Адаптер

Они стали вместе играть, и Мара забылась. Ей не хотелось уходить отсюда, она хотела навсегда остаться с ними, навсегда остаться маленькой девочкой, не знающей ничего, веселой и счастливой.

– Тебе пора, – Насрин взяла ее за руку и повела к другой двери.

– Но я не хочу! – запротестовала Мара. – Мама, я хочу остаться с тобой!

Насрин улыбнулась и поцеловала дочь. Рядом стоял Марат и держал сестру за руку.

– Тебе нельзя здесь оставаться, – серьезно сказал мальчик. – Слишком рано.

– Но почему? Я не хочу возвращаться к ним! – заплакала Мара.

– Ты должна вернуться, потому что ты тоже мама, – Насрин погладила девочку, и Лиз выросла, став взрослой.

Она стояла перед ним, с любовью и болью смотря в любящие глаза. Одежда таяла на ней, уносясь вверх серыми облаками. Лиз увидела себя в зеркале напротив, с длинными волосами, красивыми прядями, лежащими на груди. Ее не смущала нагота, она была естественна. Насрин открыла другую дверь, и Лиз вышла. Она оглянулась, Насрин и Марат помахали ей, и брат закрыл дверь, увидев в ее глазах сомнение, желание вернуться к ним.

Все исчезло, остался только дивный яркий свет. Лиз шла вперед, ступая по мягкой траве, слушая пение ветра и чириканье птиц. Свет преображался, открывая теплый летний день. Она оказалась на поляне, заросшей высокой шелковистой травой. Лиз побежала, радостно крича, слыша свой голос, немного хриплый и низкий, но ее, настоящий, красивый.

Она прибежала к огромной мраморной ванне, возле которой стояла ее мать и сестра. Она была молода и красива, глаза смотрели на Лиз с любовью и нежностью, в лице больше не было уродства болезни, ни одной гримасы или резкого движения головы.

– Я тебя ждала, любимая Мара. Теперь моя очередь очистить тебя, – она поманила Лиз к себе и помогла войти в огромную ванну. Вода была холодная, и это было очень приятно. Солнце пекло голову, и Лиз нырнула, как ребенок, расплескав воду во все стороны. Сестра сняла платье и вошла воду к ней. Она бережно мыла голову Лиз, смеясь, когда она пыталась ущипнуть ее, отвечая быстрым щипком в ответ. Сестра тщательно вымыла Лиз, вода сначала почернела, но за секунду стала прозрачной.

Они сидели в ванной, держась за руки, смотря друг на друга. Солнце стало закатываться за горизонт, холодало. Лиз замерзла, а сестра, казалось, не чувствует холода.

– Тебе пора, – сказала сестра и расцеловала Лиз, счастливо улыбаясь. – Я так хотела, чтобы ты стала свободной. Ты будешь хорошей матерью, я знаю.

Лиз улыбнулась и приготовилась. Сестра повалила ее в воду и стала топить. Лиз захлебывалась, рвалась на свободу, но сестра была сильнее, у нее вновь стало страшным лицо, и Лиз увидела свою мать в минуты приступа.

– Не смотри на меня, не смотри! – умоляла мать, и Лиз повиновалась, безвольным телом опускаясь на дно ванны.

Лиз открыла глаза. Еще не понимая, где она находится, что-то чувствуя, что-то рвущееся из нее, она повиновалась чужой воле, поднявшей ее, склонившей над жестким блестящим полукругом.

Ее рвало долго, с криком, с плачем от боли, от рвущегося наружу нутра, желающего избавиться от яда, выжатого, отторгнутого ее телом. Она не думала, не старалась разглядеть в этом ослепительном белом свете того, кто был рядом с ней, кто менял судна и вытирал ее.

Ее подняли и понесли в душевую. Она позволила себя раздеть, вся одежда была грязная, от нее сильно воняло. Лиз поняла, что организм выпустил из нее все, и от этого волна стыда захлестнула ее.

– Не плачь, ты не виновата, – шептал Беджан, моя ее в душе. Он не разделся и был весь мокрый, твердой и нежной рукой отмывая Лиз жесткой мочалкой. Когда она вся оказалась в белой пене, Лиз успокоилась и рассмеялась. – Ну вот, все хорошо. Ты вернулась, слышишь – ты вернулась!

