Что это было? Космос, сигнал откуда-то сверху, стечение обстоятельств или, может быть, все и сразу. Пук посмотрел на закипающий чайник. Такой расклад дел, видимо, не означал, что он сейчас спокойно выпьет кофе, намажет бутерброд сливочным маслом и съест тарелку овсянки. Нынешнее положение говорило лишь о том, что он как молния должен собраться, перебив голодные урчания желудка стаканом холодного молока. Пук, насколько он быстро мог, влетел в комнату, запихнул себя в джинсы, надел старый, провонявший потом и салом тела, свитер и уже через пять минут он шел к метро достаточно бодрым шагом.

***

На Киевской, как и всегда, народ куда-то вечно спешил. Обыкновенное утро. Пук вышел из перехода, обогнул попрошаек и прочих сомнительных личностей и залетел в торговый центр. Кафе-мороженное с вывеской цвета фуксии и надписью «Розовый рожок» был от него в метрах двадцати. Спокойным шагом он сокращал это расстояние метр за метром, восстанавливая дыхание. Он старался дышать ровно, хотя кислорода ему явно не хватало, чтобы утолить этот голод.

– Здравствуйте! – сказал Пук девушке, которая стояла за стойкой.

– Добрый день, желаете чего-нибудь?

– Я от Ахмеда, он, вероятно, передавал, что я приду, – он посмотрел за стойку на аппарат мороженного. В животе заурчало, а он перекинул взгляд на продавщицу, – мне нужна Берта.

– Ага, да, точно, – она пробежала взглядом от макушки до старых ботинок, – Пук, верно?

– Все так. А вы – Берта?

– Да, меня зовут Берта, – она машинально посмотрела на место, где должен быть бейдж с именем, – вам говорили, что у вас немного странное имя? – она переложила салфетки из правого угла стойки в левый, продолжая осматривать его.

– Ну, вы точно у меня такая не первая.

– Что ж, бывает. Галя! – крикнула девушка другой сотруднице магазина, которая без дела слонялась из одной части кафе в другую, напоминая Пуку назойливую черную муху, летающую туда-сюда, – мы с молодым человеком отойдем. Это наш новый промоутер на эти два часа.

– Ага, – ответила Галя.

Пук и Берта зашли в подсобное помещение. Оно было настолько завалено коробками, что, по ощущениям, воздух здесь совсем не двигался с момента открытия магазина. Девушка поставила перед Пуком костюм, который внешне напоминал розовое говно сделанное из какого-то полимерного материала, который еще и окрасили в розовый цвет зачем-то.

– Это что? Розовое дерьмо?

– Нет, это костюм нашего маскота: счастливый завиток розового мороженного.

– Но…

– Не надо слов. Просто надевайте. Вот, – она достала кипу флаеров из коробки стоявшей на грязном кафельном полу, – флаеры. Наша целевая аудитория – люди от шестнадцати до двадцати пяти. Преимущественно девушки. В честь дня хромосомы «Хэ» у нас для всех лиц женского пола скидка, – Берта посмотрела на Пука еще более пристально, чем раньше, – вы должны раздать листовки. Если не хватит, возвращайтесь в кафе, я дам еще листовок.

– Хорошо.

– Задача вам ясна? – Берта наклонила вперед голову и посмотрела исподлобья.

– Яснее ясного, – ответил ей Пук, немного отодвинувшись корпусом назад.

– Отлично, – она пнула коробку с макулатурой, задвинув ее под стеллаж, – удачи. Два часа и деньги ваши, – Берта развернулась и вышла из каморки, холодно скользнув взглядом в полумраке по костюму, Пуку и флаерам.

Пук надел костюм маскота. Часть флаеров он положил внутрь костюма и небольшую стопочку оставил в руках. Осмотрев себя в зеркале, он полностью осознал, что похож на розовое говно. Голубые нарисованные глаза костюма с широкими прорезями, на которых была натянута черная сетка, смотрели вперед и никогда не моргали. Внешний вид был настолько отвратителен Пуку, что где-то далеко в своих мыслях он уже получал деньги за проведенные два часа.

Не совсем понятно было, из какого материала сделан был костюм. Что-то среднее между поролоном и синтетической губкой для мытья посуды. Костюм доходил ровно до пояса и покрывал всю верхнюю часть тела вместе с головой. Ниже пояса оставались лишь только джинсы Пука и немытые темно-коричневые его ботинки. Два с половиной завитка розового дерьма и джинсы. Пук еще раз посмотрел в зеркало, обернулся вокруг собственной оси и вышел в торговый зал.

– Он и правда похож на розовую говняшку, – шепнула Галя Берте.

– Ну, говняшка и говняшка, – она выдохнула и посмотрела в потолок, пытаясь перевести весь ворох мыслей в голове в другое русло, – готов?

– Вроде бы, – ответил Пук.

