В такой военно-политической обстановке к нам на Зуб Дракона прибыла толпа странно обмундированных пацанов. Они вылезли к нам на пост во второй половине августовского дня, из скал, со стороны полка, расположились и сказали, что переночуют, а утром пойдут дальше. Какую задачу они выполняли, мне, как всегда, не доложили. В последствии я так и не узнал, куда их гоняла фронтовая судьбина, обратно они выходили не через Зуб, поэтому, где были и что делали, мне рассказать не смогли.
Их форма отличалась от нашей, на всех были выцветшие хэбчики с карманами, на головах – кепки с пуговкой сверху.
Между собой мы называли такую форму спецназовской, соответственно, пацанов называли спецназовцами. По возрасту они были, как мы и являлись солдатами срочной службы. Во главе взводов у них стояли офицеры, в замыкании – большой лохматый пёс по кличке Душман. Логика присвоения клички мне была понятна, а смысл поступка не очень, я решил прояснить тему, задал пацанам вопрос:
– Зачем вы таскаете за собой это лохматое чудовище?
В ответ услышал единодушное многоголосие:
– Да не, ты чё! Душман шарит!
– Да он по горам, как электровеник шпарит!
– Он душманов за версту чует!
А дальше понеслись рассказы о том, как он мины в толще литосферы вынюхивает, вертолёты в грозовых облаках разглядывает, чуть ли не кипятком отливает, золотыми слитками личинки откладывает и фиалками в разные стороны ароматы испускает. Слушал я всю эту бредятину и почему-то никак не мог вспомнить, когда в прошлый раз видел грозовые облака в прозрачном Панджшерском небе.
В тот час шла смена моего дежурства, я сидел, дежурил, смотрел по склонам, контролировал подходы с вертолётки. Понятное дело, выходки Душмана мне тоже пришлось наблюдать, хотел я того или не хотел.
Развитие драматургии дня продолжилось тем, что Душман на Третьей точке оказался не один. Одну кудлатую собаку я как-нибудь смог бы потерпеть, но кроме этого лохматого чудища в дело вступила Тяжелая Артиллерия в лице сержанта Манчинского. Старший третьей точки гордо восседал на зелёном ящике и попирал своими стопами россыпь расклёпанных «трассеров». Для тех, кто в бронепоезде, для тех, кто не втыкает, поясню, что капсюль в такой гильзе остаётся целым. Он не пробит бойком, этим патроном выстрел не производился, внутри остался заряд гремучей ртути, а он нехорошо реагирует на сжатие. Наш начальник точки, товарищ Манчинский, взял в руки топор, поднял с земли расклёпанный «трассер» положил его на камень и начал от нехрен делать постукивать обушком по «жопке» гильзы.
– Тук-тук-тук!
Донышко гильзы начало сплющиваться под ударами обуха. А в сплющенном донышке выдувался назревшим прыщом непробитый капсюль.
– Бах! – В конце концов выстрелил капсюль, и полетел в хаотически выбранном направлении с мелодичным звоном: – Дз-з-з-з-з!
Нормальный человек должен в такой ситуации сказать: – «Ой!», и быстренько бросить топор на землю. Потому что люди кругом, можно уязвить кого-нибудь. Но сержант Советской Армии, охреневший на Зубе Дракона от Зуба Дракона сказал: – «Ага, бля!». И поднял следующий патрон с расклёпанным «трассером».
А дальше в окрестностях начал, как говорится, «раздаваться топор дровосека»:
– Тук-тук-тук! Бах!!! Дз-з-з-з-з!
– Тук-тук-тук! Бах!!! Дз-з-з-з-з!
Весёлый прикол продолжался до тех пор, пока не превратился в грустный. Очередной капсюль угодил мне в кисть правой руки аккурат между средним и безымянным пальцами.
Хорошо, что не в глаз, ибо удар был настолько сильный и болезненный, что я начал приплясывать и завывать от боли. Пёс Душман задрал голову в сторону подпёртой доской масксети и принялся завывать вместе со мной. В приступе вокального экстаза я замахнулся сапожищем, решил дать пинка, как собаке, чтобы не дразнилась, чума хвостатая. Но спецназовцы начали стыдить меня: