебе сдались? – с пренебрежительной ухмылкой, но твёрдым и злым взглядом. – Мёрзлые болота с миллионами комаров. Иглы и не съедобное мясо. Море везде море. Солёная пустыня.

– Не скажи. Я ездила к бабушке на море, жила всего в сорока метрах от воды. И каждый день она была разная. В каждой бухте своя. Утром яркая и прозрачная, днём мутная и шумная, вечером пугающая и гнетущая.

– Трата времени! – не в силах найти аргумент. – За один день можно заключить десяток сделок, заработав на половину машины. А вечером, напиться, налаживая отношения с потенциальным поставщиком.

– Деньги это важно. – вклинился Ван, не дав заговорить девушке. – Но, однажды. Не так давно, я встречал человека, живущего без них вовсе. Он ехал на велосипеде, от города к городу. Медленно крутил педали, пока те не отваливались, а затем катил его в ближайшее село, где искал работу и умельцев, способных починить. Иногда ему помогали даром, иногда били, иногда принимали как гостя, поили и кормили, расспрашивая о том, что он видел. Этот человек, очень много знал. Много видел и пробовал. – обернувшись к Дине. – Но я, не согласился бы поменяться с ним. Потому, что у каждого из нас своё месте.

Невольно нахмурившись, она опустила взгляд, примеряя на себя чужую шкуру. Розовые очки быстро потемнели, а скулы напряглись.

– А что ты сам? Где твоё место? – Миллер. – Назад в город или за кордон?

– В город. Там меня не ждут и не будут готовы. – с нотками жестокости. – Хочу повстречаться с парой знакомых. – снова легко и свободно. – А потом, наверное, переберусь куда-нибудь южнее. В провинцию. Чтобы жара, серые будние и редкие радости.

– Скукота. Она хотя бы… – вагон резко качнулся, оборвав на полуслове.

Замерев, все ожидали начала торможения, скрипа истираемых колодок, перестук смыкающихся сцепок… Поезд продолжал движение без изменений. Температура воздуха продолжала падать. Раз оборванный, разговор больше не завязывался. Новая волна безмерной слабости навалилась на грудь, прижимая к полу.

– Забирайте. – из открывшегося окошка, на краю которого появился поднос.

Переглянувшись, похищенные медленно успокаивали разогнавшиеся сердца. Между всеми гуляла единственная робкая мысль. – Если это обед, значит, игры не будет?! – Поднявшись первой, на удивление крепко стоя на ногах, Дина подошла к двери и взглянув на поднос скривилась.

– Опять всякие полезности. – а затем подняв измождённый взгляд. – Я хочу макарон. Пасты. Даже серийным убийцам перед казнью позволяют выбрать еду. Хочу макарон. С соевым соусом и томатами. – немного подумав. – И зеленью. Любой.

Чёрнорубашечник не ответил, но по его лицу было видно удивление.

– Парни, что будете? – обернувшись к сокамерникам.

– Колы. – Миллер, с улыбкой, и мелко подрагивающим подбородком. – Только не в пластиковой бутылке. Хочу сам открыть, с шипением и пеной. Не пил её уже… Да лет десять.

– Сигарету.

– Ты куришь?

– Нет. Но раз так делает половина планеты. Стоит попробовать.

– Пасты, колу и сигарету. – обращаясь к чёрнорубашечнику. – Мы же можем себе это позволить? – требовательно глядя в глаза подручного.

– Я… попробую. – неуверенно.

– Если ты этого не сделаешь, я убью себя, а они сольют кровь. – кивнув за спину. – Угадай с кого он… – взгляд в сторону игровой комнаты. – … возьмёт недостачу.

– Забирай. – грубее, слегка пропихнув поднос внутрь.

Почти сексуально продефилировав к своему обычному месту, со стороны отхожего угла, девушка села, скрестив ноги.

– А ты стала куда раскрепощёние. – тяжело дыша после трудного пути до двери и обратно, улыбнулся Миллер.

