Русская армия ушла на зимние квартиры в районе Тавастхюса и Бъёрнеборга (ныне Пори), сочетая отдых с подготовкой к новому – зимнему -походу. Пётр I не хотел давать шведам передышки и принял решение продолжить активные боевые действия и зимой 1713—1714 г. г. Царь считал, что для русского солдата преград не существует. С ним были согласны и его генералы, так что в ближайшее время русским и шведам предстояло сойтись в новом сражении – у местечка Стуркюру.

Русский современный историк С. Лапшов пишет:

«Это сражение в нашей военной истории интересно даже тем курьезным обстоятельством, что название самого места, где, выражаясь высокопарным стилем петровской эпохи, „фортуна оружия Российского воссияла“ в очередной раз, оказалось перепутано. Тиражируемое во всех отечественных монографиях, учебниках и энциклопедиях почти 300 лет как „битва при Лаппола“, на деле оно является топонимической ошибкой, ибо населённого пункта с подобным названием ни на месте сражения, ни близ него просто не существовало. Из-за путаницы в штабных документах Лаппола надолго вошла в исторический и научный оборот. А что в него вошло, как известно, выходит крайне нелегко…»

В шведской историографии это полевое сражение именуется как «Slaget vid Storkyro» (Сражение под Стуркюро), так как оно имело место близ городка Стуркюру, по-фински Исокюро, что в лене Южный Эстерботтен.

В Бъёрнеборге русские открыли походный магазин и госпиталь, наладили из города надёжное почтовое сообщение с Выборгом и Петербургом. Для того чтобы привлечь на свою сторону местное население, Михаил Михайлович Голицын издал приказ, запрещавший грабить местное население. С нарушителями этого приказа поступали со всей суровостью – прогоняли сквозь строй и даже вешали.

Князь Михаил Михайлович Голицын (1675—1730)

Это не замедлило сказаться на отношении финнов к русским. Они стали поставлять для царской армии продовольствие, фураж, теплую одежду. Сам князь, относившийся к числу наиболее образованных и талантливых полководцев русской армии, внимательно изучал условия быта и жизни финнов, географию Финляндии. В кратчайшие сроки им была создана база для продолжения боевых действий в Финляндии. Голицын заботливо относился к простым солдатам, и они отвечали ему взаимностью. Пройдя службу с нижних чинов, князь знал, чем живет и дышит простой солдат.

Финский климат, особенно зимой, суров. Высота снежного покрова достигает 2—4 метров, температура воздуха редко поднимается выше —30 градусов. Пока корпус стоял на зимних квартирах, князь обратил внимание на то, что финны в условиях бездорожья используют лыжи. По его приказу было закуплено у местных торговцев 1000 пар лыж, а в каждом полку была создана специальная лыжная команда. Кроме того, все солдаты и офицеры голицынского корпуса получили овчинные полушубки, теплые рукавицы и валенки.

В середине января 1714 года Голицын получил приказ за подписью генерал-адмирала Апраксина, датированный 4 января 1714 года, в котором ему приказывалось окончательно вытеснить шведов из Финляндии и «отбросить противника чрез Синус Ботникус или, по меньшей мере, к Торнео».

Сражение при Стуркюро было последним крупным полевым сражением между русскими и шведскими войсками в ходе Великой Северной войны. При Стуркюро окрепшая, модернизированная по лучшим европейским образцам, приобретшая огромный боевой опыт царская армия одержала убедительную победу, используя не только численное превосходство над противником, но и новые тактические формы. И здесь мы снова должны упомянуть славное имя князя М.М.Голицына и отдать ему должное как полководцу.

Вникая во все мелочи, князь Голицын принял два очень правильных и рациональных решения. Во-первых, в поход должны были пойти наиболее опытные и подготовленные солдаты, так как его корпусу пришлось бы действовать в отрыве от своих баз и резервов. Во-вторых, как мы уже упомянули выше, солдат стали учить бегать на лыжах. С этой целью были проведены, кроме закупок, реквизиции лыж у местного населения. Это в значительной степени повышало мобильность корпуса при перемещении на большие дистанции в сложных погодных условиях.

