Дорога из АДа

Часть 2

В аудитории было невыносимо жарко. Ругая себя за бесхребетность, а Нюсю за дурацкий обычай ходить на последнюю пару, я потихоньку делал слитки из добытого на предыдущих парах золота, краем глаза наблюдая, как Нюша усиленно заполняет тетрадку аккуратным бисерным почерком. Есть же диктофон, оцифрую я тебе запись в буквы, если хочешь, для чего корпеть?.. Принцип.

– Нюш, пока ты фигней занимаешься, я уже золотую броню себе скрафтил.

– Только о себе, Мака, а моя диадема где? Хоть бы брошку какую скрафтил. И вообще, не лезь с глупостями. Лучше подумай, куда после лекции пойдем броню твою демонстрировать.

Я на минуту задумался, тут же пришлось разбираться с парой зомбаков, пока я окучивал их киркой, гады успели призвать целую толпу друзей, пришлось срочно зачаровывать на шлем дыхание, родство с водой, потом нырять и расконнектиться от греха.

Ну нормально же время проводил, нет, ломай теперь башку. Киношкой-кафешкой не отделаешься. Водные лыжи с тарзанкой – это, конечно, прокатило бы, но мне хотелось покоя и прохлады.

Предложить прокатиться с ветерком в метро, что ли?.. Чревато боком. Придется пораскинуть «Гуглом».

Флешмоб «Предохраним мир от озоновых дыр!» Требуется прийти с презервативом на центральную площадь, где ждут организаторы и баллон с гелием, после того как презервативы будут надуты, под песню «Лестница в небо» все разом отпускают своих латексных друзей предохранять небо от беды.

Эффектно, но громоздко и предсказуемо. Не пойдет.

Квест «От Сергеича до Семеныча». Задача – пройти от одного памятника до другого за минимальное количество времени, сделав максимальное количество селфи со всеми памятниками по дороге. Победителей ожидают ежедневные призы, а также главный приз по итогам года – место в колумбарии неподалеку от памятника Семенычу.

Круто, особенно приз зачаровывает, но, боюсь, Нюша не оценит. Опять же, одно место на двоих стремно, никто же не знает, как жизнь сложится.

Вот еще: приглашаем всех желающих на открытие музея «Небесных сфер». На открытии состоится презентация «Словаря Арабских цифр». Как вариант.

Ну-ка, расписание лекций и семинаров – это все бурда, а у медиков забавно: «Перистальтика и эстетика», «Некоторые аспекты геопроктологии», «Прогрессирующая филантропия. Профилактика и лечение».

– Ну что, Мася, решил?

Читая, я совершенно не заметил, что лекция уже закончилась, аудитория опустела, а Нюся собрала тетрадки и смотрит на меня выжидательно.

– Вот так всегда, никакого времени на подготовку, сплошная импровизация.

– Предлагаю выбрать между Университетом кимирсенизма- кимчениризма и музеем «Патологического совершенства», хотя оттуда тебе не выбраться, ты же готовый экспонат.

– Аллилуйя, а тебя туда даже не впустят, вся твоя близость к совершенству ограничивается знакомством со мной. Давай посерьезнее.

– Посерьезнее? Я тут по дороге голубя чуть не сбил, так он мне, зараза, фак показал и на крышу нагадил.

– Действительно серьезно, есть шанс разбогатеть, Макунчик. Видишь бюсты на полке в углу за кафедрой?

– Четыре года уже любуюсь.

– А знаешь, чьи это бюсты?

– Институтские, наверное, чьи же еще?

– Балбес ты. Маркса, Энгельса и Ленина.

– Ну доцент прикалывается, и что с того?

– А то! У тебя мелочь есть?

– Да полно, сегодня в буфет со стольником зашел пирожок купить.

– Вот и молодец. Поднимай Маркса. Не тот, кудрявый. Теперь сыпь под него мелочь и ставь обратно. Еще стольник остался? Бери в правую руку, стучи его по носу и говори: «Карл Маркс написал, что мне будет капитал», поуверенней давай, теперь стольник тоже под него засовывай. Все.

– Пошли в бассейн с аквалангом нырять. Ничего сам придумать не можешь.

– Как не могу? Акваланг, Нюсечка, – это пережиток прошлого, будущее в освоении водной стихии принадлежит золотым шлемам, заговоренным на дыхание и родство с водой. И у меня, в отличие от некоторых, такой есть, – оправдывался я, догоняя Нюсю, которая, демонстративно покачивая бедрами, продефилировала в рекреацию.

Вдруг оттуда раздался оглушительный звонок. «Какой звонок? Мы же не в школе», – почему-то разозлился я и открыл глаза.

День 5

Часть 1

Для будильника это утро могло оказаться последним. Я просто чуть-чуть не дотянулся. Чудовищно вставать полпятого утра, когда уже привык вставать почти во столько же, но вечера.

– Дружба заставляет нас делать настоящие чудеса! – тихо матерился я, пытаясь на ощупь прихлопнуть этого звонючего гада.

В шесть утра по пробирающему до костей, как и обещала Глаша, «холодочку» я уже подходил к пруду, неся удочку в руке, а все остальные предметы в рюкзаке за спиной. Совершенно не представляя, как найду Фиму, которого ни разу не видел.

– Максим, – радостно махал мне с берега какой-то парень. – Иди сюда.

«Вот телепень, – мысленно отругал я себя за бестолковость. – Кто тут еще камуфляж носит? Зачем мне кого-то узнавать, я сам за километр виден».

– Привет, Фима. Рассказывай, что почем. Я вот удочку тебе принес, от сердца отрываю, но ты как старожил должен лучше места знать, – я протянул ему удочку, гордый своим благородством.

Фима на удивление как-то сразу погрустнел. Повертел удочку и, тяжело вздохнув, положил ее на землю.

– Ну ладно, ты же новенький, может, другое что получше есть – показывай.

Я, совершенно не ожидавший такой реакции, снял рюкзак. Достал пакет с Фимиными вещами, не скрывая уже обиды и раздражения, стал выкладывать их рядом с удочкой.

– Удочка тебе не нравится, значит? Вот тебе ваза тогда хрустальная, вот сумочка дерматиновая, вот «фомка» железная, лови на что хочешь! – я почти вколачивал их в берег, стараясь полнее выразить свой праведный гнев.

– Ну что? – казалось, не замечая моего раздражения, он поднял с земли «фомку» и по-хозяйски оглядел ее со всех сторон. – Жить можно! Интуиция у тебя кой-какая есть. А теперь слушай сюда: – Когда снег в пруд столкнут, у снежных карпов самый жор, аж подпрыгивают. Тут главное – интуиция. Что выбрать? Может, гайку, а может, трансформатор или даже палку вот эту длинную с веревкой и крючком, – он небрежно кивнул на удочку. – Зачем они вообще прилетают, непонятно, карпы на них редко идут. Чувствуешь, например, гаечный ключ нужен. Тут еще можно дальше напрячься, может, полить чем, иногда полезно бывает. Вернее всего, конечно, клей, так хватает лучше, но иногда можно и, наоборот, маслом. А то был случай: штуку такую нашли – скипидар, так его на что хочешь мажь, карп сам на берег выпрыгивал, жаль, быстро закончился.

В общем, чувствовать надо. Берем, значит, ключ и кидаем в воду. Если карпу не понравится, он его схватит и в зубах тебе обратно на берег принесет. Тут только успевай вытаскивай. Он пока на берег сам не положит, нипочем изо рта не выпустит. Главное, плавнее надо, чтоб из пасти не выдернуть. Одной рукой ключ берешь, а другой за жабры хвать – и на кукан! – почти выкрикнул Фима, одновременно изобразив руками эту процедуру. – На кукан – это поговорка такая от родителей еще, – как бы извиняясь за несдержанность, гораздо тише добавил он. – Мы-то их обычно в тряпки завязываем, потом тряпки сушим и в шкаф бельевой кладем, от них дух хороший⁴.

– А если карпу понравится то, что я брошу?

– Тогда поминай как звали. Только это не страшно, по что же нам еще «По что», ты сам видел, там добра – всех карпов переловить хватит.

