Потерянное сердце

Осенняя прелюдия

 
По осени, по осени, по осени,
Шуршанием шагов по позолоте
Идти открытыми просторами
В рассветы.
 
 
Послушай,
Мы пойдем сегодня в осень,
За руки взявшись,
И будем песни петь осенние
Встрече.
 
 
Пусть дождь косясь идет,
Искрится,
Падает,
А листья на ветру пусть шепчутся,
С ветвей нам кланяясь.
«Остановись, мгновенье!
Ты прекрасно!»¹
Вглядись на осень:
Неувядаемо в своем горении
Пылает колосс.
 
 
По осени, по осени, по осени,
Шуршанием шагов по позолоте,
Идти открытыми просторами
В ее рассветы.
 

19.03.1969

Ладочке

 
О, как ты еще мала,
Пленяющий взгляд младенца,
И мысли, как облака,
Гоняются бабочкой в песне.
 
 
Желай и я стану игрушкой:
Любимою куклой-кокеткой,
Желай и я стану песней,
Плывущей за колыбелью.
А вырастешь стану сказкой,
Твоим голубым принцем,
Твоими глазами стану
Видеть ручей звенящий.
 
 
И легким ласкающим ветром,
И садом во сне притихшим,
Твоей перламутровой зорью
И нежным шептанием листьев
 
 
Закрой свои глазоньки в песню,
Плывущей за колыбелью,
И мигом к тебе явится
Большой златотканый прибой.
 

30.03.1969

У моря
Сонет

 
Спят паперти, заласканные временем,
Взошла луна бездымною свечой,
Две тени прикорнулись тенью в море,
Где заворожено сличает их волна.
 
 
Словоохотливо барашки вслед несутся,
Обласканные лентами огней,
Пока стеною брызг не разнесутся —
Они зовут, они поют людей.
 
 
Цветастые тропинки серпантина
С прибрежных фонарей на море льются
И все зовут, влекут во тьму пучины,
Где с ними тишь желает поделиться…
 
 
А рядом, чуть шурша, звенит хрустально лира
Давно забытыми историями мира.
 

31.03.1969

Вселенское

Жизнь нужно прожить так, чтобы…

«Как закалялась сталь»

Николай Островский

 
Холодно.
Ох, как холодно:
Зуб на зуб не попадает —
По Гринвичу минус двести семьдесят.
Укрываюсь фосфоресцирующей вуалью кометы
С короной на лбу.
Пышущая жаром космическая пыль
Осыпает тогу.
Обжигаюсь.
Все без следа метеоритным потоком смывается:
Нестерпимо становится больно
От ударов саднящих,
О, боже!
Раны кровоточат космической пустотой!
– Вернись! —
Мне кричит вслед
Один из собратьев святых.
– Куда ты?
Галактика твоя —
Лишь микрокосм вселенной…
(Что за бестолочь – нуждающемуся в помощи
предлагает трактат по философии).
Лечу баллистически по орбите кометы.
Скорее к Земле.
 
 
Мизерная точка превращается в райское яблочко.
Солнце,
Что свеча в темной комнате.
Мое космическое одеяние,
Сверкая,
Колышется по его лучу.
Лечу.
Дух захватывает от скорости.
К Земле!
Только к Земле!
Грудью врезаюсь в орбиту какого-то спутника.
…Невыносимая боль…
Остановка…
Будто рассекли пополам.
– Вернись!.. Простим!..
Лечу не по своей траектории.
 
 
Подо мною чудо дивное:
В необъятность объятья планеты лазурь
перламутровая,
Как полусфера прибрежной ракушки.
Облака будто на нити ветра монисто.
Белое оставляет черные тени.
 
 
К Земле.
 
 
Меня сорвало не с моей орбиты,
Объяло воздухом вкруг груди и спины
И понесло в приморские левады,
На Гибралтара Геркулесовы столпы.
Сверкая,
Тога вьется вслед за мною
Под блеск морей,
Под гул скалистых гор
И тишь равнин.
 
 
Я на земле.
Ступил и пошатнулся,
Споткнувшись о полог играющей зари,
Стал крепче на ноги
И замер,
Почувствовав весомость в теле.
Я на Земле.
Прочь тогу!
Прочь корону!
Я – землянин!
Какое счастье человеком стать
И человеком быть.
Всегда.
Здравствуйте, люди!!!
 

Март – апрель 1969

Почти просьба

Ко дню своего рождения

 
Почему-то очень грустно.
Почему-то в канун не спится,
Не спится совсем…
 
 
За контурами каменистой паперти
Разлился солнечный рассвет…
Запрячь меня в порталы света,
Что так отчаянно горят.
Ты замуруй меня оттенками,
Багровью,
Криками свеченья,
Я – некрасивый, как сомненья,
Вдруг стану зоревым.
Расплавь рубин в восхода ширь,
А отблик положи в ладони…
…Ты замуруй меня оттенками,
Ты слышишь: замуруй меня.
 

16.04

Хор

 
Из репродуктора легла на реку песня.
Строй сильных голосов звенел,
Вплетаясь в сладкий запах лозы,
В таинственный восход.
Хорал реки нес далеко тот голос
На нежные пюпитры трав
И, задевая кромки длинных сосен,
Неслышно замирая, гас.
А голос все крепчал и рос,
Рвя в клочья тишину.
 
 
…И почему-то плакать захотелось
От дивных чар,
Нахлынувших во тьму.
 

17.04.1969

«Мчатся оцелованные ветром…»

 
Мчатся оцелованные ветром
Белые небесные знаменья.
Белых облаков порыв мечты
Так и тянет в миг очарованья.
 
 
Загадаю по памяти руки ее,
Блеск ее глаз,
В которых отражаются ожидания,
Такие же белые,
Как облака.
 
 
И уйду от себя в улицу,
В мир ее музыки,
Где у такси в зеленом глазу
Ожидаются пассажиры.
 

24.04.1969

Острожник

 
Эй, острожник, далече ли путь твой стелется,
В голубую отмерил, чай, много шагов,
И не видно конца этим чертовым дюжинам,
Что несут в перезвонах кандальную чадь.
Ничего.
Отдохни на пыли завороженной,
Дай цепям отдохнуть, поседеть от пыли,
Ты по летнему зною успеешь натопаться.
Отдохни.
Здесь дороги, дороги, дороги, дороги,
Горемычные,
Много видавшие век,
…Здесь история воспрянет твою же историю
И пойдет молодить побежденную седь.
 
 
– Чо, треклятый острожник, расселся.
Ну ж, ступай, чай, не то погублю…
 
 
Под тяжелым ударом приклада
Зашагал по трактовой глуши.
 

26.04.1969

Ночью

 
Море почти заворожено-живое,
Заснувшее на лунной отмели.
И что-то стряпали ноготки волн
На копоти ночи.
 
 
Кто-то седой мокловицей
Все небо забрызгал звездами…
 

2.05.1969

Одинокая комната

В комнате

все углы опустели

и сумерки бросили якоря.

Весенняя поэзия

Божидар Божилов

 
Не спалось.
Ветер,
Не унимаясь,
Окна драил лунною вуалью.
Беспрестанный шум в лагуне памяти
Все чего-то своего искал,
Неугомонно терзая моего берега кромки.
Очень неуютно в пасти комнаты,
Где даже сферы ногтей по-рабски
отражают луны.
А где мой свет?
Каждую ночь темнота справляет
панихиду
По мебели,
Посуде,
Прочим вещам.
Все упивается тьмой.
Живыми остаются только мои глаза:
За оправой очков – светлячки,
А весь я – тьма.
Лишь нервы высвечиваются обрывками,
Узелками на память,
Как бахрома.
 
 
Каждую ночь темнота справляет
по мне панихиду.
 
 
А под утро я, засыпая, вижу
Утенка гадкого,
Ставшего лебедем белым,
Цветник из солнечных георгин
И рядом ту,
Которую так хочется встретить.
Сон переливается ее локонами.
 
 
Просыпаюсь.
Истома в суставах.
Просыпаюсь не просыпаясь.
А за этой стеной одинокой
Люди,
Привыкшие к каждому своему шагу,
Не считая шагов,
Проходят,
Как имена городов,
Что уходят в монахи
В торжественной рясе гимна
Непричесанных мыслей.
 

Апрель – май 1969

Посвящение в убийство
или Дождь

 
– 1 —
Туча была большая.
Собака была большая.
Темная ночь ее зрачков теплилась, как острова,
Нагретые летним днем,
По фонарям зрачков хлестало ветром с дождем.
Дождь шел.
Дождь падал мокрыми потоками расплавленных
минералов
на черную кровь асфальта,
Что запеклась на проезжей части.
Автомобили,
Точно чужие люди,
Вдаль уносились
Без оглядки,
Мигая красно-желтыми подфарниками,
И не оглядываясь на крики реклам,
Чей свет,
Не выдержав собственного веса,
Падал неоновыми криками
На лица,
Тени,
Окна
И плакали отраженьем поверьев конусные
отражения города.
Люди спешили в дождь.
Скрипела автобусов дрожь натужных рессор.
Листьев метало сор.
Их безропотная желтизна по ветру летала,
Носясь книзу,
Кверху,
Срываясь останками лета с деревьев.
Теней осунувшихся борода мокро пятилась
краями улиц
подобьем нахохлившихся куриц.
Люди спешили в дождь.
 
 
– 2 —
Художник писал с натуры скуку:
Кисть скользила по мрачному суку,
Нанося краску коричневого страха,
И сковывала мысли,
Точно выводила их на плаху.
Художник писал с натуры скуку.
 
 
Чуть дрожа, приподнялись ресницы,
На которых искрились слезинки:
– Мы – необъятны…
Там вверху проплыли два облака —
Головы лиса и Мефистофеля.
Слегка растянувшись,
Стали седыми бровями над купелями глаз неба.
Мы всматриваемся друг в друга,
В самую глубину.
Последний раз умываемся воздухом —
Чисто-чистой синью.
Слезы —
Кровь наша —
Спокойно льются и блестят.
Эхо пальцев чужих взмахом касается нашего
зрения
и опускается истуканом.
Продеваемся сквозь проушину петли.
…Не стеклите нашего зрения..!
…Нельзя… душить… небо…
…Спрячьтесь… нас…
Живыми запеклись в нас волны
действительности,
Застыв изваяниями всесильности
и вседозволенности.
А рядом,
Трепанируя голос толпы,
Будто со скальпеля ужаса
Из уголка рта
Тонкими струйками стекает кровь
И как вино пьянит страхами посмертные улыбки
повешенных.
Теперь смотреть не запоминая,
Все сразу,
Все много…
 
 
Их нет этих глаз,
Но смотрят они,
Но плачут они,
Но смеются они
Кусочками неба,
Свободными от туч.
ПРОСТИТЕ ЗА ВАШИ БОЛИ
О, святыня!
Запри на три замка мужество,
Вдоль и поперек осажденный язык:
Ни сказать,
Ни молвить,
Ни закричать,
Закричать также жутко,
Как бомбы,
Визжащие тысячесмертно
И ниспадающие каменным водопадом
рушащегося дома.
 
 
Не шелестите в грудь
Листья осенней тоски.
Прошу Вас не плачьте, тучи,
Косыми стенаньями в дождь,
На это способен лишь людь
Больной болью.
 
 
Провалы обугленного дома смотрятся моргом,
Где убитый священник в военном мундире
судорожным оскалом пальцев
все еще сжимает книгу божьих заветов:
– НЕ УБИЙ!
 

А тебя не сочли даже жертвой,

Без вести пропавший.

 
Часть лица застыла в пепле ужасом.
Сажа,
Бывшая ладонью,
Впилась в сажевую прядь.
Сохранился отпечаток мальчика,
Породивший погребенный плач.
ПРОСТИТЕ ЗА ВАШИ БОЛИ!!!
Именно такую скуку писал с натуры художник.
А за окном на стены косился дождь.
 
 
Домишко.
Хвостатое яблоко с глазами кошачьими —
Это рисует мальчишка круг лучистого солнышка,
Весну,
В целых два обхвата дерево,
Крыши…
 
 
Рисуют двое:
Художник и мальчик,
У каждого своя тема – тема «ах»,
А за окном на стены домов идет дождь.
 
 
– 3 —
Люди спешили в дождь.
Слышалась автобусов дрожь.
Лишь птички пугливо спасались под крылышки
гнезд.
Им не хватало звезд,
Больших,
Настоящих,
С неба.
Им не хватало неба,
Рождающее дыханье полета.
 
 
А люди спешили в дождь.
 

