Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Озлобление туркмен нередко и проявлялось в массовых восстаниях. Следует заметить, что туркмены, делясь на роды, часто враждующие между собой, редко проявляли единодушие в подобных выступлениях против ханства, хотя те общие идеи, о которых было сказано выше, исповедовались всеми родами одинаково. Поэтому ханству, снаряжавшему против них экспедиции, иногда удавалось побеждать восстававших и, наказывая главарей, усмирять восстания. Но чаще туркмены осиливали ханские рати, набираемые из местных жителей, все же вооруженных русскими берданками. Из своих побед над ханством туркмены, однако же, не извлекали особенных выгод, стараясь примириться на каких-либо подачках или посулах, тем более что в таких случаях ханство всегда цеплялось, как за якорь спасения, за русскую власть, которая обыкновенно угрожала туркменам применением военной силы.

В 1910 г. умер старый хан^[150], при котором была покорена Хива русскими. Воссел на его бутафорский престол человек болезненный, жалкий дегенерат, мелочный и бездарный, но ярый русофоб^[151]. При занятии родительского престола новый хан торжественно объявил своему народу о желании произвести в ханстве коренные реформы. Но виновником этого милостивого акта был не хан, а его первый министр, Сеид-Ислам-Ходжа, которого ровно через три года хан снял с дороги через наемных убийц, предав забвению почти все возвещения реформы.

При ханском дворе в среде сановников после того не осталось приличных и способных к управлению делами людей, остались одни жалкие интриганы, мелочники, готовые на всякие подлости и преступления. Вот с этой-то бандой заведомых негодяев и интриганов вступила в истинное супружество русская Администрация с назначением на пост Начальника Аму-Дарьинского отдела Полковника Колосовского.

Начало современного восстания

В последние два года туркменские волнения приняли затяжно-хронический, безостановочный характер. Первое серьезное столкновение с ханством произошло у них осенью 1914 г., которое окончилось неудачно для туркмен^[152]. Последние поплатились каким-то откупом, обещая прекратить смуту. Но банда интриганов ханского двора не пожелала остаться верной заключенному миру: пылая воинственным духом и опираясь на подкупленную русскую власть, ханство вздумало нарушить налаженное с туркменами отношение и вновь снарядило весной 1915 года экспедицию, которая была туркменами блестяще разбита. Подступив затем к городу Ташаузу^[153] (один из крупнейших по торговым оборотам город ханства), где засела часть ханских нукеров (ханские солдаты), они через 2—3 дня осады приступом взяли этот город, предав его беспощадному грабежу. Но при занятии города туркмены, однако же, немедленно объявили об абсолютной неприкосновенно русских и их жилищ. Хотя этот приказ и был в точности исполнен, все же семьи русских поспешили оставить Ташауз. Туземное же население города и его окрестностей разграблено было до основания.

Начало распространения туркменской власти по Хиве

С этого момента в туркменском движении наступает какой-то решительный поворот в сторону распространения своей власти. Ханское правительство пришло в полное смятение, неспособно уже было ничем реагировать на факт разгрома целого громадного торгового города и обратилось за помощью, как и всегда, к русской власти. Последняя поспешила на помощь: прибыл помощник Сыр-Дарьинского Военного Губернатора, Генерал Геппенер, который, вместе с полковником Колосовским, и поселился в городе Хиве. Вызвана была из Туркестана дружина солдат, половина которой также была расквартирована в городе Хиве, вместе с сотней казаков и полубатарей артиллерии.

Началось поистине идиллически-приятное сожительство русской власти с ханским двором, и под мирный тон этого сожительства туркмены, осмелевшие после разгрома Ташауза, начали уже распространять по Хиве и свое политическое влияние. И пока наша власть проводила в Хиве приятное время, утверждая, что «на Шипке все спокойно», туркмены незаметно, шаг за шагом, подчинили своему влиянию добрую половину территории Хивы.

Наибольшим почетом и влиянием в туркменской среде этого момента, как герой событий и виновник успехов, пользовался предводитель одного рода, именуемый ханом Джунаидом (или Дженавудом). Хан Джунаид и начал деятельно распространять свое политическое влияние на Хиву, а так как сила и мощь туркменская в представлении мирного хивинца рисовались значительно выше ханской, то население доброй половины Хивы фактически перестала подчиняться ханству. Ханская власть почти покончила свое существование в этой части Хивы, но хан Джунаид, восстанавливая порядок, однако же не возлагал на себя всего бремени управления, делясь в этом отношении с законным ханом.