Сосредоточив к 25 января 1714 года свой корпус в Бьёрнеборге, Голицын уже утром следующего дня двинулся в поход по дороге Моухиярви – Тавасткюро – Васа. Авангард в составе нескольких сотен казаков, трех эскадронов драгун и двух батальонов пехоты, поставленных на лыжи, под общим командованием генерал-лейтенанта и Санкт-Петербургского обер-коменданта Романа Брюса (всего около 2000 человек), получил задачу вести разведку и укатывать дорогу для основных сил.

Достигнув Тавастхюса, русская пехота потратила сутки на отдых, подгонку снаряжения и выпечку хлеба. С подходом кавалерии Ченцова объединенные силы русского корпуса 7 февраля выступили в путь к Васе. Следует отметить тот факт, что русские войска шли вслепую, по обезлюдевшей местности, разорённой финским населением в соответствии с приказом генерала Армфельта, утопая по пояс в снегу. Пустив вперёд лыжников, Голицын увеличил скорость марша до 20—25 верст в сутки, что в те времена для непривычных к лыжам русских солдат воистину было подвигом.

Первое столкновение авангарда с противником произошло в ночь с 14 на 15 февраля в трёх верстах от м. Курикка. Здесь Р. Брюс атаковал пост шведской кавалерии в составе 30 человек, усиленный небольшим отрядом местной ландмилиции. 15-го числа русские пришли в Ильмолу, где частям был дан суточный отдых.

Получив сведения о вступлении неприятеля в Ильмолу, Армфельт стал немедленно стягивать свои полки к деревне Наппо. Здесь, на заранее укрепленных позициях, барон решил дать решительный бой русскому князю. Эстерботтен и его столицу Васу отдавать без боя Армфельт не собирался. Примечательно, что при этом швед не располагал точными сведениями о численности корпуса Голицына, полагая их, по всей видимости, несущественными, потому что планировал драться непременно, каким бы численным преимуществом русские ни обладали.

Лапшов считает, что главная причина решения Армфельта драться заключалась в полученном им Стокгольма приказе держаться и оказывать врагу всяческое сопротивление, а этот приказ обсуждению, конечно же, не подлежал. Эстерботтен – житница Финляндии, и ее потеря была бы невосполнима для шведской короны, ведущей изнурительную борьбу с коалицией европейских стран. Генерал, по-видимому, и сам понимал, что край фактически обречён на сдачу, но оставлять его врагу без боя как честный солдат и верноподданный своего короля не считал возможным – тем более что просто отступление на север всё равно означало бы гибель армии от голода, морозов, болезней и дезертирства, но уже гибель бесславную. Финские солдаты и ополченцы вполне откровенно заявляли командирам, что за свою землю сражаться будут, но в отступление не пойдут. Принятие сражения на других позициях, которых дальше на севере просто не было, сулило тоже гарантированный разгром. Таким образом, судьба не оставила Армфельту выбора – хуже битвы мог стать только отказ от неё, пишет Лапшов.

Несмотря на то, что подавляющее большинство шведских офицеров высказалось на военном совете 15 февраля за отступление (!), Армфельт приказал полкам готовиться к бою. Генерал выбрал очень хорошую позицию – на равнине между двумя опушками леса, у реки Кюро. В центре стояла укрепленная деревня Наппо. Выбор позиции у Наппо не был случайным, о чём пишет также Уддгрен:

«Армфельт, следуя приказам из Стокгольма, выбрал наиболее удачную позицию на реке Стур-кюро, надежно прикрывая путь на Васу, и далее по льду Ботнического залива в Швецию. Она опиралась на расположенную на невысоких холмах деревню Наппо. Холмы господствовали над местностью. С них четко просматривались все подходы к дороге на Васу и река. Поэтому деревня была укреплена полевыми укреплениями. Было возведено две артиллерийские батареи на 4 тяжелых орудия. Кроме того, пришлось выровнять скаты, для того, чтобы можно было перемещать полковую артиллерию. Наппо была центром, на который опиралась вся шведская армия, стоявшая в две линии фронтом на восток.