Лиз остановила его руку и взяла лицо Беджана в мыльные ладони. Он улыбался, глядя в ее счастливые глаза.

– Здравствуй, любимый, – прошептала Лиз, сквозь шум воды еле-еле слыша свой голос.

– Здравствуй, любимая Лиз.

– Я люблю тебя, – прошептала Лиз и поцеловала, измазав Беджана мыльной пеной. Она расхохоталась и, вложив все свои силы, громко закричала. – Я люблю тебя!

Лиз обняла его, нетерпеливо стаскивая мокрую робу. Беджан не сопротивлялся. Лиз отбросила робу в сторону, потянула его под горячую струю, жадно целуя, дрожа от нетерпения.

– Ты изменилась, – улыбнулся он, когда Лиз устала и с озорством смотрела на него.

– Нет, я вернулась, – слегка хрипловатым голосом ответила она. Ей понравился ее голос, она так его себе и представляла.

– Дети еще спят, все уехали в город.

Лиз игриво закусила губу, ущипнув его за крепкий живот. Он взял ее на руки и мокрую вынес из душа. На этаже никого не было, одна дверь была открыта, где на кровати лежала чистая одежда для Лиз и Беджана. Ю-ли все подготовила, когда Беджан унес Лиз в душевую. Она не видела их, следуя указаниям молодого старика. Ю-ли то плакала от радости, то смеялась и не могла никак успокоиться.

– Тебе надо поспать, – сказал Беджан, укладывая Лиз на кровать.

– Тебе тоже. Иди ко мне, – она поманила мужа и захихикала.

Беджан лег рядом, они с трудом умещались на узкой кровати, едва не падая, когда Лиз ложилась на него, горя от возбуждения.

– Закрой глаза, я все сделаю, – шепотом сказал Беджан, сидя перед ней и гладя по груди и животу, чувствуя, как она отзывается на ласки, как начинает прерывисто дышать.

– Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив, как счастлива я, – она вопросительно посмотрела на него, он улыбнулся и поцеловал Лиз.

– Я счастлив, потому что у меня есть ты и дети. Твое счастье и мое счастье. Нет больше счастья для мужчины, когда его женщина счастлива.

– Я люблю тебя, – прошептала Лиз и закрыла глаза. Беджан давно не брился и колол ее, но это было до невозможности приятно. Она сжала бедрами его голову и провалилась, слыша за окном предрассветное пение птиц, слушая, как бьется ее сердце, как вырываются из груди тихие стоны, а наслаждение овладевает ее телом, ласкает разум.

33. Без страха

Ю-ли с интересом смотрела на свой профиль в терминале. Теперь она была Ю-ли Юсупова, жена Ислама Камилевича Юсупова. К чувству радости примешивалось приятно покалывающее чувство злорадства, ей очень хотелось, чтобы ее прошлая семья знала, что она больше им не принадлежит.

Свадебная церемония разительно отличалась от ее первой свадьбы с мужем, выбранным отцом. Ю-ли забыла, как его зовут, как забыла она и себя, свое прошлое имя. Когда она произносила имя Марфа, что-то в ней напрягалось, желая отторгнуть эти звуки, а перед глазами вставали отец и братья, иногда она видела мужа, его искаженное злостью и похотью лицо, когда он наваливался на нее, как грязное животное, сильнее возбуждаясь от того, что она сопротивляется. Теперь она была лишена статуса и всех привилегий, браслет вычеркнул ее из списка первых, и Ю-ли была этому очень рада. Освобождение от гнета нейроконтролера, увядавшего в ее мозгу, как гибнет сорняк осенью, сбросив электронные кандалы, она чувствовала себя свободной.

В прошлый раз главная часть церемонии была в церкви, где напротив алтаря новобрачные отвечали на вопросы голограммы священника. Суть осталась та же, только вместо священника был терминал и внимательная камера, следившая за мимикой Ислама и Ю-ли, сопоставляя их ответы с реакциями тела, часто незаметными для человеческого взгляда. И на этом все: не было ни звона колоколов, ни цветов и фейерверка, ни долгого утомительного застолья, в конце которого Ю-ли упала в обморок от духоты, ни первой брачной ночи, когда ее, еще девчонку, изнасиловал бешеный боров. Их просто поздравили, по-дружески похлопав по плечу, дети и Лиз обнимали и целовали Ю-ли, а Мурат очень серьезно пожимал руку Исламу, предупреждая, чтобы он не обижал их тетю. Потом они пошли на ужин, начавшийся за полночь, и однотипная еда оказалась вкуснее тех сложных блюд, которые подавали на ее первой свадьбе.