– Больше не боюсь, что вы меня изнасилуете. Силёнок не хватит. А даже если и повалите, то от напряжения… – показав кулак. – …упадёте без сознания.

На половине трапезы, потеряв апетит, она отложила посуду, и хотела было встать, но руки подогнулись, и отяжелевшее телу рухнуло на пол. Подобравшись к ней, парни попытались привести девушку в чувства, но так нечего и не добились.

– Её плохо! – светловолосый, обращаясь к пришедшей за едой Орте. – Нужно что-нибудь… Переливание или…!

Видя полную отрешённость, он бросился к двери и, просунув руку, попытался ухватить надзирательницу. Тщетно.

– Чёрт, тебе что вообще нас не жалко! Мы, такие же, как вы! Нас тоже похитили. Мы просто хотим жить. Разве это много?

– Вот так умирают люди. – отрешённо, глядя себе под ноги, она отступила на пол шага.

Нанеся несколько ударов обеими руками, обессилив, Миллер упал на колени. Короткая передышка, и обеспокоенно обернувшись к сокамерникам…

– Она дышит. – успокоил кролик. – И сердце бьётся. Быстро бьётся.

– Может всё ещё не так плохо? Отдохнёт и оклемается? – желая, чтобы его обнадёжили.

Не ответив, Ван взглянул ему в глаза. Спокойно и отрешённо. Уничтожая последние сомнения, касательно собственной судьбы.

На ужин они получили всё, чего просили с одним условием, надеть наручники. Сразу открыв банку, подхватывая шипящую пену, щерясь от ударившего в нос газа, Миллер приник к металлическому бортику, жадно глотая. Только в последний момент сообразив, предложил угоститься товарищам. Ван покачал головой, медленно поднимаясь. Дина, так и не проснувшись, лежала возле стены, а перед ней стаяла картонная тарелка с парящими спагетти. Опустив взгляд, блонд отвернулся, взялся за голову, впившись пальцами в жёсткие волосы. Медленно сжимаясь, пальцы сминали банку, тянули за волосы, пытаясь изменить вектор боли. Секунда, и мышцы расслабились, руки опустились и, ухмыльнувшись, он допил оставшуюся колу, в то время как из глаз лились слёзы.

Отставив ужин, Ван сел у дальней стены, и приложив единственную спичку к оторванному от коробка чиркашу, замер. Переместившись от сигареты под носом, взгляд прикоснулся к занавеске. Сухой, и истлевшей до полупрозрачности. Скверные мысли затмили сознание. Холод обжигал ноги, задыхающиеся органы и мышцы коробило мелкими спазмами, горькая несправедливость коробила сердце. Шорох головки по шершавой поверхности, шипение химической реакции, всполох пламени. Окутав головку, рассыпаясь сизым дымом, оранжевое зарево начало медленно спускаться по древку. Не двинув рукой, но сам приблизившись к огню, курильщик опалил край сигареты, а затем, неглубоко вдохнув, замер, пытаясь распробовать. Не самая дешёвая, обычная, такая, которую курят офисные работники и продавцы. Выдох через сведённые в трубочку губы. Взмах спичкой. Щелчок в направлении дырки в полу. Опускающаяся к животу слабость.

Подсев, когда от сигареты осталась лишь половина, Миллер протянул руку. Взглянув на него из-под опущенных век, кролик немного накренил голову.

– Своё выдул, теперь за чужим тянешься?

– Я же предлагал? – удивлённо, и в тоже время раздосадовано.

Тонко улыбаясь, он отдал сигарету. Аккуратно приняв её, примерившись, будто решаясь, всё же приложился.

– Курил?

– Несколько лет назад бросил. – не своим голосом, на выдохе.

– А чего начал?

– А ты чего? Ах да… Ну… Мне особо и не хотелось. Но, подумал… Отчего бы и нет. Маленькая радость перед…

– Перед смертью. – хмуро, но в тоже время легко.

