3.
Белый свет, яркий, режущий глаза. Нервно попискивали мониторы, выводя на широкие экраны ломанные линии графиков, шумно вздыхал аппарат ИВЛ. За стеклом сидели трое операторов, устало зевая, поглядывая изредка на мониторы, выстроенные сплошной линией на длинном столе. Небрежно валялись пустые пакеты из-под бургеров, на белой столешнице зияли два больших сладких пятна от пролитого кофе.
– Ну, что у нас? – спросила вошедшая Лиза, вместе с ней ворвался и запах плотных духов.
– Да все нормально, сама посмотри, – лениво отозвался один из операторов, растекшийся по креслу.
– Вижу, – Лиза пробежалась по трендам, контролируя процесс адаптации, графики были ровные, оба мозга полностью вошли в единую информационную систему.
– Да все нормально, вот, – другой оператор вывел на большой экран две 3D-модели мозга, где ярким оранжевым цветом выделялись области сформированных искусственных нейросетей, таблица параметров выводила равное количество развитых наноконтроллеров, потенциал был достаточен.
– Бери и меняй, тык-тык! – воскликнул третий оператор. – Plug and play!
– Поговори мне, – фыркнула Лиза. – Вы тут срач приберите, через час начнем встраивание.
– Че, резать будем, да? – спросил расплывшийся на кресле оператор, не желавший менять свою ленивую позу.
– Я тебе язык отрежу, – Лиза топнула ногой. – Уберите все тут!
Она вышла, оставляя их в дурмане своих духов.
Через час в операторской было не продохнуть, оправившиеся операторы с идеальной осанкой сидели за столом, ожидая команды руководства. Вокруг них, как в театре, сидели важные лица, в полголоса переговариваясь друг с другом.
Александр Иванович, чувствуя себя, как рыба в воде, порхал вокруг, отдавая указания операторам и не переставая шутить.
– Ну что начнем? – он не стал дожидаться ответа и кивнул Лизе.
Она села за свободный стол и ввела команду. Все затаили дыхание, смотря, как за стеклом медленно стали открываться белые саркофаги, стоявшие плотно друг к другу.
Пред ними появились две наголо побритые головы, лежащие на точечных опорах, напоминавших сотни паучьих ножек. Будто бы из-под земли появились руки робота— манипулятора, медленно примерявшегося к живому объекту. Два лазера одновременно стали разрезать черепную коробку, двигаясь быстро, по заранее рассчитанной машиной траектории. Людям за стеклом оставалось только смотреть, робот все делал сам, исключая влияние человека на процесс.
Мягкая рука манипулятора бережно положила две черепные крышки в контейнер со льдом. Манипулятор с лазером, казалось бы, застыл на месте. Но на экране четко выводилась зона отделения. Вырезанная часть от большей головы убиралась в зависший рядом контейнер, когда как часть мозга от меньшей головы мягко переносилась и медленно внедрялась в другую голову.
Вся операция производилась не более получаса, но все присутствующие, почему-то обливались потом. Лиза дублировала данные с экрана себе в блокнот, постоянно вертя головой от одного графика к другому, остальные же смотрели только за стекло, завороженные искусным действием.
– Операция завершена, – сказала Лиза, после того, как робот приставил последнюю черепную крышку к маленькой голове. Клей схватывался моментально, и линию разреза можно было угадать только по остаткам крови вокруг нее.
– Все параметры в норме. Пациент N 1 в норме, процесс адаптации на расчетном уровне. Завершение через 32 часа.
– Ну что ж, господа, по-моему, все удалось? Да? – Александр Иванович хлопнул в ладоши.
Операторская разразилась аплодисментами, только Лиза продолжала записывать данные в блокнот.
– Донор N 1, параметры в норме, – ее голос прозвучал как-то издалека, напомнив всем о втором теле человека, уже лишенного части своего мозга.
– Донор N 1 – отключить все системы, – скомандовал Александр Иванович.
– Время смерти 15:30.
– Но он еще жив? – удивилась Лиза.
– Это несущественно. Господа, пойдемте к нам в зал, там мы сможем это отметить! Нам же есть, что отметить, а? – Александр Иванович довольно потер руки.
– Да, конечно! Это колоссально! – загудели важные лица, с радостью покидая операторскую.
– Время смерти, – повторила Лиза, глядя, как замедляется пульс Артема.
– Кто же ты теперь?
4.
Душно. Раскаленный воздух подергивался легкой зыбкой на горизонте, редкий ветерок поднимал клубы пыли под ногами, не принося желаемого облегчения. Где-то вдалеке слышались рев мотора, чей-то смех, звучащий так не к месту. Сергей с силой дернул ворот рубашки, разогретая шея назойливо саднила, натертая жестким воротником, в руке опасно висела сигарета, готовая вот-вот упасть на сухую землю.
– Сереж, ну что, поедем? – к нему подошел отец, как всегда идеально выбритый и в строгом костюме.
– Я не хочу, – не слыша своего голоса, ответил Сергей.
Через два дня, после того, как они отвезли Артема в центр, им выдали тело обратно. Именно выдали тело, не Артема, просто труп. Глядя на отца, Сергей вспомнил, как у него тогда задрожали руки от понимания того, что он совершил, именно он, Сергею не хотелось отдать и малую долю вины Оле, искренне желая освободить ее от этих терзаний. Как же хорошо, что они приехали, без отца и матери он бы не знал, что делать, да он и сейчас не знает. Похороны закончились, немногие, кто знал Артема, все они уже сидели в автобусе, ожидая их.
– Спасибо, папа, – голос Сергея дрогнул, заставляя его шумно задышать, подавляя нахлынувшее колкое рыдание.
– Ничего, ничего, сынок, – отец обнял его, машинально, как в детстве, закрывая его от взора любопытных глаз, которых, правда, никогда и не бывает на кладбище, каждый приходит сюда со своим горем, зачастую не видя ничего вокруг.
– Пойдем, все закончилось.
– Я не хочу ехать на поминки, – Сергей отстранился, громко прокашлявшись.
– Не надо, я их и не заказывал. Мы с матерью решили так.
– Вот и хорошо, а то бы их не выдержал, он извиняюще улыбнулся.
Они сели в автобус, напротив засыпала на плече у его матери Оля, оглушенная транквилизаторами, бледная, безвольно бросив руки на колени. Сергей дотронулся до ее рук, они были болезненно холодными, Она ответила ему спокойным взглядом и отвернулась к окну.
Дорога, освободившаяся от дачников, позволила им быстро добраться до дома. Несколько минут неловких прощаний, когда все уже было сказано, и двор опустел. Молчали птицы, утомленные послеполуденным зноем, спрятавшись в зарослях маленького сквера, окруженного бетонными стенами домов, двор был пустынен и тих.
– Я не пойду, – Оля дернулась и пошла резким шагом на площадку.
Она села на скамейку, отрешенно глядя в песочницу. Сергей сел рядом.
– Я не пойду домой, – еле слышно произнесла Оля. – Не хочу, там он.
Сергей молчал, поигрывая зажигалкой. Ему не хотелось говорить, любой звук был для него сейчас пыткой. Он вспомнил, как много лет назад они с сыном играли на этой площадке, память заботливо скрывала от сознания то, что случилось потом, оставляя только с трудом сохранившиеся счастливые моменты.
Оля заметила улыбку на его лице и сильно сжала его руку. Она вспоминала то же самое, одергивая себя от желания поднять на поверхность бесконечный кошмар, в который превратилась их жизнь. Теперь было все кончено, непонятное чувство свободы, сомнительное, злое, оно не давало облегчения, а только выдирало ее из прошлой жизни, помещая в холодную слепящую пустоту.
Через полчаса подъехало такси. Они не заметили, как его отец вместе с Наргиз укладывали их чемоданы в багажник. Отец что-то сказал таксисту, тот понимающе кивнул и встал рядом с машиной, закуривая, не торопясь.
– Оленька, Сереж, пойдемте, – к ним подошла его мать, взяв их за руки, потянула за собой.