– Тогда, в бой! – с воодушевлением выдала Берта.

– Удачи, – сказала Галя и снова продолжила ходить из угла в угол, напоминая назойливую муху.

– И вам, – ответил Пук и вышел из кафе.

Казалось бы дорога на выход из торгового центра – дело плевое, и пройти ее можно за каких-то две, а, может, от силы три, но для Пука это время казалось если не вечностью, то чем-то очень отдаленно напоминающим ее. Несмотря на всю скорость своего хода, Пук с каждым шагом ощущал на себе вполне насмешливые взгляды. И пусть хотелось ему испытывать чувство легкого похуизма, но получалось слабо. В любом случае деньги ему были необходимы как вода рыбам, поэтому он старался не замечать потусторонних взглядов. Быстрым шагом с толикой уверенности Пук вышел на улицу, оказавшись напротив Киевского вокзала.

Прохладный весенний воздух едва проникал внутрь костюма. Он был для Пука чем-то напоминающим холодную родниковую воду, которая малыми каплями поступает к путнику на границе пустыни и степи. Воздух немного щипал нос, появилась легкая резь в глазах из-за возможной аллергии на материал костюма, а, возможно, от самого прохладного ветра или солнца, которое скрылось где-то за тучами. Вероятно, что все раздражающие факторы, перечисленные выше, побудили слезы выступить из этих маленьких ублюдских слезных желез и смочить конъюнктиву. Два часа персональных мучений и адских эмоций начались.

Пук ходил взад и вперед от павильона МЦД, проходя то мимо стены вокзала, то возле стены торгового центра, к площади «Европы». Охранники обеих организаций периодически выходили посмотреть на розовое дерьмо, ходившее под тучами и раздававшее листовки, сначала девушкам из целевой группы, а затем уже просто всем подряд. Пук переходил дорогу по переходу, иногда натыкаясь на ментов, просивших у него документы, бомжей, просивших милостыню, цыган, продававших розы и все равно что-то просивших, и прочих других людей, что были в этом переходе. Они единственные не просили ничего, и лишь отмахивались или откровенно слали на хуй, при попытке вручить им листовку.

Менты щемили его особенно часто. Даже слишком. Скажем, настолько часто, будто им нравилось иметь дело с говном, пускай и розовым. Несчастные, они, словно бурлаки, тянувшие свою волю против течения жизни, подходили и козыряли, начиная с самого младшего по званию, но, отнюдь, не возрасту. Затем просили паспорт, рассматривая его вдоль и поперек. Состряпав кислую мину, полную отчаяния, они в попытке что-либо найти и к чему-либо докопаться не находили ни того, ни другого, отдавали паспорт, проговаривая заветную фразу:

–Хорошего дня, – и мент вручал обратно паспорт Пуку.

– Спасибо, – отвечал Пук и дальше продолжал свой путь мимо стен Киевского вокзала.

Когда он вновь подходил к подземному переходу, менты медленно переглядывались и улыбались во все тридцать два зуба. Каждый раз их количество увеличивалось: если изначально их было двое, то потом их стало пятеро, еще через несколько заходов Пука их стало уже восемь, потом десять, потом Пуку просто надоело их считать. Каждый раз из этой черной толпы выходил один из ментов. С каждым разом звание, как и количество звездочек на погонах, увеличивалось.

–Добрый день! Капитан Кончушкин, – представился мент, – предъявите, пожалуйста, ваши документы.

– Да, конечно, – Пук протянул Кончушкину паспорт.

Кончушкин, казалось, готов просверлить дырку в том месте, где находились буквы, цифры и фотография, дабы хоть что-то понять и систематизировать в своей голове.

– Имя у тебя… Странное какое-то, – капитан Кончушкин почесал подбородок, – не русский что ль? – и метнул взгляд в сторону розового дерьма.

– Вроде, русский. А что? – спросил Пук.

– Да, так. Знаешь, шел бы ты отсюда… Ладно, Пук? Не провоцируй моих ребят, – он кивнул головой в сторону толпы ментов, – не ходи по переходу, нам такие пидорасы, как ты в линейном отделе не очень нужны. Понял? – Кончушкин протягивал паспорт.

– Конечно, спасибо за наставления, – Пук забрал паспорт и посмотрел в показавшиеся на миг голубые как морская волна глаза.

– Провалива-а-ай, – протянул по-наивному и сквозь зубы Кончушкин, – на ху-у-уй… Все, пошел отсюда.

Пук развернулся и почувствовал как ему дали мощнейший пендаль. «Гребанное дерьмо, – думал Пук, – ради нескольких сотен я терплю этот унизительный пиздец!» Пук обогнул торговый центр, пройдя мимо заезда на подземную парковку, и вышел на Большую Дрогомиловскую улицу, встретившись с потоком запыленного теплого весеннего ветра.