Ю-ли сама настояла на скорой свадьбе, боясь, что не сможет выбраться, останется там, в глубине своего космоса. Она сомневалась, накручивая себя все сильнее, и даже Лиз не удавалось успокоить ее. Кто-то должен был принять Ю-ли после выключения нейроконтролера, медработника не было, а делать запрос было слишком поздно, да и как обосновать вызов бригады, если никто не болел и не травмировался. По закону никто не имел права прикасаться к ней, кроме мужа или медработника. Лиз, как женщине, дозволялось это, но ее сил не хватило бы.

Ю-ли пила водку залпом, желая скорее покончить с этим. Ей хватило полутора стаканов, и она отключилась моментально. Лиз и дрожащий Ислам сидели с ней. Особенно тяжело было Исламу, не до конца верившему, что он женат, смотреть на жуткие судороги Ю-ли. Он хотел помочь и не знал как, пытаясь удержать, успокоить, но Лиз останавливала его, не разрешая прижимать Ю-ли к койке.

Ю-ли оказалась в своем кроваво-розовом космосе, и в ту же секунду на нее напал нейроконтролер. Атака шла за атакой, раздавливая ее, разрывая на куски ужаса, рассеивая панику, и Ю-ли была готова сдаться, лишь бы этот кошмар закончился. Она бы так и сделала, если бы ослепительно белое пространство само не нашло ее, поглотив, уничтожив беспросветную кровавую тьму. В этом пространстве ничего не было, у Ю-ли не осталось места, куда бы она хотела вернуться. Она шла в никуда, дрожа от холода, заново обретая тело и чувства. И вдруг все кончилось, она очнулась в медкабинете. Ю-ли дернулась и чуть не свалилась с койки. Ислам успел поймать ее, неумело подставляя судно.

Ю-ли ничего не понимала, с трудом обнаружив себя в душе, а потом, завернутую в простыни. Кровать была слишком узка для обоих, и Ислам до утра просидел на краю, держа ее руку, позволяя до боли сжимать его пальцы. Ю-ли боялась, что осталась одна, что больше ничего не существует, часто просыпалась, вскрикивала, не находя его в темноте, тут же успокаиваясь при звуках его голоса, проваливаясь в глубокий тяжелый сон.

– Как она? – спросил Беджан.

– Спит, с ней Ислам сидит. Ты его не бери на смену, он свалится где-нибудь, – тихо рассмеялась Лиз. Ей до сих пор было непривычно слышать свой голос, поэтому она старалась говорить шепотом. – Они такие смешные.

– Почему смешные? Ю-ли проснется, скажи ей об этом. Посмотрим, что она тебе ответит.

– Будет ругаться. Так и сделаю, заодно быстрее в чувство придет.

– Какая ты оказывается злая, – Беджан сокрушенно покачал головой, подражая деду Ислама, считавшему, что внук слишком торопится, и надо сначала выбраться отсюда. – Скоро приедут вас сканировать. Не знаю, что мы будем делать, если…

– Не будет никакого если, – уверенно сказала Лиз.

– Почему ты так уверена?

– Я не смогу это объяснить, придется просто поверить, – лукаво улыбнулась Лиз. – Давай спать, у нас есть еще целых полтора часа.

– Целых полтора часа, – с усмешкой повторил Беджан. – Я в последнее время только и думаю, что о сне.

– Хватит болтать. Спи! – приказала Лиз. Она обняла за шею и уснула. Беджан смотрел, как лицо становится тревожным, как все переживания дня и долгой ночи заново проходят сквозь нее, оставляя после себя бледную безмятежность.

Через сутки ночью прибыла комиссия. Всех разбудили и выстроили на улице, ослепив двумя прожекторами патрульной машины. Робот смотрел на людей бесстрастным неподвижным взглядом, готовый за долю секунды подавить восстание. Почему система выбрала режим контрподавления мятежа в колонии, никто не знал.