– Куда? – непонимающе спросил Сергей, повинуясь воле матери.
– Ничего, ничего, – ласково говорила она. – Вам с Оленькой лучше пока уехать, на недельку. Мы с папой тут побудем, ну а вы пока отдохнете.
– Отдохнем? Я не понимаю.
– Поехали, – сказала Оля, властно взяв его под руку.
Хорошо зная характер мужа, Оля не стала обсуждать с ним предложение его отца и сразу согласилась. Она не знала, как выразить им свою благодарность за все, что они сделали, забрав у них с мужем все тяжкие хлопоты, с которыми они вряд ли бы справились, но она чувствовала, что они не ждут благодарности, это скорее оскорбит их… как это похоже на их сына.
– Ну, давай. Как приедете, позвоните, – отец обнял Олю и крепко пожал руку сыну, но потом резко притянул его и обнял.
– Приказываю отдохнуть.
– Хорошо, пап, спасибо. Спасибо, мама, – Сергей обнял мать, она поцеловала его в лоб.
Сергей закурил напоследок, решив, что это будет его последняя сигарета. Оля с его матерью еще долго о чем-то говорили, мама гладила Олю по плечам, а до него доносился только один сдавленный вопрос, который твердила жена: "Почему она не приехала?".
В стороне стояла Наргиз, утирая расшитым платком глаза, от набежавших слез. Его отец стоял рядом с ней, как всегда сдержанный, волевой. Сергей докурил и подошел к ним, неуклюже подбирая слова благодарности для нее. Наргиз только махнула руками и закрыла лицо платком. Подошла Оля и долго держала ее в своих объятиях.
Время скомкалось, вырезая их из реальности. Сергей очнулся только тогда, когда такси уже давно выехала на трассу. Оля спала у него на плече, спокойная, потеплевшая.
Их домик стоял на самом краю санатория, вдали от шумных корпусов и других коттеджей. В первую ночь они почти не спали, слушая, как шумит лес за окном, жадно вдыхая сладковатый воздух соснового бора, начинавшегося прямо за их окнами. Тихо постанывали на ветру деревянные стены, ночной ветер исследовал чердак, разговаривая с деревянными перекрытиями.
Размеренная жизнь и строго установленный график лечебного учреждения не вызвали у них отторжения, скорее они были рады полностью довериться установленному распорядку, чувствуя себя неуютно в свободные часы.
Оля пропадала в бассейне, изредка посещая тренажерный зал, чтобы вытащить оттуда Сергея, методично забивающего свои мышцы. Так было легче, голова пустела, лишенная энергии, избавляя от гнетущих мыслей, давая душе отдохнуть. Позже он сам стал приходить в бассейн, чтобы проплыть пару километров и полюбоваться на жену, упоенную тренировкой, набравшую былую форму, прямую, стройную, с подтянутым телом, про которое она забыла за последние годы. Она подплывала к его дорожке, с горящими от удовольствия глазами, и тянула за собой, заставляя плыть за ней, чувствовать так необходимую физическую свободу движения в воде.
В домик они вернулись, когда на улице уже стемнело. За окном размеренно трещали цикады, яркая луна освещала комнату, наполняя ее тонким серебристым светом.
Оля сбросила с себя легкое платье и нагая подошла к окну, подставляя покалывающее от приятного напряжения тело под струю лунного света. Он смотрел на нее затаив дыхание, влюбляясь заново, рождаясь заново. Она обернулась, блеснув страстными глазами, увлекая его к себе.
Первая, за последние годы, близость не была той невыносимой, опустошающей, неизменно следовавшей за ними. Нет, чувство опустошения и боли, которую каждый хотел испытать, всего этого больше не было. Став вновь единым целым, они растворились друг в друге, чувствуя тепло и счастливую истому. Оля смотрела на него молодым счастливым взглядом, забытым ею, но возродившемся после долгой зимы.
– Мы же все правильно сделали? – прошептала она.
– Да, мы сделали все правильно, – ответил Сергей, с каждым слогом все больше веря в свои слова. – Все правильно.
5.