Январь-июль 1969

Влюбленный робот

 
По равнодушию,
Как по сухому,
Вхожу под надписи.
Буквы —
Символы человека
Многоцветно-предупреждающе
Бьют в фотоэлементы:
«Вход»,
«Осторожно»,
«Смертельно».
 
 
Зачем предупреждать себя?
 
 
Я – робот,
Индустрия ответов
На вкусы и вопросы человека —
Перенасыщен сухими определениями.
 
 
Спрашивайте меня на ответы!
 
 
А я хочу думать человеком.
Homo sapiens! научи меня чувствовать.
Она говорит белоснежными мыслями
И лазурью неба,
А я: небо – это…
 
 
Я напичканный энциклопедиями
Руками кверху воздетыми
Коленопреклоняюсь перед книжными полками:
Отпустите!..
Мне хочется завидовать удивлениям
И плакать слезами…
Отпустите от истин
И научите думать о ее локонах…
 
 
Брызги эмали белой
Застыли на плюше ночи.
Ночь —
Ширма светил —
Прячет от назойливых глаз их светомудрость.
А я жду и злюсь на себя,
Как люди,
Что ждут обещаний от бога,
И, как всегда, почти безответно.
Согнутая в полупочтении собственная тень
задразнила меня.
И рука,
Будто высунутый язык,
Втирала в себя однотонно лицо
Без морщин и страсти.
 
 
Я не хочу быть роботом!!!
Моя лаборантка маленькая,
Подойди,
Протяни ладошки
И растопи в них
Математическую бесчувственность мою…
………………………………………………………
………………………………………………………
Прошла мимо…
Человек!
Изничтожь!
Не сотворяй, человек, себяробота!!!
 

9.08.1969

Валун

 
Сколько раз я смотрел на то,
Как волна цвета гасящейся извести,
Шипя,
Наползала на очерневшую каменную глыбу,
И зарывая ее в воду,
Точно приговаривала:
– Не показывай непогоде язык…
 
 
Море не любит непокорных.
Спорит,
Сердится,
Зеленея от злости,
И оседает,
Вначес разнесясь
По склизской чеканке
И в брызги,
Точно в плач от бессилия.
 
 
– Плачьте,
Промасленное от огней,
Очень трудно не плакать от боли
И писать кому-то между строчками волн
О горе своем злобой.
Лучше плачьте,
На мне вымещая страданья,
Я… вытерплю…
Я… твердолобый.
 

21.08.1969

Москва

Ночью

 
Простучали по рельсам колеса вагонов —
Затихло.
Фары ночь ослепили:
Машины проехали —
Стихло,
Спят и трубы,
Дыша что-то сонное дымом,
Точно пишут по звездным мерцаниям:
«Тише».
 

15.09.1969

Песнь строителя

 
Он устал,
Растянулся на собственных мышцах
И заснул беспокойно,
Как спят только в детстве…
 
 
Простучали по рельсам колеса вагонов —
Затихло.
Фары ночь ослепили:
Машины проехали —
Стихло.
Спят и трубы,
Дыша что-то сонное дымом,
Точно пишут по звездным мерцаниям:
«Тише».
 
 
По-гигантски раскинувши руки на крыши,
Видит сны новостроек,
Заводов могучих,
Сны строительных кранов,
Проспектов и скверов,
Видит сны ребятишек,
Заснувших в постельках.
 
 
Спит младенческим сном
Под накидкой неона
Город-юноша,
На моих ладонях возросший.
 

15.09.1969

Мадонна

 
Осветило свечой.
В затаенных чертах полутени.
Обнаженное тело блестит белизной…
 
 
То смиренною позой возникла Мадонна
у распятого
образа
в слезной мольбе.
Торопливо крестясь…
Билось блеяньем сердце
У Мадонны,
Впервые познавшей бесчестье.
 

19.09.1969

Водопад

 
Низвергнутый потоком вниз,
Стремительный,
Рассеянный,
Но грозный
Гудит над раструбом ущелья.
А брызги,
В солнце повисая,
Ткут радугу.
 