Войска не испытывали проблем со снабжением и теплой одеждой, но их моральный дух был низок, уровень апатии был велик не только среди солдат, но и среди офицеров. Финское ополчение, удерживаемое силой, было ненадежным резервом этой армии. При первой возможности ополченцы старались дезертировать, что зачастую им и удавалось. Поэтому ряды ополчения поредели задолго до сражения с корпусом Голицына».

К ночи 16 февраля королевская армия заняла позиции в дефиле лесов и скал близ деревни Наппо, в полутора милях от Стуркюро, поперек покрытой толстым льдом реки Кюро. Какими силами располагали шведы перед сражением, мы знаем лишь приблизительно. Изучение финских и шведских источников не позволяет до конца прояснить ситуацию. Шведские и финские авторы в своих трудах приводят различные данные по составу и численности финского корпуса. За основу мы приняли цифры, наиболее широко используемые в Европе по определению численности шведской армии в сражении при Наппо, принадлежащие Уддгрену.

Итак, по данным шведского историка, пехоту корпуса составляли следующие недоукомплектованные полки финской индельты: 2 батальона Обусского (455 человек), 2 батальона Саволакского полка (566 чел.), 1 батальон Тавастхюсского полка (256 человек), 2 батальона Эстерботтенского полка (669 человек), 2 батальона Бьёрнеборгского полка (412 человек), 1 батальон Нюландского полка (326 чел.), 1 батальон, а фактически рота Выборгского полка (125 чел.), вербованный финский батальон майора Ватранга (224 человек). В целом некомплект по пехотным полкам составлял от 25 до 40%. Пешая финская крестьянская ландмилиция под общим командованием местного помещика и полковника графа Юлленлёве насчитывала более 1016 человек, в строю «ландсверна» было также 70 мещан города Ваcа.

Кавалерия под общим командованием полковника де ла Барра включала Карельский (301 человек), Выборгско-Нейшлотский (225 человек), Нюландско-Тавастюсский (384 человека) и Обусско-Бьёрнеборгский (628 человек) кавалерийские полки, остатки роты Шведско-Финляндского адельсфана (полка дворянского знамени) в составе одного офицера и 8 нижних чинов, включенных в Карельский полк, и десятка три драгун Сословного эскадрона и разных полков. В некоторых источниках в «ордер де батай» показан также Ингерманландский вербованный драгунский полк – 301 человек. Кавалерия подразделялась на 22 роты по 50—80 человек в каждой. Некомплект по кавалерийским полкам составлял от 10 до 27%.

Артиллерия насчитывала семь 3-фунтовых полевых орудий, одну 6-ти фунтовую гаубицу и 48 артиллеристов. Командовал ими майор Клевершёльд.

Исключая некомбатантов, силы генерал-майора Армфельта насчитывали 3033 человек регулярной пехоты, 1547 человек кавалерии и 1086 человек ландмилиции, итого – 5680 человек.

Вместе с тем, следует отметить, что в данных Уддгрена не учтены несколько маршевых команд, выступивших из Швеции в начале февраля, часть плохо вооруженных ополченцев, насильно согнанных к Наппо, и 4 орудия, взятые из арсенала Васы. Таким образом, силы Армфельта могли возрасти до 6500—7500 человек.

С. Лапшов пишет о шведах так:

«Укомплектованность командирами была довольно хорошей. На регулярную пехоту приходился 141 офицер и 206 унтер-офицеров, на кавалерию соответственно 82 и 39. На неполные батальоны приходилось в среднем по 10—12 офицеров, а в батальонах Нюландского и Taвастхюстского полков – даже по 25.

Барон Карл-Густав Армфельт… один из лучших полководцев короля Карла, его командиры – потомок французских гугенотов полковник барон де ла Барр, лифляндские и эстляндские бароны полковники фон Майдель, фон Эссен, фон Икскюль, фон Фитингоф, швед Даниэльсон и немец Штирншанц – были потомственными, испытанными вояками, прошедшими с королем Карлом за тринадцать лет Северной войны огни, воды и медные трубы, познавшие и победы, и поражения.

