6.
Оля сидела во дворе и наблюдала за игрой воробьев в песочнице. Наглые птички утащили у двух неповоротливых голубей пару ломтиков булки, брошенной Олей, и теперь, радостно чирикая, наслаждались добычей. Воздух наполнялся вечерним маревом, густея от лучей начавшего уже клониться к закату солнца и от жара сотней машин, застрявших на проспекте напротив.
– Привет, – Сергей подошел и сел рядом. – Почему домой не идешь?
– Опять задержался? – тихо улыбнулась она, бросая новый ломтик булки голубям, неторопливо шастающим поблизости.
– Да, пришлось, – соврал он, чувствуя себя неуютно от этого.
Она ничего не сказала, продолжая тихо улыбаться.
– А не хочу туда идти. Мне там тяжело, ты меня понимаешь? – Оля бросила на него извиняющийся взгляд и вновь сосредоточилась на воробьях.
– Посмотри, как им весело, правда?
– Я… – начал он, прокашлялся и продолжил хрипло. – Я отдал машину.
– Да? А Кому?
– Помнишь, мы ездили в центр неврологии, ну тогда…
– Да, помню. Ты тогда купил ее, чтобы Артема возить.
– Так вот я поговорил с их главврачом…
– Николаем Сергеевичем?
– Да, с ним. В общем я передал ее их центру, не могу я на ней ездить, нам она больше не нужна, может им поможет.
– Какой ты молодец! – Оля с восхищением посмотрела на мужа.
– А и забыла про нее. Помнишь, как другие родители брали ее у нас?
– Да, помню. Сам возил когда-то. Машина сейчас у дилера, они как узнали, так сами предложили поменять колодки, расходку, ну все такое. Завтра заберу.
– А как они узнали?
– Не знаю, сами позвонили. Ты же помнишь, они у нас еще чертежи просили.
– Да, – она помолчала. – А давай квартиру продадим.
– Можно. А что купим, где?
– Не знаю, где угодно, где угодно, – Оля сжала его руку, – подальше отсюда.
– Хорошо, завтра позвоню риэлтору.
– Нам пришел ответ из суда, – Оля протянула ему конверт, Сергей повертел его в руках и положил на скамейку.
– Можешь не читать, как под копирку.
– Ничего, это ожидалось. Помнишь, что нам Паша говорил? Пройдем все инстанции, а потом подадим в Европейский суд.
– А зачем? Я честно не понимаю, зачем нам это надо.
– Ты хочешь это прекратить?
– Нет, не хочу. Я только не понимаю, зачем мы это делаем.
– Наверно потому, что надо что-то делать, – Сергей прокашлялся, рука привычно хлопнула по карману, но сигарет не было, он больше не позволял себе курить, находя в этом болезненном неудовлетворенном желании отдушину для себя.
– Я больше на прорыв не пойду.
– Не надо, – Оля встревожено посмотрела на него.
– Если тебя посадят, я не выдержу, не выдержу.
– Не посадят, успокойся, – он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.
– Он жив, остальное не так уж важно.
– Да, он жив, – улыбнулась Оля.
Подъехало такси, и из него вышла худая пожилая женщина. Она направилась к их подъезду и долго стояла возле входной двери. Гулявшая рядом соседка по подъезду махнула рукой в сторону детской площадки, и женщина уверенно пошла к ним.
– Сергей, Ольга? – спросила она, встав перед ними.
– Да, это мы. Что вы хотели? – Сергей с вызовом посмотрел на нее, приняв за очередного сотрудника научного центра, пришедшего с новой порцией угроз.
– Я не из института, – сказала она и села рядом с Олей.
– Я мама Лизы Орловой.
Голос ее звучал спокойно и рассудительно. Сергей внимательно всмотрелся в ее лицо, в увядших за долгие годы чертах он узнал ассистентку Александра Ивановича.
– Лиза мне все рассказала, и я сама решила вмешаться, – она поправила волосы и стала копаться в сумочке. Вытащив белый конверт, она протянула его Оле.
– Вот, это вам. Прочтите дома. Как напишите ответ, сообщите мне, я написала телефон на конверте.
– Как Вас зовут, – спросила Оля, не решаясь открыть конверт.
– Анна Сергеевна. Не буду больше вас задерживать. Не торопитесь с ответом, Елизавета предупредила, что у Артема переходная психика.
