Или что там ещё с нами за эти полдня в ожидании последнего ночного рывка на пересылках да тюках произошло… Если описывать всё, года на три получится, с конфискацией багажа. Нет, ничего этого я рассказывать не стану…
………
Хотя, пожалуй, всё же опишу последнюю осмысленную вспышку сознания: последний час полёта уже перед самым домом. Весь салон давно пребывает в дремотном анабиозе: за иллюминатором непроглядная ночь. Рядом со мной, как и в первый раз, сидит Саша. В который раз Саша, как всегда Саша… бедный Саша. Как он, наверно, от меня устал за эти нескончаемые три недели, которые уже никогда, кажется, не кончатся. И тут я предлагаю ему… спеть. Нет, не горланить во все купленные барабаны, как на кенийской границе, а тихо, шёпотом, чисто для себя. Для души. Хоть так приблизить долгожданную встречу с родиной. Спеть нашу родную, фирменную.
Конечно, Профессор в отказ. Но что он может поделать, когда я уже затянул едва слышно:
«Я вижу, я снова вижу тебя такой
В дерзкой мини-юбке, что мой покой…» [93]
Это уж совсем удар ниже пояса! И он, как закланный, как зомби начинает едва заметно отстукивать ритм и вести вторую партию. Пойми, Саша, ты настоящий друг, и я этого никогда не забуду! Впоследствии подобные «тихие концерты» стали традиционными, когда в последний абстинентный день Ильменки уже нет ни сил, ни голоса горланить старые добрые рок-н-ролльные хиты нашей молодости. И мы поём их именно так, под сурдинку, в расслабленном боссановисто-лаунжевом ключе. Поём, всякий раз вспоминая тот самый первый «тихий концерт» на борту лайнера, прорезающего последнюю тысячу километров, отделяющих нас от дома…
Вместо послесловия
Вместо долгих и занудных послесловий совсем последняя история. Сон мне [94]: ряжусь я с Крисом по покупке растаманской шапки. Магазин то ли родственницы его, то ли совсем жены. Но то форма у берета дурацкая, то цвета не те. И я понимаю, что в очередной раз меня глупо разводят, но ничего поделать с этим не могу. Я ведь во сне!
Сон, очень похожий на явь. И это через месяц после возвращения!
«И всё снились мне венгерки с бородами и с ружьём
Снились Дусины клеёнки цвета беж
И нахальные шпиёнки с Бангладеш
Поживу я, воля божья, у румын
Говорят, они с Поволжья, как и мы…» [95]
После слов
А теперь то самое, крайне не рекомендованное к прочтению, глупое и занудное послесловие. Когда все слова давно сказаны, но расстаться со своим творением автору жалко и страшно. Потому что дальше ПУСТОТА! Вот он и цепляется из последних сил…
Каков жанр этого графоманского ситкома, где серии сюжетно отвязаны друг от друга, и держатся исключительно на амплуа титульных персонажей? Когда дискретность, разорванность повествовательности рушит все зацепки предыдущего опыта и прошлых актов пьесы. Есть такой жанр ДИСКРЕТИНИЗМ? Только наложенного закадрового идиотского смеха не хватает…
И есть ли мораль или урок у этого сериала? В чём этическая концепция сперва вбирать в себя впечатления, а затем их так долго физиологически пережёвывать, переваривать и далее по списку? Когда простой по сути костяк повествования сперва обрастает жилами и мясом, а затем оплывает жиром. Мораль, оплывшая жиром и мающаяся от одышки…
Подумал я и про наше восхождение. Ни какие мы не крутые! Это лишь очередной виток моды, туристической моды. Чем он принципиально отличается от той же Хургады и Шейха? Суть, ничем: очередное накопление впечатлений, эмоций, фотографий и букв в отчёте о поездках. Всё это от Лукавого. А где настоящее? Где? Нет его! И никто не знает, где. И есть ли, вообще, это самое «настоящее»? Мир издревле кормят байками про настоящих героев, святых, богов. Но всё это лишь лубочные, ярмарочные украшения, чтобы отвлечь ребёнка в масленичное воскресенье:
«Не плачь, я куплю тебе калач! Перемелется – мука будет. Вот зима закончится – заживём, Вадюха…»
Заживём ли? Вряд ли. Вряд… ли… Всё наносное и глупое. Как слово «толерантность». И не важно, выдернуто оно из контекста или нет. Разве может быть смысл у слова «толерантность»? Разве может быть смысл у слова «жизнь»? У слова «любовь»? Вот я смотрю на свою кошку: она поела, поскреблась в своём наполнителе, свернулась клубком у тебя в ногах и замурчала. Потому что ей тепло и сытно, и она знает, что ужё никто и никогда не прогонит её снова на улицу, где она когда-то отморозила себе лапы, уши и хвост. Она вытянула свой счастливый билет и теперь может расслабиться. И она в своих трёх элементарных желаниях и есть самая НАСТОЯЩАЯ. Потому что больше ничего и не нужно. Всё, что сверх того, от жалких потуг человека, называющихся мыслями, стремлениями, желаниями… и пустыми словами. Всё придумано, всё надуманно, всё фальшиво и неестественно. Вся наша жизнь!
«А я молчал пень пнём
И тупо думал: с кем и где
Ты провела эту ночь
Моя Сладкая N?» [96]
© Baddy El Joerrigo
Январь – Май 2008 (с учётом правок 2011–2020)