Tasuta

Блуждающие в мирах. Маршал Конфедерации. Карста

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

От неожиданности ли, может, последствия психохода сказались, не оклемался окончательно, спортзал перед командировкой прогуливал, трудно сказать. В общем, дрогнул в коленях мужчина, крен дал на правый борт. Тут ещё достопочтенный мистер Мхеер наиглупейшим образом повёл себя. Вы не поверите, абсолютно неспортивно! Извернулся, гадёныш, да как вопьётся со всей дури зубами в Юрино-то плечо! Какая уж тут, к лешему, подстраховочка, руку бы не потерять! «Ах ты ж сука! Н-н-на тебе!» – только и успел прорычать взбешённый Маршал, со всей своей двухметровой дури втыкая незадачливого писаря головой прямёхонько в твердокаменный глинобитный пол. Хрясь! Классика боевого самбо! Хрусть! – характерный треск ломающихся шейных позвонков явственно засвидетельствовал повреждения, несовместимые с дальнейшим пребыванием уважаемого сеньора по эту сторону Фаргуга 145. Шмяк! – и бесформенный бурдюк питательной смеси для клопов распластался по полу, не подавая более признаков жизни…

«Сдох бобик! Чертовски жаль! – с огорчением констатировал про себя Маршал, тщетно пытаясь выщупать пульс на грязной сальной шее. – Бля буду, колдун ты, Юрка! Сглазил-таки дядечку… Нда-а-а, бубёныть… Плохи наши дела!»

Наивно было бы, согласитесь, полагать, что оставшиеся в строю соратники достопочтенного Мхеера, свято уверовав в сакральную фатальность бытия, отнесутся к свершившемуся трагическому факту с должным пиететом и, тихохонько собрав размётанные там-сям телеса в лице третьего, малость разобранного, но ничего себе ещё, вполне живого пока коллеги, чинно и степенно удалятся, дабы, уединившись где-нибудь, в траурной печали роняя скупые мужские слезы в кружки с червивым элем, скорбеть по безвременно ушедшему в мир иной сотоварищу. Э-хе-хе… Верно, где-нибудь так оно и бывает, но… Где угодно, только не в Карсте! Здесь человека убить, что высморкаться. Похороны же иной раз веселее складываются, нежели именины или, скажем, свадьба. Трезвость, рассудительность, спокойствие и уважение к усопшим, так уж повелось, не в почёте у местного плебса, скорее наоборот, а потому времени на всяческие там сантименты не оставалось вовсе…

Вжик! В стальном клинке мелькнули отблески свечей! По всему видать, уроки мастера Тальхоффера 146 не прошли даром. Делай – раз! Пострел наш едва-едва, но поспел – хвала Вааглу! – выхватить меч из ножен. От же ловкач! Вовремя, однако, иначе, как пить дать, не сносить бы ему головушки буйной! В самое последнее мгновение словчился, парировал весьма, уверяю вас, опасную атаку, избегнув, таким образом, недавней печальной участи претонова писаря. О-о-ох! Клац!! Лязгнула сталью сталь, высекая искру недобрую. Базары кончились. Хочешь жить – шевели задницей! Бодро шевели, не рассусоливай! Делай – два! Тут же, без раздумий, обводка и привязь 147 – понуждение силой, опустить оружие, раскрыться. Задавлю, мразь свонская! Жизнь в движении, жестокий танец мангуста и кобры – промедление смерти подобно! Делай – три! Достать супостата с незащищённой стороны! Ни секунды не медля – вперёд! Дистанция разорвана, вот он, противник, совсем близко! Слышится надсадное его дыхание, злобный хрип, скрежетание гнилых зубов. Запах изо рта – ужасающий! Фу-у-у-у! Сознание можно потерять! Но Маршал вам не какая-то там барышня кисейная, и не такое нюхивал! Малой волнистой гардой перехвачен, придушен неприятельский клинок, лицо врага гримасой ярости бессильной скривлено. А-а-а-а-а!!! Высвободиться тужится, не тут-то было! Делай – четыре! Чуть от себя и в противоход, не мешкая, с двух рук эфесом тяжеленного меча прямиком шарах в зубы!