Взволновано взглянув на него, уже открыв рот, чтобы оспорить, блондин замер, а затем, отведя взгляд, затянулся, и кивнул.

– Перед смертью. Мы ещё можем что-то сделать? Цапнуть напоследок.

Пауза, за которую сигарета почти закончилась.

– Можем. – взглотнув. – Я могу. У него на запястье браслет. Если поднести к нему наручники, они рассоединяться. Я попробую. Ударю его. Изо всех сил. Для этого, мне придётся проиграть. Думою это не будет проблемой. – взяв окурок, он затянулся обжигающими остатками и щелчком забросил оплавившийся фильтр прямо в отверстие. – Для меня это будет последней игрой.

Сняв занавеску с петель, кролик укрыл её спящую девушку.

***

После пробуждения прошло несколько часов, подступала волнительная пора перед игрой, но при этом, завтрак ещё не приносили. Часы проходили в полной тишине. Лишь однажды, кто-то медленно прошёл мимо двери, не вернувшись назад.

– Ещё не приносили воду? Очень пить охота. – жалобно, кутаясь в простыню.

– Ещё нет. – Миллер, тоном, будто успокаивает дитя.

– Это первый раз когда они пропустили график. – хмуро глядя на дверь, беспокойно подёргивая ногой.

На его лбу проступил пот. Что-то внутри опустилось к самым кишкам, сдавив живот, от чего голод практически не чувствовался. Но хуже всего, было невыносимое, выкручивающее желание вернутся назад, и поступить иначе. – Попытаться спрятаться, в место того чтобы просто шататься по улицам трудового лагеря. Согласится на предложение, пока ещё был такой шанс. Напасть на девушку, оставшись с той наедине в туалет. Попытаться напасть на тех, кто вёз его к поезду. Нет. Нападение в туалете не сработало бы. Тогда ещё раньше. За пару дней до. Заметив знаки. То, как они со мной разговаривают, как относятся, какие задачи ставят. – Снова сосредоточившись на двери, взгляд из ватного, стал решительно твёрдым. – Но. Есть только это. Шансов нет. Зато есть это. – ожесточённо сжав кулаки.

Резка упав, открылось окно. Один за другим, внутрь забрасывали кандалы. Всего восемь браслетов, среди которых пара соединённых в наручники. Не последовало ни приказов, ни пояснений. Окно резко захлопнулось, окончательно пробудив спавшую. Поднявшись на ноги, с паникой на бледном лице, девушка подошла к отхожему место. Почти не заметные в потёмках, сейчас, таблетки выделялись также ярко, как свежая кровь на новой рубашке. Хватая одну за другой, девушка ловко заталкивала их себе в рот, еле успевая проглатывать.

Провернувшись в замочной скважин, ключи отпёр замок. Медленно, дверь приоткрылась, показав нежеланного гостя. За прошедший день, состояние вампира изменилось не в лучшую сторону. Правый бок даже под одеждой выглядел распухшим. Лицо окрасилось неестественными, фиолетовыми тонами. Частое дыхание с шипением и бульканьем вырывалось из приоткрытого рта. В тоже время, рана на шее, подсохла и выделялась лишь благодаря оранжевому ореолу антисептика.

Встретившись взглядом с убийцей, Миллер медленно поднялся, не зная, сообщить ли о том что сделала Дина. Сама она, будто ни в чём не бывало, сидела подле стены, сурово и дерзко глядя на гостя. Открыл дверь полностью, вампир продемонстрировав прижатый к боку пистолет.

– Ни каких резких движений. Одна провокация и я положу всех. – медленно заглядывая в глаза каждого.

– Тебе нужна медицинская помощь. – Ван, совершенно бесстрастно. – Плохо выглядишь.

– Тех кто не наденет, убью. – холодно, игнорируя издёвку, пнув вперёд один из браслетов.

– Ну что? – блондин, обращаясь к сокамернику.

– А что остаётся? – примеряя обновку к ноге.

– А если это конец?! – взволнованно.

– Делай как он скажет, иначе умрём. – заглянув Миллеру в глаза, кивком указав на девушку.