21.09.1969

Перед концертом

 
Месье маэстро!
Скрипка желает петь
И вызывать из-под пальцев ваших жалость…
……………………………………………………………
……………………………………………………………
Зафутляренная,
Она одиноко притулилась к стенке,
Была слепа
В ожидании своего часа,
Без света,
Без целого зала людей
И гриф ее в футляре
Был одноруко беспомощен…
 
 
А говорили:
– Музыка кончилась…
 

25.09.1969

Зимняя сказка моя

 
Свет внезапно рассек,
Точно вскрыл через силу,
Челюсти ночи,
И на всем этом черном пространстве
Белые снежинки зароились
Белым танцем из «Лебединого озера»
В такте ниспадающей мелодии снега…
 
 
Снег идет,
Снег идет к нам,
Не прячьтесь от снега:
В его белой пушистой душе
Бьется трепетный теплый холод.
На морщинку ладошки
В ореоле света
Прильнула снежинка-звездочка,
Вы ловите такие же звездочки,
Что нам так не хватало в детстве,
Не дарили,
А вы дарите…
Вы дарите снежинки
И не бойтесь:
Они не растают,
Память не тает,
Разве ж можно забыть о подарке,
Который вам дарят душою подарка?!!
Вы дарите снежинки,
Всем дарите,
Дарите,
Да —
ри —
те,
Дарите!!!
Мириады их искрящего блеска
В лунном свете.
 
 
В наступившем солнечном утре
Снег сверкает мириадами блеска
Разнаряженный блеск-радужку.
Человечек-малышка,
Милый маменькин гномик,
Не ступай даже бережным шагом
По моей бархатной белой кровле.
Подожди,
Полюбуйся,
А не то сотрешь
Разнаряженный блеск-радужку
С моего одеяния,
С короны,
Венчающей сверкающую тогу радости.
Видишь,
Лучики-блестки
Паутинок тоньше
Раскружились,
Раскаруселились,
Так и брызжут от разнокрасья.
Человечек-малышка,
Милый маменькин гномик,
Подожди,
Не ступай даже бережным шагом,
Мы лучаем фантазию,
Спрятанной в сказках,
Белых,
Добрых
На сон колыбельный.
Если горстью собрать нас
И в вазу хрустальную
Просто бросить,
Мы – лучаем фантазию…
 
 
По потолку,
По поверхности век,
По одежде,
По всем предметам
Реверансом вальсирующим
Краски,
Полутона
Затрепещут
И медленно-медленно
Растворятся в новые соцветия.
Даже слова,
Что затерты,
Издерганы повседневностью,
Станут красками.
В менуэте вальсирующих красок
Все это преломляется
В гранях вазы хрустальной
Магией расцветок,
Пока не растают,
Не расплещутся
Сквозь узоры симметрий граней…
 
 
Человечек-малышка,
Милый маменькин гномик,
Осмотрись,
Подожди,
Не ступай,
Мы лучаем фантазию,
Спрятанной в сказках,
Белых,
Добрых
На сон колыбельный,
Не ступ…
 

31.12.1969

Поэзия

 
Взять бы крылья огромной птицы
И окунуть их в начало утра,
Когда еще не видно ни зги,
Когда стихи только начинают просыпаться. —
Ты проснись со стихами,
Когда зажигается на краю планеты
розовая стремительность солнечного пламени,
И разгораясь все ярче и ярче,
Жжет и рушит все черное:
Черные тени,
Черные мысли,
Черную черствость —
СТИХИ ДОЛЖНЫ ГОРЕТЬ БЕЗ КОПОТИ!!!
 

25.01.1970

Пей поцелуй

 
Горит в зеницах,
Жаждой опаляя,
Манит к себе упругих кромка губ
И страсть пьянит,
А блеск в глазах все ближе,
Ярче,
Ярче.
 
 
Сомкнулись страсти губ.
Пей поцелуй,
Как в самую жару с землей обнявшись
И пить родник,
Не насыщаясь,
Жадно,
Жарко,
Страстно.
Пей поцелуй,
Чтоб слиться единеньем в порыв единства,
Двух в одно.
 
 
Пей поцелуй.
 