«У Котауси злые глазауси, – припомнился вдруг позабытый детский стишок. – И злые-презлые зубауси!» 148 Были зубауси, да сплыли… Страшная зуботычина! Кровь, ошмётки недожёванной гнили, раздробленные зубы. Нечто тёплое, липкое обдало щеку, шею, потекло за пазуху, источая вонь. Фу, мерзость! Утёрся, не глядя, пора бы уже, кстати, к вони-то и привыкнуть. Агрессор рухнул, точно подкошенный. Вот незадача, даже имени его не узнали. Да и… с ним! Мы заведомо описание процесса, собственно поединка, слегонца подрастянули и, выражаясь в понятиях Средневековья, скажем так, маленько дифференцировали, отчего у неискушённого читателя вполне могли сложиться неверные ощущения замедленного просмотра. Но вообще-то, надо чётко себе представлять, на всё про всё ушло лишь несколько секунд. Кратко и по делу! Айн – цвай – драй – фиир! Блок – обводка, привязь – подход, перехват – разящий удар! Готовченко, выходи строиться! Будто на тренировке. «Хвала Вааглу! – с облегчением пронеслось в Юркиной голове. – Вроде успокоился. Ещё один… хм… типа того… полутруп. Спасибо маэстро Хансу, нужным вещам обучил! …А как там у нас, интересно, последний из могикан поживает?» Легко поигрывая одной рукой увесистым фламбергом, с интересом разглядывал оставшегося на ногах бойца.

– Мочи его, Юрец, мочи гада! Не дай уйти козлищу! – горячим шёпотом подзуживал Роланд.

Отстаньте все к бениной маме! Мочить боле никого уже не хотелось. Устал безумно! Некоторое время соперники, устрашающе гримасничая, топтались лицом к лицу, поднимая пыль, грозно мыча и смачно сплёвывая друг другу под ноги. Меж тем к обоим вскоре пришло понимание: не пробиться местечковому рубаке через маршальский двуручник. Не-е-ет, нипочём не пробиться! Куда ему с полуторным мечиком-мечишкой? Да к тому ж супротив Юриной стати двухметровой длиннорукой? Настоящего бойца это, разумеется, не остановило бы, ретивый бультерьер и на большую собаку всенепременно бросится, но… Вовремя пришло прозрение: «Святая Ма…. Ма… Мандрака! – заикаясь, просипел потерявший внезапно голос карстиец, пятясь к двери с выражением натурального ужаса на лице. – Ог… Ог… Огненный меч! Огненный меч! Чур меня! – причитал он уже в голос, судорожно упихивая клинок в ножны. – Да избави меня Святой Куун! Ваагл Всемогущий, спаси и сохрани!». С чем и ломанулся к выходу, сметя попутно столпившихся за дверью зевак, завывая во всю глотку: «Огненный ме-е-е-е-еч!!!».

К немалому изумлению друзей наших, сии волшебные слова воздействовали на присутствующих в буквальном смысле отрезвляюще! Значительно эффективнее, нежели молоко, сода, какой-нибудь там алкозельцер, фестал или, положим, уголёк активированный. Таверна опустела в считаные минуты! Знающие люди, когда-то в стародавние времена, возможно, владевшие фламбергами, просто-напросто тихо поднялись и быстренько ретировались кто куда. Некоторые, поздоровее, проявив чудеса человеколюбия, уволокли с собой бездыханные тела собутыльников. Это в Карсте-то! Слыханное ли дело? Со страху, наверное, может, с перепоя… Те же, кто по молодости и в глаза ничего подобного не видывал, свинтили просто так, за компанию, руководствуясь главными принципами самосохранения: «Все бегут, и я бегу!» и «Как бы чего не вышло!».


Очнулся и, по-видимому, куда-то уполз от греха подальше злополучный халявщик – господин Ээхм. Остались лишь те немногие, в абсолютно замутнённое сознание коих кроме топора достучаться не могло уже ничего, а также безвременно почивший в бозе сеньор Мхеер и наш неназванный забияка, стараниями Маршала на довольно-таки длительное время избавленный от необходимости посещать дантиста.

– Нда-а-а, Ролушка, наломали мы тут с тобой… дровишек! – в лёгкой растерянности огляделся Юрий. – Что делать-то будем?

– Погоди, Ури, дай в себя малька прийти. Одно могу утверждать совершенно определённо – на чердаке ты теперь хрена лысого отсидишься! Э-э-эх, накрылись мои нарды! – разочарованно вздохнул Роланд. – Я, конечно, всяко ожидал, но…

– Сразу на чердаке надо было спать пристраивать меня, валенок сибирский! Глядишь, уберегло бы.

– Всё «бы» да «бы»! Наворотил тут, не разгрести… Телепень медвежеватый!