Щелчок. Правая нога стала тяжелее левой. Щелчок. Левую ногу обхватил холод. Окольцованный словно птица, Ван опасливо развёл браслеты, боясь того, что они сомкнутся. Щелчок. Ещё недавно лишь не удобная ноша, сейчас, она больше походила на гирю.

Поднеся последний браслет к руке, Ван замер. Раззявленная пасть уже заглотила щуплую руку, но не почувствовав плоти, замерла в обманчивой безобидности. Не мысль, но невыразимое, холодное, твёрдое чувство, ощущение резкого торможения и возбуждения… Медленно, не прикасаясь к коже, щелчок смыкающихся плоскостей, обжатие, выдох.

Держась на дистанции, привалившись к стене, Валлон прижимал руку к отёкшему боку. При каждом выходе, одеревеневшее лицо искажал маленький спазм. Все понимали отведённые им роли, но без приказа, похищенные не спешили покидать камеры.

– На выход. – сдавленно, не своим голосом.

Медленно, опираясь на стены, борясь с головокружением и слабостью, они преодолели, некогда короткий отрезок между их камерой и игровой комнатой. Негромкий хлопок двери за спиной, тяжёлая поступь, громкое дыхание.

– Дальше. В тупик. – поравнявшись с дверью, он приложил браслет к неприметному сенсору, отперев замок. – На месте! – зайдя внутрь, опустив пистолет в кобуру на бедре, взяв стоявший на готов пульт. – Заходите.

Комната изменилась. Незаметно для глаза, лишь по внутренним ощущениям, став мрачнее, напитавшись страданиями, слабостью, и отчаяньем. Тяжёлый воздух, давящие стены, низкий потолок и смрадный запах крови.

– Рассаживайтесь по местам. – свободной рукой готовя ватные тампоны и иглы.

– А как же игра? – Миллер.

– Считаете, она нужна? – удивлённо и с пренебрежение.

– Ты сам говорил про шанс. – кролик.

– Шанс?! – возмущённо и в тоже время насмешливо. – У тебя был шанс. – с булькающим, гортанным хрипом. – Но, если вы так хотите. – аккуратно прикрыв крышкой банку с проспиртованными шариками.

Стиснув зубы, бледнея от боли, опираясь на стену, Валлон подошёл к своему месту. Короткая передышка, и в два приёма кривясь от напряжения, сел в своё кресло.

– Будешь первым. – указав на блондина.

“Самый короткий путь…

Устелен деньгами. Ведёт по головам. Под ногами талантливых. В толпе”

– Думаешь, ты меня знаешь? – прочитав вопрос. – Я гордился тем, что родился в семье богатого человека. Гордился, что не ел баланду в общественной столовой, что не ходил по грязным улицам, получал медицинскую помощь без очереди… Но каждый раз смотря на отца, видел того, кто из бедности, без образования, с чёрной, тщедушной душонкой, добился того, о чем мне не стоит даже мечтать. – с вызовом в каждом слове. – Самый короткий путь, принадлежит бессовестным.

Сжав штанину, Валлон хмуро смотрел на говорившего. Без жалости, или сочувствуя, но с пониманием.

– Займи место. – указав на нары.

– Скажи, что я не прав! – сквозь не разжимающиеся зубы.

Они глядели друг другу в глаза. Грудь каждого наполняли эмоции. Злость против скорби, воинственность против горечи. Нахмурившись, кролик заметил не свойственные похитителю черты и эмоции. Их не получалось отделить друг от друга, но в их сути была мольба. Просьба подчинится, лечь и умереть, ради чего-то большего, чем он сам.

– Не бессовестным, но безжалостным.

– Такого ответа там не было. – с шагом вперёд.

– А кто сказал, что я играю честно? Лишь пыль в глаза… – беззвучное нажатие на курок.

Разряд тока. Резко, до боли напрягшиеся мышцы, затвердев, натянули кожу, выстроив гримасу боли на лицах игроков. Долгая секунда и обмякшие тела устремились к полу. Ухватившись за край стола, повиснув на воздухе, Миллер обернулся к спутникам. Ван кивнул, Дина обхватила тело руками.

– В норме? – обращаясь к последней.

Поспешно закивав, она сжала зубами манжет робы, готовясь к боли, скрывая невольную улыбку. В несколько приёмов поднявшись на ноги, блондин крепко встал на ноги.

– Безумный ублюдок! Проклятый садист! Убийца. – будто нанося удары, с отборной ненавистью в каждом слове.

Новый разряд превосходил все предыдущие. Пальцы заскребли по дереву стола и, сорвавшись с края, прижались к телу. Запястье и щиколотки начало жечь, будто к ним прикасалось раскалённое железо. Потеряв равновесие, блондин неуклюже попятился и, не в силах устоять, рухнул на нары, приложившись головой о ступени.

– Ещё не хватит? – в половину от прежней безжалостности, с нотками тревоги.

Опираясь о доски нар, Миллер снова поднялся на ноги. Из рассечения лба текла кровь, дыханье дрожало, кулаки сжимались в безмерной жестокости.

– Ты трусливая падаль. – еле выдыхая слова. – Насекомое, живущее за счёт других. – страх смешивался с решимостью стоящего на краю пропасти. – Бездушная тварь…

Скалясь от боли и ярости, Валлон вскочил на ноги, направив на наглеца пульт, с чрезмерной силой зажав курок.

– Это мне говорит сын торговца людьми! – нажатие. – Отправлявший отцов в рабство. Оставляя их семи на голодную смерть! – нажатие, сопровождающийся сдавленными стонами. – Что ты можешь обо мне знать? – надолго зажав курок.

Ноги подкосились, руки сорвались с опоры, горло будто сдавили петлёй, страх смерти, подавил всю решимость. Быстро заваливаясь, мир начал темнеть, как вдруг, в спину врезалась пара дрожащих, подгибающихся рук. С запозданием в секунду, в поясницу упёрлось костлявое плечо. Вспышка, и тьма отступила, воздух ворвался в глотку, сердце наполнила неведомая сила. Разгибая скрюченные пальцы, переполняемый уверенностью, Миллер заглянул через плечо.

– Почувствовал!? – скорее скалясь чем улыбаясь. – В этот раз было слабее. – ликуя.

– Ещё пару раз и мы…

Новый разряд и опора рухнула, но он в ней уже не нуждался. Превозмогая ослабевший разряд безмерной решимостью, калека лишь усмехнулся, поднимая взгляд, готовясь закричать новое оскорбление. Внезапно, крупные руки схватили его за грудки и, вздёрнув, забросили на нары. Блондин вяло задёргался. Тяжёлый удар в голову, ещё один, и третий под дых, остановили сопротивление. Металлический щелчок примагниченного браслета. Положив руку ему на грудь, навалившись всем весом, скалясь словно хищник над буйным сородичем, Валлон смотрел в глаза пленника.

– Хочу, чтобы ты знал. Когда пришли к твоему отцу, требовать компенсацию за его махинации с бюджетом, он сам предложил искупить вину. И вот, ты здесь.

Задыхающийся от удара, Миллер захрипел, пытаясь что-то сказать. Его глаза широко раскрылись, взгляд забегал из стороны в сторону. Напрягшись, шея вдавила затылок в стену. Резко отвернув голову в сторону, ощерившись, он рванулся вперёд. Хлёсткий удар наотмашь и ослабевший, калека отлетел в сторону, больше не сдвинувшись с места.

Гулко хрипя от боли, отпнув вцепившуюся в голень руку Вана, убийца поспешно отступил в сторону и, рухнув в кресло, взял с небольшой полки тонкий шприц. Пара жгучих уколов в районе раны, и откинувшись на спинку, он замер, ожидая отступление пульсирующей боли.