25.01.1970

Последний день Помпеи

 
Небо вдруг одело маски ужаса.
Белая улыбка у вулкана вздрогнула,
Наполнилась рокотом грохота.
Многотонные вулканические бомбы
Перышками драчливых петухов взлетели
И покатились,
Покатились по круче.
Масса горы,
Задыхаясь,
Вновь вздрогнула
И кипящая лава горлом пошла,
Покашливая, как чахоточный.
Огненность,
Фантазируя клубами черного дыма
И радуясь полной свободе вандала,
Черным вторгалась в голубую свободу неба.
В черное вплеталось зловеще-пунцовое,
И заклубившись,
Ощерилась дымностью в прозрачную
синь небосвода,
Вонзаясь медленно,
Степенно,
Грозно
Над пространством бегущих в ужасе людей.
В них,
В каждого точно плеснуло адом:
Страх вселялся в людей безумством
И город был полон гибнущего одиночества:
Каждый погибал сам по себе.
Кто-то мертвец на своих плечах сдерживал свечу
огромной колонны,
А из-под черного свода лился дождь
раскаленных
камней и пепла.
 
 
А ночью над ними мерцали
Точки вселенной,
Точно зубы в оскале,
Выбитые из челюсти.
 
 
Боги умеют лишь мстить.
 

10.02.1970

«Осторожно…»

 
Осторожно:
Не душите горло!
Осторожно:
Не бинтуйте горло!
Дайте горлу говорить свободно.
Горло может закричать грозно
Или в плаче расплескать «больно».
 
 
Дайте горлу задышать вольно.
 

12.02.1970

Медведь-копилка

 
Тяжко,
Тяжко быть медведем
Гладким,
Коричневым,
Блестящим от лака,
Быть игрушечным,
Понимать,
Что игрушечный,
И игрушечно пялиться
в знакомо-приевшиеся лица,
Молча переносить все перестановки
И хранить скрупулезную жадность
в собранных во мне копейках.
Я стою.
Я сношу их взгляды.
Я самый жалкий из всех медведей:
Я даже не плюшевый,
У которого могут оторвать любую лапу. —
Он хоть совсем детский.
А я жесткий,
Я из гипса,
А я неподвижный —
Я из мира копилок,
Прошу вас лучше меня разбейте
Или спрячьте от детства подальше
Без звона монетного.
 

11.04.1970

Москва

Голос

 
Крикни,
Крикни сильнее,
Врываясь в эхо во всю мощь легких,
И неожиданно смолкни.
Тебя,
Как и стоящие вкруг деревья,
Зовет твой же голос.
Уже ты молчишь,
А голос живет,
Живет!!!
Слышишь?!
Он вновь зовет,
Будто манит,
Будто готов тебя провести сквозь чащу любую,
Сквозь буреломы желаний.
 
 
Далеко он зовет тебя,
Твой голос.
 

24.07.1970

Меланхолия

 
Вы плывите,
Плывите за волнами вслед,
Туда,
Где плывут облака,
И как крик журавля,
Погибают:
Он тает вначале,
Становится тише
И совсем притихший
Тает в безоблачье…
 
 
Меланхолия, как крик журавлиный,
Как плытие в никуда.
 

24.07.1970

Блики

 
Разбежались,
Спешат,
Торопятся
Выше,
К самому верху деревьев.
Омываются листья бликами от воды.
И плетут торопливую сеть.
И грешат разговорами дивными,
Мне же кажется
Чью-то песню
Я подслушал здесь славную,
Нежную.
 

7.08.1970

Речная заводь

 
Всей пятерней едва воды касаясь,
Кистью рассеиваю капельки прямо
в межрядье волн.
Река,
Как невеста,
По проседи света пошла в колечках.
Лицо твое вдруг всколыхнулось от волны набежавшей,
Но осталось прекрасным по-прежнему,
А на нем,
Заигрывая друг с другом,
Ласкались солнечные блики.
Рука твоя,
Как талисман на отраженье,
Вскоре совсем превратилась в ночь.
А там,
Где личико твое отражалось,
Появились отражения звезд.
 

12.11.1970

«Снег сыплется…»

 
Снег сыплется,
Как песок,
И скрипит под ногами,
Как на зубах.
 

14.01.1971

Эхо

 
Крикнули в чащу
И где-то в глуши
Отзвук родился —
Эхо.
В песенном звоне бежит ручеек,
В хрустальный поток
Прямо с листка
Упала росинка:
– Дзинь-нь-нь…
Рассыпавшись легким звучаньем.
Эхо подхватывает речитатив,
Разносит,
Разносит мелодию упавшей в ручей капли
По всему лесу.
 