 

Честно говоря, было от чего пригорюниться! Грязь, вонь, опрокинутая, переломанная мебель, россыпи там-сям черепков битой посуды, хрустящие под ногами кости, чавкающие объедки, стонущий, едва шевелящийся в луже собственной крови, искалеченный туземец и в довершение всего – хладный труп предводителя местной гопоты с неестественно вывернутой шеей и приличным куском маршальского лапсердака в зубах. Перечисленное, согласитесь, вряд ли подняло бы настроение кому угодно, и уж тем паче – рачительному хозяину заведения! При том, что, как это ни странно, само, собственно, яблоко раздора, капля мёда, ящик Пандоры, предтеча, образно выражаясь, происшедших драматических событий – поднос с пивом – устоял. Устоял незыблемый, зар-р-руга, хоть ты тресни! Ни единой капли драгоценного эля не пролилось в ходе жарких баталий! Вот ведь оно как бывает. Чудеса, да и только! Ну… Делать нечего, подняли по кружечке… Уф! Эль хорош! Хоть что-то стоящее в этой феодальной мухосрани!

– Может, пока железку мою припрячешь куда-нибудь подальше и поглубже до лучших времен?

Капли эля блестящими бусинками скатываясь по сальным бородам, собирались веселыми ручейками, обильно орошая без того неряшливые наряды собеседников. Но, как говорится, грязью грязи не испортишь! И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, текло и текло…

– Даже и не думай, засветили уже! Вообще-то это ты, Юрка, думм твоя копф, в основном наломал! Обязательно, бл*дь, было всех тут плющить и колбасить? Да? Слон в посудной лавке!

– Дык я же не специательно! Они сами…

– Что сами?! Шеи себе ломали?! Зубы выбивали?! Аккуратнее, что ли, не мог? Вандаба!

– Зри в корень, Рол! Нет документов – нет Претона. Гааш! Был бы Претон в наличии – ни одна гнида на аркебузный выстрел бы к нам не подползла, бубёныть! Соответственно, отсутствовали бы и хм… потерпевшие, мать их! Считаешь, не прав я?

– Прав, прав! До чего ж вы, молодёжь, любите сослагательное наклонение, просто кушать без него не желаете! Зар-р-руга! А не придумали б науки такой – психостатики, сидели бы вы сейчас, господин Маршал, дома на печи в обжимку с зазнобушкой своей, пельмешки трескали да детишек строгали, материнский капитал отрабатывали. И звали бы тебя, ну… скажем – Емеля. Ха-ха! Чем не дольче вита? …А жену Жанна, ежели мне память не изменяет, да? …Помню ещё! Красавица! Вся Академия сохла по ней… Жанна и Емеля, роман на печи! При таком раскладе только соседи скачки ваши диванные терпели бы эпизодически, да и то не факт…

– Факт, факт! Гм… Нынче по ней весь Центр сохнет, – ухмыльнулся Маршал. – Тот самый Департамент Безопасности, между прочим.

– Неужто?! Я-то думал, козни вражеские! Вот оно в чём дело! Чем же ты несчастной женщине так насра… извини, насолить умудрился, что она столь экстравагантным способом от тебя избавиться надумала?! Красавчик! Дрек мит пфеффер!

– Опять фиглярствуешь, недобиток эсэсовский? Внутреннюю безопасность бдит она, не внешнюю! И потом, не пойму я, у нас, что, всё замечательно по жизни складывается? Всё хорошо, прекрасная маркиза?! Уж не хочешь ли ты сказать, мил человек, что сбежавший сейчас отсюда шизанутый экстраверт утихомирился, перестал вопить всякие глупости и тихо-смирно повернул себе домой, спать под бочок к бабе сварливой? Сомневаюсь, однако! Уверен на все сто, за подмогой побежал, каналья! Зуб даю, бубёныть! В связи с чем вынужден ещё разок тебя настойчиво побеспокоить. Слышишь?! Э-эй, вандаба! Что делать-то будем?!!