Общежитие обыскивали десять полицейских, чином не ниже капитана, а перед заключенными, скрытый за слепящим светом, стоял незаметный и неподвижный мужчина в сером костюме. Он внимательно всматривался в лица непроснувшихся мужчин, пропуская женщин и детей. С ними ему было все ясно, и он старался понять, кто из мужчин способен будет на сопротивление. Система не определяла агрессии или подозрения на бунт, находясь в напряженном спокойствии, контролируя весь контур радиусом более пяти километров. Патрульные машины держали всю территорию под прицелом, часто перемещаясь с одной позиции на другую, отрабатывая программу по доведению подозреваемого или задержанного до средней степени невроза. Алгоритм запрещал превышать этот уровень, следуя рекомендациям министерства здоровья и не нарушая основные права человека на жизнь и здоровье. Заключенные и даже приговоренные к смерти не теряли этих прав, если не было отдельного судебного решения.

Он долго смотрел на детей. Лиз уловила его взгляд, почувствовала жгучее напряжение в висках, и крепче прижала Ману и Мурата к себе. Дети боялись и не могли заплакать, боясь, что могут навредить. Ю-ли слегка подрагивала, сжимая руку Ислама, не знавшего как поступить, если Ю-ли отберут, захотят увезти с собой. Его предупреждали, чтобы он ни при каких обстоятельствах не сопротивлялся, но он внутри закипал от ярости, зная, что не будет никого слушать. Система улавливала напряжение в его глазах и лице, помечая как неблагонадежного. Таких набралось уже больше шести человек, и за ними следили отдельно.

Мужчина увидел взгляд Лиз, с интересом разглядывая ее. Он углубился в ее профиль, не найдя в жизни Лиз Гаджиевой ничего интересного. Она была замужем за Рустамом Гаджиевым, у которого было двое детей. Частая ошибка в базе заключенных, когда не указан второй родитель, и все же он видел в этом что-то большее. Когда вернется, стоит поднять лог, мужчина уже знал, что найдет там тайный скрипт и записи задним числом. Это была она – Мара Ахметова, и он ее нашел. Теперь стоило проверить ее и эту девчонку, которая, скорее всего, была Марфой Юмашевой. От Марфы толку мало, ему была нужна Мара – им нужна была Мара. Но сначала надо их протестировать.

Вышли полицейские после обыска. Они ничего не нашли и со злостью смотрели на заключенных. Это был пятый по счету пересыльный пункт, и только здесь не было ни одного нарушения, даже наркотиков не было. Мужчина в костюме отдал команду через планшет, и полицейские стали по одному уводить мужчин в черную машину. Пока шло сканирование, они шли за следующим и через минуту вытаскивали предыдущего, конвоируя матом в общежитие.

Когда остались Лиз и Ю-ли с детьми, мужчина выключил прожекторы. Ослепшие от яркого света, они не сразу поняли, что к ним подошел человек в сером костюме и два полицейских. Но Лиз безошибочно ловила его взгляд, ощущая нервное покалывание в висках. Он тоже чувствовал ее.

– Вы можете немного отдохнуть перед сканированием. Думаю, что не стоит играть в несознанку, мы знаем кто вы. Остается вас проверить, – сказал мужчина. – Сначала пойдете вы, Марфа Юмашева.

– А дети? Они вам не нужны, – сказала Лиз.

– Они останутся с вашим мужем. Нам нужны вы, Мара, и вы это прекрасно знаете. У вас есть полчаса. Рекомендую поесть, процедура теста не самая приятная штука.

Наконец Мара сумела разглядеть его лицо. Глаза не до конца привыкли к слабому свету дежурных фонарей. Она никогда не видела его, с лицом, похожим на старого филина, но Лиз чувствовала, что знает его или таких как он. Он кивнул ей, приложив пальцы к вискам, и поклонился сначала Лиз, потом Ю-ли.

Они остались стоять одни под лучами патрульных машин. Лиз повела детей в дом. Мана схватила Ю-ли за руку, выводя из ступора. В столовой собрались все. Мужчины в большинстве своем молчали, угрюмо смотря в пол. Лиз думала, почему охранника и полицейского обыскивали также, как и всех остальных. На ее вопросительный взгляд, охранник с силой рванул нашивку с воротника, бросив ее за спину.