Не в силах поднять головы от холодного пола, Ван задыхался. Грудные мышцы работали на полную мощность, втягивая воздух сквозь не разжимающиеся зубы. С бессильной злобой проскрежетав ногтями по истёртому ногами, пластиковому покрытию, он ударил себя кулаком в грудь, слепо надеясь, что сможет починить неработающие лёгкие и засбоивший мотор. Шанс на успех ускользал с каждой секундой. Как бы не хотелось признавать, последний план провалился, загоняя заговорщиков ещё ниже, чем те были прежде.

– Зачем ты это делаешь? – выдыхая то немногое, что удалось втянуть. – Мы вправе знать, за что умираем! – выглядывая из-за стола. – Деньги, твой садизм, божья воля…? – опустив голову, переводя дыхание, решаясь сказать самое страшно. – Мы все здесь на убой. Дак почему ты просто нас не пристрелишь. – резко подняв голову. – Отвечай, чёрт тебя подери!

Валлон ухмыльнулся, как ухмыляются дети, затаившие безвинный секрет.

– Здесь я задаю вопросы. И следующий, адресован тебе. Встань.

Не из подчинения, но из нежелания лежать под ногами врага, Ван уцепился за стол и, подтянув трясущиеся конечности, попытался подняться. Не с первой и не со второй попытки, но всё же ему удалось устоять.

– Ответь мне. Какого цвета отчаянье? – всей мимикой изображая, будто наносит последний удар, в то время как в глазах блестели слёзы. – Цвета крови, что вытекает из тела. Железа, что отделяет от мира. Белое, как стены хосписа. Или мутно зелёного стекла, залитого дурно пахнущей жидкостью.

Пошатнувшись, кролик попятился, продолжая цепляться за края стола, а затем, заваливаясь рухнул на ступени нар. Голова опустилась на грудь, дыхание с шумом вырывалось из открытого рта.

– Отчаянье? Никогда не видел. Но тебе покажу! – и с хриплым рычанием бросился вперёд.

Шаг, в глазах поплыло, потемнело, а внутри что-то болезненно сжалось, безмерная слабость потянула к земле. Ещё шаг, сокративший расстояние до того, при котором можно попытаться прыгать. С решимостью всего инстинкта самосохранения, отбросив изначальный план отобрать пульт, нацелился на рану, желая убить истязателя… Мгновенье, перед решающим толчком, и разряд тока стянул мышцы. Красное марево, сдавленный крик за спиной, удар головой об пол.

Ван не почувствовал как его подняли и забросили на дощатый настил с постеленными поверх, искусственными шкурами. Не заметил, как наложили жгут и обработали кожу. Не испытал боли когда игла пронзила вену. Только когда чужие руки закончили подготовку, он явственно разглядел запястье со светлым браслетом. Оно отдалялось, вместе с владельцем. Гримаса глубочайшего отчаянья исказила болезненно белое лицо. С хрипом и бульканьем, изо рта донёсся сдавленный стон, переходящий в вой. Пара вялых, безуспешных попыток высвободить руки, вызвали приступ паники. Боль резала мышцы, сжимала голову, терзала внутренности. Ослеплённые ужасом, рванувшись вперёд, Ван согнул проколотую руку, пробивая иглой вену насквозь, стараясь вогнать её в плотные ткани, в попытках остановить убегающую из тела жизнь.

Услышав писк прибора, Валлон тут же рванулся назад и, вырвав иглу, окропил коагулянтом кровоточащую рану. Их взгляды встретились. И снова на него смотрели сверху в низ. Смотрели хмуро, и задумчиво, будто решаясь на что-то.

– Ты так и не ответил. Какого цвета?

Отступив, ведущий подошёл к уже потерявшему сознанию блондину, и медленно занеся кулак, нанёс мощный удар в туловище. Хрип, стоны, нечленораздельные стенания. Новый удар, выбил дух и последние искры сознание. Ещё один, разорвал ткань на груди.

– Я могу так целый день. – ожесточённо, с булькающим хрипом. – До тех пор пока он не умрёт или ты не ответишь.