В большинстве своем они принимали участие в летних боях и деле при Пялькяне в октябре прошлого 1713-го, к этому следует добавить, что финляндские и ливонские офицеры-дворяне короля Карла… сражались с русскими не только как с очередными неприятелями, а как с жестокими врагами, варварами, разорившими и захватившими их отечество, их родовые поместья, и имели к ним личные счеты.

Армфельт принял в августе прошлого года командование у генерала Любеккера, который за сдачу русским южной Финляндии был предан суду и приговорен к смерти, затем помилован, но умер опозоренным. Его судьбу барон повторить не хотел. За время командования и боев с русскими в Саволаксе, при обороне Нейслота, Хельсингфорса и Пялькяне генерал показал себя храбрым, способным и энергичным военачальником, сумев многое сделать для формирования новых частей и для мобилизации малочисленного, необученного и голодного финляндского воинского контингента на отпор превосходящему опытному врагу».

Всё это так, но качественный состав воинства Армфельта оставлял желать лучшего. Среди солдат превалировали пассивность, неуверенность в своих силах и ощущение безнадёжности. Поставленные в строй новобранцы и ополченцы были морально подавлены, плохо подготовлены, а еще хуже вооружены. Оторванные от своих очагов и семей, люди стремились дезертировать при первой же возможности. Вместе с тем, угроза дальнейшего разорения своего бедного края беспощадным врагом побуждала многих финнов с оружием в руках защищать родные земли, храмы, свои семьи, дома и имущество.

Регулярные части Армфельта, особенно пехота, выглядели неплохо, имея немалый процент ветеранов. Но главная ударная сила шведов – кавалерия – представляла собой жалкое зрелище. Плохой конский состав и высокий снежный покров низводили драгун и рейтар до уровня наблюдателей боевых действий.

Провиантом и зимним обмундированием солдаты в целом были обеспечены. И хотя пехота и кавалерия «поземельных» полков финской индельты были уже далеко не те, что при Нарве и Полтаве, в очередной раз послать в бой это традиционно стойкое и выносливое «пушечное мясо» их шведские командиры ещё могли, удерживая его в тисках дисциплины.

Поле битвы при Наппо, лежащее верстах в трех от Стуркюру, Армфельт нашел идеальным для оборонительного боя. Мы не исключаем, что именно предоставленные природой тактические преимущества и побудили его дать сражение. Покрытые начинающим таять, но еще глубоким снегом поля вдоль замерзшей реки Kyro (Кюрон-йоки) шириной около 100 метров, раздающейся мили на полторы вширь и мили на две в длину у хуторов Наппо, Турппала (Турппабю) и Перттила, были окружены труднопроходимыми лесистыми холмами, скалами и болотами и сужались в узкое дефиле к юго-востоку. Холм у Наппа оказался очень удобен для устройства редута. Вдоль берегов реки на северо-запад тянулись две дороги на Васа из Ильмолы и Юлистаро. А далеко на север от позиций находилось то самое местечко Лаппо, или Лапуа, которое русские историки ошибочно назвали Лаппола и ввели его в научный оборот.

Согласно рапорту генерала Армфельта и приложенной к нему карте, шведы построились в «классические» две линии, имея в центре пехоту, а на флангах – кавалерию. В центре справа налево были выстроены в четыре шеренги линии 1270 человек из батальонов Обусского, Тавастхюстского и Саволаксого полков, объединенных в бригаду, а фактически в боевую группу около полка под командой полковника фон Икскюля. Далее стояли два батальона Эстерботтенского полка и батальон майора Ватранга, объединенные в бригаду полковника фон Майделя численностью 890 человек, и, наконец, батальоны Нюландского, Выборгского и Бьёрнеборгского пехотных полков, объединенные в бригаду полковника фон Эссена численностью в 860 человек. Всего – 12 пехотных батальонов.

