Уже в Алма-Ате, после многоходовых комбинаций, вышла на сестру Д.А. Кунаева, Тоту. Две женщины поняли друг друга. После разговора с Кунаевым, Тота объявила маме, что Д.А. Кунаев примет тётю Акиму такого-то числа.
Как вспрминала сама Акима Акжулова: «Я прошла всю войну, но в приемной у меня дрожали коленки».
На удивление тети Акимы, Кунаев встал из-за стола, подошел к двери, дружелюбно поздоровался и пригласил пройти. Попросил секретаршу принести два чая, усадил на диван, сам присел на краешек и, в домашней обстановке, стал распрашивать Акиму Акжулову.
Сразу успокоившись, тетя Акима, точно, спокойно и граммотно, отвечала на вопросы Кунаева. После распросов, Д.А. Кунаев сказал:
– Вы переводитесь в Алма-Ату, в министерство, где будете курировать регионы страны. Квартиру мы Вам выделим. Вашего мужа переведем из Чимкентского технологического института в Алма-Атинский политехнический институт на ту же должность.
Затем Акима Акжулова была переведена в Чимкент заведующим отдела обома партии по делам науки, образования и культуры. И в конце своей карьеры, была вновь переведена в Алма-Ату Первым заместителем Казподребсоюз.
Как то прочитал в газете «Время» статью об единственной женщине в спецназе Казахстана. И я обрадовался, есть у нас еще Алии Молагуловы, Маншук Маметовы.
Моя мама, хоть и не держала в руках винтовку, но я смело могу поставить Ажар Иляеву в один ряд с великими женщинами Казахстана.
А что же я? Помню, как осенним днем, мама купила мне прекраснейший свитер. Как любил я гулять в этом свитере в нашем городском сквере. Свитер согревал меня материнским теплом, уютом, и я в самых радужных мечтах уносился далеко—далеко. И так верилось мне в чудо, что будет у меня все хорошо. Ведь у меня есть такая мама.
Здесь, может быть, какие-то факты могут не совпасть, но написаны они по моим воспоминаниям и моей памяти.
Әкесі
Батыры бились насмерть. Ни шагу назад. Кровью полита родная земля. Тысячи жизней отдали батыры в этой войне. Слава Аллаху, свободны казахи. Свободный народ теперь живёт.
Художник Гани Иляевич Иляев из когорты дореволюционной интеллигенции. Красив лицом, приятен в общении, с прекрасной душой прямо шёл по жизни. И не было у него ни малейшего намёка на снобизм, зазнайство. С людьми вёл себя просто, достойно, легко и естественно. При этом умел поддерживать разговор. Собеседника всегда выслушивал внимательно.
Но был резок с неправдой, так как сам никогда не кривил душой.
Современники всегда удивлялись его памятью. Стоило ему один раз посмотреть на номер телефона, как этот номер телефона запоминался на всю жизнь. Так что телефонным справочником Гани практически не пользовался.
Всегда опрятный, чистоплотный, во всём любил порядок и чистоту. Выйдет, бывало, на одну минуту на улицу, зайдя в дом, обязательно почистит туфли. Вечером, перед уходом домой, художник Гани, остро натачивал по десять-пятнадцать карандашей. И так, каждый вечер. На его рабочем столе все инструменты лежали на своем месте. И, мы, это знали. Как-то, в мастерскую отца, зашёл художник из соседней комнаты и попросил молоток, буквально на пять минут.
– Молоток? – переспросил отец.