Образовалось в Хиве своеобразное двоевластие, приведшее к полной общественной деморализации. Участились разбои, грабежи, убийства, чего раньше совсем не наблюдалось. Нормальная жизнь, промышленная и торговая деятельность расшатались в этой части Хивы, отражаясь, конечно, и в центре торгово-промышленной импульсации ханства, нашем городе – Новом Ургенче.

Как и следовало ожидать, на почве своевластия и необузданной свободы скоро возник раскол и среди самих туркмен, вследствие чего на крайнем севере Хивы откололось новое туркменское ханство, с новым ханом, новыми порядками и делами.

Обращения русской колониальной власти

Русская колония, наблюдая начавшуюся общественную разруху и справедливо опасаясь чреватых нежелательными последствиями событий, к чему последняя неуклонно и направлялась, обратились к власти с просьбами о восстановлении в Хиве мирной жизни и нормальной экономической деятельности а также и о защите интересов русских подданных. Но власть, обнаруживая изумительное невежество, дерзко отклонила все просьбы. По ее мнению, русские селились в ханстве, «никого не спрашиваясь», «без чьего бы то ни было разрешения», как самозванцы, и заводили свои предприятия «на свой риск и страх», а поэтому они «ни на какую помощь или содействие власти рассчитывать не могут».

Отдавшие ханству много своего труда и энергии, вложившие в страну миллионные капиталы, все русские люди в этом бутафорском государстве, покоренном Россией, в мгновение ока оказались лишенными едва ли не всех прав состояния одним невежеством русской власти. Может ли быть что-либо чудовищнее этой наглой выходки и этого фанфаронства бесконтрольных российских властей?!

Для характеристики такого отношения власти к русским интересно отметить случай, когда власть, на просьбу одной заводской фирмы о возмещении убытков, причиненных ей во время разгрома гор[ода] Ташауза, отсылала эту фирму с ее претензией к… тем же туркменам!

Так проходило время в тревожном ожидании чего-то важного, серьезного, ибо мы, русские, ясно видели надвигавшуюся впереди грозу. Ждать долго не пришлось: она разразилась в феврале текущего года.

Генерал Геппенер, обильно насыщенный двухмесячным пребыванием в Хиве, как-то незаметно соскользнул с нашего горизонта, и единоличным русским хозяином в Хиве остался полковник Колосовский, этот новоявленный герой «второй Хивинской войны».

Начало восстания

Я уже сказал, что туркменский хан Джунаид в серьезных случаях управления делился властью с законным ханом. Как-то в январе текущего года он несколько человек явившихся к нему челобитчиков направил к самому хану, в Хиву. Здесь, по проискам некоторых сановников, они были арестованы Колосовским и засажены в тюрьму. Так как на все просьбы Джунаида освободить арестованных Колосовский не обращал никакого внимания, то хан Джунаид объявил поход на остальную часть ханства, не исключая и самого города Хивы, с целью предать все население городов ханства грабежу. Так как прямыми виновниками ареста упомянутых челобитчиков Джунаид считал не Колосовскаго, а наиболее влиятельных ханских сановников, то гнев его и обрушился только на ханских подданных.

Джунаид быстро собрал вокруг себя рать из нескольких тысяч хорошо вооруженных всадников, а для грабежей привлек из местных жителей много тысяч людей пеших и с арбами¹.

Вероятно, только тут Колосовский понял всю опасность затеянной им буффонады и поспешил вызвать из Петро-Александровска две роты дружины для защиты Нового Ургенча, а из Ташкента потребовал присылки целого отряда войск для борьбы с туркменами.

Осада Нового Ургенча

8-го Февраля хан Джунаид со своими полчищами подошел к Новому Ургенчу, занял его отдельными отрядами в разных пунктах, объявив между прочим всех русских подданных абсолютно неприкосновенными, и потребовал от туземных жителей города выкуп взамен грабежа. Выкуп назначен был в сумме 110 тыс. руб., а жители объявлены подданными хана Джунаида. Так как никаких насилий ни над кем туркмены не производили, то наши две роты и не вступали с ними в борьбу, тем более что борьба была бы и неравна, а в случае победы туркмен (что не оставляло сомнения) чрезвычайно опасна для русской колонии, которая, вероятно, подверглась бы не только грабежу, но, возможно, и резне.