На правом фланге пехоты справа налево встали в три шеренги 12 кавалерийских рот: половина Карельского рейтарского полка Бракеля, Нюландско-Тавастхюстский и половина Обусско- Бьёрнеборгского полка под командой полковника де ла Барра и численностью до 1000 человек. На левом фланге, численно слабейшем, стали 10 рот: вторая половина Обусско-Бьёрнеборгского полка, вторая половина Карельских рейтар Бракеля и Нейшлотско-Выборгский рейтарский полк под общим командованием майора фон Фрейденфельта, численностью до 500 человек.

Воинов лантвэрна поставили во второй линии пехоты, за Обусским и Бьёрнеборгским полками и батальоном Ватранга, – всего 256 мушкетёров и пикинёров группами по 50—80 человек. Отряд пеших ополченцев в 200 человек расположился правее Карельского полка кавалерии, а ещё один отряд в 250 воинов ландмилиции – слева от левого кавалерийского крыла.

Артиллерия парами орудий была равномерно распределена перед пехотным центром. Впереди позиции, в Наппо, был оборудован полевой редут на четыре орудия. Редут оборонял сводный батальон из 100 солдат и 200 ополченцев под командой подполковника Нюландского пехотного полка барона фон Таубе. 80 ратников-крестьян придали в помощь полевой артиллерии, а еще 20 ополченцев оставили для охраны обоза в Стуркюру.

Силы генерал-поручика князя Голицына, согласно представленной им табели, включали:

Пехоту: неполные 2-й Гренадерский и Великолуцкий пехотный полки, а также восемь сводных батальонов примерно по 800 человек в каждом из состава 1-го Гренадерского, Санкт-Петербургского, Сибирского, Галицкого, Архангелогородского, Московского, Троицкого, Казанского, Нижегородского, Вологодского и Выборгского гарнизонного полков. Всего пехоты, которой командовал генерал-поручик Иван Бутурлин, насчитывалось 5588 человек, в том числе 279 офицеров.

Кавалерия под командованием бригадира Фёдора Чекина, видимо, исполнявшего обязанности заболевшего генерал-майора князя А.Г.Волконского, включала две роты «лейб-шквадрона» генерал-губернатора Санкт-Петебургского и Ингерманландского, Светлейшего князя Ижорского и князя Священной Римской империи германской нации, генерал-фельдмаршала и кавалера Александра Даниловича Меншикова (до 200 человек), Тверской, Вятский, Нарвский, Луцкий, Тобольский, Вологодский и Олонецкий драгунские полки, каждый по 400—500 человек, с удовлетворительным конским составом. Всего – 2907 человек, в том числе 205 офицеров.

Кроме того, при корпусе были до шести полков казаков донского наказного атамана Фёдора Фролова (по разным оценкам, от 1400—1700 до 3000 всадников, историки сходятся на том, что в сражении реально приняло участие только около половины казаков).

Артиллерия насчитывала 12 орудий на санях – восемь 3-фунтовых при пехоте и четыре 2-фунтовых при коннице, по две на каждую драгунскую бригаду.

Всего, таким образом, русские силы насчитывали от 9 до 11,5 тысяч человек, что обеспечивало почти двойное превосходство над противником, а учитывая качество русских солдат – преимущество ещё более весомое.

Итак, 17 февраля в три часа пополудни Голицын вступил в сожжённую шведами деревню, что в трёх верстах от Наппо, стал там лагерем и уделил самое пристальное внимание разведке. Казаки капитана Соловкина выяснили местоположение и примерные силы шведов, а отряд лыжников капитана Вындомского захватил в хуторе Куйвила несколько пленных «языков», в том числе квартирмейстера Ингерманландского драгунского полка, от которого были получены важные сведения о составе и численности противника.

18-го февраля князь со свитой лично выехал на рекогносцировку. По случайному совпадению в тот же день на разведку русского лагеря выехал и барон Армфельт. Вернувшись из поездки, Голицын собрал военный совет. Неприятеля, силы которого были оценены примерно в 6 тысяч человек, единогласно было решено атаковать (каковому решению, кстати, альтернативы не было).