– Простите, я не понимаю, – сказала Оля.
– Это вам лучше с моей дочерью обсудить, но ей нельзя с вами разговаривать. Поймите правильно, ей осталось чуть более полугода до окончания стажировки, от отзыва из института зависит ее дальнейшая карьера.
– Мы все понимаем, спасибо Вам большое, – Сергей встал, не в силах сдерживать заполнившее его нетерпение.
– О, не благодарите. Мне это только в радость, – Анна Сергеевна встала и привычным жестом поправила свое строгое платье.
– Главное, не торопитесь. Время в центре течет иначе, чем на свободе, а от ваших слов многое зависит. Мальчик пока не может понять кто он. Конечно, прошло очень мало времени, но Лиза думает, что время тут вряд ли поможет.
– Но, Александр Иванович говорил, что это невозможно, сознание сохранится только от одного, от Артема, – Оля вздрогнула, ужаснувшись от своих слов.
– Мне сложно судить об этом, но Лиза не очень лестно отзывается о своем начальнике. Собственно, как и мы все – никогда не любим свое руководство. Время покажет, кто был прав. Мне пора, до свидания.
– До свидания. И спасибо! – сказала Оля, вставая со скамейки.
Анна Сергеевна по-доброму улыбнулась и пошла обратно к такси. Они подождали, пока машина уедет, и поспешили домой.
В квартире приторно пахло чистотой, Оля неистово убиралась почти каждый день, пытаясь вытравить из стен, пола и мебели запахи прошлого. Сергей открыл настежь окно, на кухне, впуская теплый вечерний воздух.
– Прочтешь? – она протянула ему конверт и обессилено села на стул.
Внутри лежал сложенный несколько раз белый лист, одна сторона которого была исписана неровным почерком, уводя строку вверх. Он сел рядом и стал читать:
"Дорогие мама и папа,
со мной все в порядке, я чувствую себя хорошо. Мне очень сложно описать то, что со мной произошло. Это как игра, когда ты управляешь кем-то другим, странное чувство. Мне иногда кажется, что меня уже давно нет, а это все сон. А иногда мне кажется, что вся прошлая жизнь была сном. Я боюсь. И Толя боится, мы все боимся. Тут все боятся.
Я очень хочу домой, но не знаю, где теперь мой дом. Может я дома?
Я так хочу вас увидеть, мне столько хочется вам рассказать, но я понимаю, что это невозможно. Я вас очень сильно люблю. Мне кажется, что вам тяжелее, чем мне.
Толя тоже хочет с вами познакомиться, уверен, что вы ему понравитесь, а он вам. Толя очень добрый и сильный. Если сможете, найдите Улю, Толя очень просил. Она исчезла сразу после операции, Лиза сказала, что ее уволили.
Напишите мне ответ, я буду ждать.
Ваш сын Артем и Толя".
Сергей резко встал и подошел к шкафу. Вытащив бутылку коньяка, он налил себе половину стакана и залпом выпил.
– Тебе налить? – задыхаясь от жгучего алкоголя, спросил он.
Оля еле заметно кивнула, лихорадочно перечитывая письмо.
– Держи, – он поставил около нее полную рюмку и бутылку.
Вторая большая порция коньяка окончательно оглушила его, вводя в призрачное состояние балансирования между сном и явью.
– Господи, как он повзрослел, – прошептала Оля.
– Ты думаешь, что это он написал? Может это очередные эксперименты над нами?
– Нет, это он написал. Я чувствую. Но я не знаю, что мы можем ответить? – Оля допила рюмку и потянулась к вазочке с конфетами.
– Не знаю, не знаю. Пошли спать, сейчас мы ничего не придумаем.
– Мне кажется, что я не усну.
– Уснешь, – он налил полную рюмку.
Оля зажмурила глаза и залпом выпила.
Молодая юрист с достоинством раскладывала на столе разлинованные подписями и печатями бумаги, руки ее слегка подрагивали от удовольствия, а в глазах светился озорной огонек. Александр Иванович вполголоса переговаривался с адвокатом, нервно взмахивая руками.
– Ну вот, – пропела девушка. – Это результат нашего последнего слушания – в возбуждении дела отказано!
– Да когда же это черт возьми кончится! – воскликнул Александр Иванович и вскочил со стула. – Мне больше заняться нечем, чем ходить по этим вашим судилищам!