– Что ты видишь? – спросила Лиза, глядя, как Толя застыл перед зеркалом в ее кабинете.
Он подошел еще ближе, почти вплотную к широкой дверце шкафа, протягивая руки вперед, в надежде дотронуться до стоявшего перед ним незнакомца, не желавшего выйти из-за зеркальной глади.
– Я вижу его, – ответил Толя подрагивающим голосом.
– Кого его? – Лиза сделала пометку в блокноте и убрала в карман халата.
– Опиши, пожалуйста, кого ты видишь.
– Я вижу Толю, – ответил парень. Незнакомец в зеркале принялся ощупывать свое лицо, подрагивая от каждого прикосновения.
– Он не очень мне рад.
– Да? А кто это со мной теперь говорит? Это ты, Артем?
– Сама решай, – парень отошел от зеркала и нагло плюхнулся в кожаное кресло.
Голова, вся обмотанная бинтами, запрокинулась на спинку, глаза уставились на огоньки затейливой люстры, важно свесившейся с потолка. Лиза достала из шкафа тонометр и села на диван.
– Иди сюда, я тебе давление померю, – она похлопала место рядом с собой.
– Нет, я лучше здесь посижу, – парень ухмыльнулся, не стесняясь, провел изучающим взглядом по ее ногам, скрытым до этого полами длинного халата. Пока он изучал ее стройные ноги, стянутые в строгую юбку, она внимательно следила за его лицом. Лиза расстегнула халат и сняла его, давая ему возможность рассмотреть ее ноги.
– Ну и как? Нравлюсь? – спросила она, ничуть не смущенная его откровенным взглядом.
-Ты красивая, – ответил парень.
– Так думает Артем или Толя?
– Мы так думаем, – ответил он и отвернулся, потеряв интерес к фигуре молодой девушки.
– А кто красивее, я или Уля?
– Мама, – ответил Артем.
– Ты маму так же рассматривал? – Лиза достала из кармана халата блокнот и быстро мелким подчерком стала записывать.
– Нет! – вздрогнул парень.
– Хм, понимаю. Ну а все же, кто красивее, я или Уля? Как ты считаешь?
– Вы разные, – парень задумался. – Никто. Наш ответ – никто.
– Интересный ответ, – Лиза подчеркнула сделанную запись несколько раз.
Дверь приемной отворилась, и в комнату быстрым шагом вошел Александр Иванович.
– Ну, как наши дела? – бодрым голосом спросил он, жестом приглашая их в свой кабинет.
Парень нехотя встал и вошел вслед за ним. Лиза задержалась, продолжая делать пометки в блокноте.
– Садись-садись, – по-отечески усадил его за журнальный столик, на то же место, где всегда сидел Сергей.
– Ну, рассказывай. Голова не болит?
– Нет, не болит, – бесцветным голосом отвечал парень.
– Это хорошо. Я вот смотрю аппетита у тебя нет, – Александр Иванович пролистал электронный журнал на смартфоне и сел напротив него, – Почему есть не хочешь?
– Просто не хочу, – пожал плечами парень.
– Протестуешь?
– Нет, пока нет, – парень ухмыльнулся и с вызовом посмотрел на него.
– Артем, да? – Александр Иванович широко улыбнулся, желая настроить его на более дружелюбный лад, но ухмылка парня напротив стала только острее и злее.
– Мы с тобой уже говорили, что пора определяться, кто ты… Ты же понимаешь, что сознание определяет тебя, да?
– Нет, – парень устало покачал головой.
– Это говорили Вы. У Вас очень убогая модель Сознания.
– Артем, ты же умный мальчик, ну? Хочешь, мы с тобой еще раз посмотрим схему – от Толи у тебя осталось только тело, а человека определяет сознание.
– Тогда я не хочу быть человеком.
В кабинет вошла Лиза, она села рядом, встревожено посмотрев на парня. В его лице она видела еле сдерживаемую клокочущую ярость, точно такую же, какая была в первые недели после операции, когда из центра спешно уволили Улю, а родителей Артема перестали пускать на территорию, объясняя, что период адаптации еще не прошел и им не следует пока общаться с их питомцем. Конечно же, он не мог всего этого знать, но он чувствовал фальшь в речах окружающих, когда он просился то к Уле, то к маме.