– Чего разорался? Не глухой я! …Согласен с тобой, – вновь и вновь задумчиво накручивались локоны клочной бородёнки. – Времени действительно в обрез у нас, ибо где-то через полчасика – минут сорок, не более, абсолютно убеждён, ты будешь иметь честь познакомиться с сержантом Гаалом. Гааш! Пренеприятнейший, должен тебя предупредить, тип! Фикен его в арш! Мерзкий, скользкий и на редкость жестокий. Жди подлянки от него в любой момент, и добрый тебе совет – всегда держи урода в поле зрения. Мало ли что! Хоть шею успеешь свернуть подонку на прощание! Шайссе! Словом, от того, как ты усвоишь мои инструкции, без преувеличения скажу, будут зависеть наши жизни. В первую очередь – твоя! А потом уж и… Короче, слушай внимательно, не перебивай. Первое. Меч не прячь, напротив, держи на виду, дабы сразу всем понятно было – настоящий фламберг! Без дураков! Не зря, короче, люди по морозу телебонились через весь город. Второе. Стражу встречай на коленях, со смиренно склонённой головой, оружие на полу эфесом от себя. Лысину на всякий случай пеплом посыпь. Ха-ха-ха! Чтобы не отсвечивала! Шутка! Так здесь принято сдаваться в плен, покорность, значит, изображать. В глаза не смотри, ничего никому не рассказывай, о чём бы и кто тебя ни спрашивал! Да, чуть не забыл, шапку сними! И третье. Запомни как Отче наш: любые переговоры только с монахами! На крайняк с Судьей Гнууисом, поскольку он же – светский дознаватель по совместительству. Два в одном. Хе! Приговор всегда известен заранее. Удобно, да? Учти, Юра, сделаешь что-нибудь не так – избить могут, покалечить. Убить, глядишь, и не убьют, но покалечат – верняк! Холи шит! Оно нам надо? Как это ни парадоксально звучит, но именно твой фламберг и есть сейчас наше спасение. Жаль, временное. Нда-а-а…

С последними словами Роланд подошёл к окошку, приподнял край закрывавшей его мешковины и некоторое время высматривал, выслушивал пустынную улицу. Порывистый ветер, срывая огонь с редких, вопреки суровому ненастью теплящихся еще факелов, разбрасывал мечущиеся сполохи света по стенам убогих лачуг, подсвечивая облупившиеся грязные фасады, чёрные безжизненные бойницы окон, непролазные груды мусора, промеж которых пробивались, вились, свивались запорошённые, едва различимые тропинки. Что в безлюдной фантасмагории разглядеть пытался? – тайна, покрытая тем же всеобщим вонючим мраком. Убедившись наконец в тщетности попыток выведать из пустого что-либо полезное, снова подсел к столу, продолжил:

– Неплохо бы понимать местную специфику, Ури. За последние несколько десятилетий «пламенеющее» оружие и пользующихся им ёб*утых на голову мудаков, назвать иначе, извини, язык не поворачивается, уж очень демонизировали! Доннерветтер! Ну, очень! Чирей на пятке! Окружив при этом столь плотной завесой вымыслов и домыслов, что до одури суеверным туземцам подобные тебе товарищи нынче представляются не иначе как какими-то высшими, непобедимыми силами зла, исчадием ада, с коими ни в конном, ни в пешем бою, как ни крути, не совладать. Кроме того, ходит упорная молва, будто вы вдобавок ко всему ещё и колдануть можете, сглазить, и порчу навести! О как! Просто-таки Змеи Горынычи трёхголовые! …Можешь? …Нет? …Неправильный Горыныч из тебя какой-то, недоделанный… Обычную реакцию мы, в общем-то, только что наблюдали. Зачастую оно, кстати, в кассу. Жаль, не сегодня.

– Не понял, ты кого это мудаком обозвал ёб*утым, морда фашистская?!

– Ничего личного, дружище! Просто привык называть вещи своими именами, не более. Считаю, горькая правда куда лучше сладкой лжи, причём, прошу отметить, идеологически-мистическая суета вокруг пресловутых фламбергов затеяна была ещё в приснопамятные времена при активном непосредственном участии Ордена. Не понимаю, зачем им всё это понадобилось, но факт есть факт. Думаю, именно поэтому судьбы таких, как ты… хм… извращенцев вершат монахи. А парни в рясах, поверь, безумно не любят, когда в их дела суют нос! Относительно хорошая, согласись, весть, ибо пока Прелата нет в городе, с тебя, по идее, ни один волосок не должен упасть. Жуйте кизяк! Теперь новость плохая… Извини, я быстренько!

Что за манера идиотская – прерываться в самом важном месте, а?! Потерпеть, что ли, нельзя маненько? Времени ведь в обрез! Зарруга! Вандаба! Гааш!