Молодая юрист с недоумением посмотрела на него, а потом на адвоката, пытаясь понять, что она сделала не так. Адвокат мягко улыбнулся ей, призывая не принимать сказанное на свой счет. Он встал из-за стола и подошел к столику, чтобы налить кофе.
– Александр Иванович, кофе будете? – спросил он, наливая чашку.
– Да, пожалуй, – Александр Иванович сел обратно за стол и стал перебирать разложенные документы. Смотрел на них он вверх ногами и с таким видом, будто это была китайская грамота.
– Машенька, вам чай?
– Да, Борис Моисеевич, спасибо, – молодая юрист осторожно села на свое место, расправляя и так идеально выглаженный костюм.
– Боря, вот скажи мне, ну сколько еще надо пройти инстанций, чтобы эти поняли, что им ничего не светит? – Александр Иванович сделал большой глоток и замолчал, сильно обжегшись.
– Я не могу знать, что они думают, мне кажется, что я понимаю их желание бороться за своего сына, – начал Борис Моисеевич, но его тут же перебил Александр Иванович.
– Какого сына? Это наш питомец, мы его опекуны! То, что они дали часть мозга не означает, что они могут претендовать…
– Я все понимаю, – остановил его Борис Моисеевич. – Вернемся к делу. У них остается еще две попытки в наших судах, и одна попытка в Европейском. За последний я ничего не могу сказать, а вот наши-то мы выиграем. Машенька уже все подготовила.
Молодая юрист широко улыбнулась, довольная похвалой начальника. Александр Иванович криво улыбнулся ей, чувствуя, что зря обидел девушку.
– Да, Маша у нас молодец, все бы такими были. А нельзя сделать так, чтобы они… ну не знаю, расхотели, что ли, а?
– Это должно быть их желание. Возможно, конечно, стоит их подтолкнуть к этому решению.
– Ну так давай подтолкнем. Понимаешь, наши инвесторы не очень хотят вникать в суть вопроса, а репутация страдает. – Да, мне все понятно.
– Вот, а раз репутация страдает, так и весь проект под угрозой. Через два года мы должны выполнить первую коммерческую адаптацию, а пока из-за этих уродов мы не можем приступить ко второй стадии!
– Понимаешь, Саша, наше законодательство пока не позволяет нам… эм, свободно действовать. Если можно так сказать.
– Кстати, а что у нас с законопроектом, а? Деньги отдали, а он до сих пор не внесен!
– Нельзя, пока не утихнет шумиха вокруг этого дела, вносить что-либо на рассмотрение не стоит, поверь мне.
– Да я верю, верю! А что толку! Давайте как-то, не знаю, принудим их отказаться от суда, а?
– Можно обратиться к общественности. Общественное мнение обладает огромной силой воздействия, – предложила Маша.
– Хм, Машенька, а это мысль, – задумался Борис Моисеевич.
– Не понял, вы что, хотите вынести все на общественные слушания?
– Не совсем так, не совсем так, – Борис Моисеевич стал копаться в телефоне.
– Алло, алло!
В трубке послышался бодрый громкий голос.
– Да, Борис Моисеевич, слушаю Вас!
– Коля, привет. Как сам? Как жена, дети?
– Да Вашими же молитвами. Тьфу-тьфу-тьфу – все хорошо. Как Ваше здоровье, как внуки?
– О-о! Они мне знаешь, как здоровья прибавляют, мне кажется, что я молодею рядом с ними. Но ладно. Это мы с тобой при встрече обсудим. Я к тебе по делу.
– Я весь во внимании.
– Есть идейка для одного сюжета, я думаю, что это будет бомба.
– Да, интересно. Ну а намекните, о чем речь?
– Ну, скажем так, речь идет о продаже детских органов.
– Хм, и где же это происходит?
– В Москве, в самой столице.
– Принято. Куда надо ехать?
– Давай через два часа встретимся на Патриарших, там же, договорились?
– Конечно, я забронирую столик.
– Ну все, до встречи.
– До свидания, Борис Моисеевич.
Адвокат отложил телефон в сторону и весело посмотрел на Александра Ивановича.
– Я не очень понял, – сказал Александр Иванович.
– Нам следует поменять местами жертву и палача. Это, конечно, будет стоить денег, но зато все узнают, как они вымогали деньги из научного центра.
– А если кто-то узнает?