– Мы теперь как вы, – пояснил полицейский. – Всех обозначили одинаково. Так проще, потом не надо разбираться, кто и зачем здесь находился.

– Вам надо поесть и выпить, – засуетился молодой старик. – Это надо сделать обязательно, а то может стать плохо. Здесь нет оборудования, и вас подключат без подпитки, только на ваших ресурсах.

– Он сказал то же самое, – кивнула Лиз и пошла с детьми на кухню. Ю-ли и Ислам поспешили следом.

– Так что делать будем? – хрипло спросил мужчина со шрамами. – Что, вот так просто отдадим наших девчонок?

– Не отдадим. Они сами не возьмут, – сказал Беджан. – Надо в это верить. Не забывай о детях, Лиз и Ю-ли нам не простят, если с ними что-то случится.

– Это да, машина разбираться не будет. У них план на полное подавление всех биоорганизмов, – подтвердил старик, нервно щипая бороду. – Сам не раз такое видел. Машина не щадит никого.

– Этой машиной управляют люди. Придумали ее люди, а машина сама ничего не делает, – возразил молодой старик.

– Не скажи. У нее в мозгах есть выбор и проекция воли, но она залочена приказами верхнего уровня. Вот если бы их снять, отвязать машину от центра, – мечтательно сказал старик.

– Пока ничего не произошло. Надо дождаться сканирования, – сказал полицейский. – Не стоит заранее ждать беды. В любом случае у нас нет шансов, никаких шансов.

Все замолчали, было слышно, как старик щипает себя за бороду, выдергивая тонкие пряди и охая. Пришли Ю-ли с Исламом. Они принесли кастрюлю чая и поднос кружками. Ю-ли привычно встала на раздаче, взглядом рассаживая всех по местам. Она была невозмутима, и только молодой старик унюхал острый запах водки.

– Это правильно, моя дорогая. Правильно, но не переборщи.

– Постараюсь, – хрипло ответила Ю-ли. Полстакана водки едва не свалили ее с ног, голос осип, а голова кружилась так, что она украдкой держалась за кастрюлю.

Лиз прикатила тележку с кастрюлями, а Мана с Муратом катили тележку с тарелками. Детей это так развеселило, и они смеялись и вскрикивали, когда тарелки звенели особенно громко.

– Я разложу, садись, – Лиз посадила упирающуюся Ю-ли к Исламу. – У тебя мир кружится, еще начнешь кидаться.

Ю-ли покорно склонила голову и всхлипнула. Ислам взял ее за руку, хотя за столом этого делать не разрешалось, но это было там, на большой земле, среди свободных людей. Заключенные могли по мелочи нарушать правила жизни, определенные верой и законами Пророка, система все фиксировала, не передавая дальше и не сохраняя, оставляя в ненадежных хранилищах оперативной памяти.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – Лиз наполняла миски, а Мана с Муратом разносили горячую кашу. – Я уверена. Я знаю.

– Ты не думаешь, что ошибаешься в своих выводах? Стоит быть осторожнее, – заметил молодой старик. – Тот, кто ими командует, адаптер минимум третьего уровня. Он обучен работать с высшими адаптерами, у него высокий доступ. Ты не сможешь от него закрыть свой мозг.

– Я это почувствовала. У него встроенный излучатель, – кивнула Лиз.

– Я ничего не почувствовала, – просипела Ю-ли.

– И это очень хорошо! – обрадовался молодой старик.

– То есть, он отсканировал только Лиз? – спросил охранник.

– Получается, что да. Поэтому и надо быть осторожнее. Ты уже выпила?

– молодой старик принюхался. – Тебе надо выпить! Обязательно надо выпить, чтобы связь была нестойкой, чтобы было больше ошибок, тогда тебя точно забракуют.

– Не надо, – уверенно произнесла Лиз. – Я не смогу это объяснить, но я знаю, что надо делать. Мы все скоро уедем отсюда.

– Я тебе верю, – сказал Беджан.

Мужчины вздохнули. Дети, все это время разносившие миски с кашей, застыли на месте, недоуменно смотря на взрослых. Они не понимали, о чем идет речь, но чувствовали, что взрослые боятся.