Удар в повисшую голову, ещё один. Кровь потекла из разбитых губ и приоткрытого рта.

Вздрагивая от каждого, как если бы, били его самого, кролик скорчился. Страх отступил. Его место заняло сострадание и ярость.

– Стой! – почти шёпотом. – Нет. Я… Не его.

Отступив, экзекутор развернулся, прижав раненный бок окровавленной рукой. Его нижняя челюсть дрожала, в такт неровному, хриплому дыханию. Но на лице, не было гнева. Лишь печаль и решимость.

– Какой цвет. – с прежней суровостью, заинтересованный не в ответе, но в подчинении, нависая над потерявшим сознание калекой, готовясь продолжить истязания.

– Красный. Красный. Цвет крови. – и опустошённый, он уронил голову на стену за спиной.

Спустившись с нар, Валлон пошатнулся, мотнул головой, и неуверенной походкой направился на своё место. Пара шагов и остановившись он обернулся, взглянув на всеми забытую, бездвижно лежащую девушку. Короткий вдох, через отомкнувшиеся для окрика уста, такой же короткий выход не свершившимися словами. Вернувшись, устало упав на колено подле головы, он протянул пятерню.

– Не трогай её! – вместо крика, вышло лишь сипение.

Крупные пальцы прикоснулись к ожесточившимся локонам, но в место того чтобы ухватится, лишь аккуратно отвели в сторону.

– Дина. Дина! – забившись в оковах.

Прикосновение к шее, к груди, к запястью. Короткий – цык – разочарования, но не больше. Поднявшись, громила больше не внушал уверенность. Съёжившийся и поникший, слегка заторможенный, будто замёрзший. Выдохнув остатки сочувствия, поджав губы, он повёл подбородком и отведя взгляд, перешагнул через тело. Звон перебираемых цепей, лязг металла, шёпот перекладываемых ремней.

Задыхался от собственного, беззвучного крика, Ван весь выгнулся, пытаясь вырваться, уцепится за гладкий металл. Она не была родственником или хотя бы другом, всего лишь сокамерником, одной из тех, кто бросил его. Тем не менее, она была той, кто в месте с ним пережил худшие дни жизни. Треск перетянутой ткани, скрип разматываемых трубок, скрежет прихваченных ржавчинной подшипников. Подвесив её также, как и Саида, убийца вонзил в шею покойной несколько игл.

Неуверенно переступив с ноги на ногу, когда всё было сделано, Валлон отёр залитый потом лоб, и снова мотнув головой, пошёл к своему месту. Шаг, ещё один, на третьем, его нога подкосилась, и он рухнул лицом вперёд, упав там же, где и кролик.

Ещё несколько минут назад, Ван бы возликовал, но сейчас, замкнувшись в себе, слепо глядя куда-то в пол, лишь поёжился. Всё сгорело, остался лишь пепел среди пустоты. Все планы рухнули, надежд не осталось. Впервые за свою жизнь, он чувствовал себя на место тех, кому не повезло оказаться вне городов. Понял те чувства, о которых они говорили. Сгинувшие, без всякого смысла. Пропавшие без вести, как суждено и ему. Без шанса оставить о себе, хотя строчку в списке погибших, не говоря уже о чём-то большем. Сегодня или в следующий раз, когда у него решат взять кровь. Он уже покойник. Живой запас. Муха в паутине, к которой обращаются лишь затем, чтобы утолить голод.

Внезапно, периферическое зрение уловило движение. Подняв взгляд, кролик посмотрел на дверь. Та была закрыта. Затем на Миллера, по-прежнему лежащего без сознания, на камеру, безмолвно наблюдающую за дальнего угла, и наконец, на неё. Их взгляды встретились. Такого взгляда он ещё не видел, и отдал бы многое, лишь бы никогда не видеть. Ужас, страдание, паника и мольба. Её ноги почти касались потолка, в то время как голова висела чуть выше стола. Вены на побагровевшем лице вздулись, от прилива крови. Руки, связаны за спиной, часто заёрзали.