Лиза нервно подернула плечами и нежно погладила его ладонь. Ей не хотелось больше видеть, как этого несчастного парня будут глушить препаратами, превращая в овощ. Только-только зажили швы на голове, которые он несколько раз пытался разорвать и освободить "Себя", как он это потом объяснял.
– Артем, ты опять хочешь в стационар? Разве тебе там было хорошо? – нехорошо улыбался Александр Иванович.
– Разве тебе с нами плохо? Мы с тобой одна семья, я твой отец, я тебя создал!
– Нет, – покачал головой парень. – Нет, не вы. Вы создали из нас урода.
– Я думаю, что Артем перенервничал. Мне кажется, что стоит на сегодня закончить, – Лиза сильно сжала его руку.
– Хорошо, – Александр Иванович резко встал, было видно, что ему сильно не понравились слова Артема.
– Хорошо. Подготовьте его на завтра.
Он махнул рукой, показывая, что прием окончен. Лиза вывела парня из кабинета.
– Пойдем, погуляем? – спросила она его, цепко держа за локоть.
– Я хочу к Уле, – заплакал Толя, глядя на нее широко открытыми светло-карими глазами.
На секунду ей показалось, что глаза его потемнели, вспыхнув ярким пламенем.
– Я хочу к маме и папе, – сухо проговорил Артем, подавляя клокочущие рыдания Толи.
– Помоги нам.
– Пойдем на улицу, – Лиза обернулась, чтобы убедиться, что их никто не слышал, но в приемной было пусто, секретарша где-то пропадала, оставив вместо себя густой шлейф сладких духов.
– Идем!
Они поспешно вышли из корпуса. Полуденный зной уже спал, и воздух наполнился приятной теплой свежестью, дул легкий ветерок, вокруг было безлюдно и спокойно. Они скрылись под тенями деревьев прогулочных аллей, постепенно замедляя шаг.
– Ты мне поможешь? – спросил Артем.
– Я не могу протащить сюда твоих родителей, – нервно ответила Лиза.
– Ты боишься?
– Да, боюсь. Они меня убьют.
– Ты еще не знаешь, что такое страх, – Артем посмотрел на безоблачное небо.
– А я знаю.
– Я помню, но ведь он прошел?
– Нет. Он никогда не пройдет, – его тело дернулось в болезненной конвульсии.
– Он боится меня.
– А ты? Ты боишься?
– Да – он может меня убить, а я – его, – Артем рассмеялся, но в его смехе не было ничего зловещего, казалось, что это действительно его забавляет.
– Ты меняешься, взрослеешь. Бояться – это нормально.
– А пойдем в оранжерею? – его глаза вновь прояснились.
Они свернули вправо, выходя на небольшую полянку. Оказавшись рядом с любимым местом, Толя развеселился, он будто бы здоровался с каждым кустом, деревом, подолгу стоя рядом, разговаривая с ними руками. За долгие недели послеоперационной реабилитации он только пару раз был здесь, запертый все время в стерильных палатах, находясь под сотнями живых и электронных глаз.
– Посмотри, – он показал на кустарник, с которого сильно осыпалась пожухлая листва.
– Он болен, вот, видишь?
На стволе кустарника и его стеблях явно виднелось поражение грибком, растение усыхало изнутри, теряя силы для борьбы с недугом.
– Да, плохо ему, – Лиза задумалась. – Я спрошу у матери, она посоветует какую-нибудь химию. Вылечим, не беспокойся.
Лиза сделала пару снимков пораженного растения и сбросила их матери.
– Я думаю, что тут их несколько, – Артем углубился в чащу, находя новые очаги поражения.
– Тут придется кукурузник заказывать.
– Да нет, – махнула рукой Лиза. – Я принесу насос, сами все опрыскаем.
– Правда? – загорелся Артем.
– Мне бы хотелось об этом побольше узнать.
– Я возьму у матери пару книжек, она их и так наизусть знает.