Внимательно выслушав Фиму, я еще раз произвел осмотр своих снастей. Чугунная мясорубка, жостовский поднос, цветочный горшок, мотоциклетные очки (жалко, но ничего), маленькая спринцовка с машинным маслом – отличный выбор, учитывая все рассказанное Фимой. Сомнения вызывал только горшок, сможет ли карп его ухватить?

– Начинать пора. Главное, не жадничай, если на что карп пошел, больше двух раз не кидай. Они привыкнут и не принесут больше. Лучше в следующий раз попробуй. Хотя может не сработать, вкус у них меняется.

Так, поднос пригодится, очки жалко, попробую горшок, что ли. Поболтавшись на поверхности, пока я уже не стал волноваться, горшок все-таки, набрав воды через отверстие в донышке, потихоньку утонул.

– Ждать-то долго?

– От карпа зависит. Большой, у него мозгу много, он думать будет долго, а мелочь всякая – та сразу потащит.

Решив ловить большого, я запасся терпением. Но, скоро поняв, что, если засну, клюну в воду раньше, чем клюнет карп, решил пожертвовать мясорубкой. Пусть пользуются, если что, мне не жалко. Капнув немного машинного масла, я с размаху зашвырнул ее подальше. Только увидев огромный фонтан поднявшихся брызг, понял, что, наверное, распугал всех карпов и рыбалки сегодня не будет, а со мной уж точно разберутся, но, оказалось, никто не обратил на это внимания. Все сидели, уставившись на береговую линию, готовые в любой момент «схватить – и на кукан!». Выдохнув с облегчением, я последовал их примеру. Скоро из воды показалась ручка мясорубки, мясорубка, а за ней и голова карпа. Неуверенный в своей сноровке, я решил положиться на его педантичность. Схватился двумя руками за мясорубку, дернул, ручка выскользнула из рук. Карп, пролетев с мясорубкой в зубах метра три, отпустил ее действительно, только когда она коснулась берега – английская выдержка. На берегу он сразу стал биться, пытаясь отползти в воду.

– Запеленай, – Фима кинул мне половину старой рубахи. – Клевая у тебя мясорубка, – уважительно заметил он.

– Хочешь – одолжу, – чувствуя некоторую неловкость за удочку, предложил я.

– А что, давай, – неожиданно легко согласился он. – Вам с Глашей такой большой башки хватит, а мне к Зойке пустым возвращаться неохота. Если что, вечером занесу, если нет, не обессудь. Считай, что за науку заплатил.

– Забирай, Фим, а я пойду, для первого раза хватит.

Решив, что карпам хватит горшка, а без подноса и очков они обойдутся, я закинул снасти обратно в рюкзак и, завязав карпа в узелок, с чувством выполненного долга отправился домой.

Часть 2

– Масик, ну что ты опять застыл, шевели булками, скоро весна, а мы всего третий раз на каток пришли.

– Теперь на два года вперед, что ли, накататься? Честно?.. Мне кажется, я уже на три катался.

– Зануда ты, а еще хоккеист.

– А еще волейболист, картингист и гитарист. То, что я в детстве пробовал заниматься чем попало, ничего не значит. Главное, кем я стал в итоге.

– Интересно-интересно!

– Скажу тебе по секрету, выбор был непрост. Я через многое прошел, многое попробовал, учился, порой испытывал настоящие трудности, но теперь точно могу сказать, кем стал. Не культуристом, не шахматистом, вот совершенно не альпинистом…

– Не томи, Мася.

– Определенно я стал пофигистом, трам-пам-пам, – несколько раз повернувшись вокруг своей оси, я сделал реверанс.

– И какая от тебя польза кроме вреда? Пофигисты, Мася, никому не интересны, кроме себя самого, да и это сомнительно. Только я по несказанной своей доброте умудряюсь находить некую целесообразность и пользу даже в таком пофигисте, как ты. Прямо сейчас, например, раз ты на машине, можешь отвезти меня домой.

– Может, ко мне домой?

– Иди уже мотор грей, я еще кружок прокачусь.

– Не ищу моей воли, но воли пославшего меня…⁵ – бормотал я, с ожесточением стаскивая коньки. – Что-то зачастила она к себе.