10-го Февраля туркмены снялись из-под Нового Ургенча, двинувшись на Хиву. В это время они сорвали еще почти такой же откуп с другого большого торгового города, Ханкове^[154], жители которого тоже были объявлены подданными хана Джунаида.

Осада Хивы и разграбление ее

Под городом Хивой туркмены были встречены русским гарнизоном боем. А так как ничтожный гарнизон бороться с многочисленной ордой не мог в целях защиты всего города, то туркмены на другой же день овладели городом, осадив и гарнизон в помещении больницы и почты. Город был предан беспощадному грабежу, какого себе трудно представить. У жителей отнималось все имущество, товары, деньги, скот, арбы, в домах и магазинах выламывались двери, рамы, полы. Громоздкие товары распродавались желающим на месте, также продавались товары целыми магазинами, караван-сараями^[155], и т. д., и т. д.

Хан остался неприкосновенным, хотя грабили также и в помещениях дворца, но те два сановника, которых туркмены считали виновниками всех несчастий в ханстве, были расстреляны.

Над жителями никаких насилий не чинилось, но грабители не пощадили здесь и русских, разграбив их магазины и домашнее имущество. Мало этого, одного из русских водили по улицам с веревкой на шее и раздетого, как поступают в ханстве с преступниками, обреченными на казнь или заподозренными в чем-либо неблаговидном.

Четыре дня хозяйничали туркмены в Хиве, ведя в то же время борьбу с гарнизоном. По общему утверждению самих осажденных, гарнизон уже выбивался из сил, и туркмены уже намеревались подавить его своею массою. Но спасли положение дела подоспевшие вовремя 2 роты, бывшие в Новом Ургенче, под начальством только что прибывшего к тому времени из Ташкента Сыр-Дарьинского Военного Губернатора, Генерала Галкина. Удачным маневром этих рот туркмены были обмануты в определении численности, подошедшего подкрепления, считая таковое чрезвычайно сильным, и в ночь на 16-е Февраля бежали из Хивы. Нечего и говорить о том, как расправлялись солдаты и даже сами жители города с теми, кто, увлекшись грабежом, замешкался в городе до утра, а в особенности – оказывался без оружия: очевидцы передают, что значительно более тысячи голов полегло на улицах Хивы.

Между солдатами оказалось убитых 5 и раненых 20 человек.

Организация карательной экспедиции

Пока туркмены собирались вновь в группы после столь неожиданного удара, разрушившего все или многие их планы и стремления, к Хиве стали подходить войска всех родов оружия, вызванные из Туркестана. Необходимо отметить, что в разгар хивинского грабежа и борьбы с хивинским гарнизоном телеграф от Хивы к Новому Ургенчу и далее от последнего к Чарджую был прерван туркменами. Очевидно, у туркмен сам собою созревал уже план нового нападения на наш город, в случае их победы, специально для разгрома русской колонии, что фактически и подтверждалось из рассказов сведущих людей. В Ташкенте же это обстоятельство произвело целый переполох, так что Генерал-Губернатор, в предположении полного разгрома ханства и всех русских, будто бы распорядился значительно увеличить просимое первоначально количество воинской силы, предполагая довести таковую до целого корпуса. Однако Генерал Галкин настоял потом на отмене этого решения.

И до сего времени, вот уже почти месяц, тянутся в Хиву войска, преодолевая все трудности маршевого перехода по пустынной, совершенно почти незаселенной четырехсотверстной дороге от Чарджуя до Хивы. Вся Аму-Дарьинская флотилия была также поднята для целей передвижения войск и провианта, и эта работа не закончилась еще и теперь. Организуется, таким образом, целая карательная экспедиция против туркмен, в состав которой войдет много тысяч войска разного рода оружия.

Готовятся к чему-то и туркмены, точные намерения которых неизвестны. По одним версиям, они решили организовать отпор русским, надеясь подавить их своей численностью. С этой целью они будто бы собирают отовсюду, где еще имеют силу власти, возможно большее число разных, и пеших и конных, людей. По другим версиям, они растерялись, спешат рассеяться по отдаленным местам соседних пустынь и степей, куда прежде всего эвакуируются их семейства.