План русского командующего был прост на бумаге, но сложен в выполнении. Князь не собирался атаковать позиции шведов в лоб, что неминуемо могло привести к поражению. Однако враг должен был быть при этом уверен в том, что русские атакуют именно в лоб. Поэтому на виду у шведов, у хутора Куйвила, встали четыре драгунских полка Чекина и санный обоз. Главные же силы выступали в поход ночью, с целью скрытного совершения марша и выхода по лесам к левому флангу неприятеля – туда, где их не ждали. План, таким образом, в общих чертах повторял идею Пялькяне, только вместо озёр русским солдатам пришлось «плавать» по снегам.

Князь захотел сделать бой маневренным, чтобы лучше использовать своё численное превосходство. Так, к примеру, казачьим полкам Фролова была поставлена задача отправиться в обходной рейд для дезорганизации неприятельских тылов, отвлечения сил противника и блокирования путей отхода.

Войска, построившись в две колонны, имея впереди лыжников и конницу, утаптывавших путь, начали тяжелый медленный марш при свете факелов, заготовленных по несколько штук на каждое капральство. Чтобы не сбиться с пути, держали равнение по створу огней. Обоз, согласно русским источникам, вроде бы остался в Куйвила под охраной конницы, однако, судя по шведскому рисунку плана сражения, видно, что за русскими колоннами следовал также и вагенбург! В любом случае надо признать: солдаты и офицеры Голицына сделали невозможное. Впереди колонн шли проводники, два местных жителя, которых Голицын, вознаградил за их «работу» суммой в 30 рублей серебром.

Наконец, утром 19 февраля обе колонны вышли на поле у северо-восточной окраины Наппо и на опушку лесов возле хуторов Хаутала и Лорва и начали завёртывание. Для каролинцев, гревшихся трое суток на поле боя у костров, появление неприятеля со стороны непроходимого для армии леса было полной неожиданностью. Тем не менее, присутствие духа и волю к победе они не потеряли. А когда бывший при шведском штабе главный поставщик армии богатый купец Фризиус объявил, что после победы над русскими за свой счет выплатит офицерам месячное жалованье, а солдатам – сумму ежемесячного винного довольствия, все как один, бряцая по старой традиции оружием, с воодушевлением выразили готовность стоять, сколько потребуется.

Объехав позиции, Армфельт призвал своих подчинённых к жертвенному подвигу за Бога, Короля и Отчизну. По свидетельству очевидцев, генерал видел душераздирающие сцены: солдаты клялись умереть, не отступить, молились, стоя на коленях, со слезами на глазах. Когда Армфельту доложили неприятную весть про обходной маневр неприятеля, а потом и сам воочию узрел сосредотачивающиеся против его открытого фланга, он не медлил ни секунды. Промедление было смерти подобно. Обескураженный, но не потерявший воли генерал приказал спешно разворачивать всю длинную линию армии на сорок пять градусов фронтом на восток. Несмотря на всю сутолоку, его войска, увязая в снегах, сумели завершить перестроение раньше противника. Сказывались выучка и дисциплина и, возможно, память о совершении подобного маневра их королём в битве с саксонцами и поляками при Клишове в июле 1702 года.

Для прикрытия от нападения с юга сил Чекина на редуте Наппо были оставлены 200 солдат и 100 крестьян ландмилиции под командованием подполковника Нюландского полка барона фон Таубе. Справа от редута встала вся конница правого фланга де ла Барра (до 1000 всадников т.н. «Карельской кавалерии»), а справа от неё – отряд майора Бьёрнеборгского полка фон Зюсинга – 100 солдат и 200 ополченцев. На льду реки Кюро, слева от редута, выставили небольшой форпост кавалерии.

Однако успел развернуться и русский противник.

В 13.30 корпус Голицына применил при своём развёртывании в боевой порядок новаторство – глубоко эшелонированную оборону: шесть пехотных батальонов стали в первую линию, три гренадерских батальона – во вторую, а в третью и четвертую линии – три драгунских полка и «лейб-шквадрон» с артиллерией, расположенной на флангах. Но русские не успели совершить перестроение до конца, как уже были атакованы неприятелем.