Дорога была паршивая, наступали сумерки, потом пошел мокрый снег крупными хлопьями, видимость стала вообще никакая, и тут Нюся заорала:

– Мака, осторожней, голубь!

– Нет, ну ты видела, этот гад мне фак показал, а судя по звуку, еще и на крышу нагадил.

– Спокойно, Масик, паркуемся. У тебя тут на целое состояние, – она восхищенно осматривала голубиный помет на крыше машины.

– Действительно, чем их тут только кормят, силосом, что ли, кажется, голубя было меньше, чем этого, – почему-то не разделяя ее восторгов, ответил я, мысленно прикидывая, как убрать «урожай без потерь». Решив, что это невозможно, я уже собрался лезть за тряпкой и перчатками, когда Нюся неожиданно заявила:

– Не то, Масик, делаешь, когда такой фарт прет. Надо взять всю мелочь, сколько есть, и каждую монетку закатать в отдельный комочек. Сложить из них пирамидку и накрыть бумажкой. Ты чего? Ты делай давай!

Поняв, что спорить бесполезно, я принялся лепить. Мелочи, как назло, оказалось много, когда, совершенно окоченевшими руками наконец-то накрыв свою пирамидку стольником и прижав его куском гравия, я вопросительно уставился на подругу. Она ехидно усмехнулась и сказала:

– Теперь жди, когда вылупятся!

– Кто вылупится?

– Пятьдесят тюбетеек на твою дурную голову! Пока, Мася! Не провожай, я сама дойду – демонстративно покачивая бедрами, она продефилировала через дорогу в направлении своего дома, который действительно был недалеко.

По-прежнему ничего не понимая, я несколько раз посмотрел на пирамидку из комков, на нее, опять на пирамидку, снова на нее. Плюнул, сел в машину и захлопнул дверцу с такой силой, что сам вздрогнул и открыл глаза.

Часть 3

Грохот явно доносился из кухни.

– Глаш, ты жива?

– Умоталась с карпом твоим, из рук все валится. Вставай есть, а то на снегоробье скоро идти.

Судя по голосу, ничего страшного не произошло.

– Не дашь порулить, – никуда я не пойду, лучше в «По что» еще пороюсь, там прикольно.

– Ишь, разошелся, ты эту снасть истрать сначала, а то натащил железяк всяких, шагу ступить некуда, поднос твой грохнулся, тебя же и разбудил. До следующей рыбалки терплю, а там, карп его забери, как хочешь, домой не приноси.

– Ценная же вещь. Для тебя старался, чтоб все по красоте. Что я как дикий на доске все ношу.

– Вот и носи. А я тебя, так и быть, за рычаги посажу.

– Умеете вы, барышня, подход найти, – сказал я, уже подсаживаясь к столу. – Давай карпа пробовать…

Снегоробье привычно захватило меня. Управляться с ковшом получалось достаточно хорошо, но через какое-то время стало накатывать чувство нереальности происходящего: сначала моментами, а потом все чаще и дольше. Так что, когда мы доехали до озера, я почти не отреагировал на Глашины поздравления.

День 6

Часть 1

– Максимочка, уснул, что ли? До дома подожди, сейчас пойдем уже.

– Нет, Аглая, извини, мне узнать кое-что нужно. К властям пойду. Как у вас тут козсовет работает?

– Не знаю, я там ни разу не была, может, там и нет никого. Дядя Коля иногда ходит, у него и узнай. А я спать пошла, – она, насупившись, отвернулась и быстро зашагала к дому.

– Глаш, мне правда надо, я же не знаю тут ничего, меня же дома потеряют, неделю не звонил. Ты не волнуйся, я спрошу только кое-что и вернусь.

Все это я торопливо рассказывал, еле успевая за сердито идущей впереди Глашей, пока нам было по пути. Возле трубы я поймал ее за руку, развернул к себе и прижал, она сначала напряглась, как бы вырываясь, но потом обняла меня и, прижавшись еще сильней, сказала:

– Боюсь я, Симочка, вдруг улетишь ты, как прилетел, как я здесь без тебя буду?