– Не надо бояться! Мама сказала, что все будет хорошо, а она никогда не врет! – звонко воскликнула Мана. Брат поддержал ее стуком кулачка по столу.

– Все, убедили! Мурат, где моя каша, а то есть хочется так, что стол начну грызть! – воскликнул мужчина со шрамами.

– Тебе бы все время есть. Не лопнешь? Смотри, вон все лицо уже потрескалось, как зашивать будем? – подначивал его сосед, ткнув локтем под ребра.

– Ничего, Маночка зашьет. У нее золотые ручки. Я не боюсь. А будешь возникать, тебя съем! – мужчина со шрамами изобразил страшное чудовище, дети громко засмеялись, мгновенно вступая в любимую игру.

– Не ешь его, он хороший, – Мана поставила ему миску и убрала мощные руки с шеи соседа, которого душили понарошку, но голова его болталась вполне по-настоящему.

– Вам бы все играть, – буркнул старик.

– Не ворчи, дедушка, – Мурат поставил ему кашу. – Ворчать может только Ю-ли.

Все рассмеялись. Ю-ли встрепенулась, услышав свое имя, но ничего не поняла и смеялась вместе со всеми.

34. Освобождение

– Не надо бояться, вам ничего не угрожает. Садитесь, пожалуйста, процедура сканирования не займет много времени.

Ю-ли со страхом смотрела на мужчину в сером костюме, не двигаясь с места. Она пять минут назад вошла в страшный фургон и впала в ступор у входа в основной отсек, в котором располагалось потрепанное кресло и стол с огромными мониторами, почти упиравшимися в потолок. Мониторы смотрели на кресло, и было видно, что стол специально передвигали ради этого к стене, остались вмятины на полу от ножек и свежие полосы от волочения.

– Смотрите, совсем небольно и нестрашно, – серый костюм сел в кресло и, не глядя, воткнул себе черный разъем в интерфейс канала обмена данных. Он охнул, так бывало и с Ю-ли, когда она работала адаптером, только она делала это бессознательно, а серый костюм не боялся, и она видела, что на самом деле ему больно. – Да, поначалу немного больно или скорее непривычно. Видите, я не умер, система меня опознала.

Ю-ли взглянула на черные экраны, медленно заполнявшиеся массивом цифровых данных. Она застыла в полуобороте от него, не замечая, как мужчина в сером костюме внимательно следит за ее лицом. Ю-ли считывала данные, не осознавая этого. В этом хаосе цифр она видела структуру и смысл, постепенно обретавший ясные очертания.

– Вы сканер, у вас третий уровень. Вы работаете с нами, – Ю-ли с трудом оторвала взгляд от мониторов.

– Все верно. Конкретно с вами я не работал. Итак, вы все знаете. Не будем терять время, садитесь, – он выдернул из головы адаптер и резко встал. Ю-ли заметила, что ему плохо, на вид он был раза в три старше нее.

Ю-ли села в кресло и пощупала голову ниже затылка. Она и забыла, что там, в не зарастающей зоне, прячется ее интерфейс. Раньше она каждый день трогала его, ощущая странное чувство, больше неприятное, что-то вроде грубой ласки, переходящей в истязание. Сейчас она ничего не ощутила.

– Я вам помогу, – серый костюм поставил на столик у правого подлокотника бутылку с водой и помог Ю-ли правильно сесть. – Закройте глаза и сделайте глубокий вдох. Когда я вас подключу, пейте воду, даже если не хочется. Вам надо выпить всю бутылку. Считаю до трех: раз, два, три.

Ю-ли глубоко вдохнула и закрыла глаза. Он дотронулся разъемом до нее, и по телу пробежали болезненные мурашки, как от удара током.

– Выдыхайте, – скомандовал он.

Ю-ли выдохнула и чуть не закричала от ужаса, чувствуя, как что-то ледяное и раскаленное пробирается ей в голову. Это что-то скребет ее мозг, пытается раздавить черепную коробку, ею стала овладевать паника.

– Пейте воду. Пейте же!

Она пила через силу, захлебываясь, с каждым глотком ощущая, что инородное тело в ее голове становится меньше, сжимаясь до назойливой мошки, свербящей в левом ухе.