– Никто даже копать не будет. Сейчас никому не нужна правда, достаточно того, что пройдет по СМИ, вуа-ля! Это и есть правда!
– А мне нравится, давай так сделаем. Да, у нас еще один вопрос остался, по поводу моей ассистентки.
– Уволить мы ее не можем, – начала Маша, выложив перед собой документы, – согласно пунктам 4.2 и 5.7 контракта…
– Не надо, давай по сути, – раздраженно махнул рукой Александр Иванович.
– Если вкратце, то она должна закончить стажировку, и только тогда центр может расторгнуть с ней контракт.
– А чем она тебе так не угодила, вроде хорошая, умная девушка. К тому же и красивая, не понимаю тебя, – пожал плечами Александр Иванович.
– Не знаю, что-то они с объектом сильно сдружились, а поймать ее не могу.
– Предчувствия, предчувствия. Они частенько бывают сильнее самых веских доказательств.
– Согласно пункту 12.7 мы можем перевести ее на стажировку в другой институт, если это следует интересам научного центра! – звонко отчеканила Маша.
– Вот! Ну, супер! – Александр Иванович потер руки от удовольствия.
– Я ее закопаю в реанимацию областного центра! Маша, зайдешь ко мне после обеда, составим направление, а я пока договорюсь с их главврачом.
– Трансфер, – ухмыльнулся Борис Моисеевич.
– А не жалко? Она же многое сделала для этого проекта.
– Ты знаешь нет, не жалко. Была бы чуть посговорчивей, пошла бы в гору, а так, пусть получает за свои принципы, – Александр Иванович неприятно хохотнул, недвусмысленно посмотрев на Бориса Моисеевича, тот сокрушенно покачал головой.
7
.
Лиза вошла в переговорную, которая была уже забита до отказа. Ее задержал Артем, делившийся с ней впечатлениями о последней прочитанной книге, которых она ему закачала целую библиотеку на электронную книгу. Все места за столом были заняты, около Александра Ивановича сидели молодые ординаторы, явно искавшие его величайшего снисхождения. Она села в конце стола и стала внимательно изучать выведенные на экран данные.
– Определенно мы видим положительный тренд в адаптации донорских частей мозга. Система более не выявляет нарушений в обмене потенциалов. Мы можем определенно говорить, что процесс адаптации прошел успешно! – торжественно закончил ординатор, сидевший по правую руку от Александра Ивановича.
– Замечательно. Спасибо Антону за доклад. Ну что, друзья, я могу нас поздравить с успехом, не правда ли? – Александр Иванович хлопнул в ладоши, и комната наполнилась ликующими овациями.
Лиза продолжала изучать таблицу на экране, сверяясь со своим блокнотом.
– Данные неверные, – твердо сказала она. – Таблица потенциалов не соответствует текущему периоду. Это данные трехнедельной давности.
– Не понял? – переспросил Александр Иванович.
– Все верно, я сейчас проверю, – ординатор стал листать планшет, – сейчас, сейчас.
Ой, опять все закрылось. Одну секундочку, секундочку.
Он долго возился с планшетом, лихорадочно открывая файл за файлом и не находя нужной информации.
– По замерам этой недели мы можем определить, что процесс адаптации изменил свое направление, – Лиза подошла к доске и стала выписывать данные в столбцы. – Это было, а это сейчас.
Она указывала маркером на значения, которые все больше отличались друг от друга.
– Я не понимаю, что ты хочешь нам сказать, – раздраженно сказал Александр Иванович.
– Черт, не могу найти, – паниковал ординатор, вглядывавшийся вместе с другими в экран планшета.
– Я хочу сказать, что мы имеем явное падение потенциала на линии соприкосновения с наноконтроллерами. Генерация импульсов находится на том же уровне. На лицо идет уход информации по другому каналу.
– Какому еще каналу? – все более раздражался Александр Иванович.
– Я предполагаю, что в мозге объекта 1 формируется новая нейронная связь, отличная от существовавшей ранее и внедренной нами. Это говорит, что процесс адаптации перешел в стадию эволюционирования, и мы имеем сейчас неизвестную модель, которая требует дальнейшего наблюдения.
Лиза вновь полистала блокнот и, найдя нужные данные, подошла к ноутбуку, выводя на экран последний анализ ДНК, сделанный вчера.