– А состоит она в том, что Окружной Судья, стремясь во что бы то ни стало выслужиться перед Королевой, вправе возбудиться и провести дознание самолично, – продолжил трактирщик с места в карьер, – если на то, конечно же, имеются веские причины и велика вероятность побега заключённого. Здесь, безусловно, имеет место эдакая правовая коллизия. Местечковые карстийские нормы права слегка конфликтуют с федеральным законодательством, но, уверяю тебя, голову местному судейскому за это никто не снимет. Напротив, при удачном стечении обстоятельств могут и поощрить. В Столице на должностёнку, скажем, хлебную определят. Вместе с тем, Ури, дружок, авторитетно имею тебе сообщить: мёртвый писарь Претона – причина веская. Более чем веская! Офигительски веская! Видишь ли, в этом мире грамотный писака – огромная ценность! Шайссе! Возможность же побега, учитывая твои физические данные, сомнений вообще ни у кого не вызовет. Согласен? Теперь самое важное. У нас, судя по всему, аж целых три дня для разруливания ситуации. Таков по закону Карсты срок обязательного ожидания Прелата. Учитывая же статистику прошлых лет, процентов на девяносто девять с хвостиком смею предположить, что Их Высокопреосвященство вместе с Превосходительством подзадержатся в Несфере на недельку-другую, и это очень, очень хорошо! В любом ином случае тебя бы сразу выпотрошили на потеху великосветской публике. Сегодня же! Зарруга! И упаси милосердное небо кого-нибудь из нас когда-либо попасть в руки скучающих фавориток местной знати! Фурий своих сильные мира сего забавы ради частенько допускают к истязаниям. Так сказать, поучаствовать «на разогреве». Серьёзные повреждения вряд ли нанесут, но зрителей развлекут изрядно! Знаешь ли ты, сколько, мягко говоря, хм… неприятностей может доставить вошедшая в раж, глумливая извращённая скучающая сука, пользуясь полнейшей безнаказанностью, неограниченной властью над мужеским беспомощным, абсолютно доступным телом в приступе кровавой алголагнии 149, используя лишь самые обычные щипцы для завивки? О-о-о-о! Искренне желаю так никогда и не узнать. Ты, верно, в курсе, что волосы завивают чуток нагретыми щипцами, да? Так то волосы! Для хорошего дела или, если хочешь, тела с превеликим удовольствием и посильней нагреют. Докрасна! И завьют… что-нибудь… другое… Холи шит! Не грусти, таковы реалии, друг мой! Таковы свонские женщины…


«В мире варварском женщины-вампы под сенью брутальных мужчин обитают,

Создания Ваагла противоречивы и крайне загадочны, подобно луне,

Диву даёшься, сколь бессердечно иной раз мужам себя принижать позволяют,

Но лишь до известных границ, за которыми – ужас во тьме,

Ибо, грань перейдя, здравый смысл покидает их главы всерьёз и надолго,

В гневе, жестокости, похоти, прочих страшных делах равных им нет во вселенной,

Без удержу живое, трепещущее рвут и терзают, силы покуда вконец не иссякнут…» 150


– …Итак! Три длиннющих дня милостию монсеньора Ваагла! Красота! Используем же отпущенное нам максимально продуктивно и, я абсолютно в том уверен, – обязательно выкрутимся! Не знаю, правда, пока как, но выкрутимся… О судье же местном, надеюсь, ты всё услышал, гадёныш своего не упустит! Дрек мит пфеффер! К тому же родственничек мой – потомственный садист и, к слову, тайный курзон. Ну, педик, значит! Поэтому, кровь из задницы, нужно многое успеть, иначе она в буквальном смысле оттуда у нас польётся! Всё уяснил? Вопросы есть?

– А с этим что делать будем? – Юрий кивнул в сторону едва-едва пришедшего в себя, ошалелого полуживого беззубого аборигена, одиноко восседающего посередь всеобщей разрухи.

– Его режик? – Роланд поднял валявшийся рядом клинок.

– Да вроде бы…

– Вышел месяц из тумана… Вынул ножик из кармана… Буду резать… Буду бить… Ту-туру-туту-туту! Ну, скажи, дружок, что нам теперь с тобой делать, а? – обернулся трактирщик к ничего не понимающему туземцу. – Я кого спрашиваю?! Пёс тебя дернул нос в чужие дела совать, хурензон!

И внезапным выверенным ударом раскроил бедолаге череп. Ровнёхонько, словно арбуз. Чпок! Тот даже мяукнуть не успел, завалился на бок, точно тюфяк с соломой.

– Ты чего творишь, ох*ел с голодухи?!! Его-то за что?!

 

«Бл*дь! Неужели я когда-нибудь тоже… вот так… смогу? – вскипел маршальский мозг. – Ведь ни за что ни про что!»