– Так я и думал, – мужчина в сером костюме показал на мониторы. – Видите, система опознает вас, но нет подтверждения обратной связи.

– И что это значит? – Ю-ли сама расшифровала цифровые коды и не могла сдержать довольной улыбки.

– А значит это то, что вы нерабочий адаптер. Конечно, можно попробовать вас восстановить, попробовать запустить ваш нейроконтролер. Можно, но по закону мы не имеем права этого делать. Ваш возраст слишком большой, и такое перевозбуждение нейроконтролера может привести к гибели вашего мозга.

– Это я такая уже старая? – усмехнулась Ю-ли.

– Вовсе нет, вы свободная. Поздравляю и немного завидую. А теперь закройте глаза, чтобы не было светового шока, и сделайте глубокий вдох.

В этот раз Ю-ли без уговоров выпила вторую бутылку воды, дрожа от частых легких судорог. Она быстро приходила в себя, переполненная радостью, уверенная, что с Лиз будет также. Она забыла, как этот человек смотрел на Лиз, и как она смотрела в ответ. Ю-ли забыла все, испытывая беспредельную радость и эйфорию. Ей хотелось вскочить и кричать, прыгать, смеяться, бежать к своим, бежать отсюда. Мужчина в сером костюме видел это в ее лице и искренне улыбался, насколько позволяла его серая маска старого филина. Он и забыл, как это, радоваться за другого, кого ты не знал и не знаешь, кого ты больше никогда не увидишь. И в этой радости было гораздо больше правды, чем во всей его жизни, сузившейся до непрерывного цикла выполнения рабочей функции.

– Бегите и позовите вашу подругу. Поторопитесь, организм ждать не будет.

Ю-ли поднялась и сначала не поняла, что он имеет в виду. Затем побледнела и покраснела от давления, организм будто бы хотел отторгнуть из нее все, дать залп из всех орудий, почему-то ей пришла в голову эта фраза. Она рассмеялась, прошептав слова прощания, вылетела, едва не проскочив лестницу и не грохнувшись на бетонную площадку. Он не смеялся, даже бровью не повел, по себе зная, как ведет себя организм после контакта. Когда адаптеры работали, их контролировали инженеры и автоматика, позволяя организму беспрепятственно выполнять положенное. В мобильных комплексах, контейнерах с базовой станцией подключения, иногда приходилось выкручиваться. Он не в первый раз ловил сбежавших адаптеров, но в первый раз ему хотелось, чтобы он ошибся, не смог, провалил задание. Тогда его ждал суд, а за ним отключение – долгожданное отключение, после которого он перестанет существовать. В теории человеческий мозг должен был бы проработать еще пять лет, но к его возрасту разницы между нейроконтролером и мозгом не существовало, и смерть одного влекла за собой смерть другого.

– Смотрите, Ю-ли бежит! – завопила Мана, указывая пальчиком на влетевшую в общежитие Ю-ли. – Чего это с ней?

– Все хорошо, не переживай, – ответила Лиз и подмигнула нахмуренному Мурату. – Не хмурься, все скоро кончится.

– Я им тебя не отдам, – сурово сказал мальчик, посмотрев сначала на маму, потом на отца. – Мы не отдадим, правда, папа?

– Правда, – ответил Беджан со спокойной уверенностью. По блеску в глазах Лиз он видел, что в ней зреет что-то новое. Ее глаза иногда затуманивались, и Лиз словно пропадала из их реального мира, проваливалась в другое измерение, через секунды возвращаясь с лукавым блеском и улыбкой. Она стала сильнее на вид, когда он обнимал ее, то чувствовал, как все мышцы Лиз напряжены от гипертонуса, еще немного, и она бросится на врага и откусит ему голову. Почему-то Беджану она напоминала пантеру перед прыжком, засевшую в густых зарослях.