– Ну не говори глупостей, куда я без тебя, я же тебе упал, значит, твой, без тебя никуда не полечу, так и знай. И не надейся даже так просто от меня избавиться, – попытался я разрядить обстановку, но, глядя в ее влажные глаза, понял, что вышло не очень. – Все, Глашенька, вечер утра мудреней, если по-вашему сказать, иди спать, ни о чем не думай, я скоро вернусь. Скрепя сердце я развернулся и пошел к рынку искать дядю Колю.

III ЯВЛЕНИЕ ДЯДИ КОЛИ

Он расхаживал вдоль прилавков, придирчиво оглядывал кочаны, некоторые поворачивал и ставил обратно, от других отрывал листик, бросал в проход, а уже потом ставил их на прежнее место.

– Бог в помощь, дядя Коля!

– Черт безрогий, напугал, видишь, серьезным делом тружусь. Для того приставлен.

– А что за дело-то? Капусту подкулачить, чтобы не гнила?

– Какую капусту, какую? Мышеложествую – видишь?

– Мыше… чего?

– Вот ты мышей здесь видишь или как?

– Или как.

– От чего – знаешь?

– Куда мне, дядя Коль, неужто от мышеложества?

– Смотри-ка, соображать начал. Вот видишь, на листочке серая боковина? – Проворно подняв один оторванный лист, поднес его к моему носу. Вот она, мышеложка, и есть. Из обычной мышь жрать не станет, а из этой за милую душу все уплетет.

– Какая мышь? Их же нет.

– Конечно, нет, потому как, нажравшись, все спят от мышеложества до мышеложества.

– И чем же вы их так кормите?

– А это не мое дело и не твое уж подавно, этого никто видеть не должон, я ложки расклал, рынок закрыл и до следующего утра чтобы ни одно рыло ни ногой. А утром прихожу – ложки чистые, мышей нет.

– Так, может, их вообще нет?

– Вот ты загнул. Тут рынок?

– Рынок.

– Мыши, значит, должны быть?

– Вроде как.

– А нету! – торжествующе сказал дядя Коля. Подведя черту под разговором, он повернулся и засеменил дальше по проходу, деловито осматривая кочаны.

Нету… Конечно, нету… Ведь никто не видел и не было их, скорее всего. Но рынок – должны быть. А нету… Как всегда, после разговора с дядей Колей я вышел с рынка озадаченный и несколько прибитый.

Забыл про козсовет узнать, ну и ладно, так пойду, на месте разберусь, если до сих пор жив, – значит, это кому-нибудь нужно…

Часть 1а

От большой, обитой дерматином двери сразу повеяло чем-то основательным и старинным, особенно внушительно выглядела латунная табличка с изящной гравировкой «Председатель, доктор наук Лукьяненко С. М.». Я слегка напрягся, что-то смутно знакомое было в этом С. М.

Пару раз стукнув по ручке, я, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Опа! Семен Михайлович, мой попутчик по купе, собственной персоной сидел за массивным столом с инкрустированными тумбами. Он был погружен в изучение каких-то бумаг, но, оторвавшись от них и увидев меня, просветлел лицом:

– Максим, я в вас не ошибся, давно ожидаю.

– Вот как, а я, признаться, не ожидал, – начал я. – Объясните, пожалуйста, как я сюда попал и что происходит?

– Ничего страшного, голубчик, поверьте, – поправляя очки, начал он. – Да вы присаживайтесь, я все объясню, ну насколько смогу, конечно. Тема-то непростая.

– Искренне надеюсь, – сказал я, садясь на такой же основательный, как и все в этом кабинете, стул с резными ножками.

– А вы молодец, освоились, подругу завели. Простите великодушно, что вот так, втемную, вас использовал, но это являлось необходимым условием эксперимента, наука требует. Смею надеяться, опыт был вам небезынтересен.

– Мягко сказано, я чуть умом не тронулся. Хотя местами забавно было, особенно местные жители эти, они с Земли вообще или прикидываются? Так вы рассказать собирались, что за эксперименты такие над живыми людьми.

– Эксперимент скорее над энергиями, мы хотели создать особый мир, ну и без военных не обошлось, конечно. Выпьем чайку или вы кофе предпочитаете? Может, и веселее пойдет.