– Кто бы говорил, сердобольный ты наш! Твои косяки, Ури, между прочим, подчищаю! – Рол преспокойно обтёр меч о бездыханного владельца, сел, закурил. – Хорошая сталь, сгодится трофей. Что-то ты слишком чувствительный стал, Маршал. Не узнаю тебя! Вандаба! …Нет? …Показалось? Мне, честно говоря, свидетели не нужны. Тебе-то уже пофиг, майн хер абкакен, один трупешник, два. Всё одно копи соляные пожизненно, либо на юга прокатишься к Пустынникам. Билет, правда, в один конец… Но ты не расстраивайся, там, в Центре, всенепременнейше чего-нибудь да придумают! Тортик пришлют, по случаю, к Рождеству. А мне здесь работать и работать ещё. На пенсию опять же скоро…

– Брось свои шуточки идиотские, и без того тошно!

– Ладно, не ерепенься! Давай-ка вытащим отсюда по крайней мере одного мертвяка. Глядишь, хоть от последнего эпизода отмажемся…

– Куда мы его?

– Куда, куда! В рыгаловку, к остальным! Там, почитай, в натуре живых и без того не осталось. Одним меньше, одним больше…

Общий зал встретил наших друзей вносшибательным амбре! Фу-у-у-у! Неповторимый букет стойких запахов перебродившего позапрошлогоднего капустного рассола, гниющего мяса, рыбы, взгорячённых любовью, девственно немытых тел, снующей под ногами в бесконечных поисках чего-нибудь сожрать облезлой псины, густо приправленный миазмами разной степени разложения продуктов животной и кишечной жизнедеятельности, свежо оттенял чадящий в камине тот самый «эндемичный термоядерный кизячок», с легким скепсисом упоминаемый ранее симпатягой Роландом. Поспешим согласиться, уж термоядерный так термоядерный! На все сто! Глаза режет не хуже перцового газа! Словом, зер аппетитлищ 151! Непривычно пустовато, правда. Ещё совсем недавно жизнь здесь бурлила гейзером, яблоку, да чего там яблоку! – вишенке некуда упасть было, горошине, а теперь вот пусто и уныло, как в животе у известного крокодила. Лишь немногие, без каких-либо видимых признаков жизни, забулдыги виднелись там-сям в тусклом мерцании редких свечей. Может, оно и к лучшему… Слугам бы ещё на глаза не попасться!

Быстренько пристроив покойничка за столик в тёмном углу возле двери, поспешили уж ретироваться, как вдруг недремлющее маршальское око – чёрт бы его побрал! – выхватило из всеобщего мутно-слезящегося бардака до безобразия странный предмет… Груша! Зарруга! Ух ты, разрази меня Ваагл! Откуда сие чудо зимой?! Тепло поигрывая жёлто-красными с восковым налетом бочками, вызывающе нагло возлежала она, чистенькая, на тарелочке, только что без голубой каёмочки, посередь всеобщей пьяно-блевотной вакханалии, призывно маня, словно пресловутый пирожок: «Ну-ка, съешь меня, дружок!». Возрадовался Юрий, протянул руку загребущую… Куда там! Не самая, видать, загребущая ручонка-то, позагребущее есть! Внезапно откуда ни возьмись раздалось: «Не тронь, га-а-аш! Ма-а-а-ё!!!» Храпевший здесь же в куче обгрызи пьянчуга, очнувшись ни с того ни с сего, вцепился в дивный фрукт обеими руками. Фи! Весь кайф грязными лапищами обломал! И только-только один из наших героев опять вознамерился, было, слегонца покалечить очередного доброго карстийца, дабы, значит, экспроприировать свою законную добычу, как другой заорал дурным голосом:

– Брось, не трогай! Холи шит!!! Юрка, валим отсюда! Шнеллер!!! Ходу, ходу!!!

Спорить на всякий случай не стал, нутром почуявши неладное. В общем, крайнее, что успел заметить Маршал, пред тем как трактирщик увесистым пинком выставил его за дверь, – два длинных гнилых зуба, впившихся в сочный плод… И брызнул сок… Ба-бах!!! Шандарах!!! Что ещё за фикен твою арш?!! Грохотнуло прилично, на войне как на войне! Чуть барабанные перепонки в мужчинах не полопались! Взрыв сам по себе вышел не очень мощный, перегородка устояла, зато сорванная дверь, пролетая, больно саданула Юрия в плечо. Рол, как и подобает гостеприимному хозяину, героически принял основной удар на себя. Злополучная дверца, крепко огрев боша по горбу, завалила его мордой в грязь, выломав к тому ж здоровенный кусок каминной кладки. Из образовавшейся щели сразу зачадило.

– Шайссе!!! Что это, Юра? Третья мировая? – легко контуженный Роланд смешно тряс головой, с трудом выбираясь из-под завала.