В город никто не поехал. Полицейские напряженно обходили территорию, поглядывая на роботов, стоявших полукругом в спящем режиме. Никому не разрешалось покидать общежития и ближайшей спортплощадки с детским уголком, заброшенным много лет назад. С появлением детей горки и качели ободрали и покрасили остатками краски, поэтому они были желто-красно-оранжевыми и полосатыми, напоминая застывших сказочных зверей. На охрану никто не обращал внимания, мужчины, отлученные от работы, играли в настольный теннис, кто-то висел на турниках, но большинство просто загорало, лежа на лавках и траве со счастливыми лицами. Наверное, это и злило охрану, ожидавшую бунта, разогретую, возбужденную, готовую отразить восстание, рассчитанное программой. Они не знали, куда деть накопившуюся и рвущуюся наружу энергию, и искали любой возможности для начала конфликта.

– Я пошла, – Лиз обняла и поцеловала детей, потом весело поцеловала мужа. – Не скучайте без меня.

– Хорошо, мамочка, – весело пропищала Мана. Она ловила настроение Лиз и совсем не волновалась, в отличие от Мурата, ставшего еще угрюмее.

– Я тебя защищу, – смущенно пробурчал мальчик.

– Конечно, Мурат. Я это отлично знаю и не боюсь, – Лиз потрепала его по волосам. – Ну же, поиграйте с Ю-ли и папой, а то они скучают.

Из общежития вышла пунцовая Ю-ли, она очень смущалась, но была безумно рада. Ю-ли обняла Лиз и что-то шепнула ей. Лиз пошла к черной машине. У входа ее ждал один из полицейских, демонстративно направив на нее сканер. Лиз остановилась и развела руки в стороны, давая ему возможность рассмотреть ее тело полностью. Она пристально смотрела ему в глаза, заставляя охранника бледнеть от гнева, от ее открытой насмешки. В первом круге за такое полиция совести точно бы задержала его, потому что сканировать женщин имели право только женщины. Она прошла к лестнице сквозь него, будто бы он перестал существовать.

– Я вас ждал. Как себя чувствуете, Мара?

– Я Лиз, Мара умерла, – приветливо улыбнулась она. – Вы не представились.

– Хорошо, Лиз вам больше подходить. Почему вас интересует мое имя? У меня его давно нет – я всего лишь оператор или функция, не пытайтесь искать во мне что-то человеческое.

– И все же, как вас зовут? – Лиз без боязни села в кресло и положила руки на блестящие холодные подлокотники. Она слегка поскребла блестящий металл, издав тихий противный звук.

– У вас хорошее настроение. Странно, в вашем положении особо радоваться нечему.

– Как вас зовут? – с нажимом повторила вопрос Лиз.

– При рождении меня назвали Андреем, но это было очень давно.

– Андрей, а как вы меня сканировали? Я же знаю, что вы это делали. И Ю-ли вы пытались просканировать. Вы же сразу поняли, что Ю-ли выведена из строя.

– Вы задаете много вопросов. У меня нет инструкций на этот счет, поэтому я могу вам рассказать. В этом нет ничего сложного, простая и старая технология, – он похлопал себя по затылку, затем по верхней части головы. – Мой нейроконтролер имеет модуль возбуждения и элементы питания, которые я должен заряжать в этом кресле. Я адаптер третьего уровня, поэтому мои расчетные возможности на шесть порядков ниже ваших, но они мне и не нужны. По сути во мне, в моей голове, излучатель малого радиуса действия, поэтому я могу без сканеров или подобных станций определять в толпе адаптеров.

– Вы охотник?

– Можно сказать и так. Я работаю в отделе розыска. Об этом мало кто знает, но адаптеры часто сбегают и прячутся, пытаясь выйти за границы четвертого круга. Мы отпускаем только дефектных, например, как Ю-ли. Но это бывает очень редко. На моей памяти был только один случай, и то, когда я еще не работал. Не думайте, что ваши браслеты зека смогут спрятать вас от нас, от меня. Это система контроля теряет вас, но постепенно все вы собираетесь в одном месте, потому что выхода никакого нет – это все сказки, ложные ожидания.

– Выход есть. Давайте начнем.

– Давайте. Приятно, когда не приходится давить или уговаривать. Процедура недолгая. Вы подключитесь к центральной системе, и она вас проверит.

– Я подключусь прямо к Пророку, верно? – загадочно улыбнулась Лиз.

– Не совсем так. Если использовать аналогию человеческого тела, то вас допустят в эпидермис, но не глубже. Итак, сделайте глубокий вздох и закройте глаза. Когда я скомандую, выдохните, а потом пейте воду. Вам понятно?