– Объект 1 становится химерой. В его крови уже явно присутствует вторая ДНК. О разделении организма также свидетельствует раздвоение личности объекта 1, но это если использовать общепринятую терминологию. Я же настаиваю, что никакого раздвоения личности нет – это две личности, два Сознания в одном теле, причем каждое взаимодействует друг с другом постоянно. Также можно предположить, что происходит медленная деградация сети наноконтроллеров, как видно из последнего отчета.
– Не надо! – остановил ее Александр Иванович. – Я все знаю. Твои домыслы далеки от научной мысли. Вы же у нас здесь последнюю неделю, не правда ли?
– Да, все верно. Вы переводите меня в областную.
– Ну почему же я? Это необходимо центру. Вы же хотите закончить свою работу?
– Мне все понятно, Александр Иванович. Не надо объяснять,– она с вызовом посмотрела на него.
– Я думаю, что не стоит затягивать с этим. Насколько я знаю, у Вас накопилось несколько отгулов. Я отпускаю вас в отгулы до конца недели.
– Но я бы хотела закончить работу здесь, – опешила она.
– Ничего, закончат Антон и Дима, – он показал на сидевших рядом довольных ординаторов, так и не нашедших нужного файла. – Вся информация у нас в базе, ребята справятся, не беспокойтесь. И спасибо за участие. Не смею более задерживать.
– Хорошо, – Лиза резко одернула полы халата. – Единственно, я бы хотела сказать, что Вы не понимаете с чем имеете дело. Объект 1 не стабилен…
– Вот, нашел! – обрадовался ординатор, побежав к ноутбуку.
Лиза тяжело вздохнула и резко вышла из комнаты. Смутное предчувствие овладело ею, и она побежала в палату к Артему. Не смотря на изменения в поведении, она называла его Артемом, тем более, что он сам определил себя именно так, хотя о доминировании сознания Артема речи не шло, Толя и Артем жили вместе, на равных.
– Уже освободилась? – Артем радостно подбежал к ней.
– Мы с тобой больше не увидимся, меня увольняют.
– Да, ты говорила. Но это только на следующей неделе.
– Нет, сегодня. Ты помнишь адреса, которые я тебе писала?
– Да, конечно помню.
– Хорошо. Помнишь, как было в последней книге?
– Да, конечно. Ты хочешь, чтобы я поступил точно также?
– Я тут не причем. Этого должен хотеть ты. Вот, – она протянула ему свернутые в трубочку банкноты. – Спрячь их, но не здесь. Если решишься, они тебе понадобятся.
– Тебе пора идти, – серьезно сказал Артем.
– Да. Будь умницей, – она поцеловала его в щеку, отчего Артем покрылся пунцовым румянцем.
– Мы с тобой еще увидимся. Я обещаю, – он кивнул ей, и Лиза вышла в коридор, застыв около двери.
Завибрировал телефон. Пришло сообщение, что срок действия пропуска истек. Она усмехнулась и пошла в раздевалку.
Оля остановилась недалеко от дома, странное скопление людей и машин около их подъезда смутило ее. Дорогу перегородило два микроавтобуса с большими тарелками на крыше, вокруг нервно курило несколько человек, постоянно оглядываясь. Чувство тревоги, зародившееся в ней, выросло до гигантского колоса и пригвоздило ее на месте.
– Вон она! – крикнул один у подъезда, и вся группа, бросилась к ней.
Через мгновение ее облепили и незнакомые люди, что-то яростно кричавшие, тыкавшие ей в лицо микрофонами и камерой.
– Что Вы чувствовали, когда продавали своего ребенка? – кричал один.
– Сколько стоит материнская любовь? – неистова голосила другая.
– Вы когда-нибудь любили своего сына?!
– Что скажет Вам ваша мать?!
– Кто вы? Отстаньте от меня? Никого я не продавала, что вы говорите?! – Оля как могла отмахивалась от них, теряя силы от их напора. В конце концов она закрыла лицо руками и попыталась вырваться, но стоявшие позади замкнули ее плотным кольцом.
Она не понимала, сколько это продолжалось, окруженная крикливыми вопросами, от которых становилось страшно. Как в бреду, Оля смотрела, как Сергей врезался в эту толпу, размашистыми ударами разбрасывая журналистов. Он схватил ее за руку, и она побежала за ним на ватных ногах, с трудом осознавая происходящее.
Подъезд им открыл сосед, остолбеневший от происходящего.
– Быстрее! – крикнул он им, готовясь захлопнуть за ними дверь.
Все, внутри. Дверь захлопнулась, скрывая шум улицы. Они поднялись на свой этаж.
– Сережа, что это? – Оля с дрожью в руках показала на заклеенную проклятиями дверь.
Сергей яростно сдирал с двери наклейки с надписями «Убийцы!» и с перевернутыми крестами. Когда они вошли в квартиру, он закрыл дверь на все замки и побежал зашторивать окна.
Оля стояла в прихожей, медленно приходя в себя.
– Я этих уродов еще у метро увидел, – сказал Сергей, тяжело дыша.
– Ты как, нормально?
– Сереж, почему они так говорят? Разве мы это сделали? О каких деньгах они говорят?
– Они нас травят, хотят, чтобы мы отозвали иск. Я сейчас звонил Паше, он сказал, чтобы мы с ними не разговаривали.
– Они сказали, что я продала Артема. Продала? А кому? Что же это? Я не понимаю, не понимаю? – она искала ответа в его глазах, но он только покачал головой и крепко прижал к себе.
– Они нам мстят, надо вытерпеть. Надо вытерпеть.
– Но я устала, я устала терпеть!
В дверь позвонили, долго. Затем позвонили еще и еще, наращивая темп. Сергей подбежал к двери и увидел в глазке толпу в лифтовом холле. Они почувствовали его приближение и громко заорали, требуя открыть дверь. Сергей сорвал со стены зашедшийся звонок, но собравшиеся стали яростно стучать в дверь.
– Открой, я поговорю с ними, – подошла Оля и требовательно посмотрела на мужа. В руках ее был длинный кухонный нож, а в глазах горела злая решимость.
– Дай-ка сюда, – он мягко забрал у нее нож и, обняв за плечи, увел в комнату.
– Почему ты не хочешь, чтобы я с ними поговорила? – Оля была спокойная на вид, но чрезмерно спокойный холодный тон выдавал ту слабую границу, преступив которую она вновь войдет в яростную истерику, так хорошо знакомую ему , так давно забытую.
– Я вызову полицию, а потом позвоню Паше.
– А что Паша? У него, между прочим, своя семья и дети. Ты о них подумал?
– Подумал. Я же не предлагаю ему прибежать сюда и растолкать этих умалишенных?
Он набрал службу спасения. Оля, оглушенная дребезжащей под ударами дверью и волной ненависти, сменяемой животным страхом быть растерзанными, смотрела на него, читая по губам, как он спокойным голосом объяснял ситуацию. Потом был долгий разговор с Пашей, который она уже не слышала, забившись в угол кровати.
– Оля, Оля, – он потряс ее за плечо. Она открыла глаза и повернулась к нему, в квартире было тихо, а в дверях стоял мрачный Паша, как всегда поигрывая бензиновой зажигалкой.
– Нам надо собираться.
– Собираться? Как? Куда? Паша, что происходит? – воспоминания об осаде их квартиры заставили ее задрожать и плотнее забиться в угол.
– Они ушли, ушли, – успокаивал ее Сергей, настойчиво тормоша. – Я собрал наши вещи, нам пора.
– Надо торопиться, – Паша посмотрел на часы.
– Скоро должна быть вторая волна.
– Вторая волна? – она села на кровать и широко раскрыла глаза.
– В машине объясню, – Паша кивнул и пошел к выходу.
Через пять минут они уже мчались вперед по проспекту. Сергей сидел впереди, а сзади Олю уговаривала выпить какое-то лекарство жена Паши Настя.
– Нет, спасибо, я не хочу, – твердо ответила ей Оля.
– Ладно, но возьми с собой, потом примешь, – Настя положила ей коробочку в сумку.
– Короче, я это уже говорил Сергею, но повторю тебе – вас заказали. Поэтому вам лучше временно скрыться из города, – низким баритоном сказал Паша.
– Я не знаю, как долго это продлится, но не думаю, что меньше двух месяцев.
– Заказали? – удивилась Оля. – Как это?
– Это грязно и мерзко, не хочу об этом говорить, – сказал Паша.
– Дам совет – не смотрите пока телевизор и вообще не читайте прессу. Я и не думал, что они могли пойти на такое, но, что есть, то есть.
– А как же работа? А квартира? – встревожилась Оля.