Но во всем их поведении любопытно и знаменательно одно, их благожелательное отношение к русским обывателям. Во многих городах, где и теперь туркмены – полные хозяева, русские беспрепятственно продолжают свои дела. По всем дорогам проезжают русские, встречаются и с отдельными группами туркмен, и с целыми их отрядами и все-таки не подвергаются никаким насилиям. Но идет лишь молва, что если они одержат верх над русскими войсками, то русские будут и разграблены, и даже вырезаны, до той же поры насилия над русскими в их расчеты входить не должны.

Наивные мечты, полные заблуждения! Но не напрашивается ли отсюда сам собою тот логический вывод, который объясняет такое миролюбивое отношение туркмен к русским их действительным нежеланием борьбы с ними и не менее действительным желанием бороться до конца против ненавистного ханского режима, поддерживая идею перехода в русское подданство? Этот вывод является не только прямым следствием изложенного очерчивающего еще слишком кратко туркменский вопрос, но, при более всестороннем знакомстве с делом, несомненно, получит полное подтверждение ее.

Заключение

Итак, безответственная, продажная, неспособная русская власть совершенно сознательно и преднамеренно разыграла грандиознейшую политическую драму, заключительным актом которой является новая война, туркменская, война с лояльнейшим по отношению к России народом. Конечно, власть будет искать между пораженными уже морально туркменами каких-нибудь немецких или турецких агитаторов, чтобы свалить на них свою вину, но это будет новой ложью власти.

Как видно из изложения, власть бездействовала, попустительствовала, совершенно игнорировала все русские интересы в стране, доведя в конце концов русских людей до грубого унижения перед дикой ордой полукочевников. В политическом сожительстве с Хивой власть как будто видела исключительно объект приятных и полезных вожделений, потворствуя бутафорской самостоятельности Хивы в ущерб общегосударственным интересам. Подкупленная щедро ханством, власть создавала в нем, может быть и невольно, широкое антирусское течение, способствовала всевозможным интригам, приведшим управление ханством к полному развалу, широкому недовольству масс и открытым восстаниям.

Преступное бездействие русской власти и ее поголовная продажность вызвали в стране тот грандиозный пожар, в котором сгорят миллионы народного достояния и для прекращения которого понадобилось поднять десятки тысяч русских войск в такой важный для России момент, как ныне переживаемый. Подумать даже страшно, чего будет стоить эта буффонада власти, бросающей полки, для собственной своей забавы, через непроходимые пустыни и в край, совершенно необорудованный ни дорогами, ни продовольствием. Об этом ведь тоже власть никогда не заботилась. А несчастная Хива уже разорилась, вся экономическая жизнь в ней перестала биться, торговля почти прекратилась, брошены поля, арычная повинность выполняется кое-как, с пропуском дорогого времени.

Конечно, русские войска восстановят здесь попранное было имя и честь русских людей, но какой ценой и к каким результатам это приведет? Опять для отдачи на произвол той же власти и издевательство кучки ханских насильников, интриганов и всякого рода негодяев? О, это было бы чудовищным насилием над русскими, это было бы горечью, переполняющей и без того чашу терпения!

Говорят, Генерал Галкин, устраивающий теперь в Хиве парады для дегенерата-хана, объявил по стране, что он призван «восстановить управление законного хана, поставленного Белым Царем». Но неужели для того будут принесены все жертвы несчастной страны и чудовищные расходы на ее оккупацию русскими войсками, чтобы Хива вновь страдала под игом собственных и пришедших из недр российской власти хищников? Кому нужна самостоятельность этого бутафорского государства, кроме всех таких хищников? Ведь оно оказалось неспособным самостоятельно управляться и развиваться экономически, а поэтому оно должно без малейшего промедления прекратить свое существование и слиться с империей.

Доверенный Русско-Азиатского банка в Новом Ургенче А. М. Кисляков

РНБ АДП. Ф. 482. П. Н. Милюков. Ед. хр. 144. Л. 2-21. Подлинник. Машинопись.