– Не откажусь, а то у меня от ваших преамбул уже в горле пересохло.

Председатель открыл сервант, где обнаружился переливающийся хромом электрический чайник, заварочный чайник и две красивых китайского фарфора чашки. Не прошло и минуты, как передо мной стояла чашка с дымящимся ароматным чаем.

– Ну-с, продолжим, – в очередной раз поправив очки, сказал Семен Михайлович. – Так вот, вы, Максим, конечно, помнить этого не можете, но было время так называемой холодной войны, когда все буквально до дрожи боялись атомного конфликта. В одном научно-секретном институте возникла идея: что, если не прятаться под землей от атомного взрыва, а на поверхности создать надежную защиту из особого поля вроде электрического. Ну, Теслу вспомнили, свои наработки добавили, экспериментальную модель собрали. Денег в то время на это не жалели. Решили в реальном масштабе сделать. Вот и получилось такое Козявино. Я понятно объясняю? Вы нить не теряете?

– Понятно, а я здесь при чем?

– Всему свое время, молодой человек, имейте терпение. Принцип работы, боюсь, вам будет непонятен. Скажу только, что вот в этих холмах огромные трубы, на них обмотки из толстой медной проволоки, а по внутреннему и внешнему руслам кольцеобразно и разнонаправленно течет электролит под слабым током. Устройство центральной трубы я и сам толком не знаю. Это дело физиков. Я же, извините, психолог, социолог и в некотором роде сталкер. Объект как стратегический давно уже никого не интересует, но мне удалось пробить небольшое финансирование для продолжения научного эксперимента, описывающего новое культурное сообщество, сложившееся в процессе. Благо, кроме соли для электролита, небольшого количества продуктов и вещей, нам ничего не требуется. Техника здесь сама движется, циркуляция в каналах не останавливается по неизвестной причине, электричество можно брать из воздуха, в общем, многое вы сами видели.

– А со снегом что и с уборкой этой бестолковой?

– Снег стал появляться сразу после запуска и не только здесь, но и на достаточно большом расстоянии отсюда, причем ночью появляется, а утром исчезает, не тает, а именно исчезает. Что интересно, если его успеть за ночь сгрести в воду – в озеро и в каналы, он там растает, как обычно. Вода нам нужна. Как вы понимаете, если остановится циркуляция, всему эксперименту конец. Благо после строительства всю технику здесь оставили. Вот и трудимся как можем.

– А людей-то за что вообще сюда поселили, может, на собачках надо было попробовать?

– Вообще-то, сначала планировался чисто военный объект со сменным раз в пять лет гарнизоном. Но, молодой, горячий, в ту пору я предложил совместить эксперимент по выживанию с экспериментом построения коммунистического общества в отдельно взятом изолированном поселении. Пусть с господдержкой (постепенно планировалось от нее отказаться), но надо же с чего-то начинать, а условия действительно казались почти идеальными. Меня поддержали.

Решили отобрать группу высокоморальных детдомовских детей выпускного возраста. Во избежание расслоения и неравенства, отобрали строго по средним показателям: красота, способности, доброта, сила, чтобы все, насколько возможно, было сходно, никаких поводов для зависти и обид. Создали все условия: дома одинаковые, мебель, одежда.

– Карлик тогда откуда?

– Пес его знает, недоглядели. Мелкий, вот и затерялся где-то, говорят, из строителей. Заметили, когда эксперимент уже начался. Ну я и подумал, что так даже лучше, он человек с опытом, для особых поручений использую.

– Мышеложеством заниматься? – съехидничал я.

– А что, работает же, – как бы не заметив моего ехидства, Семен Михайлович удивленно развел руками.

– В общем, собрали, объяснили суть эксперимента. Важность для родины. Предполагалось, что образование они смогут получать заочно и только по необходимым для эксперимента специальностям: агрономия, педагогика, медицина, инженерная техника. Обязательным было участие лишь в течение 15-ти лет.

Дальше заменить желающих уйти должны были дети, рожденные уже в этом социуме. Чтобы исключить возрастное неравенство, решили сделать процесс рождения циклическим: один раз в 12 лет, но по 20 девочек и 20 мальчиков соответственно. Ваша Аглая из второго потока, там как раз одного мальчика не хватало – техническая накладка.