Армфельт, полагая, что в его положении наступление – лучший вид обороны, предупредил атаку русских и в лучших традициях шведской агрессивной тактики решительно атаковал первым, намереваясь силами своего правого фланга и центра смять выдающийся вперед левый фланг русских, вытянувшегося почти на версту дугообразного боевого порядка войск Голицына. Однако учитывая слабость своего левого фланга, он должен был удовлетвориться лишь сковыванием действий неприятеля.

Сражение начала шведская артиллерия, шесть пушек которой с огромными усилиями еле-еле протащенные по сугробам, так же равномерно, по два орудия вместе, были расставлены по всей линии. Произведя всего восемь залпов, она замолчала, чтобы не поразить своих. Русские орудия, более рационально расставленные на флангах, открыли ответный огонь. Шведы, прикрываясь дымом от подожженного русскими хутора Турппала и непрекращающейся метелью, как это было под Нарвой 13-ю годами раньше, увязая в снегу метровой глубины, медленно двинулись в атаку.

Приблизившись к противнику вплотную, сине-жёлтые шеренги, останавливаясь для стрельбы и перезаряжая ружья, дали четыре залпа. Но на русских это не подействовало, они непоколебимо держали строй, смыкаясь над телами павших раненых и огрызаясь ответными залпами. Действительно, взаимная пошереножная пальба шведов более напоминала массовый расстрел, чем регулярный бой. По свидетельству видавшего виды русского командующего, «такого скорого и тяжкого огня на мою особу никогда не было…". Сблизившись с неприятелем на 25 метров, каролинцы сдвоили ряд и дали ещё два залпа, прошли еще 10 метров, дали два последних залпа практически в упор и пошли в штыки.

При Нарве и Головчине русские пехотинцы такого огня не выдерживали и бежали. Но в аналогичных условиях пехота и артиллерия Голицына продемонстрировали потрясающую выдержку и открыла дружный, убийственный, ураганный ответный огонь с расстояния, на котором фузилеры хорошо различали черты лиц врагов, появившихся перед ними из порохового дыма и метельной пелены. Русская артиллерия, работая с большой интенсивностью, буквально рвала на части шведскую пехоту. Всего за время баталии она произвела около 750 выстрелов, в том числе 320 картечью, в 12 раз превысив суммарный залп шведских пушек, успевших израсходовать всего лишь 68 зарядов.

Неустрашимые обусские, тавастхюстские, саволакские и эстерботтенские батальоны, несмотря на огромные потери, всё-таки сумели сойтись с врагом врукопашную и в жестоком штыковом бою расстроить и потеснить Троицкий, Московский и Архангелогородские полки. Но Голицын вовремя выправил положение, бросив в прорыв батальон гренадер и драгунский полк – плотность боевых порядков ему это позволяла.

В свою очередь, Армфельт укрепил бригаду Икскюля Обуско-Бьёрнеборгским рейтарским полком фон Фрейденфельта и, кажется, еще какой-то пехотой центра. Русский и шведский командующие друг друга стоили и уступать не собирались. Шведы возобновили атаку, вновь потеснив русские полки левого фланга русских почти до самого леса, но снова были остановлены. Пехота шведского центра и левого фланга тоже напирала и теснила противника, однако, такого успеха, как их соседи, не имела.

Страшная резня на штыках продолжалась почти полчаса! Встретились противники, не имевшие себе равных в штыковом бою. Солдаты бились жутко и молча, крики и ругань в бою в обеих воюющих армиях были запрещены под страхом «лишения живота» на месте. Слышались лишь тяжёлое надрывное дыхание дерущихся, хриплые стоны умирающих, треск дерева и лязг железа… Уже шесть из десяти русских орудий были захвачены шведами, но линии Голицына гнулись, но не ломались. Почти чувствуя себя победителем, шведский командующий приказал в третий раз атаковать левый фланг русских, собираясь бросить в решающую атаку кавалерию. Но Голицын, дважды имевший реальную возможность послать войска в контратаку, не обращая внимания на нетерпеливые возгласы соратников и штабных, с поистине ледяным хладнокровием выжидал, когда чужие и свои войска вытопчут снег настолько, чтобы по нему можно было пустить конницу.