Душераздирающий крик, вырвавшись изо рта, быстро затих, сменившись хрипом. Забившись в оковах, она начала раскачиваться из стороны в сторону. Из-под побеспокоенных игл, потекли капли крови.

– Валлон! Валлон! – еле хрипя. – Очнись. Валлон. Она жива. Она… – сухой кашель оборвал тщетные попытки.

Не отдавая отчёт своим действиям, она билась в отчаянной панике. Воткнутые в шею иглы вывернулись, но не выпали. Капле превратились в тонкие струи, стекающие по подбородку, губам, лицу.

– Валлон! Отпусти её. Помоги. – взмолившись. – Пожалуйста, прекрати. Не двигайся. Не… – он зарыдал, закрыв глаза, отвернувшись не в силах смотреть.

Частая капель по тёмному полу. Брызги разлетающиеся по стенам, досками и искусственным шкурам. Грохот цепи, хрипы. Валлон не двигался.

– Кто-нибудь. Ну хоть кто-нибудь. Орта, Саид, ну хоть кто-то! – размахнувшись, он ударил затылком о стену, вжался в неё, пытаясь отодвинутся как можно дальше. – Нет. Пусть она замолчит. Пусть замолчит.

Одна игла выпала, от ещё двух отсоединились трубки, и кровь тонкими струйками начала литься в разные стороны. Всё лицо лицо залило красным. Срываясь с чёлки, крупные капли долетали до ещё живых доноров. Душераздирающие хрипы, и стоны. Мягкая музыка из телевизора, демонстрирующего красоты природы. Мерный перестук колёс.

Глава 4 Цена одной жизни

– Это того стоило? – высокомерно, с издёвкой.

Отворачиваясь от реальности, Ван обернулся в прошлое, встретившись взглядом с капралом. Растрёпанная, неухоженная форма. Такое же оружие, с подтёками не то грязи, не то ржавчины. Грязные, вечно жующие зубы, среди кудрявой, редкой и невысокой бороды. Ему не нужен был ответ. Ему нравились мольбы и просьбы пощады. Долгие годы о одном чине, в то время пока остальные растут, оставляют свои отпечатки.

Пожав плечами, задержанный искренне ухмыльнулся, невольно стирая надменность с лица конвоира. Длинная дорога среди вросших в землю, временных домиков, разваливающихся кубов со щебнем, исписанных стен, брошенного транспорта. По втоптанным в пыль обрывкам сухих пайков, окурков и гильз. Под тусклым небом, недобрыми взглядами недавних соратников, гнётом былых поступков. Не чувствуя под собой опоры, будто летя над землёй, окрылённый свободой от ненавистных приказов.

– Ты подозреваешься в нарушении устава, нарушении предписаний и приказов, противодействии отряду по работе с контингентом класса Д. – бросив бумаги на пластиковый стол, капитан затянулся наполовину истлевшей сигаретой. – Не будем тянуть, сынок. Ты в дерьме. – встав из-за стола, сделал два шага в сторону. – В дерьме по самое горло. И ты словно якорь, тянешь за собой всё подразделение. Первоклассная статистика, показатели, проценты… – развернувшись, пошёл обратно. – Чтобы выбраться наверх, и вытянуть товарищей, тебе придётся постараться. Написать сотни листов отчётов и рапортов. Пройти миллион тестов и психиаторов, чтобы оправдать свой поступок…

– Я… – тихо, но твёрдо, подловив офицера на очередной затяжке. – …не о чём не жалею.

Остановившись, он свёл брови. Сизые облачка скапливались под пологом палатки, расслаиваясь на уровни. За спиной, послышался шорох, переминающегося с ноги на ногу капрала.

– Это было минутное помутнение, солдат. – жёстко выговаривая каждое слова. – Ты был под кайфом. Тебя отравили.

– Впервый за всё время, я понял что делаю. – легко, не собираясь спорить. – Понял, наскольк не прав.