– Почём мне знать, какая тут у вас… мировая? Сами мы не местные…

– Пойдём, что ли… глянем?

Зашевелился улей, зажужжал на все лады! Взрывной волной, разумеется, махом все свечи задуло! Погас камин. И пришла темень. Похлеще египетской! Самая что ни на есть осязаемая тьма. Схватили по огарочку, поспешили обратно в зал. Любопытно же. А полюбоваться было чем, доложусь я вам! Дым коромыслом! От любителя фруктов осталось едва-едва более половины, остальное разметало в хлам, покрыв кругом стену и потолок сочащимся фаршем в замес с мозгами. Странно! Мебель почему-то не загорелась. Немного поодаль угадывались кишки, какие-то другие округленькие запчасти.

Густеющая кровь, смешиваясь с нечистотами, клеила подошвы к полу. Рядышком в поле зрения – пара свежих трупцов, да упокоит Ваагл их душу грешную!

– Глянь-ка, Ури! – трактирщик радовался, словно мальчишка, подглядывающий за старшей сестрой в душе. – Удачно мы орла своего подсадили, а? Башню напрочь снесло! Теперь уж точно никто не дободается! Зарруга!

Нда-а-а… Житный, прямо скажем, выдался денёк для усохшей бабуленции с косой. Хотя… Как говорится, ещё не вечер, наверняка чего-нибудь до кучи накосячит, колхозница! Окна к чертям собачьим вышибло, в образовавшиеся бреши дыхнуло зимнею стужей. Плохо людям, контуженные стонут, израненные вопят.



Шансов выжить мало у них. Местные доктора лишь кровь пускать обучены, а её и без оного нехватка. Словом, жуть! Дышать нечем, всё дерьмо воспарило, зависло в воздухе плотною пеленой. Видимость нулевая.

Откуда-то из щелей, словно клопы на тёпленькое, повылезли перепуганные слуги. Целый выводок! Где только прятались? С антресолей и галереи горошинами из стручка кубарем сыпались полуголые каросты с клиентами. Кто в рубахе, кто в подштанниках, засранными простынями обёрнутые. Девки простоволосые, обезумевшие со страху. Визжат, кричат, галдят, мечи наголо! Завертелась кутерьма в потёмках. Веселуха! Кому-то ногу отдавили, толкнули, локтём пихнули, тут же драчка завязалась. Пока разбирались, порезали слегка друг друга. Нашлись-таки середь присутствующих и здравомыслящие люди – охладили головы горячие.

Роланд метался в толпе, зычным, хорошо поставленным голосом раздавая команды прислуге: «Шевелись, кровососы ленивые! Клизьмонусы пентафталевые! …Берриморы! …Шнеллер, шнеллер! …Зарруга, доннерветтер! …Вандаба! …Гааш, козлы драные!!!». Воспользовавшись всеобщей суматохой, Маршал тихохонько сокрылся в своем убежище, дверцу кое-как приладил на место и прижух в уголке на лавочке. Довольно скоро, как ни странно, всеобщий кавардак угомонился. Объявился и взгорячённый, осипший, чуть подкопчённый, отчаянно воняющий козлом хозяин заведения:

– Не дышишь, Горыныч? Чирей на пятке! А как дышал! Как дышал! – прохрипел с порога. – Щас бы яблочко куснуть, да? Любитель фруктов! Дрек мит пфеффер! Хвала Вааглу, вроде разогнали всех по норам. Вот ассенизаторы мои конюшни Авгиевы разгребут маленько, подчистят в таверне, и всё ок! По новой загуляем!

– Так что это рвануло-то, разобрались?

– Шустрый ты малый! Вандаба! Только-только каросты осатаневшие утихомирились! Возблагодарим же небеса за ниспосланный нам бесценный дар! – Роланд картинно воздел руки. – Долгожданные бочонки с элем прибыли наконец-то! Почти полная подвода! Хоть чем-то глотки жаждущие заткнули! Честно говоря, Ури, и без твоих разбирательств забот хватило. Во всяком случае нужно чётко понимать, что бы то ни было, свонским технологиям до столь изящной вещицы с взрывным, так сказать… хм… характером, ровно пешкодралом до луны! Так-то, брат… Батюшки, у нас же пиво киснет! – спохватился весьма своевременно. – Нельзя же так, выдохнется продукт, вовсе вкус потеряет!