– Вот где собака порылась, кобелька для случки не хватало? – разозлился я.

– Не горячитесь, Максим, дело совершенно не в этом, но какое-то предопределение, согласитесь, в этом было.

– Соглашусь, Аглая мне очень нравится, но методы ваши…

– Таким образом обеспечивалась стабильность популяции.

Профессора трудно было сбить с толку, похоже, он уже чувствовал себя в аудитории. Я решил больше не эмоционировать и прослушать лекцию до конца.

– Всем участникам обещали пожизненное гособеспечение. В нынешних условиях, конечно, мы не смогли бы этого гарантировать. Однако получилось, что уходить никто не пожелал. Очень скоро выяснилось, что техника в обслуживании не нуждается, люди не болеют, с агрономами и того хуже – ни деревьев, ни кустарников. Тимофеевка, одуванчики, капуста, морковь, лук. Это все, что здесь растет, больше ничего. Хотя почти всю мировую флору перепробовали. С фауной еще хуже: только люди и снежный карп. Пришлось генетикам над АСей потрудиться (Антропоморфный Самовоспроизводящийся объект), в магазине видели. Не очень это этично, совсем, по правде говоря, неэтично, но речь-то о спасении человечества шла.

Задумался, посмотрел в потолок, потом слегка улыбнулся и продолжил:

– Не поверите, ведь и ВАСей – Водных Антропоморфных Самовоспроизводящихся, тоже вывели. Русалок по-вашему, слава богу, карп прижился. Жалко их было. В Охотское море выпустили на спецбазу ВАСей наших, а как базу закрыли… Ну, понимаете. В общем, встретите – не пугайтесь, они безвредные, если не мутировали.

– За жабры – и на кукан! – вспомнил я. – Как будто чувствуют мужики, не то ловится, что планировалось. А с карпами вы что сделали, почему они, бедные, на гаечные ключи клюют?

– Не клюют, совершенно не клюют, а, напротив, очищают водоем, такая программа, но, раз народ так интерпретирует, мне лично не жалко, главное, чтоб всех не повытаскивали.

– Художественная самодеятельность здесь тоже неплохо поставлена, – не без удовольствия съязвил я.

– Напрасно иронизируете, эта, как вы изволили выразиться, самодеятельность – результат работы большой группы талантливейших ученых. Мы создавали будущее, светлое, заметьте. И что взять с собой в это будущее из темного прошлого, – вопрос труднейший, требующий взвешенного похода. Сейчас невозможно даже представить, сколько копий было сломано в дискуссиях, сколько пота и крови пролилось на полях научных сражений!

Голос профессора сорвался…

– Простите великодушно, ораторствовать принялся, но, право же, никому и дела нет до нашей работы, а поделиться хочется. Может, где-то мы и погорячились. Но в целом работает, действует, как лампочки эти горящие, как техника непонятно как – работает!

Литературу и вообще всякое старое искусство нам показалось целесообразным исключить вовсе. В литературе масса различных мыслей, мнений, примеров, недостойных подражания. Произведения искусства, такие как живопись, музыка, танец, пение, помимо разжигания страстей, эмоций, могли породить желание творчества. Тот, кто преуспел бы больше, начал бы выделяться, возбуждая зависть или почитание. Также разделились бы предпочтения по стилям и авторам, порождая споры и разногласия.

Совсем обойтись без этого всего, с точки зрения здорового образа жизни, полового воспитания и развития общих этических представлений, было нельзя. Здесь я без ложной скромности скажу: мы добились больших успехов. Нами были разработаны комплексы совместных мужеско-женских движений с умеренной спортивно-оздоровительно-эротической нагрузкой, позволявшей молодым людям как оздоравливаться, так и налаживать социальные коммуникации. Живопись мы заменили окрашиванием общественных предметов и предметов личного пользования, исключая одежду и стены домов. Для пения же составили сборник стихов-инструкций, положенных на музыку. Так они лучше внедрялись в сознание, также развивая дыхательную систему.

– Да, система здесь налажена лучше некуда, только меня-то зачем, я вроде не очень вписываюсь.