– Спасибо! – глаза его горели восторгом. – Пойдем, покажу кое-что.
Они пробрались к величественному дубу, остановившись чуть вдалеке.
– Ну, куда смотреть? – Лиза нетерпеливо огляделась.
-Там было гнездо, – Толя показал на высокую траву, – там птенцы.
– Ну, это уже вряд ли. Они уже должны были вырасти, летают где-то рядом.
– Подожди, ты слышишь?
– Нет, ничего не слышу, – пожала плечами Лиза.
– Тише, – Толя приложил палец к губам, призывая ее помолчать.
Вокруг шелестела листва, не спеша перебираемая ленивым ветерком, грело ласковое солнце. Лизе захотелось просто лечь в траву, как в детстве, у бабушки на даче, и ни о чем не думать. Замечтавшись, она и не заметила, как Толя, весь встревоженный, бросился к высоким зарослям травы.
– Лиза! – жалобно позвал он, подняв с земли что-то маленькое.
Она подошла к нему, путаясь полами длинного халата в высокой траве. В руках он держал маленькую птичку. Шея ее была неестественно вывернута на бок, клюв слабо открывался, то ли прося воды, то ли желая что-то сказать.
– Она хочет пить? – глаза Толи подернулись, видя, как Лиза грустно покачала головой, понимая, что это проделки сытой кошки, ради удовольствия подпридушившей беспечную птичку.
Глаза Толи потемнели, набежавшие слезы моментально высохли. Лицо приобрело жесткий холодный оттенок.
– Ты права, права, – Артем потрогал указательным пальцем тело птички, безвольно подрагивающее. – Ей больно, она скоро умрет.
– Да, оставь ее.
– Нет, ей больно, – холодно ответил Артем. – Так будет лучше.
Рука его нежно погладила птичку и резким, точным движением завершила то, что не доделала кошка. Бережно положив ее на землю, он руками стал рыть ямку, вгрызаясь в землю так, будто бы она была виновна в случившемся. Лиза молча смотрела на его действия, ей захотелось ему помочь, но она не знала как.
Когда все было закончено, остался лишь маленький холмик, Лиза нарвала цветов и, не боясь запачкать колготки, опустилась рядом с ним на колени, втыкая еще живые стебли в могильный холмик.
– Что я сделал? – медленно сказал Артем, глядя на свои руки. – Что ты сделал?!
Толя вскочил на ноги и стал рвать на себе бинты, крича: "Что ты сделал?! Что ты сделал?!"
Лиза встала и резким броском через бедро повалила его на землю, фиксируя руки за спиной. Удерживая его своим весом и выкручивая руки, ноне доводя болевой прием до конца, контролируя его напряжение, она сильно упиралась коленом ему в спину, ожидая, когда он затихнет.
– Все хорошо, ты все сделал правильно, – успокаивала она его, все еще не желая отпустить, чувствуя его желание навредить себе.
– Да? Правда? Правда? – повторял он, Лиза не могла понять, кто это говорит, Артем или Толя.
– Ты все сделал правильно, – повторила она, отпуская его.
Колготки были безнадежно порваны, юбка задралась, испачканная комками земли. Лиза оправилась, встряхнув с себя землю, и помогла ему встать.
– Как это ты меня? – Артем с уважением посмотрел на нее, не понимая, как она смогла его бросить.
– Мой папа хотел сына, но получилась я, – Лиза довольно улыбнулась.
– Я кандидат в мастера спорта по самбо, так что имей ввиду, понял?
– Понял, – ответил он, потирая ушибленную спину. Ему было непонятно, как она, такая легкая, смогла повалить его, более высокого и сильного, как ему до этого казалось.
– Значит так, – строго сказала она. – Я никому об этом не рассказываю, а ты будешь нормально есть. Договорились?
– Да-да, спасибо!
– Вот и хорошо. А сейчас надо сменить бинты, пока никто не увидел.
Они спешно вернулись в корпус, где в пустой смотровой она ловко перемотала его голову свежими бинтами. Затем она отвела его на обед, незаметно влив в компот две ампулы.