1.4. Кульджинский вопрос

В настоящем разделе представлена группа документов 1871 г., связанных с временным вхождением в состав Туркестанского края Кульджинского региона, ныне находящегося в составе Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР.

Вторая половина XIX в. в политике России в Центральной Азии ознаменовалась усилением российско-китайских контактов. Они возникли и развивались со второй половины XVIII столетия, когда Цинская империя, сокрушив в почти вековой борьбе Джунгарское ханство и захватив Восточный Туркестан (Синьцзян), вышла на рубежи Южной Сибири, территории нынешних Казахстана и Кыргызстана. В середине XIX в. настойчивое стремление России узаконить торговые взаимоотношения с Цинской империей в Центральной Азии привело к заключению Кульджинского договора в 1851 г., положившего начало официальным политическим и торговым связям России и Китая в этом регионе. Русско-китайскому разграничению в Центральной Азии был посвящен Пекинский договор, заключенный русским посланником Н. П. Игнатьевым с цинским правительством в ноябре 1860 г. в дополнение к Айгунскому и Тяньцзиньскому договорам 1858 г. Граница должна была быть определена от оконечности Западных Саян до Памира. Продолжением и развитием Пекинского договора стал Чугучакский договор от 25 сентября 1864 г., делимитировавший российско-китайскую границу в Центральной Азии.

В 1862 г. в китайской провинции Шэньси началось восстание дунган-мусульман. В 1864 г. антиманьчжурское и антикитайское движение достигло Синьцзяна. Осенью 1864 г. восстание охватило пограничные с Россией Илийский и Тарбагатайский округа. В ноябре 1864 г. повстанцы заняли центр Илийского округа – город Кульджу. Наместник-цзяньцзюнь Мин Сюй с гарнизоном заперся в цитадели и отправил своих представителей в Россию к начальнику Алатавского округа генерал-майору Г. А. Колпаковскому с просьбой об оказании военной поддержки. 19 декабря 1864 г. в Петербурге состоялось совещание министра иностранных дел

А. М. Горчакова и военного министра Д. А. Милютина, которые выступили против вмешательства России в события в Синьцзяне. Колпаковскому было дано указание усилить охрану границы, а Мин Сюю было сообщено, что Россия не может оказать ему помощь без официальной просьбы со стороны цинского двора. В то же время российскому посланнику в Пекине А. Е. Влангали было дано указание предпринять все меры к тому, чтобы цинское правительство не обратилось к России с просьбой о военной помощи в Синьцзяне. Основными мотивами такой позиции Петербурга были опасения за стабильность в пограничных с Синьцзяном российских районах компактного проживания мусульман, риск потерять экономическое влияние в Синьцзяне в случае укрепления там мусульманской государственности, а также нежелание вероятного обострения взаимоотношений с главным соперником в Центральной Азии – Великобританией.

3 марта 1866 г. восставшие дунгане и таранчи (уйгуры) захватили цитадель Кульджи. Тем самым пал последний бастион Цинов в Синьцзяне. Цзяньцзюнь Мин Сюй взорвал дворец и вместе со своей семьей и остатками гарнизона погиб.

В результате победы антицинского восстания на территории Синьцзяна образовалось три мусульманских государства – Кульджинский (Таранчинский) султанат, Йэттишаар и Дунганский (Урумчийский) султанат. Самым мощным из этих образований был Йэттишаар («Семиградье» – имеются в виду города Кашгар, Янги-Гиссар, Хотан, Аксу, Яркенд, Куча и Курля) с центром в Кашгаре. Правитель Йэттишаара Якуб-бек приступил к подготовке вторжениия в Кульджинский султанат – пограничный с Российской империей. Это было оценено как прямая угроза российским экономическим интересам в Синьцзяне, которые главным образом сконцентрировались в Илийском и Тарбагатайском округах. В результате в Петербурге приняли решение упредить Якуб-бека и оккупировать Илийский округ. 22 июня 1871 г. Абиль-оглы вручил командующему русской военной экспедицией Г. А. Колпаковскому ключи от Кульджи.

Петербург был намерен содействовать возвращению Илийского округа в состав Цинской империи, т.к. стратегические благоприятные отношения с Китаем, имевшим с Россией протяженную сухопутную границу и занимавшим важное место во внешней торговле, для российского правительства были куда важнее, чем новые территориальные приобретения за китайский счет. При этом в правительстве рассматривали вариант образования здесь независимого государства под покровительством России в случае, если Пекин будет не в состоянии или не пожелает в будущем вернуть контроль над территорией округа.