– Работа? Да никак. Я завтра поговорю с вашими компаниями, возможно, что лучше уволиться. Найдете другую, когда все утихнет, – Паша открыл окно и закурил.
– Возможно, что вам лучше насовсем уехать из Москвы.
– Насовсем? А куда? Куда нам ехать?
– Вариантов много, но лучше куда-нибудь подальше. Деньги у вас есть, опять же квартиру продадим, дом у вас не старый. Надо начинать новую жизнь.
– А как же Артем? – Оля испытующее посмотрела на затылок мужа, но он ничего не ответил.
– Артема нам никогда не отдадут, тут уже все давно решено. Я это понял после третьего заседания.
– Получается, что они выиграли?
– Да, они выиграли. Но не стоит добавлять свои жизни в копилку их побед. Все-таки Артем жив, и это главное.
– Да, Артем жив. Пускай он и не с вами, но зато он живой и здоровый, – сказала Настя.
– Живой, – повторила Оля и, блеснув глазами, шепотом добавила, – только это больше не Артем.
Внутренний счет времени остановился, давая организму передышку, томившемуся ожиданием неизбежности переломного события. Артем чувствовал это, наблюдая за тем, как вокруг него суетятся ассистенты Александра Ивановича. С него уже сняли бинт, и только опытный взгляд смог бы разглядеть тонкие шрамы от операции, но ему это было не нужно. Он и так знал их и чувствовал, ощущая жгучую грань вмешательства. Поначалу он говорил об этом, но последовавшая за этим ударная доза транквилизаторов, которыми пичкали его ежедневно, утвердила его в мыслях о молчании.
Он старался говорить на отвлеченные темы, присущие подросткам его возраста, интересоваться, точнее делать вид, всеми современными тенденциями, превращая себя в типичного городского жителя, мечтавшего о роскошной машине и карьере в крупной компании. Ему вполне удавалась эта роль, и вскоре ему снизили дозу, возвращая сознание в менее туманную атмосферу.
Солнце уже стало клониться к закату, когда он закончил опрыскивать фунгицидами последнюю линию кустарников. Механически выполняя несложную работу, он вновь и вновь прочитывал в голове письмо от родителей, а потом письмо от Ули. Лизе удалось пронести их на территорию, втайне передав ему эти сокровища, которые ему пришлось уничтожить сразу, после уходы Лизы из центра. Повинуясь непонятному чувству, он уничтожил письма сразу после ее ухода, а деньги положил на самое видное место, поставив на полку рядом с головоломками, которыми его заставляли заниматься.
– Артем! – крикнул ему приставленный санитар, – пора идти.
Это был сильный высокий парень, простой и добрый. Он довольно хорошо обращался с ним, иногда играя в баскетбол или настольный теннис, но все же той близости дружбы, которую он ощущал с Улей или Лизой, не было.
– Иду! – Артем закончил с последним кустом, приветливо помахав ему, а в голове он снова читал для Толи письмо от Ули, а для себя от родителей, сливая их в один огромный символ надежды.
После ужина санитар ночной смены отвел его в библиотеку, где стояли пустые полки шкафов, Александр Иванович заметил, что Артем интересуется книгами, и решил убрать все книги. Посреди комнаты стоял большой телевизор, на котором вопили последние новости. Развалившись на диване, сидели ординаторы, остановившимися глазами смотря новости. У Артема похолодело на сердце – на экране была мама, униженная, оскорбленная, гибнущая под натиском нелепых, злых слов, значения которых он не хотел для себя понимать. Повинуясь первому движению, он дернулся, но остановив себя, вывел вперед Толю, способного более глубоко скрывать свои чувства. Ординатор бросил на него взгляд, изучая реакцию, но в экран смотрел Толя, выпятивший вперед маску былой дебильности, впрочем, свойственной многим зрителям.
Толя умело играл свою роль, хотя за последние недели он многому научился у Артема, все труднее давалось ему старая гримаса, носившая теперь лишь театральную окраску. Глаза Артема горели неистовой яростью, левая рука была сжата в кулак до белых костяшек, но Толя умело скрывал его, для пущей острастки выпячивая вперед губу.
– Как был дебилом, так им и остался, – шепнул ординатор сидевшему рядом.
Тот мельком взглянул на Толю, а потом на соседа слева, запрокинувшего голову.
– Да ладно, вон, на Димона посмотри – еще вопрос, кто тут дебил!