Наконец, около 14.20 в бой вступила спешенная русская драгунская бригада Ченцова, до поры скрывавшаяся в лесах за пехотными линиями. Тверской, Тобольский, Олонецкий полки и губернаторский «шквадрон», посланные в глубокий охват шведского левого фланга, вышли из леса и стали разворачиваться для атаки. Стоявшие там финские ополченцы и рейтары вдруг со страхом увидели, что белоснежные поля на горизонте к северу от места, где «сине-жёлтые» бились с «зелено-красными», вдруг внезапно окрасились кровью – русские драгуны тогда носили красные епанчи. Голицын сделал неожиданный ход, который Apмфельту, воевавшему без резервов, парировать было нечем. К тому же в тылу, у хуторов Перттила, Мяки-Тайпале, Ринта-Тайпале, с севера появились конные толпы гикающих казаков. Часть удальцов, наводя панику, проскакала по льду до самой батареи. Впрочем, казаки по своему обыкновению на рожон особо не лезли, гарцуя за дистанцией ружейного выстрела шведской пехоты.

Но никаких активных контрдействий со стороны кавалерии де ла Барра, по-прежнему остававшейся в положении пассивного наблюдателя, не последовало. Конница левого крыла и стоявший у нее на правом фланге лантвэрн также никак не помешали русским донцам спокойно зайти в тыл как себе, так и пехотным батальонам Э. Майделя. Впрочем, уступая неприятельскому отряду в численности примерно в три раза, к тому же связанные боем, они вряд ли смогли бы им помешать. Тем не менее попытки к этому сделано не было.

Сермяжные воины ландмилиции при виде русских казаков в своём тылу пришли в замешательство и в панике бросились к лесу, в результате чего первая линия регулярной пехоты «повисла в воздухе». И тут Чекин очень вовремя ударил со своими полками – Вятским, Вологодским, Нарвским и лейб-шквадроном по растерявшимся шведам. Опрокинув форпост конницы на льду реки, его драгуны проскакали по льду Кюро-эльв и утоптанным снежным полям и ударили двумя полками направо, в тыл расстроенным и скованным боем пехотным линиям шведов, а третьим полком – налево, врубившись в бригаду де ла Барра. Отдельный драгунский отряд, обойдя левый фланг, вышел в тыл отряду Зюсинга и изрубил его почти в полном составе – к своим вышли только 1 шведский лейтенант и с ним десятка два солдат. Оказавшись в полукольце, шведская кавалерия, не пытаясь сопротивляться, покинула позиции и бежала, бросив пехотинцев и редут на произвол русских, причем их командир подал подчиненным дурной пример, ускакав первым.

Потом пошла в контратаку и русская пехота. От внезапного удара с фронта и тыла шведско-финские шеренги стали быстро ломаться, утратили управление, боевой дух и, наконец, стали медленно отступать. Возможно, они бы побежали, но бежать по этим снегам было просто невозможно. Преследуемые и побиваемые драгунами и казаками, в наступившем хаосе, где смешались в кучу кони и люди, люди пытались искать спасения самостоятельно, группами или поодиночке. Кто-то смог пробиться через ряды неприятеля на северо-запад, кто отчаянно ломился на юг и на запад, в леса. Одним из последних отступал на север, на Лайхела, сам Армфельт, пробивая себе путь окровавленной шпагой в руке сквозь боевые порядки русских драгун и казаков, с поредевшим батальоном Нюландского полка, шефом которого он был, и тем, что осталось от батальонов еще четырех разных полков. В относительном порядке отступали и остатки Тавастхюсского полка. Последним очагом героического, но уже бессмысленного сопротивления стал редут у Наппа, где пали на орудиях и канониры, и прикрывавшая их ландмилиция.