На территории Илийского округа установливалось временное российское управление. Край был включен в состав Туркестанского генерал-губернаторства и подчинен военному губернатору Семиреченской области. В городе Верном создавалась специальная Канцелярия по кульджинским делам. Илийский округ делился на четыре участка, во главе администрации стояли русские офицеры. В поселениях таранчей, китайцев, маньчжур и сибо была введена выборная власть. Ежегодно на собраниях каждая волость избирала старшину и помощников, а также народных судей, утверждавшихся военным губернатором Семиречья. Волостные управители у казахов-кочевников назначались семиреченским губернатором, а у кочевников из числа калмыков и торгоутов старшины оставались прежними. Вместо многочисленных налогов и поборов, существовавших при маньчжурах и в султанате, русская администрация установила единый налог – по три рубля с семьи. Исключение было сделано для разоренных китайцев и калмыков, которые должны были вносить по одному рублю с семьи.

В 1876 г. цинский военачальник Цзо Цзун-тан двинул свою армию в Синьцзян. К лету 1877 г. государство Йэттишаар было практически уничтожено, и власть Цинов в Синьцзяне была восстановлена. Только территория Илийского округа оставалась под временным управлением российских властей. Однако уже 4 марта 1878 г. в Петербурге было принято решение о возвращении Китаю Илийского края. Россия выдвинула перед Пекином ряд требований, при условии выполнения которых она была готова вывести войска из Илийского округа. Начались сложные переговоры между Россией и Китаем по Илийскому вопросу, которые завершились подписанием 12 февраля 1881 г. Санкт-Петербургского договора, который поставил точку в Илийском кризисе. В соответствии с ним Россия передавала Китаю Илийский округ, оставляя за собой западную его часть для поселения там мусульман, пожелавших принять российское подданство. Договор предусматривал уточнение границы в районе Черного Иртыша и озера Зайсан. Заключенный между Россией и Китаем Новомаргеланский протокол в 1884 г. узаконил новую границу между Россией и Китаем в Центральной Азии.

С. Н. Абашин

Документы

Военный Губернатор Семиреченской области Туркестанскому Генерал-Губернатору.

30 Июня 1871 г. № 70, г. Кульджа^[156].

Об устройстве временного управления Илийским краем^[157]Господину Туркестанскому Генерал-Губернатору. Рапорт^[158]

По вступлении моем в Кульджу и по изъявлении всеми племенами Илийского края покорности необходимо было устроить управление покорившимся населением.

В этом деле я должен был руководствоваться прежде всего тем соображением, что воля Правительства относительно оставления этой страны в нашей власти или передачи ее манджурам еще окончательно не определилась, а как обладание наше страною на этом основании может быть и временным, то и самое управление наше краем должно имеет характер временного. С другой стороны, ни быт населения, ни местные условия, ни, наконец, существовавшая доселе организация управления пока еще не настолько нам известны чтобы можно было безошибочно браться за устройство управления вполне соответствующего местным условиям и быту населения, во многом совершенно отличного от кочевого и оседлого населения Туркестанского края. Посему новое управление, как вводимое в виде опыта, должно было быть простым, не сложным, определяющим только основные черты, предоставляя частности практике.

Всего легче было бы воспользоваться существующим таранчинским^[159]управлением, подчинив начальников городов, селений и кочевников русской власти вместо султанского правительства. Это оказалось совершенно неприменимым, потому что таранчинское управление представляло собою не что иное, как эксплуатацию всей страны господствующим племенем, в среде которого вся власть принадлежала нескольким родственным между собою семействам. Между этими родичами распределены были для управления все города, селения и племена края. Подчинялись они только султану, которым и назначались с совета окружающих его влиятельнейших таранчей. Оставлению этих людей, по большей части ненавидимых даже таранчами за взятки и притеснения, управителями народа, который не принимал ни какого участия в их назначении, было при подчинении страны русской власти не возможно даже на короткое время.

