Никодима было не узнать. Вот он стоит возле дома грязный, в дырявой болоньевой куртке, протертых брюках, осунувшийся, сутулый. Постоит-постоит и ненадолго вернется. Сядет возле матери и гладит ее по седой голове и рукам. Иногда к нему приходили два его закадычных дружка – Володя и Женя, и они втроем шли на местный рынок.
– Ты же алкаш, ты никто, ты отстой! – кричали Никодиму вслед продавцы.
– Мать бы пожалел, бездельник! – неистовствовали соседи.
Никодим молчал, но в душе что-то переворачивалось , и он, пьяный, начинал плакать и жаловаться:
– Все-то меня обижают. Никому я ни пьяный, ни трезвый не нужен, всяк норовит чуть ли не в лицо плюнуть, показать, что он – человек, а ты – тварь распоследняя. Каждый грузчик начинает командовать. Я пьяница? А почему пью? Потому что жизнь не устроена не только у меня, но и в стране тоже. Словно звереет народ.
Уточкина любили местные мальчишки. После школы они тащили велосипеды к его сарайчику-дому, отставляли в сторону входную дверь и хором звали его. Он выходил, покачиваясь, красный, улыбающийся и … счастливый. В уже трясущихся руках нес гаечные ключи, винты, резину, цепь, раскладывал все это на траве, брал у самого младшего пацаненка сломанный велосипед, деловито осматривал его и, не торопясь, объяснял, что и как нужно делать. Сначала показывал сам, потом заставлял « водителя»: