Медлительность хозяина нервировала Мишку не меньше орущего телефона. Ростислав также задерживался в парке у белой статуи и несколько секунд всматривался в знакомые черты лица, или у прудика с утятами, нелепо барахтающимися в воде. Но больше всего бульдог не выносил случайных прохожих: былых сослуживцев хозяина или бывших хороших знакомых. От одних Ростислав Адольфович спешно перебегал на другой конец улицы, отрывая Мишку от любого занятия – обнюхивания посланий от сородичей на двухсотлетней кладке домов, а с другими обнимался и по часу стоял посреди проспекта, обсуждая прошлую жизнь. Мишка никогда не понимал этого деления на «чужих» и «своих», и не любил ждать хозяина, пока тот вынырнет из леденящей проруби прошлого. В запасе у пса имелся один запрещенный прием. Из заветного потока воспоминаний хозяин выходил тут же, как только пес начинал устрашающе выть. Прямо как сейчас, на телефон.
«Уничтожь! Я прошу тебя избавься от этой орущей машины смерти», – надрываясь визжал Мишка, подпрыгивая почти до пояса хозяина.
– Михаил, я тебя прошу! – стараясь перекричать шумного бульдога, Ростислав сморщился и поднял трубку, – слушаю.
Телефонная трубка зашипела женским голосом.
– Нет, я сказал нет! Не поеду! – попытался обуять таинственного зверя Ростислав Адольфович резким враждебным голосом.
Заклинание сработало наоборот, и вызвало лишь бурлящее всхлипывание на том конце провода.
– Прекрати мне звонить, я сказал не поеду!
Голос в трубке обернулся мужским и зашипел на манер первого, вытянув Ростислава Адольфовича стальным колышком. Он выпрямился, глубоко набрал воздуха в легкие пред решающей битвой.
– Понимаю… Я все понимаю, но и вы меня поймите, не поеду, я хочу запомнить ее … – Ростислав Адольфович сложил оружие, бросил телефонную трубку, схватил голову в руки, обрамляя лицо серыми пальцами и тяжело выдохнул, глядя на скулящего Мишку у двери.