С чем и залил в себя очередную, незнамо уже какую, порцию бродилова. Вытащил из камина головешку, прикурил без спешки, кинул в огонь пустую пачку из-под сигарет, продолжил как ни в чём не бывало:

– Хотелось бы обратить драгоценное внимание всех присутствующих на череду довольно странных, по моему разумению, неурядиц, – к Ролу вновь вернулся характерный кудрявый стиль изложения, – удивительным образом совпавших с твоим прибытием в Свон. Не находишь? Сначала, значит, полнейшие непонятки с документами… Э-хе-хе… Транспортный канал опять-таки отработал как-то криво, непонятно… Это ещё его загадочное внезапное отключение… Да? Затем кодла упившихся недоумков, нарушив всевозможные правила приличий, хамским образом вторглась в ВИП-зону, в результате чего на нас повисла парочка жмуриков из числа претонских прихлебателей. Что, согласись, в условиях полнейшей неразберихи особо оптимизма не добавляет. И в завершение потешного машкерада – хит дня! – искусно зробленная смертоносная машинка, невесть откуда чудесным образом материализовавшаяся под самым нашим носом в момент, прошу жирно подчеркнуть красным, расположения к ей в непосредственной близости. Заметь, ни раньше, ни позже, а именно в тот самый момент! Иначе, сам понимаешь, рвануло бы совершенно отдельно от нас. Какой и у кого в том интерес? Справедливости ради отмечу, пока что Судьба хранит тебя, Маршал! Не проснись вовремя злосчастный любитель груш… Бр-р-р! Страшно себе представить! Словом, спасибо в его лице Вааглу, Ниикусу, Сирксу, Караглу 152, Кууну или там Мандраке и всем вместе взятым. Уберегли! Я, кстати, к грушам безразличен, мне бы капусты тушёной с сосисками… А ты?

– Обожаю, бубёныть! Целую авоську за один присест сожрать могу! Больше, чем пельменей! И пусть я потом сутки из сортира не вылезу…

– Вот-вот! Гм… Твой покорный слуга отчего-то именно так и предположил. Не многовато ли совпадений за одни сутки, друг мой? Призадумаешься тут… хм… твоё бубёныть!

Некоторое время друзья размышляли молча. Каждый о своём. Об общем не думалось, надоело. Потихоньку Юру сморило, чуть со стула не упал. Дабы не заснуть ненароком, пришлось возобновить беседу:

– Сдаётся мне, сеньор Гаал, сержант твой хвалёный, не торопится. Бог даст, вообще пронесёт, что думаешь, наимудрейший?

– Ну… Ежели имеется в виду внезапное учащение дефекации, сопровождаемое водянистым стулом, то это, поверь, лишь дело времени. Как, впрочем, я абсолютно в том уверен, и после авоськи груш. Хе-хе! Лопаешь ты свои пилюльки, нет, с непривычки пронесёт обязательно. Касаемо же начальника караула…

– Постой-ка, милейший! Не пойму, в голове чудит у меня или контузило? Вой звериный в ушах, лай… Всё россказни твои о волках вилеемских! – шутливо пригрозил пальцем. – Чертовщина теперь мерещится на каждом шагу! Это… самое… Хурензон ты, вот кто!

Однако Роланду, видимо, уже было не до шуток. Глаза полыхнули недобрым огнём, лицо посерьёзнело и даже, казалось, враз немного осунулось.

145Фаргуг – в свонской мифологии река, отделяющая царство живых от царства мертвых.
  Ханс Тальхоффер (нем. Hans Talhoffer) (1420–1460 гг.) – средневековый немецкий мастер фехтования, автор шести известных трактатов по боевым искусствам и умению выживать в условиях войны.
147Важнейший принцип системы средневекового европейского фехтования на мечах – «привязь» – силовое воздействие мечом на оружие противника с целью его нейтрализации («привязывания») и дальнейшее поражение противника, не допуская свободы его клинка. Привязь не следует путать с блоком, так как принципы фундаментально разные; фехтовальщик не принимает ударов на лезвие и не отбивает, а выпадом вперёд контактирует с вражеским клинком и, активно давя на него, тем самым затрудняет, в идеале – сводит на нет всевозможные действия соперника.
148К. Чуковский, «Котауси и Мауси».
149Алголагния (греч. algos – боль, lagneia – похоть, сладострастие) – сексуальная перверсия, при которой сексуальные ощущения актуализируются или усиливаются посредством причинения и наблюдения за страданиями полового партнера или, напротив, переживания последним причиняемой ему боли, страдания.
150Экхарн Элефийский, «Размышления о насущном», пер. Б. Собеседник.
151Sehr appetitlich! (нем.) – Очень аппетитно!
152Святой Карагл – покровитель виноделов, кабатчиков, бражников и обжор.