– Вот к этому я и подводил.

– Для финансирования проекта нужно предоставлять новые научные данные, а ввиду длительности эксперимента, все, что можно изучить и описать, уже изучено и описано. Просто дневники пожилого профессора, увы, никому не интересны. Я как раз ехал из министерства, где с трудом доказал необходимость дальнейшего финансирования исследований. Встретил вас. Когда мы пообщались, сразу подумал: «Вот чего нам не хватает. Молодого энергичного неглупого свежего человека. Дальше дело техники: по 50 руб. таксистам с указанием, куда надо довезти рыжего парня в камуфляже. То, что юношеское любопытство поведет вас дальше и выведет к нам, в Козявино, я не сомневался. Вы уж простите старика, думал, и вам интересно будет, и проект сохраним.

– А попросить нельзя было?

– Нет, тогда весь эффект насмарку, суть была в неожиданности. И, поверьте, вам здесь действительно ничего не угрожало.

– Кроме дурдома, действительно ничего.

– Ну, не преувеличивайте, я все время за вами следил, если что, вмешался бы. Зато какой материальчик образовался, я вам тут копию сделал на память, не возражаете? – Профессор протянул мне довольно пухлую папку в красивом кожаном переплете.

– Надеюсь, моя миссия исполнена?

– А это зависит от того, какое решение вы примете.

– То есть? – я внутренне напрягся.

– Обстоятельства, видите ли, складываются таким образом, что молодых козявинцев придется адаптировать к реальной действительности, третье поколение здесь воспитать не получится, да и, сами понимаете, принцип коммуны сейчас неактуален. Так что вы окажете большую услугу всем жителям, если поможете Аглае стать первой, так сказать, ласточкой в этом процессе. Тем более что, как мне представляется, это не должно идти вразрез с вашими желаниями. – Он замолчал и посмотрел на меня с каким-то даже подобострастием.

– Ласточкой, похоже, буду я, а она станет Дюймовочкой, улетевшей от старого крота к лучшей жизни, но я действительно согласен. Не знаю как человек, но психолог вы неплохой.

– Рад, что не ошибся. В свою очередь, могу заверить, что буду оказывать вам всевозможную поддержку. Надеюсь, с вашей помощью молодые люди, воспитанные здесь, смогут адаптироваться и обрести будущее в большом, так сказать, мире, – он поднялся и протянул мне руку.

– Вот вы тут шестьдесят лет игрались, а теперь все на мои хрупкие плечи перевалить хотите? – не без внутреннего сомнения я все же пожал его руку.

– Искренне надеюсь, что они не такие хрупкие. А потом, не забывайте, что вас не бросают, там, в папке, контакты. Постараюсь сделать все, что в моих силах, главное – обращайтесь.

– Посмотрим, – сказал я, забирая папку. – И каковы мои дальнейшие действия?

– Действия очень простые: возвращаетесь домой с Аглаей и продолжаете обычную жизнь. По возможности мягко вводя ее в курс дела. Конечно, на первых порах будет непросто, но дружба, как вы недавно справедливо вспоминали, помогает нам делать настоящие чудеса.

«Ты еще и подслушивал, старый пень», – подумал я, искренне сожалея, что пожал ему руку. А вслух сказал:

– Домой – это звучит заманчиво, и как же отсюда выбраться?

– Как забрались, так и выберетесь, не извольте беспокоиться. Завтра часам к двенадцати лопасти в другую сторону завертятся, мы вас и подсадим. Единственная просьба: вы уж не снегоробствуйте сегодня, отоспитесь ночью, ну или как получится. Отдохните, одним словом, а то завтра, сами понимаете, день не из легких. Не смею дольше задерживать, надеюсь, Аглая не сильно расстроится, там, в папке, есть для нее послание. В нем я постарался все объяснить, начиная от истории и заканчивая необходимостью отъезда.

– За это спасибо, а то я, если честно, совершенно не представлял, как ей рассказать, надеюсь, у вас получится. Все-таки, как ни крути, – вы их воспитывали.

Уже подходя к двери, я не удержался и спросил:

– Почему Козявино? Как-то неблагозвучно.