Вследствие этого восстановив усибо^[160], торгоутов^[161] и калмыков власть прежних народных начальников, еще уцелевших, но вполне подчиненных таранчинским чиновникам, я прибыл для назначения народных начальников у прочих племен, где прежнее коренное начальство совершенно исчезло и заменилось назначаемыми султаном людьми, преимущественно из таранчей, к выборной системе, упростив ее и применив к местным условиям.

Таранчинское население делится, как было и при китайцах, на сотни (дворов), административное соединение которых, часто сходящееся с хозяйственным по соседству земель и общему пользованию арыками, составляет административную общину – кент. В каждом кенте состоит от 100 до 1200 дворов или семей. Удержав за кентами значение административных единиц и общин, я сделал распоряжение, чтобы для управления каждым кентом был избран собранием выборных, по одному из каждой сотни дворов, старшина (бек) или аксакал с одним или несколькими помощниками, смотря по надобности, для управления отдельными от главного центра кента выселками.

Судебная власть у таранчей была не разделена от административной и сосредоточивалась в лице султана. Я признал необходимым отнять судебную власть у новых выборных старшин или беков, тем более что русская Администрация не могла принять на себя того полного контроля за судебною деятельностью беков, какою пользовались султан и его советники. Посему тем же сотенным выборным предоставлено избрать для каждого кента трех судей.

Управления и суд у китайцев, ханбинов (китайское военно-служилое сословие) манджуров и дунган^[162] организуется таким же образом, как у таранчей с образованием из различных племен отдельных обществ, где это возможно.

Для управления киргизами я назначаю в каждый отдельный род особого волостного, почитая пока для них эту систему более обеспечивающей их покорность и послушание, а для суда предписал им избрать биев.

На первое время при разноплеменности населения, при разбросанности его в обширной долине и окружающих ее горах и при возбужденном состоянии всех племен, взаимно питающих друг к другу страх и вражду, одного центрального органа русской власти в Кульдже совершенно недостаточно для охранения порядка и безопасности и для установления сколько-нибудь прочного и сильного народного управления. По этим причинам я разделил Илийскую территорию на четыре участка: 1) собственно г. Кульджа с окрестными селениями и г. Чинпанзи, заселенным китайцами, с добавлением торгоутов кочующих в горах Джинхо; 2) таранчинские кенты, находящиеся выше Кульджи по правому берегу р. Или (4300 дворов) и калмыки, кочующие по Кашу и в окрестных горах; 3) дунганские города Суйдун, Чингагози, Лууцугунь^[163] и хутора на месте китайской Кульджи с частью живущего вместе с дунганами китайского населения, таранчинский Мазар на Кургане и киргизы родов Суван и Кызай (последние по вступлении моем в Кульджу покочевали, сделав несколько грабежей, к Манасу и вернутся ли назад вследствие принятых мною мер, пока неизвестно); 4) левый берег р. Или с таранчинскими (200 дворов) и сибосскими (2234 дворов) кентами и киргизами, калмыками, кочующими на Тогуз-торау^[164].

Из означенных участков я уже поручил управление Кульджинским временному коменданту крепости Кульджи майору Балицкому и Суйдинским (дунганским) – артиллерии штабс-капитану Шрейдеру, как офицерам опытным в управлении азиатскими племенами. Начальником 2-го участка Боробосунского предполагаю я назначить старшего помощника Верненского уездного Начальника есаула Герасимова, знающего таранчинской язык, а левый берег Или поручить одному из наиболее способных к этой должности офицеров находящихся в Кульдже войск. Все означенные офицеры, кроме есаула Герасимова, могут получать то содержание, которым ныне пользуются по чинам от интендантства, но по серьезности возлагаемых на них обязанностей и по расходам, которые они необходимо должны будут делать для представительности, я полагаю необходимым назначить каждому из них столовые деньги в количестве 800 р. в год. Сверх того не обходимо назначить каждому участковому начальнику на наем переводчиков 500 р., на экстраординарные расходы 400 р., на разъезды 200 р. и на канцелярские издержки 300 р., всего 1400 р. в год. Цифры эти определены примерно и могут быть ниже действительно потребующихся. Итого на четырех участковых начальников потребуется 8200 р., а с добавлением жалованья есаулу Герасимову 800 р., всего 9600 р., каковой расход может быть отнесен на местные доходы, о которых я в скором времени доставлю подробные сведения.