2.02.1971

Поэзия

 
Стихи ли писать,
Пережить ли стихию
Все в общем едино:
Все сложно и страстно,
Все жаждет победы,
Усилий над силой
Со страстью,
Свободной от всех нареканий.
Пусть гибель,
Не будет упреков на жизнь,
Пусть гибель,
Она не подвластна суждению труса,
А человек – как бог,
Как бог.
 
 
Вкусить поэзии сладчайший плод…
Как будто бродишь по пустыне знойной,
И нет воды на много верст вокруг,
И жажда иссушила горло страшным пеклом.
За миражами
по барханам
в зной
Идешь-идешь
Без края,
Без конца…
Но вдруг песок зыбучий начинает крепнуть:
Там бьет родник прозрачнейший,
Игривый,
Сверкая точно шкуркою змеиной,
Журча,
Легко бежит по избранному руслу.
Вода!..
И пьешь ее живительную дань…
Уже не можешь пить,
Но пьешь,
Захлебываясь влагой,
Ты пьешь ее сладчайшую,
Как песню.
Слова поэзии звучат как пение.
Как Одиссей у острова сирен,
И ты пристать велишь,
И нет боязни погубленному быть
От чувства музыки.
Ты весь в поэзии,
Запутан точно сетью
Поэтом сотканную миром чувств.
И ты запутанный,
Окутываешься больше
Желанием своим до замиранья духа
Быть стиснутым в объятьях стихотворных
Всю жизнь.
 
 
Стихи ли писать,
Пережить ли стихию —
Все в общем едино,
Все жаждет победы,
Усилий над силой
Со страстью,
Свободной от всех нареканий.
Пусть гибель —
Не будет упреков на жизнь,
Пусть гибель —
Она не подвластна суждению труса,
А человек как бог,
Как бог.
И точка.
 

13.03.1971

Первобытная история
или вариации на тему наскальных рисунков

 
– I —
Провожу рукою по серому камню.
Древность.
Вот она древность.
Ладонь запрыгала по-оленьи
И под пальцами запечатлелся
Топот копыт убегающего зверя,
Потом заревел бык
И это тоже запечатлелось на пальцах:
Они чуть-чуть выдавали дрожью,
А под ладонью уже чувствовалось,
Как за этими животными гнались охотники,
Натягивающие тетивы своих луков,
И со звоном,
Рассекая воздух,
Летели пущенные стрелы…
 
 
Все это так и осталось выбитым в глыбе.
 
 
– II —
Черной копоти плюш
На причудливых сводах осел пещерных,
Пламя тянется кверху
От огарка костра,
Фантазируя вольностью,
искрами,
тресками,
вспыхами
В бесконечных экспромтах на темы огня.
Пламя тянется кверху.
В контрасте то лица,
то руки:
Кто-то шкуры сшивает,
Тот вертит вертел с кабаном…
 
 
Первобытно осваиваемая природа
Кое-как,
кое-что,
кое-чем.
 
 
А у самого входа
Пещерных играют здесь дети
В первобытные игры —
В повадки зверей.
В яркой зелени трав,
Где в восторге зеленом глаза веселятся
И на зелень травы так и тянет прилечь.
 
 
– III —
Кисть руки крепко сжала рубило
Прикоснула рубило к мольберту скалы…
А затем замелькала от удара к удару
сильнее и чаще
Камень в камень по камню…
 
 
И чеканились контуром схватка бизонов,
Страстный танец,
Поведавший музыкой в камне,
И летящие дротики-стрелы,
Все глыбное небо затмившие.
 
 
Первобытный художник лизнул языком
свои раны,
Вытер пот со вспотевшего лба своего,
Потрепал по вихрам наблюдавших детишек
И ушел молчаливо,
Охваченный мыслями,
Уступив пьедестал:
На охоту пора.
 
 
– IV —
По шершавым сомнениям древнего предка
Провожу ладонью,
Пытаясь почувствовать лишь подвластное
рукам
И сердцу первобытного человека,
Это первые записи в само время,
Чтоб объять необъятное,
На дыхании,
На одном лишь дыхании
Первый каменный росчерк.
Это поступь каменного века
В век сегодняшний.
Обращение к нам
На дыхании памяти,
На дыхании времени.
 
 
Как задачу к решению исторических истин
Разрешаю ладонью в шершавых
сомнениях предка.
 

6.04.1971